Хранители Седых Холмов

Глава 35

Снасти скрипели. Яр задумчиво глядел на них. Губитель дев потратил немало времени, разъясняя новоиспечённому брату, чем отличаются фалы от брасов, но преуспел не больше, чем тот чудак из сказки, что словил зайца и пытался выучить курить. Западный ветер щедро наполнял паруса, и драккары, вкупе с захваченной лерийской галерой, ровной вереницей двигались туда, где солнце обжигало горизонт долгим багряным поцелуем.

Янгарь приблизился, с опаской поглядывая на суетящихся на палубе солёных братьев, и встал за спиной. Он молчал целую вечность, переминаясь с ноги на ногу, но наконец набрался решимости и вопросил:

— Как господин желает мной распорядиться?

Яромир обернулся, смерил старика взглядом и коротко бросил:

— Никак.

Янгарь посмотрел озадаченно. Во взгляде плескалась растерянность.

— Господин собирается меня продать?

Ледорез раздраженно нахмурился.

— С чего бы?

— Если мои умения не потребны господину, то… — робко начал старик.

— Завязывай, — велел Яр.

Янгарь уставился с непониманием и испугом. Пришлось объяснять.

— Прекращай величать меня господином. Ты мне не раб, я тебе не хозяин. Усёк?

— Усёк, — кивнул старый лекарь. — Буду звать Вепрем. Сгодится?

Ледорез кивнул. Сгодится, мол.

— Раз так, скажи, Вепрь, какой судьбы мне ждать?

— Я над твоей судьбой не властен.

— Но… ты спас меня!

— А ты — меня. Дважды. — Яромир отвернулся и снова уставился на пылающее зарево. — Жизнь за жизнь, старик.

Янгарь не торопился возвращаться в трюм, и это раздражало. Послать его, что ли, в пекло к бесовой бабке?

— Не обижай доброго человека, — шепнул Марий, возникая у мачты. — Утешь старого ласковым словом.

Ласковым?

Яромир хмуро зыркнул на друга, а тот, с гранитной твёрдостью, на него.

— Уж поднатужься, Мелкий. Напряги извилины. Авось, найдётся, что сказать.

«Экий доброхот отыскался!» — сердито подумал Яр и буркнул, обращаясь к лекарю:

— Как пристанем в Закатной гавани, отправляйся, куда захочешь, — сказал он. — Хоть на все четыре стороны.

Пару мгновений Янгарь переваривал ответ. Потом кивнул.

— Твоя воля, Вепрь. Прости, что нарушил уединение.

Яр мысленно хмыкнул. Ишь, ты!

— Бывай, — бросил он.

Но старик не ушёл. Встал рядом. Поднял глаза и всмотрелся в лицо.

— О чём твоя боль?

Яр вздрогнул от вопроса, как от молнии и повёл плечом, прогоняя мурашки.

Вот же…

— Твоя душа полна тоски, — не отвязывался старик. — Это видно.

Ледорез смерил Янгаря взглядом. Отчего-то вспомнилось, как лекарь врачевал его после схватки с саблекрутом.

— Показалось, — выцедил он, однако Янгарь не отступился.

— Коли сердце кровоточит, поведай о своих горестях. Увидишь — станет легче.

Яромир фыркнул. Вот ещё! Свинья скажет борову, а боров всему городу. Хотя…

— Кто тебя подослал? — он ухватил старика и крепко стиснул пальцы на дряблом запястье. — Отвечай!

Янгарь и бровью не повёл.

— Никто, — молвил спокойно. — Я предлагаю помощь по доброй воле. Особенно когда вижу, как сильно она нужна.

— Не нужна мне помощь. — Яр отпустил его и отвернулся. — Проваливай.

— Лекари Храма никому не разбалтывают секретов и тайн, — прямо завил Янгарь, словно почуяв его опасения. — Такова наша клятва. И если надумаешь…

— Я потерял сестру, — неожиданно для себя выпалил Яр. — Доволен?

Янгарь посмотрел странным взглядом. Слишком уж тёплым и участливым. Так не глядел никогда и никто. Даже Марий.

— Мне жаль, — сказал Янгарь, коснувшись ладонью плеча. Ледорез мог бы вырвать ему руки, но не стал. — Скорблю вместе с тобой, Вепрь. Уверен, она погибла достойной смертью.

Каждый день начинался одинаково. Губитель дев командовал на головном драккаре. Бык заправлял на остальных: подавал сигналы с помощью начищенного до блеска серебряного зеркальца и, если понадобится, трубил в рог. Солёные братья работали слаженно: в штиль гребцы дружно налегали на вёсла (Яр завсегда садился у свободной уключины), матросня ловко натягивала пеньковые канаты, Рыжик лазал по реям, точно лерийский макак, таскал воду, драил палубу и подносил заморённым гребцам смоченные в вине хлебные корки.

Синегорка не принимала участия в мореходной суете. Она занималась другим. На радость отвыкшим от женских прелестей пиратам, богатырша ежевечерне упражнялась на палубе. Прямо, как Яр когда-то. Крутила затупленный тренировочный меч, подтягивалась и приседала, уместив на плечах тяжеленные бочки. А солёные братья собирались толпой и глядели, не в силах оторвать глаз. Губитель всегда был в первых рядах.

Смотрел. Вздыхал. Но ни разу не полез к черноокой воительнице со скабрёзными предложениями.

— Такая женщина стоит десятерых мужчин, — говаривал он, и Яр не спорил. Удивлялся только, что в чертогах сладострастия Губитель не брезговал и мужчинами.

Губитель много поведал о заморских странах и диковинных обычаях полудиких племён. Выяснилось, что утверждать главенство, взяв силой супротивника, Губитель освоил в плену красных химер — по-звериному лютых кочевников с далёких Сизых Берегов. Об этом он рассказал за общей трапезой, изрядно набравшись рому. В тот же вечер он раскрыл Яромиру истинное имя.

— При рождении меня нарекли Ругваром, — сказал он, опустошив чарку и крякнув. — Старая вёльва напророчила отцу, будто сына ждёт великая слава. Ха! Уже в двенадцать я сбежали́з дому, а в тринадцать вступил в солёное братство. С тех пор двадцать зим утекло, а великой славы как не было, так и нет. Обманула батю старая вёльва, разъети её гоблины раком! [1]

Сидевшие за столом солёные братья дружно загоготали и застучали кружками, поддерживая своего предводителя.

— Вёльвы всё нечисть, а нечисть всегда лжёт! — крикнул кто-то.

Яр посмурнел, вспоминая нечисть, ставшую ему семьёй, и неосознанно прижал руку к груди. Там, за пазухой, лежали заветные косы и почти увядший синий цветок.

«Дождись меня, — беззвучно вымолвил он, посылая мысль далеко-далеко за тёмные волны. — Дождись»

Услышит ли его Снеженика? Жива ли она? Или, может, давно рассыпалась прахом?

Страх захолодил сердце, и Яр мотнул головой, отгоняя тревогу. Нет… Нет. Она жива. Жива и дождётся. А он вернётся к ней и больше не покинет. Никогда.

Вдруг показалось, будто в тёмном проёме, что вёл к сходням, мелькнуло бледное лицо. Яромир прищурился, всматриваясь, и различил очертания.

Стройная девушка в белоснежном саване. Босая, бледная, простоволосая, невидимая для остальных, она улыбалась ему синеватыми губами.

Преслава⁈..

Яромир нервно сглотнул, проморгался и снова глянул в темноту. Княжна не исчезла.

— Ты убил меня своей любовью, — прошелестел над палубой её голос. — Смотри, что ты сделал со мною!

Она распахнула саван, обнажая обугленный скелет с ошмётками почерневшей, изъеденной опарышами плоти.

Ледорез дёрнулся так, что расплескал ром.

— Эй, наёмник, ты чего? — Синегорка ткнула его локтем.

— Ничего, — буркнул Яр и поднялся. — Укачало. Спать пойду.

Порядком захмелевший Губитель не стал его останавливать. Он травил очередную байку о том, как окрутил и лишил девства златокудрую дочку лерийского энси, за что был приговорён к ладинам, с которых удрал в последний момент, оставив затяжелевшую невесту и её благородного батюшку с носом.

Яромир спустился по сходням, миновал подвешенные к балкам гамаки и устроился в самом тёмном углу. Сел, привалился спиной к стене и заснул, едва смежив веки.

Иссохшая равнина хрустит под ногами. Трескается. Трещины красны от крови. Он ступает по ним, оставляя багряные следы. Остриё тяжёлого палаша волочится по земле.

Вокруг полыхает. Бабы визжат. Закрывают собой детей. Старики осеняют себя знамением и прячут малышню в подпол. Мужики вооружаются вилами.

А он идёт. Идёт и несёт на плечах смерть.

— Чёрный жнец! Чёрный жнец! — вопит кто-то. — Бегите! Спасайтесь!

Презренные…

Чуют, что гибель всё ближе. Боятся. И правильно делают: плоть, сдобренная страхом вдвойне вкуснее, а кровь куда слаще.

Один из селян — здоровенный мужик — несётся навстречу. Замахивается кузнечным молотом. Хочет остановить. Спасти своих. Глупый. Глупый человечек…

Палаш рассекает его надвое. Красные брызги летят фонтаном. Здоровяк падает. Его потроха нежны и сочны. Их надо есть, пока не остыли.

Он опускается на колени, собирает пригоршню кишок, с жадностью запихивает в рот, и… получает удар по затылку. Оборачивается медленно.

За спиной стоит молодая баба. Вусмерть перепуганная, но красивая. Одной рукой прижимает орущее дитё, в другой удерживает тяжеленную чугунную сковородку. Ей она и ударила. Да толку…

— Будь ты проклят, Чёрный жнец! — кричит, захлёбываясь слезами. — Будь ты проклят!

Он хищно скалится, облизывая молодуху взглядом. Дивная закуска!

Яр проснулся с криком. Отчаянно хватая ртом воздух, он ошалело заморгал и дёрнулся, когда холодная длань накрыла мокрый от испарины лоб.

— Тише-тише, — шепнул Янгарь. — Это всего лишь я.

Ледорез глубоко вдохнул и шумно выдохнул, силясь унять колотящееся сердце.

— Выпей-ка. — Старый лекарь протянул кружку, и Яр свирепо покосился на него.

— Это сбор на травах, — поспешил объяснить Янгарь. — Прогоняет кошмары и дарит покой. Совершенно безвреден!

Яромир всё ещё глядел свирепо. Тогда для пущей убедительности лекарь сам глотнул из кружки. Ход подействовал: Яр принял пойло и саданул одним махом. Крякнул и утёрся рукавом. Янгарь улыбнулся.

— И всё-таки тебе нужна помощь, — проговорил он. — Душевные болезни порой коварнее телесных.

Ледорез уже придумал, куда и как именно послать приставучего врачевателя, даже рот открыл, но осёкся: с палубы доносился подозрительный шум — топот, крики, грохот, ругань и возня.

— Что там творится? — спросил, нахмурившись.

— Ничего особенного, — вздохнул Янгарь. — Солёные братья заприметили богатую торговую галеру и пустились в погоню. Только и всего.

1. Вёльва — провидица у древних скандинавов.