Хранители Седых Холмов

Глава 50

Пещера под Лисьим холмом оказалась бесконечно глубокой, мрачной и пугающей. Каменные наросты, точно зубы неведомого чудовища, торчали снизу и сверху. Под высокими сводами висели вниз головой огромные летучие мыши. Гулко капала вода. В тёмных углах белели скелеты. На одном из черепов Яр разглядел корону, на других — шлемы и бармицы. Истлевшие длани павших воинов сжимали рукояти ржавых мечей. На облупившихся щитах различались гербы: замысловатые символы западных окраин, знаки Перелесья и Дола, лютоморские руны и даже танцующие змеи Тарханского каганата.

Вот же…

— Жуткое зрелище, — прошептал Марий в полной тишине.

Бахамут вёл процессию в самые глубины. Каждому он вручил по толстой свече, и трепетные жёлты огни плыли сквозь мглу тонкой мерцающей вереницей: один за другим. Когтеслав нёс фонарик, удерживая зубами кольцо. Глаза кота светились ярче пламени.

— Пришли, — наконец вымолвил карлик, и Яромир увидел гроб.

Хрустальный саркофаг висел на цепях посреди каверны такой огромной, что своды тонули в непроглядной черноте. Снеженика лежала в нём почти целая — Бахамут действительно сумел остановить разложение — и, казалось, крепко спала, обнимая колдовской шаманский череп, как малое дитя любимую куклу. [1]

Одна в темноте…

У Яра перехватило дух. Внутри что-то оборвалось, засаднило. Он сглотнул подкативший к горлу ком.

— Почему здесь? — прохрипел, закипая. — Почему вы держите её здесь, под землёй?

— Так надо, — скорбно изрёк Бахамут, и холодная рука рассудка остудила сердечный пыл.

«Источник, — сообразил Яр. — Он где-то здесь, в пещере. Наверное, дело в нём».

— Всё так, мой мальчик, — кивнул Благомысл Светлопамятный, без труда улавливая его размышления. — Только он и удерживает Хозяйку от полного… кхм… распада.

Яромир понурился. Уставился в одну точку и пялился в неё целую вечность, ворочая в голове тяжёлые, точно чугун, мысли. Потом обвёл присутствующих медленным взглядом.

Лютень…

При встрече полуволк обнял его так, что рёбра затрещали. Яр был рад, что оборотень цел и невредим. Снеженика вернула его в третий, кажется, раз, и истратила на заклятье «Крес» последние силы.

Бахамут Красный…

Ворчливый, вредный и порой совершенно невыносимый говнюк… Вот, кому надо в ноги поклониться! Ведь это Бах уберёг Снеженику, спрятал в пещере, поближе к источнику магической мощи, а потом, прознав, что Яр жив, отправился к поляницам — просить помощи. Только благодаря несносному карлику Яромир стоял сейчас здесь, у хрустального гроба.

Когтеслав Долгоусович — единственный кот-бахарь, оставшийся на всём белом свете…

Бахамут поведал, что пушистый гигант денно и нощно дежурил в усыпальнице своей госпожи, исцеляя страшные увечья.

Верные вассалы… Нет. Не так. Друзья, вернее которых не сыщешь.

Благомысл и Гордея стояли чуть поодаль. Понурые. Мрачные. В глубине души Яр понимал, каково им: надежда рассыпалась прахом — великая чародейка, на которую они уповали, оказалась покойницей. Магики искали защиты, а нашли безжизненное, лишённое сил тело. Пустой сосуд. И никто из них не знал теперь, что делать…

Яромир вздохнул. Приблизился к саркофагу, повыше поднял светильник. Неужели всё кончено?

— Оставьте нас, — сказал, не отводя глаз от бледного лица покойной жены.

Никто не рискнул перечить. Все ушли, унося с собой свет и надежду. Остался только Марий Полумесяц.

Покойный товарищ встал прямо перед ним. Поймал взгляд. Всмотрелся с тревогой.

— Мелкий… — начал он, но Яр остановил.

— Не надо, — прошептал чуть слышно. — Не говори ничего. Просто уйди… Пожалуйста.

— Будь по-твоему, — вздохнул призрак и растаял в полумраке, точно дымка.

Яр остался один.

Уселся на приземистый и плоский, как блин, пещерный нарост и уронил голову на руки. Спрятал лицо в ладонях. Вздохнул.

Он сидел и сидел, не шевелясь, а оставленная на камне свеча вела неравный бой с тенями. Мрак сгущался. Становился плотней, непрогляднее. Обрастал плотью. Булькал, как кипящий котелок, и шептал, расползаясь по стенам пещеры.

— Ты опоздал… — прошелестело в темноте. — Опоздал…

Ты не можешь никого спасти.

Твоя душа сгнила. Все, кто тебе дорог — мертвы. Никого не осталось. Никого. Никого…

— Я никого не могу спасти… — повторил Яромир и достал из-за пазухи синий цветок. Он рассыпался прахом в его руках, и остался только пепел на пальцах. — Никого…

— Погляди на неё, — раздался в темноте знакомый голос.

Яр вскинул голову, прищурился и различил силуэт в белом саване. Преслава?..

— Подойди и погляди на неё, — повторила княжна. Лицо её по-прежнему оставалось в тени.

Ледорез встал, прошёл вперёд нетвёрдой походкой и навис над хрустальным гробом.

— Она страдает, — молвила Преслава. — Она измучилась, разве не видишь? У неё слёзы.

Из-под сомкнутых век Снеженики действительно скатилась слезинка. Кровавая.

— Только ты можешь помочь…

— Я никого не могу спасти, — обречённо вымолвил Яр.

— Это будет твоё искупление, — шептала княжна, подбираясь всё ближе. Узкие ладони легли на плечи. Они оказались холодными, как лёд, и тяжёлыми, точно пудовые гири. — Последний подвиг.

— Что надо сделать? — вопросил Яромир. Язык заплетался, а мысли в башке вспыхивали и гасли, будто коварные болотные огни. Всё перепуталось. Хотелось уснуть и не проснуться.

— Вызволи её дух. Отпусти на свободу.

— Как?

— Очень просто, — шепнула Преслава в самое ухо, и Яр обнаружил в руке кинжал. Он совершенно не помнил, как и почему достал его из ножен. — Один удар, и всё будет кончено.

— Один удар… Один удар… — повторила тьма сотней сотен голосов. В тёмных углах разверзлись жёлтые очи с вертикальными зрачками. Руки княжны стали липкими и скользкими. Они подобрались к горлу, стиснули крепко, не продохнуть.

— Ну, давай, что же ты медлишь, — поторопила Преслава, коснувшись мочки холодными губами. — Освободи её, и вы будете вместе. Всегда.

Ледорез шумно выдохнул. Крепче стиснул рукоять кинжала.

— Ничего не бывает всегда! — рявкнул, развернувшись, и неожиданно обнаружил за спиной слепого безумного старца с корявой палкой вместо посоха.

Я — Яромир Ледорез. Великий воин!..

— Чего ждешь? — нахмурился безумец, выпучив белёсые зенки. — Достал нож — бей! Иного исхода нет.

«Исхода нет… Исхода нет… Исхода нет…» — отразилось эхо от сводов.

Бей! Бей! Бей! Бей!

— Она лгала тебе, — подхватило зловещее многоголосие. Казалось, сама тьма заговорила, хищно зыркая жёлтыми зенками. — Пользовала. Обманом заманила в Холмы и превратила в послушную куклу. Её вассалы следили за тобой. С самого начала… С самого начала ты был пешкой в чужой игре! — Ледорез стиснул рукоять до хруста в костяшках. В памяти всплыла первая встреча со Снеженикой. Её голос, робкий взгляд, нежная улыбка… а кругом — тёмный, полный чудищ лес. — Наивный глупец! Ты никому не нужен. Никому! Всё, во что ты верил — обман. Все, кому ты верил — лжецы. А сам ты — чудовище, несущее смерть. Убей и умри! Такова твоя судьба. Иного исхода нет.

— Исхода нет… — прошелестел слепой старикан.

— Исхода нет, — тонко пропела невидимая Преслава.

Бей! Бей! Бей! Бей!

Пещера затряслась, зашумела, заходила ходуном, точно палуба корабля в шторм. Сознание стремительно тонуло в мареве нахлынувшего безумия. Ещё немного — и всему конец.

Вот она — Снеженика. И вот кинжал — её спасение. А он, Яр, её спаситель. Спаситель…

Бей! Бей! Бей! Бей!

— Ну! Чего же ты медлишь? Давай!

Бледное лицо. Бледные губы. Он помнил их вкус до сих пор…

— Такова твоя судьба, — шипел старик. — Другого исхода нет!

— Исхода, может, и нет, — хрипло выцедил Яр, собрав в кулак остатки воли. — А вот выбор имеется.

Он замахнулся и со всей дури вогнал острое лезвие себе в бедро. Однажды это помогло высвободиться из Новы. Может, и с Пагубой сработает?

Боль обожгла, отрезвила. Из раны хлынула горячая тёмная кровь. Несколько крохотных капель упало на лохмотья седого безумца.

— Нет! — возопил он, отшатнувшись, и забился, точно в падучем припадке. Метался, рвал на себе волосы, выл, ревел и, рухнув на колени, разодрал в клочья собственное лицо. — Нет! Нет!!!

Голос его менялся. Становился то выше, то ниже, то казалось, будто это целая сотня голосов или далёкие отзвуки эха, что доносятся из глубины самого глубокого колодца. А потом слепой безумец начал раздуваться, точно накачанный воздухом бычий пузырь, и наконец лопнул, разлетевшись осклизлыми чернильными кляксами.

Обессиленный, Яр упал на пол и лишился чувств.

* * *

«Где ты, где, краса моя девица? Куда прячет тебя метелица? За горами, за долами, да за снежными полями…»

Разбудило пение. Кто-то тихо напевал… женским голосом. Совсем рядом.

— С-снеженика-а… — позвал Яр и попытался встать. Не вышло.

— Ой, чуть что, сразу «Снеженика»! — обиженно-капризно передразнили его, и Яр, мгновенно сообразив, с кем имеет дело, всерьёз затосковал по свече: темень — глаз коли!

— Ах, мой маленький бычок! Как ты предсказуем. — Два хлопка, и пещера озарилась призрачным зеленоватым сиянием.

Яромир уже знал, кого узрит, и не ошибся: в пяди от него, поджав под себя стройную ножку, сидела Люсинка. Губы и пальцы вампирши были в крови. И гадать, в чьей именно, особо не приходилось.

Тьфу ты… погань!

— Ты… — глухо прорычал Яр и, собрав последние силы, сел и привалился к стене. — Ты… — Готовый свернуть коварной вампирице шею, он скользнул взглядом по бедру и… осёкся, обнаружив свежую перевязь. Ну и ну! — Ты… обработала рану? Остановила кровь?

— Ну-у-у… как «остановила»… У нас, знаешь ли, свои методы… — уклончиво протянула Люсинка, недвусмысленно облизав пальцы. Сперва указательный, потом средний. Выглядела она, как всегда, потрясающе: медные косы переброшены на пышную упругую грудь, шелковистая молочно-белая кожа сияет, изумрудные глаза поблёскивают. Красавица! — Хотя, ладно. Пусть будет «остановила»: не хочется тебя разочаровывать. Особенно, когда так крепко досталось. Зачем ты себя порезал, глупыш?

— Так надо было, — буркнул Яр.

— Кому?

— Неважно.

— Важно!

— Ты пила мою кровь? — Ледорез решительно сменил тему.

— Сам-то как думаешь? — Люсинка лукаво вскинула бровь и зазывно улыбнулась. От её красоты захватывало дух, но Яр хорошо помнил, каким жутким чудищем она может обернуться. — Да и как удержаться, когда ты сам предлагаешь себя? Лежишь без чувств… такой сладкий, пьянящий, неповторимый. Особенный. М-м-м-м… От тебя кружит голову, знаешь ты это? Одна капля, и меня повело. Ах! Я всегда говорила: кровь — не водица!

— Как ты нашла меня?

— По запаху, конечно. Хотя, если честно, в замке только о тебе и говорят. О тебе… ну, и об этой ещё… — небрежным кивком Люсинка указала на хрустальный гроб. — Вот, я и не утерпела. Уж больно стосковалась за тобой, ми-и-и-лый!

Она полезла с объятиями.

— Не трогай, — осадил Яр.

Люсинка рассмеялась так заливисто, что распугала летучих мышей. Твари с писком сорвались со сводов и упорхнули прочь.

— Фи, как грубо! — упырица заправила за́ухо выбившуюся из причёски волнистую прядь. — А я-то собралась отдать тебе своё сердце!

— Нету у тебя никакого сердца.

— Ой, прям так и нет! — Люсинка нашарила рядом какой-то свёрток и извлекла… каменное сердце. То самое, которое много лет назад выкрала для Хозяйки Седых Холмов воровка по прозвищу Тень…

Немигающим взглядом Яромир уставился на артефакт. Потом поднял глаза на Люсинку. Серьёзно?.. Похоже, серьёзно. Но где она его раздобыла? Выкрала, пока Снеженика лежала без чувств?

— Ой, не всё ли равно? — отмахнулась упырица, походя считав его мысли.

— Тот, кто завладеет сердцем, получит над тобой власть, — напомнил Яр.

Люсинка снова рассмеялась, обнажая острые белые клыки.

— Глупый маленький бычок! Неужели ещё не понял? Я уже в твоей власти. Причём, довольно давно. — Она сверкнула глазами. — Бери. Всё остальное, как понимаю, у тебя при себе. Разберёшься. Бывай!

Люсинка послала ему воздушный поцелуй и рассыпалась на тысячу тысяч крохотных белых пауков, которые мгновенно расползлись по щелям пещеры.

1. Колдовской шаманский череп — череп лютоморского шамана-магоборца Бивеня, один из четырёх ключей-реликтов. Яромир добыл его в книге «Хозяин Седых Холмов».