Хранители Седых Холмов

Глава 22

Дышать…

Первое, что сделал Яр, когда очнулся, жадно втянул воздух, но тут же зашёлся кашлем. С великим трудом перевернулся на живот, приподнялся на локтях и выблевал воду, застрявшую в лёгких.

Погань…

Синегорка ничком лежала поодаль. До неё пришлось ползти: встать Яр не мог — ноги не держали.

— Эй! — Он потряс её. — Живая?

Воеводица еле-еле разлепила глаза, промычала что-то нечленораздельное, и её тотчас вывернуло наизнанку. Благо, Яр успел уложить богатыршу на бок, иначе захлебнулась бы рвотой к едрёне фене.

— Г-где… м-мы…? — выдавила Синегорка, восстанавливая дыхание.

«Не знаю», — хотел сказать Яромир, но вскинул голову и глухо матюгнулся.

Прямо перед ними, под тёмными каменными сводами сияла исполинская — сажени в три — кварцевая глыба весьма узнаваемой формы. По выпуклостям то и дело пробегали мерцающие сполохи. Глыба светилась изнутри и, кажется, пульсировала.

Понять, что к чему, не составило труда: не зря же Яр вызубрил злосчастную страницу из «Бестиария»! Енкур явно знал, о чём писал…

— Сердце пустыни… — проговорил Яромир, не веря глазам.

Так вот оно какое! Самое, что ни на есть, настоящее сердце. Бьётся даже. Светится. А значит…

— Думаешь, та твоя пещера Чудес где-то под ним? — озвучила Синегорка его собственные мысли.

— Не исключено, — отозвался Ледорез.

— И тот артефакт, что мы ищем — тоже там?

Яромир пожал плечами. Он знал не больше, чем Енкур записал в своей книге. И вдруг его осенило…

— Как долго ты с бой-бабами? — спросил он.

— Давненько, — ответила Синегорка и посмотрела внимательно: уж не тронулся ли? — Когда принимаем силу, время теряет над нами власть. Я постарше тебя, наймит. И порядочно.

Признание не смутило.

— Слыхала о первой полянице?

— Заряславе?

Ледорез кивнул.

— Конечно, слыхала. Да и как не слыхать? Заряслава — легенда! — Синегорка села и обхватила колени руками. — Говорят, она была не хуже нашей княжны. Красивая, знатного рода, с богатым приданым. Её отчаянно пытались сосватать так, чтобы не прогадать, и в конце концов сосватали. Но Заряславе никогда не было до этого дела. Пока матушка с батюшкой перебирали женихов, она упражнялась с копьём и луком. А мечом владела так, что давала фору лучшим отцовым дружинникам. Сила снизошла к ней с Небес. В шестнадцать Заряслава в одиночку одолела сталешкурую гидру, а в семнадцать, переодевшись ратником, ушла воевать супротив нечистых. Там, на ратных полях, присоединилась к отряду магоборцев. Вместе они запечатали нелюдь в Седых Холмах и дали нерушимую клятву: их плоть и кровь стала…

— Ключами… — пробормотал Яр.

— Ты знаешь о них?

— Есть чутка. А ты?

— Только о косах. Заряслава срезала их, чтобы сдержать чародейскую мощь нечисти.

— Как они попали в пустыню?

— Понятия не имею, — призналась Синегорка. — Может, их вообще там нет! — она кивком указала на гигантское кварцевое сердце.

Яромир нахмурился.

Имелся только один способ проверить…

— Встать сможешь?

— А есть варианты?

Яр поднялся сам и протянул руку. Богатырша глянула сардонически.

— Благородного витязя строишь? Тебе не к лицу.

Ледорез даже бровью не повёл. Синегорка хмыкнула, ухватила ладонь, рывком приняла вертикальное положение и тут же покачнулась. Она упала бы, если б Яр не подставил плечо.

— О-ох! — Богатырша рефлекторно вцепилась в него и… так же резко отстранилась. Поймала взгляд, сощурилась и прошипела: — Скажешь кому — яйца отчекрыжу.

Ледорез отпустил её, воздел глаза к тёмным каменным сводам и беззвучно выматерился.

Бабы! Одна чудней другой. Спасу нет!

— Пошли, — скомандовал коротко и двинулся к исполинскому сердцу. О том, где они и как сюда попали, он старался не думать. — Найдём вход.

Синегорка одёрнула кожаный доспех и двинулась следом.

Сердце пульсировало. От каждого удара по подземному озеру, над которым оно высилось, расходились волны слепящего света.

Яромир шёл впереди по колено в воде. Синегорка не отставала. Марий Полумесяц замыкал процессию.

— Осторожнее, — сказал Призрак, когда они добрались до гигантского кварцевого органа. — Без надобности не лапай. Мало ли что!

— Ну и ну… — протянула Синегорка, вскинув голову. Она прикрыла глаза ладонью, чтоб не ослепнуть от чародейского сияния. — Рассказать кому — не поверят!

— Енкур писал, пещера в сердце пустыни, — проговорил Яр.

— Если так, нам надо внутрь, — резонно заметила богатырша.

— Похоже на то… — тихо откликнулся Ледорез. Как в эту самую «нутрь» попасть, он не имел ни малейшего представления.

— Попробуем обойти, — предложила Синегорка.

Она осторожно двинулась по кругу, но это ничего не дало: в какой-то момент богатырша оступилась и ухнулась в воду. Ушла прям с макушкой, но тут же вынырнула и (теперь уже без закидонов) ухватилась за протянутую руку Ледореза.

— Ах ты… мошонка крокодилья! — ругнулась богатырша, выбираясь на поверхность. — Нету там никакого входа! И выхода тоже! Ни щели, ни трещины — ничего!

— Загадка каменного сердца… — изрёк Марий тоном многомудрого волхва и воздел указательный перст. — Тайна не для средних умов!

Яр смерил товарища неласковым взглядом, выхватил кинжал и без лишних рассуждений всадил в пульсирующую кварцевую поверхность по самую рукоять.

— Дикарь, — с презрением буркнул Полумесяц. — Разве так можно? Это ж реликт! — Но тут же округлил глаза и выпалил: — Смотри!

По мерцающей глади зазмеилась трещина, и кварц разверзся, точно вспоротый холст.

Недолго думая, Ледорез втолкнул в образовавшуюся прогалину Синегорку и сам прыгнул следом.

Пещера Чудес полностью оправдывала название. Сердце (настоящее, не каменное) здесь замирало, и хотелось тереть глаза и щипать себя — уж не почудилось ли? Яр никогда не видал столько золота: горы монет, пирамиды слитков, кубки, цепи, самородки… Тут и там сияли огромные — с грушу — рубины, изумруды, сапфиры. Переливались радужными гранями крупные бриллианты, сиял желтизной янтарь, под ногами хрустела алмазная крошка.

— Да-а-а… — протянул Полумесяц, озираясь по сторонам. — Бахамуту бы здесь понравилось.

— Эй, наймит, — окликнула Синегорка. Вид у богатырши был настороженный. — Глянь-ка.

Яр подошёл ближе и нахмурился. На высоком золотом постаменте в платиновом держателе сиял красотой здоровущий чёрный бриллиант сложнейшей огранки. Однако вовсе не камень заставил богатыршу встревожиться.

Со всех сторон к бриллианту тянулись златые длани статуй. Фигуры были выполнены так искусно, что хоть морщины на лбах пересчитывай. В остекленелых вежах застыли страх и алчность, отчаяние, жажда наживы и граничащая с безумием паника. Крики навечно застряли в раззявленных ртах…

Вот же погань.

Ледорез переглянулся с Синегоркой и увидел в её глазах тень собственных подозрений.

— Лучше ничего не трогать, — проговорила богатырша.

Яр согласно кивнул, и они двинулись вперёд рука об руку, осторожно пробираясь в самую глубь пещеры. Наконец, перед ними возникла странная лестница. Гладкие камни попросту висели в воздухе, ни на что не опираясь, и поднимались высоко-высоко, к самому своду, а внизу разверзлась бездонная, полная непроглядной черноты, пропасть.

— Ну и ну… — проговорила Синегорка.

— Жди здесь. — Ледорез шагнул было к ступеням, но богатырша преградила путь.

— Эй, наймит! — она упёрла руки в бока и зыркнула исподлобья. — Не забывайся. Я тебе не княжна-фиалка. И опыта имею поболе твоего!

— Знаю, — кивнул Яр. — Потому и прошу остаться.

Синегорка взвесила его слова и вздохнула.

— Ладно, ступай. Кто-то же должен прикрыть твою задницу, — богатырша сально улыбнулась. — Она, кстати, весьма неплоха: рука так и тянется шлёпнуть!

Яромир пропустил скабрезную похвальбу мимо ушей и решительно поставил ногу на первую ступень. Шагнул на вторую. Переступил на третью… Парящая лестница держала не хуже каменной, хотя балясин и перил отчаянно не хватало.

— Не смотри вниз, — подсказал Марий.

Яр последовал совету. Но легче не стало: из башки никак не шло, что грёбаные камни в любой момент могут оторваться и рухнуть вниз.

Погань…

Чтобы отвлечься от страхов, Ледорез принялся считать ступени, но на восемьдесят первой сбился и бросил затею к чёртовой матери. Спустя целую вечность и четверть свечи, он добрался. Лестница вывела на узкое плато, где высился алтарь из чёрного, в зелёных прожилках, мрамора, а на нём…

Ровные шеренги унылых глиняных горшков.

Кособокие пыльные сосуды сиротливо жались друг к другу. Большие, средние и совсем маленькие, пузатые и вытянутые, они ничем не отличались от крынок, обитающих на кухне у любой бабы. За исключением небольшой, но весьма существенной детали.

В одном из горшков сидел могущественный, грозный и неудержимый демон пустыни — Дэв.