Яромир понятия не имел, где именно в каверне север, поэтому расположил шаманский череп в изголовье. Нет, ну а что. Как ни крути, голова — это верх, а верх на любой карте — завсегда север. Слева уместил рубиново-красное вампирское сердце, в ногах сложил порядком истрёпанные косы поляницы (они прошли с ним долгий путь, но всё же уцелели). Остался знак востока.
Прихрамывая, Ледорез привалился плечом к шершавой каменной стене и развязал тряпицу, что стягивала рану на бедре.
«Здоровый мужик! — вспомнился насмешливый посул упырицы. — Восстановишься быстро. Девки в лунные дни тоже кровь теряют, и ничего — живы живёхоньки!»
Яр знал, она права. Дай Люсинка себе полную волю, он бы сейчас не стоял, а лежал — холодный и мёртвый, как скалы. Яромир накрыл порез ладонью и чуть надавил. Едва запёкшаяся корка лопнула, пропуская сукровицу, и рана открылась.
Кровь… Кровь магоборца. Последний ключ.
На мгновение Яр засомневался. Правда, вовсе не в том, что его род восходит к легендарному магоборцу Славомиру Буйному — в этом вопросе всё встало на свои места. Нет… Беспокоило другое.
Яр не знал, сколько именно крови потребуется для ритуала. Может, вся? Тогда есть смысл перерезать себе глотку. От уха до уха. Что ж. Так он и сделает. Но позже. Сперва надо попробовать с тем, что имеется, а уж если не сработает, тогда…
Он ухватил окровавленной пятерней тонкое запястье, оставив на белой коже красные следы, и стал ждать.
Где же ты, чудо? Где та великая сила, что сломает печать и разрушит заклятье? Где?
Вода мерно капала, стекая по пещерным наростам. В тёмных залах попискивали летучие мыши. Трепетал, умирая, огарок свечи.
Ничего не происходило. Совсем. Не запульсировало, ожив, вампирское сердце. Не вспыхнули ядовитым пламенем скверны глазницы шаманского черепа. И срезанные косы Заряславы по-прежнему валялись путанным комом. Каверна оставалась холодной, тёмной и безжизненной, точно склеп.
Яромир вздохнул. Стало быть, крови не хватило. Ну, раз так…
Он достал кинжал из ножен и проверил пальцем — достаточно ли остёр.
В самый раз… Можно приниматься за дело: коли нужно больше крови, за ним не постоит.
Только сперва надобно попрощаться.
Яромир склонился над гробом. Скользнул взглядом по бледному лицу супружницы и прильнул к навеки остывшим губам долгим безответным поцелуем.
— Прости, — прошептал чуть слышно. Опустился на колени, мысленно прощевался с Марием, приставил нож к глотке, наскоро счёл в уме до десяти, и…
Свеча угасла.
— Нет!!!
На руку опустилась холодная длань. Пальцы разжались. Кинжал, лязгнув, упал на камни. Губы нашли губы, и Яр, всё ещё страшась открыть глаза, стиснул Снеженику в объятиях и целовал, целовал, целовал, а она отвечала так горячо, так жадно и отчаянно, будто им двоим отмерили лишь полмгновения.
— Ты… — хрипло шептал он, вдыхая, впитывая запах жасмина-чубушника. — Живая.
Снеженика плакала. Её лицо было мокрым от слёз, а на губах оставался солёный привкус. Она хотела что-то сказать, но лишь тихо всхлипнула, и Яр поцеловал её снова.
— Ура-а-а! — вскрикнул кто-то, и Яромир с ужасом обнаружил в пещере всех, кого давеча выпроводил.
Бахамут, Лютень, Когтеслав, Благомысл Светлопамятный, Гордея и, конечно же, Марий. Куда же без него.
— Я таки говорил, он сообразит! — торжественно выпалил Бахамут, а Когтеслав украдкой смахнул лапой скупую слезу. — Говорил! А вы не верили!
Яр усмехнулся. Экий засранец! Сам же, поди, первый и не верил.
— Лютень! — окликнул Бах. — Колдуй стол! Будем праздновать!
— Уж я наколдую! — радостно обещал полуволк, потирая руки. — Всем устрою пир души! Век помнить будете.
— Пойдёмте-пойдёмте! — заторопился Бахамут. — Вино стынет! Да и масло само себя на блин не намажет.
Яромир поднялся, подхватил Снеженику на руки… и тут же скривился от боли.
— Что? — взволновалась она, высвобождаясь из объятий. — Ты ранен?
— Пустяки. Царапина, — успокоил Яр. — Приложу кота, и всё как рукой снимет.
Когтеслав Долгоусович утверждающе муркнул и, торжественно распушив хвост, поспешил за Бахом и остальными.
— Какой глубокий порез! — охнула Снеженика, оглядывая рану. — Кто тебя так?
— Долгая история.
— Расскажешь?
Яр усмехнулся, с ужасом представляя, из какой дали придётся начинать.
— Возможно, позже.
— Хорошо, — кивнула Снеженика.
— Пойдём. — Яр сделал шаг, и всё поплыло. Пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть.
Погань.
— Ты слишком ослаб. — Снеженика нырнула под его руку. — Держись крепче, я перенесу тебя в замок.
Ледорез нахмурился.
— А тебе под силу?
Супружница украдкой обернулась на гроб, где так и остались лежать ключи-артефакты.
— Думаю… да, — сказала она, обхватила его за талию, коротко крикнула что-то на языке Последних, и мир взорвался искрами.
* * *
Лютень не соврал: пир удался на славу. Терпкие вина, пиво и сладкий мёд, кабанятина и оленина, зажаренные до хрустящей корочки каплуны, свежая форель, разделанная тонкими, чуть подсоленными пластами, кровяная колбаса, сало с чесноком, орехи, спелые ягоды, маринованные грибы… Чего только не было!
Бахамут упражнялся в красноречии, выкрикивая здравницу за здравницей, Лютень и Когтеслав пели дуэтом, Марий то и дело подпевал (хотя всё больше обнюхивал вяленую камбалу), маленькая Хавроша без удержу лопала сладости, запивая брусничным морсом, Благомысл и Гордея наворожили целый сонм разноцветных чародейских огоньков, заставили их плясать, и порядком подросший Барсик тут же принялся гонять светляков по чертогу…
Яромир и Снеженика уединились в самый разгар веселья.
Господарская опочивальня располагалась в особом крыле — проникнуть туда тайком да без спросу не смогла бы даже вездесущая Люсинка. Кровать впечатляла размерами, свечи мерцали, огонь в очаге уютно потрескивал, а над вместительной лоханью поднимался пар.
Яр хмыкнул. Предусмотрительно!
— Ты наколдовала всё это пока мы пировали? — вопросил, вскинув бровь.
— Нет, что ты, — мотнула головой супружница. — Пока шли.
Вот же!..
На другие расспросы Яромир тратить времени не стал. Успеется. А сейчас…
— Иди-ка сюда. — Он сгрёб жену в охапку. Вжал в стену. Впился в губы. Как они добрались до кровати, он бы не вспомнил даже под пытками.
* * *
Когда Яр обоснулся среди ночи, Снеженика стояла у раскрытого окна. Босая. Голая. К луне лицом, к Яромиру… спиной. Скользнул Яр взглядом по этой спине, по манящим ямочкам на крестце и сочным ягодицам, и понял: на сегодня с женой он ещё не закончил.
Тихонько выбрался из кровати, подошёл ближе, поцеловал в плечо, в шею, развернул, и…
… почерневший, изъеденный червями лик вперился в него безумным взглядом пустых глазниц, ощерился безгубым ртом.
Все, кто тебе дорог — мертвы!
Захлебнувшись криком, Яромир сел на постели. Насквозь потный, ошалелый и потерянный. Задышал рвано, жадно, часто.
— Тише. — Ладонь опустилась на плечо, и его передёрнуло: кошмар не отпускал. — Тише. Это я. — Прикосновение губ к разгорячённой коже. Знакомый запах. Голос. — Я…
Яр шумно выдохнул. Притянул Снеженику к себе, крепко обнял и уткнулся носом в грудь.
— Ты сильно истощён, — прошептала она. — Душа так и кровит.
Яромир не стал спорить. Высвободился из объятий, прошлёпал босыми ногами к столу и налил себе воды. Выпил. Налил снова, отошёл к окну и сделал вид, что любуются острыми верхушками елей.
Снеженика молчала. Он тоже молчал. Но всё время молчать не получится. Яр отчётливо это понимал, а потому решил не затягивать.
— Я не всё тебе рассказал, — проговорил, не отводя взгляда от посеребрённых луной холмовых просторов. — О своих скитаниях.
Ответом послужила тишина: Снеженика терпеливо ждала, когда он наконец решится. Это было непросто…
Яромир отставил кубок и вцепился в подоконник так, что пальцы побелели. Понурился. Слова подобрать не получалось.
— Я… делал вещи, которыми нельзя гордиться, — наконец выдавил он.
Не говоря ни слова, Снеженика подошла к нему и прильнула сзади. Легче от этого не стало: к горлу подкатил ком.
— Я убивал, — продолжил Яр, давясь фразами. — Калечил. Насиловал. Сношался, как животное, на потеху богатеев. Я…
— Я знаю тебя, Яромир Ледорез, — прошептала Снеженика. — Ты никогда не причинишь зла ради забавы. У тебя доброе сердце и чистая, хоть и измученная, душа. Ты долго носил в себе Пагубу. Ты был одержим тёмной силой, лишился памяти, попал в рабство, но теперь… Теперь всё в прошлом. Ты здесь. Со мной.
— И ты примешь меня, после всего… — Яромир сглотнул. — Простишь?
— А ты меня? — Она развернула его к себе. Заглянула в глаза.
— Давно простил. — Яр поцеловал её так нежно, как только мог, и крепко обнял. Вот бы никогда не отпускать! На сердце потеплело и сделалось легко, будто камень с души свалился.
Всё-таки прав был старина Бахамут: сила людей — в прощении…
Однако имелся ещё один важный вопрос, который требовал безотлагательного решения.
— Снеженика… — Яр чуть отстранился и взял в руки холодные ладошки жены. Выждал. Поймал взгляд. Собрался с духом и спросил: — Скажи честно, ты — дракон?