Глава 37


Стройные, гибкие, ладные и нагие, девы намертво приковывали взгляд. Белоснежная кожа, томный взгляд с поволокой, густые сине-зелёные локоны, пухлые (даже слишком) чувственные губы, налитые упругие груди с призывно торчащими сосками… Всё это завораживало так, что на жабры и рыбьи хвосты вместо ног никто уже не обращал внимания. Никто. Кроме Мария.

— Интересно, как их пежить? — задумчиво протянул Полумесяц, и Яромир всерьёз пожалел, что нельзя отвесить призраку отрезвляющий подзатыльник.

Нет, ну что за ходок! Все мысли в одну сторону!

— Это ты у нас — мороженый судак. А у меня кровь горячая! — усмехнулся Марий, и Яр скосоротился. Что за дурная повадка лезть в голову безо всякого стеснения?

Впрочем, сейчас не до выяснений.

Морские девы пели, и неземное пение грозило погубить всех солёных братьев без исключения — каждый драккар уже потерял по паре-тройке гребцов: несчастные бросались в тёмную воду очертя голову, рыдая и кляня злодейку-судьбу. Ледорез пытался остановить обезумевших бедолаг, но пока силой втаскивал и приводил в чувство одного по правому борту, с левого сбросились двое. Среди кошмара и безумия мелькала фигура старого лекаря. Заткнув уши обрывками ветоши, Янгарь щедро раздавал солёным братьям пощёчины, тумаки да затрещины, плескал водой в лицо, тряс за плечи… только всё без толку: чары были слишком сильны.

— Надо прервать песнь! — крикнула Синегорка.

Она помогала всем, чем могла. На лету перехватила очередного осоловевшего страдальца и вырубила, коротко и точно приложив ребром ладони по затылку.

Яромир знал, она права. Пока сладкоголосые полурыбы выводят рулады, из западни не вырваться. Но как заставить их заткнуться? Пристрелить?

— Можно попробовать, — одобрил Марий.

Затягивать Яромир не стал. Прошествовал к носу по скрипучим доскам, на ходу подхватывая лук. Встал поустойчивей. Прицелился, оттянул к уху тугую тетиву и, затаив дыхание, пустил стрелу.


— Выше. — Мастер сидит, сложив руки на могучей груди. Он ещё молод, но уже носит бороду: особая привилегия тех, кто учит других. Когда-то он был первым лучником второй пятёрки, но покалечился. Врачеватели отняли ему ногу до колена, однако навыки стрельбы остались при нём. И он охотно ими делился. — Выше локоть. Вот так. Пускай!

Яромир разжимает пальцы, тетива звонко тренькает, и стрела впивается промеж глаз соломенному чучелу.

— Неплохо, — хвалит Мастер, но глаза его блестят лукавством. — Особливо, ежели враг слюбезничает обождать с полсвечи, покуда целишься.

Младшики заходятся хохотом, аки кони ржанием, а Яр, понурившись, отправляется к чучелу собирать стрелы.

— Брось кручиниться, — ободряет Марий, когда Яр возвращается в строй. — Сам знаешь, на расстоянии меча от лучника мало проку.

Яромир вздыхает. Так-то оно так, но… Если он не сдюжит с луком, в наймиты путь закрыт: даже в самую распоследнюю, десятую пятёрку не возьмут: отсеют. Так и останется отроком на подхвате.

— Следующий! — командует Мастер, и к черте выходит тощий, до безобразия кучерявый паренёк-нескладёха. Такого и щелбаном убить недолго.

Но вот он берёт лук и, ещё до того, как отзвучало громогласное «Цельсь!», три стрелы — одна за другой — поражают соломенного супостата в глотку, грудину и яйца.

— Во даёт! — присвистывает Марий.

Одноногий Мастер качает головой, фыркает и извлекает из кармана яблоко. Обтирает о штанину, надкусывает и резко подкидывает высоко-высоко. Кучерявый соображает быстро. Два движения, и плод, пронзённый стрелой, падает к ногам наставника.

Мастер хмыкает.

— Экий востроглаз, — говорит одобрительно. — Пожалуй, замолвлю за тебя словечко перед старшими.

Кучерявый довольно пижонится, лыбится во все зубы… а после отбоя, снаряжённые по́воду Яр с Марием застают парня на отшибе за казармами. Взмокший до седьмого пота лучник отрабатывает простейшую связку с мечом и щитом. Отрабатывает плохо. С ошибками. Переступает, точно пьяный гусак. Спотыкается. То и дело путается в руках и ногах. Яромир намеревается пройти дальше, к колодцу, но Марий хватает за рукав. Глядит в глаза. Яр хорошо знает этот взгляд и обречённо вздыхает: «Небо с тобой. Делай, как знаешь». Полумесяц сверкает улыбкой.

— Эй, востроглазый! — зовёт громким шёпотом и машет.

Кучерявый тут же сбивается, заплетается ногами и растягивается на мокрой траве.

— Чего вам, черти? — вопрошает сердито. — Поглумиться пришли?

— И в мыслях не было. — Марий приближается к парню и протягивает руку. — За наукой пришли.

— За наукой? — озадаченно глядит парень.

Марий кивает.

— Ага. Натаскай нас в стрельбе. А мы тебе с мечами подсобим. Если каждую ночь упражняться, к зимним испытаниям аккурат наловчимся. — Задорная улыбка Полумесяца не оставляет шанса на отказ. — Ну, что? Уговорились?

— Уговорились, — бухтит кучерявый, хватает протянутую ладонь и поднимается.


Яр не промазал. Попал. Стрела вошла синевласой певунье в рот, а вышла из затылка, и морская дева захрипела, захлёбываясь зеленоватой кровью. Ей сестрицы издали пронзительный нечеловеческий визг, от которого едва не лопнули перепонки в ушах, и прыгнули в тёмную воду, а валун…

С диким рёвом поросший водорослями и ракушками камень вздыбился над морской пучиной, и Яромир матюгнулся.

Твою ж медь!

Подводная тварюга оказалась здоровой, точно ледяная глыба Лютого моря, только с жабрами, плавниками и хвостом. Устрашающе выпучив зенки, чудище разверзло огромную пасть, полную острых, как иглы, зубов, и взревело.

— Экая рыбина! — охнул Марий, а старый Янгарь осенил себя защитным знамением.

Море всколыхнулось, и Синегорка едва не вывалилась за борт. Яр успел ухватить её в последний момент.

Погань!

— На вёсла! — гаркнул он, да без толку: зачарованные гребцы ещё не очухались.

С полдюжины самых матёрых рванулись к уключинам, но ударить по волнам не успели — морские девы выпростались из тёмной воды, вцепились в края драккара и с яростным шипением принялись раскачивать ладью, норовя утащить солёных братьев на дно. И теперь хвостатых было не трое, как певуний, а целое полчище.

— Сучий ты потрох! — прорычал Яромир, сграбастал лук и, наскоро наложив стрелу, выстрелил в исполинскую сволочь.

Наконечник вонзился в толстую чешую у самого плавника, но не причинил тварине никакого вреда. С таким же успехом можно лупить скалу подушкой. Толку столько же. Рыбина занырнула, подняв волну, и спустя пару мгновений вынырнула у позади идущих драккаров. Раззявила пасть и надкусила ближайшее судно, точно яблоко. Дерево затрещало. Морские разбойники завопили. От чернокожего Быка на палубе осталась только половина. Нижняя.

Кровь смешалась с пеной бурлящих волн. Рыба бесновалась. Атаковала драккары и снова уходила в пучину. Выныривала. Ревела. От рёва по воде шли валы каждый высотой с добрый терем. Небо почернело, громыхнуло, ослепив молнией, и разразилось не дождём, но ливнем.

— Нехорошо, — резюмировал Марий. — Держись!

Яр был бы рад, да не успел: едва потянулся к перилам, холодная цепкая длань ухватила за голень. Яромир рухнул, знатно приложившись челюстью о доски, а рука потянула за борт. Вниз. В пучину. На дно.

— Сдохни, гадина! — Синегорка рубанула прыткую морскую деву мечом, отсекая хладное запястье по самое плечо, а всё, что осталось, пинком спихнула в воду.

Драккар качнуло, и богатырша шлёпнулась рядом с Яромиром. Ладью замотало так, что не встать. Едва пришедший в себя Губитель Ругвар отлетел к краю и врезался в низкий борт, но быстро сообразил, что к чему: прополз на корму и ухватился за румпель. Дёрнул, разворачивая судно.

— Парус! — возопил Губитель. — Фал крепить!

Яромир не стал тратить время на выяснение, где тот фал, и как его крепить, а метнулся туда, куда и другие солёные братья. Успел. Три пары рук дружно ухватили канат. Натянули. А сверху на лодку одна за другой обрушивались исполинские чёрные волны. Рыжика, что пытался закрепить треклятый фал, смыло за борт, а подоспевший Янгарь был слишком стар и слаб: не удержал верёвку и не удержался сам.

Твою ж ковригу!

Яр прыгнул и чудом поймал конец ускользающего троса. Зарычал, натягивая. Тип, метнувшийся было её закреплять, вдруг округлил глаза и разинул рот. Яромир обернулся и выматерился: к ладье на всех парах стремилась чудовищная рыбина. На ходу тварь разинула зубастую пасть.

Вот же погань!

— Каждый сам за себя! — выпалил солёный брат, бросил канат и рванул куда-то к носу.

Парус полетел вниз, и Яромира чуть не зашибло реей, но фал вдруг натянулся. Резко, крепко и основательно.

— Крепи! — рявкнула Синегорка, в одиночку удерживая трос.

Яромир наскоро примотал злополучную верёвку к колышку, развернулся и матюгнулся: рыбина неслась прямо на богатыршу. Мгновенье — и проглотит.

Ледорез рванулся вперёд и оттолкнул Синегорку, а чудовищная тварь вгрызлась в деревянную плоть ладьи. Мачта хрустнула. Драккар переломился пополам, и Яромир ухнулся в ледяную воду. Холодные длани морских дев тут же вцепились в него и потащили на дно. Ниже. Ниже. Ниже. В самую пучину. Яр дёргался и отбивался, крепко стиснув зубы и пуская носом пузыри. Всадил одной гадине кинжал в жабры. Другой дал в глаз. Наконец вырвался. Загрёб руками, стремясь к поверхности. Снова, и снова, и снова. Последний рывок, жадный глоток воздуха, и……тяжёлый обломок мачты обрушился прямо на голову.

Мир померк.

Загрузка...