Хранители Седых Холмов

Глава 32

Сквозь крохотные оконца лился свет, и солнечные блики горохом рассыпа́лись по стенам, отражаясь от перстней долгожданного гостя.

— Ты просил о встрече со мной, любезный Вепрь, — Бара Шаад спустился в каюту и присел на стул. — И вот я здесь.

Сегодня Торговец мясом облачился в белые шелка с пурпурной вязью по подолу. А надушился так, что тесная камора вмиг провоняла розой и перцем.

— Что-то случилось? — с тревогой вопросил Бара.

— Да.

— Плохо спал? Захворал? Не понравились устрицы?

«И это тоже», — подумал Яр о последнем, а вслух сказал:

— Сними кандалы. — Он вскинул руки для пущей доходчивости.

— Прости, любезный, — сокрушенно покачал головой Торговец. — Это совершенно невозможно.

— С корабля не сбежать среди моря.

— Ты прав, драгоценный мой! — Бара положил ладонь на его плечо. — Прав! Но ты силён и опасен. Пока ты закован, всем спокойнее.

— Хочешь напугать Лерийских чемпионов моими пролежнями? — Взгляд Бары изменился, сделался растерянным, и Яр понял, что попал в цель. — Твоими стараниями я скоро забуду, как держать меч.

— О-о! — округлил глаза Бара. Подобная перспектива явно была ему не по нутру.

— Вели снять кандалы, — продолжил Яромир, — и я буду тренироваться день и ночь, чтобы победить.

Торговец мясом, кажется, заинтересовался.

— Хм-м-м… — неопределённо протянул он.

— Я одержу победу в твою честь, — дожимал Яр, дивясь внезапной великоречивости. — Ты станешь богатым человеком. Благородным энси. А взамен дашь волю мне и моей женщине.

— Хм-м-м…

— Договорись со мной, как со свободным. Ты не пожалеешь. Я верен слову.

Бара Шаад задумчиво сморщил лоб. Размышлял он долго. А когда наразмышлялся всласть, изрёк:

— Звучит убедительно, но… ты — мой раб, не забывай. Ты и так сделаешь, что велю. А если нет — заставлю. Если не силой, то угрозами. Твоя женщина в моих руках, тебе это известно. При таких раскладах нет смысла… договариваться.

Яр стиснул зубы. Сдаваться он не собирался, но…. Кто же знал, что словесные баталии сложнее тех, что на мечах! Интересно, что бы сказал Марий?..

— Я бы сказал вот что… — возникший Полумесяц склонился к его уху и, приложив ладонь к губам, часто зашептал.

— Ты человек рынка, Бара, — твёрдо изрёк Яромир, повторяя за Марием слово в слово. — И многое знаешь о корысти и выгоде.

— Да, я такой! — самодовольно улыбнулся Торговец и зарумянился, аки сдоба в печи.

— Раз так, ответь, кто победит: боец, которого выгнали на ристалище угрозами или тот, кто бьётся за свою свободу?

Бара усмехнулся.

— Ты не допустишь, чтобы девице причинили вред.

— Да. Но и сражаться в полную силу не смогу.

— Отчего же?

— Тревога на сердце — плохой союзник в ратных делах.

В глазах Бары мелькнула некая невысказанная мысль.

— Призна́юсь, немым ты мне нравился больше, — сказал он.

— Урежешь язык? — Ледорез сардонически вскинул бровь.

— Тю-ю, любезный! — отмахнулся Бара. — Калечить бойца в канун состязаний — глупость несусветная. К тому же… — Он загадочно улыбнулся, — в беседах с тобой имеется своя особая прелесть.

Яромир промолчал. Торговец поднялся.

— Что ж, будь по-твоему, сокровище моё драгоценное! — Он подался вперёд и провёл пальцами по небритой щеке Ледореза. Ненароком коснулся сомкнутых губ.

Пришлось приложить усилие, чтобы не отдёрнуть голову.

— Договорились. Ты мне победу, я тебе — свободу! — торжественно изрёк Бара и добавил: — Насчёт этих твоих тренировок… посмотрим, что можно сделать.

Он ушёл, оставляя долгий удушливый шлейф из перца и роз.

— Мне кажется, или у него к тебе какой-то нездоровый интерес? — спросил, нахмурившись, Марий, проводив Бару взглядом.

— Кажется, — буркнул Яр.

Полумесяц плюхнулся на лежанку.

— Как думаешь, он понял, что ты понял, что он понял, как тебя объегорить?

— Чего? — нахмурился Яромир.

— Неважно. Подвинься! — Марий вытянул ноги и заложил руки под голову. — Ты отлично справился, Мелкий. Я и сам не смог бы лучше! Вы так горячо дурили друг друга, аж дух захватило! Бахамут бы гордился тобой.

Яр усмехнулся. Да уж…

— В любом случае, бдительность нашего… кхм… «любезного друга» малость поутихнет, — сказал Марий и зевнул. — И главное — печенью чую! — он позволит тебе выйти на палубу и велит снять кандалы, чтобы ты мог оттачивать навыки. Бара Шаад не станет рисковать победой: слишком уж велик куш.

Кандалы Бара снял. С рук. Но, паскуда надушенная, приковал за ногу к мачте. И ошейник оставил. Яромир чувствовал себя цепным псом и никак не мог отделаться от этого ощущения.

Упражняться приходилось у всех на виду, но это не особо смущало: Яромир давно вышел из возраста, когда чужие взгляды стесняют. На радость гребцам, матросне, ловцам, торгашам и прочей публике, он плясал с черенком от швабры и не роптал: что дали, то дали. Не весло, конечно, но сгодится, чтобы создать нужную видимость. Иногда он атаковал мачту, пару раз якорный шпиль, но чаще бился с воздухом. Бара пристально следил за его тренировками, особенно поначалу. Однако Ледорез ни разу не дал усомниться в твёрдости своих намерений: день за днём — и в дождь, и в жару — он поднимался на палубу, отжимался, подтягивался на реях, тягал тяжеленные, набитые снедью баулы, брался за черенок и оттачивал удары. Снова, и снова, и снова.

Всякий, кто видел его, понимал: он упражняется, чтобы разбить в пух и прах Лерийских чемпионов. И точка.

На второй седмице подозрения Бары растаяли и сменились милостью, а за ней пришла и великая щедрость.

В тот день у лерийцев случился праздник — проводы лета. На закате команда и все обитатели судна высыпали на палубу. Развесёлые, наряженные и готовые кутить. Бара Шаад приказал откупорить по паре бочек вина, рома и тёмного пива, а ещё притащить бутыль ядрёного северского шнапса, который гонят в своих пещерах песеголовцы.

Бара и Ледорезу поднёс стопочку.

— Выпей за милость ветров, любезный мой друг. Выпей. Вреда не будет.

Яр выдохнул, опрокинул в себя шнапс и занюхал рукавом.

— Что, даже не поморщишься? Ишь ты, крепкий какой!

— Благодарствую. — Яр вернул стопку. — Зови ключника. Пускай снимает цепь: на сегодня я кончил.

— Не торопись, сокровище моё, — сказал Бара, нелепо улыбнувшись, и Яр понял, что Торговец порядком подшофе. — У меня для тебя приятность!

— Полезет с поцелуями, бей в харю, — тут же присоветовал Марий.

Но Бара Шаад не полез с поцелуями. Он звонко щёлкнул пальцами, и на палубу вывели Синегорку. Руки богатырши были связаны за спиной.

— Помилу́йтесь, — пьяно бросил Бара. — Стосковались небось!

Поддатые лерийцы загоготали.

— Помилуемся, — не стал отказывать Яр. — Но с глазу на глаз.

— Смущаешься? — осклабился Бара. — С каких это пор?

— С недавних.

Торговец рассмеялся.

— Ах-ах-а-ха! Пыль с тобой, Вепрь. Сегодня закаты даруют свободу и благодать всем, кто их видит. Ступай вниз, любезный мой, сними напряжение, но учти… — Он икнул, покачнулся и ухватился за Яромира, чтобы не упасть. Вскинул перст, сверкнув рубином. — Вздумаешь чудить — убью обоих. Сладкой ночи!

Яр отцепил Бару от себя, дождался, пока ключник разомкнёт замки, и, под свист и скабрезные шутки, повёл богатыршу в свои «покои». Миловаться.

— Ну, и как тебе это удалось? — Синегорка жадно ополовинила кувшин с водой, подхватила с блюда оливку и закинула в рот.

Развязывать ей руки не пришлось — сама справилась.

— Пообещал победу.

— М-м-м! — Богатырша явно перестаралась с оливками и походила теперь на хомяка. Заграбастав всё блюдо, она плюхнулась на лежанку, разлеглась барыней и продолжила лопать. — А он фебе фто?

— Свободу. — Яр уселся рядом, утащил с тарелки маслянистый плод и слопал.

— Как щедро! Слово, небось, дал.

— Дал.

— А ты, конечно же, поверил, — лукаво поглядела Синегорка.

Яр хмыкнул.

— Два раза. — Он потянулся за следующей оливкой, но Синегорка шлёпнула его по руке.

— Не трожь, самой мало.

Яр оставил оливки в покое.

— Придумала, как выбраться?

— В общих чертах, — кивнула Синегорка. — Сегодня все перепьются, и мы дёрнем. Как тебе такое?

— Мудрёно! — с ехидцей изрёк Яромир. — Долго, небось, сочиняла.

— Ночей не спала! — богатырша устроилась поудобнее, сунув подушку под спину. — Не лезь в бутылку, наёмник. Скорее Тарханская пустыня льдом покроется, чем снова представится такой шанс. Мы оба здесь, без кандалов, и… — она осеклась. — Ты слышал? На палубе кто-то кричал!