Хранители Седых Холмов

Глава 13

Отыскать нужную пещеру оказалось непросто: переходы в скалах петляли, как в лабиринте, и всюду сновали пустынники. Благо, большинство не обращало на Вепря никакого внимания: одетый точь-в-точь, как они, он сделался невидимкой. Но расслабляться не приходилось: любой мимолётный вопрос или оклик мог стать приговором — наречия боевиков Вепрь почти не понимал.

В первой же пещере, куда он сунулся, обнаружились незапертые сундуки, доверху набитые серебром и самоцветами. Во второй — такой низкой, что пришлось согнуться в три погибели — валялись затупленные, покрытые ржавчиной мечи и дырявые доспехи, полупустые колчаны и пробитые палицами шлемы — кровавая дань поверженных врагов. В третьей кто-то зычно храпел. В четвёртой бурлил котелок и приторно воняло грибным чаем. Пятой оказалась уже разведанная первая, и Вепрь выматерился, сообразив, что заплутал.

Погань!

Он зашёл, откуда вышел, и уже собирался начать путь сызнова, но приметил пустынника и вжался в стену: не хватало ещё, чтобы его застали рыскающим среди драгоценных запасов — лишние проблемы сейчас ни к чему.

Пустынник шагал, тихонько насвистывая, и тащил закупоренный кувшин и две чаши. Две на редкость богато украшенных чаши. Серебряные, с золотой каёмкой и массивными резными ножками.

Вепрь нахмурился. Вряд ли рядовой пустынник стал бы пить из таких. Парадная посуда для особых гостей, уж таков обычай. А значит…

Бесшумной тенью он выскользнул из укрытия и двинул следом. Пустынник рассекал по каменным коридорам с завидной уверенностью и в конце концов вышел к просторной пещере. Только войти туда Вепрь ему не позволил. Перехватил на подходе, зажал рот, втащил в угол и с хрустом свернул шею.

— Твои люди — совершеннейшие дикари, — изрёк Енкур, когда закутанный в шемаг Вепрь неуклюже наполнил его кубок. Говорил Служитель на новотарханском, и понять его не составляло труда. — Впрочем, ты и сам не лучше. Вот скажи, к чему держать мальчишку в клетке? Как никак, он — каган.

Его собеседник — широкоскулый здоровяк с оливковой кожей и глазами узкими, точно щели — усмехнулся. В оскале блеснул золотой зуб.

— Пока ещё каган, — пробасил он, особенно выделив злосчастное «пока». — Ты умён, старый Енкур, но многого не знаешь. Клеть ломает волю. День-два на жаре, и за глоток воды он мне сапоги вылижет. А заодно и тебе. Подлей-ка ещё! — рявкнул, обращаясь уже к Вепрю, и протянул чашу.

Вепрь подчинился. Склонился, чтобы наполнить кубок и замер. На поясе узкоглазого болталась тяжёлая связка.

Вот оно!

Стало быть, ключи не у Енкура вовсе!

— Хей! — узкоглазый пнул его сапогом. — Живее!

— Тебе бы рабом разжиться, — посоветовал Енкур. — Они куда расторопнее.

— Пустынники не держат рабов, — мрачно изрёк узкоглазый. — И тебе известно, почему.

— Зато берут заложников.

— Это другое!

Оба захохотали, а Вепрь поспешил освежить кубок Служителя-предателя.

— Ты так и не сказал, кто заказчик, Сартак, — сказал Енкур, глотнув вина.

Узкоглазый смерил каганского советника недобрым взглядом.

— Тебе это знать ни к чему, — изрёк с прохладцей. — Ты получишь всё, о чём просил. Свободу, золото, корабль и войско. Отправляйся на поиски своего дракона, безумный старик, а Тамук-Тархан оставь моим заботам.

— Считаешь меня безумцем?

Сартак фыркнул.

— А кто ещё верит в драконов? Только безумцы!

— Когда-нибудь я докажу, что прав, — спокойно вымолвил Енкур.

— Когда-нибудь я освобожу пустыни Тархана от рабских оков, — отозвался Сартак и поднял кубок.

Енкур отсалютовал в ответ.

— За смелые мечты! — сказал он и сделал глоток. — Но, справедливости ради, замечу: добыть дракона куда как проще.

— В разы! — Сартак расхохотался, сияя золотым зубом, и окликнул Вепря: — Неси ещё вина. И захвати пожрать.

Вепрь учтиво поклонился и вышел, сжимая в кармане заветные ключи.

— Свобода… — пробормотал Призрак, когда Вепрь быстрым шагом двинул к выходу из пещер. — Так вот, за что они борются.

Вепрь осторожно выглянул и осмотрел лагерь. Навроде всё как всегда: арбалетчики бдят, прохаживаясь по склонам взад-вперёд, всадники возятся с конями, игруны метают кости, часовые несут караул. Тишь, гладь да благодать.

— Наверное, пустынники — беглые рабы, — предположил Призрак. — Скорее всего — каторжане с рудников.

Вепрь выскользнул из-под каменного свода, перебежал к противоположной скале, чтобы солнце светило в спину — при таком раскладе даже самый меткий стрелок не сумеет толково прицелиться, — и подобрался к клетям.

— Рисковый ход, похитить самого кагана! За ними кто-то стоит, не сомневаюсь. Кто-то очень могущественный. Этот кто-то прикрывает им спину, но резоны имеет свои. Что скажешь?

— Заткнись.

Сощурившись, Вепрь наблюдал за перемещениями часовых.

— А, ну, это, конечно, аргумент, — фыркнул Призрак-Полумесяц. — Ты деликатен, как никогда, Мелкий. Кстати, ежели интересно, один из игрунов позвал часового под тент — сделать ставку.

Вепрь заметил это и без указки. Удачнее момента не придумаешь. Рывок, едва заметное движение — ключ с тихим щелчком провернулся в замке, — и клеть распахнулась.

— Вылезай, — скомандовал шёпотом. — Быстро!

Таймур — целый и невредимый — выбрался наружу. Это радовало. Из скального укрытия выскочил бордовый от гнева Сартак, за спиной которого маячил бледный, как полотно, Енкур. Видать, они-таки обнаружили мёртвого чашника и пропажу ключей. Это огорчало.

Погань…

— Вон он! — палец узкоглазого безошибочно ткнул в Вепря. — Держите сучьего сына!

Пустынники обнажили мечи, а арбалетчики на скалах взяли беглецов на прицел.

Деваться было некуда. Вепрь извлёк ятаган из ножен, закрыл собой мальчишку и осторожно подался назад. Один шаг. Второй. Третий. Достаточно. Там, за спиной, в тридцати ярдах против солнца — вход в подземный тоннель.

Ему не улизнуть, и гусю понятно. Однако этого и не требовалось.

— В пещеру, — глухо скомандовал кагану. — Быстро!

— Но…

— В пещеру, сказал!

Таймур подчинился, драпанул к скале и занырнул в тёмный зёв перехода. По мальчишке не прилетел ни один болт: ясное дело — ценный заложник нужен живым.

Вепрь же остался один на один с пустынным войском, закрывая собой подходы к тоннелю. Пауза неприятно затягивалась, а в таких случаях уместно только одно: бить первым. И Вепрь ударил.

Ятаган со свистом рассек воздух, и сталь запела. Песнь нарастала с каждым ударом. Вепрь не строил иллюзий: знал, что умрёт. Слишком уж много пустынников на него одного. Попросту числом задавят. Если не достанет вражий клинок, то свалит меткий выстрел. Другого не дано. Но…

Вепрь намеревался забрать с собой в могилу как можно больше супостатов. И уже открыл счёт.

Раз — невысокий, но юркий пустынник умело блокировал атаку сверху, но прозевал кинжал в бочину.

Два — высоченный бугай свалился, когда ятаган полоснул по икрам.

Три — сразу два пустынника рухнули: один с рассечённой глоткой, другой со вспоротым брюхом.

Четыре… в плечо со свистом впилась железная оса: арбалетчики открыли огонь. Руку прошило болью, и Вепрь не успел отразить атаку.

Удар должен был снести полбашки. Должен. Но не снёс. Летящий меч блокировал Таймур. Мальчонка выскочил из пещеры, как бес из коробки, и с боевым кличем кинулся наперерез. В руках он сжимал ятаган. Тот самый, который Вепрь оставил за ненадобностью в секретном переходе…

Твою же погань!

— Обалдел? — рявкнул Вепрь, когда посыпались удары.

— Я тебя не брошу! — прокричал каган, орудуя клинком не слишком умело, но яростно.

— Не зацепите мальчишку! — возопил Енкур с другого конца лагеря.

— Лазутчика в расход! — командовал Сартак.

— Держись! — орал Призрак. Белее мела, встрёпанный, с лихорадочным блеском в глазах он внимательно следил за схваткой, крепко стискивал кулаки, но помочь ничем не мог.

Вепрь вдарил с разворота, отпрыгнул, пригнулся — меч свистнул над самой макушкой. Сшиб одного гада подсечкой. Перекатился. Вскочил. Зарычал, сдерживая натиск… и чуть не ослеп от боли, когда острая сталь прошлась по пояснице. Кровь хлынула, как из резаной свиньи, и новая атака вышла слабой. Пустынник без труда отразил выпад и контратаковал, а товарищи дружно его поддержали. Острое лезвие рассекло щёку. Тяжёлый сапог саданул под колено. Ятаган обрушился сверху. На то, чтобы не дать разрубить себя надвое, ушли последние силы. Вепрь не устоял и рухнул в лужу собственной крови.

— Х-ха-а-а-а! — Таймур бросился в атаку, чтобы защитить его, но ничего путного из манёвра не вышло: меч без труда выбили из рук юнца, а его самого схватили и скрутили. Каган тут же забился, пытаясь высвободиться. — Не трогайте! Не смейте! Не убивайте его! Ай!

— Стойте! — Енкур подбежал и опустился на колено, марая длиннополую робу в крови. — Кому ты служишь? Отвечай!

Он сдёрнул шемаг с лица Вепря и шумно выдохнул:

— Ты⁈

Хотелось сказать в ответ что-нибудь приятное, но, когда захлёбываешься кровью, особо не до любезностей. Поэтому Вепрь выплюнул короткое ёмкое:

— Паскуда…

Енкур улыбнулся.

— А ты молодец, — сказал, извлекая из бесконечных складок мудрёного одеяния кинжал. Короткий, тонкий, с тремя заострёнными гранями. Такими не режут. Колют. — Почти заставил поверить в немоту. Но я-то знал, что ты не прост. Прощай, Чёрный жнец. На том свете свидимся.

Он замахнулся. Тонкий клинок блеснул, поймав солнечный луч, и… длинная стрела навылет пробила горло Служителя. Енкур захрипел и ничком повалился на Вепря.

— Матушка! — Таймур задрал голову, и пустынники разом посмотрели наверх.

На скалистом гребне гарцевала на белоснежной кобыле Сиятельная каганэ. А за её спиной стояла тарханская армия.