Хранители Седых Холмов

Глава 26

Удар — точный, выверенный, хорошо поставленный и мощный — должен был пробить магрибу грудину, но взрезал пустоту.

Глинобитная хижина растворилась, как туман. Исчезла и пустыня. Вместо раскалённого песка Яромир повалился в снег. Но не в мягкий, точно перина, пушистый сугроб, а на колючую задубевшую корку, какая бывает в конце зимы после череды морозов и ростепелей.

— П-погань! — Ледорез приподнялся на локтях и обтёр обожжённую холодом рожу. Моргнул.

Какого хера?

Тёмные очертания казались знакомыми до зубовного скрежета, и Яр для верности моргнул ещё разок.

Не исчезло. Вот же погань!

Полуразрушенные остовы башен впивались в свинцовое небо обугленными вершинами.

Сучий потрох!

Яромир поднялся.

— Это морок! — сказал вслух, и изо рта вырвалось облачко пара. — Всё невзаправду!

— Ой, ли! — проскрипел кто-то, и Яр обернулся. На обломках стены восседал седой, как лунь, старикан с корявым дрыном вместо посоха. — Вот и свиделись, полудушник.

— Ты… — Ледорез сглотнул. Что за бесовщина?

— Я, — кивнул старец. Его белые, лишённые зрачков глаза казались слепыми, но следили внимательно. — Никуда тебе от меня не деться. Так уж вышло, не обессудь. Я — твоя судьбинушка.

— Нет, — коротко бросил Яр и двинулся туда, где, как он помнил, имелся выход к большаку.

Магрибы затеяли опасную игру и влезли ему в голову. А потому важно не поддаваться панике и помнить: всё вокруг иллюзия. Нет чародейства, которого нельзя было бы разрушить. Любой морок имеет свой предел. Так сказала Снеженика, когда превратила Лютеня в своего двойника [1]. Кто-кто, а уж она в колдунстве разбирается!

— Уже уходишь? — старик спрыгнул со стены и поковылял за ним. — А поговорить?

Яромир не удостоил старца даже взглядом и ускорил шаг. Но седовласый преследователь внезапно возник перед самым его носом.

— От судьбы не уйти, полудушник, — выпалил он. — Я — твоё будущее. Ты — моё прошлое. Другого не дано. Гляди же на меня, на великого воина, Яромира Ледореза! Гляди и знай, что тебя ждёт!

Он взмахнул посохом, и Яромир увидел… себя. Не старого, не юного, а такого, как сейчас.

Он стоял посреди пещеры, склонившись у хрустального гроба, что покачивался на златых цепях. В гробу лежала бледная — ни кровинки — …

— Снеженика! — сорвалось с губ, и тот, другой Яромир обернулся. Нахмурился. Но так никого и не увидел.

— Она люба тебе… — скрипел старик. Он сделался невидимым, но голос отчётливо звучал в голове. — И ты её погубишь.

В руке «другого» Яромира блеснул кинжал. Короткий замах, и сталь пробила девичью грудь.

Яр непроизвольно схватился за сердце, шумно втянул воздух и понял вдруг, что рука его ссохлась, одрябла и покрылась старческими пятнами. Пальцы скрючились, а ногти пожелтели.

— Нет! — прохрипел он изменившимся голосом.

Перед глазами всё плыло, сливалось, и мир тонул в белёсом тумане. Краски тускли, силуэты стремительно теряли чёткость и таяли. Всё становилось блёклым. Бесцветным. Пустым. Яр с ужасом осознал, что слепнет.

— Не противься, — шептал старикан. — Прими свой удел. Ты клялся глазами, помнишь? И нарушил клятву.

— Неправда, — выдавил Яр. Дышать стало трудно, в груди саднило, а к горлу подкатывал ком. — Я не причиню ей вреда. Никогда.

— Почему? Потому что любишь? Ха! Не смеши, полудушник. Вспомни своего дружка, Мария. Он был тебе названым братом, но ты убил его. Убил. И съел.

Яр стиснул зубы так, что чуть не раскрошил. Нет, уж. На этот крючок он больше не клюнет.

— Мария убила Пагуба, — твёрдо заявил он.

Видение тут же исчезло. Остался только голос. Надтреснутый и скрипучий, он гудел в сознании навязчивым эхом.

— Ты убьёшь её. Убьёшь свою женщину. Потеряешь глаза и лишишься рассудка. Этого не избежать. Смирись! Ты обречён на одиночество. Все, кто тебе дорог — погибнут. Один за другим. Но я буду ждать тебя. Ведь я — твоя свобода. Твоё безумие. Я — это ты!

Я — это ты!..

Возвращение в реальность вышибло дух. Яромир вынырнул из морока, точно из трясины, и часто задышал, жадно глотая воздух. Слепящая пелена спала, но картина, открывшаяся взору, оставляла желать лучшего.

Связанная Преслава по-прежнему маялась видениями. Магрибы стояли, вскинув руки, и бормотали что-то на неизвестном наречии, а Синегорка…

Двигаясь, точно сомнамбула, богатырша несла колдунам крынку, с великим трудом добытую в пещере Чудес. Сообразить, что воеводица околдована, труда не составило.

— Погань! — ругнулся Ледорез, вскочил и кинулся на бой-бабу.

Синегорка среагировала мгновенно. Увернулась, не позволив себя схватить, и встретила кулаком в челюсть. Удар намечался знатный — Яр был выше на полголовы, и мощный прилёт снизу обошёлся бы дорого, — но Яромир перехватил руку богатырши, и они сцепились. Заломать Синегорку — крупную, мощную, закалённую в кровавых битвах — дело непростое. Особенно, если не пускать в ход кулаки: калечить боевую подругу Ледорез не собирался, а потому попросту норовил подмять под себя и выдернуть из руки злополучный кувшин.

— Отдай крынку! — рявкнул он, но заколдованная богатырша не думала сдаваться.

Она вывернулась из стальных объятий и крепко зарядила коленом промеж ног. Яр, глухо зарычав, согнулся пополам, а Синегорка рванулась к магрибам. Но далеко не ушла: Ледорез ухватил её за косу и дёрнул на себя. Богатырша зашипела, вцепилась в его запястье и крутанулась, безотчётно приложив по уху тем, что держала в руке…

Лязг разбившегося сосуда прозвучал набатом. Всё, что произошло дальше, случилось одновременно.

Магрибы выпали из колдовского транса.

Синегорка взвыла, схватилась за голову и чуть не повалилась навзничь. Яромир насилу успел её подхватить.

Преслава распахнула глаза, рыпнулась встать, охнула — сообразила, что связана — и завозилась, освобождаясь от пут. Она это умела, Яр это знал.

А над черепками многострадальной крынки закружился водоворот чёрного дыма. Мощные толчки сотрясли хижину раз, второй, третий. По стенам побежали трещины, и крыша обвалилась, выпуская на волю тёмное неистовство.

Яромир никогда не видал дэвов и не имел понятия, как они выглядят. Но Енкур в своём «Бестиарии» описал лик пустынного демона. И, надо признать, весьма точно.

Великан, сотканный из угольного дыма. Лысый, могучий, круторогий, с пылающими провалами глаз и песчаным смерчем вместо ног, закованный в кандалы из туго переплетённых…

— Это что… волосы? — прищурился Марий.

— Косы поляницы, — ответил Яр, не заботясь, услышат его или нет.

Дэв расправил плечи и развёл руки. Между ладоней, потрескивая, засверкали молнии. Демон захохотал, и смех был подобен грому.

— Он собирается ударить! — выпалил Марий.

Яр видел это. И понимал — после такого удара от хижины останется только дымящаяся воронка, а от всех, кто в ней — горстка пепла. Но…

Пока на Дэве косы, его можно подчинить. Яромир это знал. И магрибы, похоже, тоже…

Колдуны взялись за руки, образовав живую цепь, и басовито забуробили, частя словами.

— Заклинание! — сообразил Яр.

Погань! Если магрибы доведут дело до конца, самый могущественный демон пустыни сделается их покорным слугой, и тогда…

Страшно даже представить, что они сотворят, имея такую власть!

— Их надо остановить! — крикнул Марий. — Иначе кранты!

— Знаю. — Ледорез усадил сомлевшую Синегорку и бережно прислонил к стене. — Пригляди за ней, — бросил товарищу и, выхватив кинжал, ринулся на магрибов.

Биться с чародеями всегда непросто. В Гильдии учили не обманываться отсутствием доспехов. Любой безоружный, облачённый в холщовую робу колдун мог уничтожить целый отряд мановением руки. В бойне у башен горстка некромантов дала жару лучшим воинам Гильдии, а маленькая девочка с косичками в одно мгновение обратила Яромира в одержимого жаждой плоти демона…

Надеяться, что сейчас будет проще, не приходилось, и Яр готовился к худшему. Магрибы запросто могли испепелить его, превратить в слизня или, не мудрствуя лукаво, снова закинуть в мир грёз и кошмаров.

Но…

Для этого им придётся прервать заклинание подчинения. На это Ледорез и рассчитывал.

Он прыгнул на колдунов, и они расцепили руки, чтобы отбросить его. Контрудар отшвырнул Яромира в стену. Да так, что хлипкая мазанка проломилась. Падая, Яр успел сгруппироваться, вскочил и… замер: песок под ногами забурлил, вздыбился, и наружу показались огромные клешни. Здоровущие — с телка трёхлетку — скорпиды выбирались на поверхность и хищно шевелили жвалами. Длинные суставчатые хвосты угрожающе изгибались над телами в хитиновых панцирях. Острые жала влажно блестели.

«Яд», — понял Яромир.

Вот же… погань!