Хранители Седых Холмов

Глава 10

Кречет, звякнув колокольцем, взметнулся в голубую высь.

Вепрь проводил птицу долгим взглядом. Вот же… Боевой сокол. Охотник. Опасный хищник… крепко приученный к хозяйской руке. Покорный. Послушный. Убивающий ради чьей-то прихоти. Погань…

На душе сделалось муторно. Голова загудела, и барханы поплыли перед глазами под нарастающий звон в ушах.

Она тебя любит. Любит. Она…

— Ты видел? — Таймур сиял лицом, как начищенная бляхя. — Видел?

Усилием воли Вепрь вынырнул из сгущающегося мрака.

— Смотри, там дичь! — Каган пришпорил коня. — Вперёд! Спускайте собак! Хе-гей!

Кречет заклекотал и стрелой рванул вниз. По раскалённому песку от пернатого хищника улепётывал пустынный заяц — талай. Ушастый занырнул в колючие заросли, и сокол с криками принялся кружить над укрытием: достать зайца не представлялось возможным. Но тут подоспели собаки. Лаем они вспугнули затаившегося ушастика и погнали, удерживая на ходу, чтобы не спрятался. Талай петлял, да куда ему, бедолаге, — кречет молнией кинулся сверху, и острые когти впились в шерстистое тельце.

— Да-а! — Таймур пребывал в полном восторге. Он спрыгнул на песок и заторопился к добыче. Следом заспешили ловчие и охрана.

Енкур, восседавший на одногорбом верблюде, тяжело вздохнул и знаком подозвал старшего сокольника.

— Сколько у нас осталось зайцев, — спросил полушёпотом.

— Четыре, господин, — ответствовал тот. — И пять куропаток.

Енкур обречённо закатил глаза.

— До заката не управимся, — сказал он. — Придётся разбить лагерь. Эй, Вепрь. Оставайся при кагане неотлучно, а я подыщу место для стоянки.

Енкур наподдал пятками, и верблюд, неспешно переставляя длинные голенастые ноги с широченными пальцами вместо копыт, двинул к пологим барханам, над которыми висело жестокое тамук-тарханское солнце.

— Хе-гей! — Таймур оказался на редкость азартным охотником. Все, в том числе Вепрь, уже изнывали от жары и плавились, точно свечи. — Не отставай!

Потный, липкий и совершенно осоловевший, Вепрь пустил коня рысью. Хотелось сдохнуть.

Из шипастых кустов выскочило два одинаковых серых зверька. Зайцы рванули в разные стороны.

«Твою же медь, — угрюмо подумал Вепрь. — В глазах двоится».

Вот же, погань.

Однако он ошибся: ушастых действительно было два. И, судя по переглядываниям ловчих, эта парочка в планы не входила.

Неучтённые зайцы. Настоящая дичь.

Соколы взмыли в воздух, гончие засуетились, дёргая привязи. Зной наполнился клёкотом, лаем, криками.

— Давай за вторым! — бросил Таймур и, привстав на стременах, умчался следом за собаками.

Вепрь вздохнул и без особого энтузиазма пустил коня рысью. Куда там драпанул ушастый стервец? Кажется, налево.

Он проскакал приличное расстояние, но не нашёл ни зайца, ни кречета. Поднялся на бархан. Спустился. Поднялся на следующий. Взял к востоку.

— Тебя куда несёт? — Призрак появился неожиданно, и Вепрь вздрогнул. — Охотничья рать в другой стороне. Прогуляться надумал или, может, дёру дать?

Вепрь пропустил шпильку мимо ушей и выразительно посмотрел на песок. Призрак проследил за его взглядом и присвистнул.

— Ух, ты. Верблюжачьи следы. Похоже, Енкур далеко забрался в поисках места для стоянки.

Похоже на то…

Вепрь цокнул языком, и конь зашагал вдоль цепочки следов. Внизу, у подножья бархана, показались заросшие колючками сопки, а в овраге промеж них маячила знакомая фигура.

— Иди ж ты! — Призрак округлил глаза. — Да это же…

Енкур был не один. Он вёл беседу с незнакомцами в тёмных робах и скрывающих лица шемагах. Пустынники. Лихой люд междуречья. Опасные типы! Но ни разглядеть, ни расслышать их Вепрь не мог — слишком далеко. [1]

— Подберёшься ближе? — предположил Призрак.

«Нет», — мысленно ответил Вепрь.

— Вернёшься и доложишь кагану?

«Нет».

— А что же тогда?

«Ничего. — Вепрь развернул коня. — Это не моё дело».

Призрак явно обиделся: до самого возвращения не проронил ни слова, а потом и вовсе исчез. Вепрю было плевать. Он добрался до охотников, натужно разделил восторги Таймура по поводу доброй добычи и уселся под тентом с флягой воды.

Ближе к закату вернулся Енкур. Юный каган, похоже, даже не заметил отсутствия советника.

— Там, у холма отличное место, — сообщил Служитель. — Рядом сардоба, полная воды, поросль мятлика и колючек вдосталь. [2]

— Молодчина, Енкур, — отозвался каган. — Туда и отправимся. Только сперва поймаю ещё куропатку. А лучше — двух!

— Как будет угодно повелителю.

Повелителю было угодно охотиться до морковкина заговенья. Благо, темнело в пустыне рано, резко и основательно, иначе бы он до утра не угомонился. Лагерь разбили только с первыми звёздами, и Таймур собрал всех у костра, отпраздновать удачную охоту.

Вепрь ещё раз отметил, что у пацана все задатки отличного правителя: он умело держал себя, находя нужный тон и для ловчих, и для стражей, и даже для рабов.

Его любили. И, если не случится мятежа, будут любить ещё долгие годы.

Вепрь сморщился. Картина, увиденная в колючих сопках, встала перед глазами так ясно, что даже вода показалась горькой.

Тьфу ты, погань. Неужто Призрак прав, и следовало вмешаться? Нет уж. Лезть в чужое дело, всё равно что добровольно башку в петлю засовывать. К тому же, мало ли, о чём они толковали? Может, Енкур искал развлечений на ночь. Или хотел купить пару унций запретного грибного чая, чтобы немного расслабиться после тяжёлого дня. Кто знает!

Призрак знал. Чуял. А он, Вепрь, плюнул на чуйку и сунул голову в песок, как та диковинная птица, что обитает в зверинце Сиятельной каганэ.

Ладно, к чёрту всё. Ни к чему вертеть так и эдак: что сделано, то сделано — молоко обратно в вымя не запихнёшь. Так что…

Спать. Пора отправляться спать. Голова тяжёлая, как чугунный жбан. Веки точно свинцом налились. Вепрь зевнул. Поднялся и неровной походкой добрался до нужного шатра. А добравшись, повалился на лежак без задних ног и мгновенно захрапел.

Удар, удар, удар…

Снилась ли битва? Шла ли взаправду? Он не знал. Лязг стали в ночи́доносился словно через вату. Крики становились то тише, то громче. Глаза не хотели открываться категорически. Руки не слушались.

Это сон. Просто сон. Один из сотен таких же. Мало, что ль, снилось сражений? Да, почитай, каждую ночь! То песеголовцы нападают, то некры обороняются, то неведомое чудовище женским голосом хохочет. Сейчас он проснётся, и всё пройдёт…

Так. Его что, схватили? Схватили и потащили? Серьёзно?

Вепрь силился высвободиться из объятий сна, но они оказались крепкими, как чугунные кандалы. Странно это. Сквозь мутную пелену забытья он видел лица, скрытые шемагами. Чувствовал, что его куда-то волокут. Но вырваться не мог. Не мог даже пальцем шевельнуть.

«Вода… — запоздало сообразил он. — Горькая вода…»

— Похоже, тебя опоили, мелкий, — шепнул Призрак. Вепрь не видел его, но отчётливо слышал: голос звучал прямо в голове.

Похоже на то…

— Не смей отключаться! — велел Призрак громким шёпотом.

Легко ему говорить!

Вокруг царила темнота, суета, какая-то непонятная возня. Кто-то ругался. Кто-то кричал. Кто-то мычал. Звал на помощь. Лошади ржали. Гончие лаяли. Воняло гарью, кровью и паникой.

— Тяжёлый! — посетовал один из тех, кто его, Вепря, волок.

— Давай его сюда, — отозвалась долговязая тень, и голос показался смутно знакомым. — Вложи ему в руку ятаган. Да не этот! Окровавленный. Вот. В самый раз.

— Неужто ку́пятся?

— Ещё как, — заверил долговязый. — Парень не в ладах с головой. Это легко проверить. До того, как попасть на лерийское судно, он вырезал в Гиблостепях кучу народа. Его даже прозвали Чёрным Жнецом.

— Звучит дельно, — отозвался пустынник. — Главное, чтобы не кинулся следом.

— Не кинется, — отмахнулся долговязый. — Сутки на́ноги не встанет: средство добротное, проверенное. Наш след успеет простыть.

Пустынник кивнул.

— Вижу, ты всё продумал.

Долговязый хмыкнул.

— Ещё бы. Ставки слишком высоки.

— А ежели сболтнёт лишнего? — пустынник легонько пнул Вепря носком сапога.

— Не сболтнёт, — с завидной уверенностью заявил долговязый. — Он нем, как рыба. Да и кто станет слушать раба?

1. Шемаг — арафатка. Мужской головной платок.

2. Сардоба — гидротехническое сооружение для сбора и сохранения пресной воды в засушливых районах (пустынях и полупустынях). Представляет собой каменный купол над широким колодцем.

3. Мятлик — травка такая.