Железный Аспид. Мир

Глава 39 Империя выбирает трудный путь

Джур коснулся рубина и распаковал машину. Черного зверя с желтым пламенем колес и желтым кантом на кузове. Он был компактнее, чем у Эйдена, с перекосом стиля в гоночный спорт.

— Летали на лучшем в мире триниджете?

— Я им даже управляла.

— Эйден наврал! Самый лучший — у меня. Садитесь.

— Джур, — когда они взлетели, Самина пытливо уставилась на имперца, — а почему при встрече Вы сказали: «так вот почему он послал меня»?

— Был поражен невиданной красотой. Пойдет?

— Вот как. Если за семьсот лет я — прекраснейшая из всех, кого Вы встречали, мне Вас искренне жаль, — девушка знала, что красива, но не канонически.

— Ладно. У Вас на волосах осколок его алмаза.

— Просто заколка. Эйден так выкрутился, извиняясь за то, что… ну, отрезал мне голову.

— Ах, голову отре… что⁈ Ха! Слушайте, леди Зури. Давным-давно межзвездные полеты имперцев длились годами. Офицер, если встречал совершенно особенную женщину, откалывал и дарил ей часть служебного камня. Так он просил ее руки, но с отсрочкой. Просил ждать его возвращения или подходящего случая, когда сможет сделать предложение, как следует.

— Вы чересчур навоображали. Он думал, что умрет на Бране, когда дарил мне арамонтов.

Император скептически покривил рот:

— Да он уж раз триста думал, что умрет! Но ни до, ни после его женщины и пальцем не касались Ри. Не говоря об осколках. А ведь фаворитки, одна умней и прекрасней другой, мелькают по дворцовым спальням.

— Вы удивлены, что для меня он сделал исключение?

— Нет, — засмеялся Джур. — С той самой веранды уже нет, Самина.

— Почему?

— Я отвечу коротко, понимайте, как знаете: если бы мы с Вами сейчас не говорили с глазу на глаз, а вели переписку, я был бы уверен, что Вы — это он.

Стремясь доказать превосходство своего триниджета, Джур перестарался. Самина бледнела на дрифтах, но молча сносила виражи Его Величества. Не при императоре стонать. В небе над Браной и в городах светлело, гасли аварийные огни. Имперцы потихоньку разрешали гражданский транспорт, запускали предприятия, отменяли внезапные каникулы на горе студентам. Планета оживала, стряхивала ночь поражения.

Триниджет поднимался выше.

— Джур… к чему его может приговорить трибунал?

— Боитесь? У нас нет смертной казни за здоровый эгоизм, — водитель хитро улыбнулся девушке. — А судя по тому, как Вы сейчас расслабились, любой другой исход Вас устроит.

Имперские звездолеты над капсулой выстроились в гигантский шар, не меньше спутника Браны. Их коллаборат был похож на миниатюрную черную дыру. И он притягивал взгляды бранианцев не реже раза в минуту. На высоте километров десяти от земли их выловил телепорт.

— Осторожно! — риз Авир поддержал Самину, когда они вдвоем очутились в парадном шлюзе флагмана. В гостевой бранианской атмосфере.

— Я еще не привыкла к стремительным перемещениям, — бормотала девушка. — Кажется, мои глаза еще где-то… догоняют.

— Ри адаптирует Вас к условиям корабля. Скорее! Мне некогда.

Джур торопился, но клинкет открылся прежде, чем император коснулся сенсора. Из коридора в шлюз энергично зашел кто-то, на ходу облачаясь в броню.

— Самина, ну скажи, что мой триниджет лучше?

— Лучше, Эйден, — это был он, и девушка вернула бриллиант. Куда бы ни собрался робот, пусть с ним будет Ри.

Два призрака кидались фразами на колючем ибрионском. Девушка едва ли поняла треть, но кажется, Эй был недоволен, что друг полетит за ним на трибунал. Почему? Она молча глядела на тень, что повыше. Какой он теперь под черной броней? Его починили? А шрамы? Впрочем, не плевать ли на шрамы. Голос живой — это важнее.

— Это ключ от твоей каюты, — андроид царапнул ей чем-то по ладони. — Это от моей.

И вернулся к сдержанной перепалке с Джуром. Что такое? Последнюю фразу Самина поняла верно:

— Догадываюсь, чего ты хочешь, — щелкал языком Эйден. — Не вмешивайся!

Риз Авир произнес что-то, не подлежащее переводу, но понятное интуитивно. Непечатное. Почему Эйден его отталкивает? Синтетик умолк и подошел к девушке. Черное нечто, вблизи туманно-дымчатое, приподняло ее лицо, чтобы заглянуть в глаза.

— У, как много там вопросов. Задам свой: что, если меня сошлют на Кси, к жорвелам?

— А они милые?

— Нет.

— Кусаются?

— Еще бы.

— От них есть какой-нибудь… спрей?

— Нет.

— Тогда я тебя брошу.

Без лишних слов тень поцеловала ее прямо сквозь черный туман. Прямо. Сквозь. Вот это технологии.

— Джур! Джур! Ж-ж-животное…

Риз Авир использовал заминку, чтобы выскочить из корабля первым. Эйден исчез следом, и Самина решила, что осталась одна в шлюзе.

— Леди Зури, господин Эммерхейс распорядился об адаптации, — из стены вышла копия Ри.

— Ты та же или другая?

— Нас невозможно перепутать. Я управляю флагманом. Прошу за мной.

— Ри, кто такие жорвелы? — спросила гостья, пытаясь разрядить молчание, пока они прыгали по минипортам к медблоку.

Перед ней раззявил пасть дутый паук-слизень во весь проем коридора. Самина взвизгнула и поняла, что он — лишь демонстрация. И что ни спрей, ни армалюкс такого не возьмут. Атомный взрыв — и то не с первого раза.

— Спасибо. И что мне брать с собой к этим тварям?

— Молитвенник и быстрый яд, миледи.

В блоке адаптации над ней тряслись и порхали, как над редчайшим экземпляром мотылька. Газовая кровать, о которую девушка споткнулась, как только налетела на газовые кресла, оказалась даже очень… лежабельной. Самой болезненной процедурой был сверлящий взгляд ассистентки. Самина прочистила горло:

— Ри, сходи куда-нибудь. Отдохни.

— Не поняла, миледи?

— Исчезни.

Прежде, чем произнести это, она миллион раз подумала, стоит ли добавить «пожалуйста», и решила так: либо Ри ее уделает, либо она уделает Ри. И не ошиблась. Пока шла процедура, девушка размышляла, кто мог быть создателем этой чопорной жабы. Ах, ну, конечно! Разработчик Эйдена, кто же еще. Гервин Эммерхейс, инженер андроидов и орудий для пыток. Вскоре Самине разрешили покинуть крыло адаптации. Она вышла в общий холл, от которого разбегались во все стороны коридоры поуже.

— Ри! — позвала она.

А что, если обиделась?

— Я здесь, миледи. Все хорошо?

Не обиделась. Надута не сильнее, чем раньше.

— Орис и Сиби здесь? Я хочу их видеть.

— Они в гостевом корпусе. Я провожу.

Самина осталась в восторге от коридоров с лужами минипортов. Шутка ли, гостевой корпус располагался на противоположной стороне коллабората. Звездолетов в нем была не одна сотня, и каждый размером с летающий небоскреб. Так много света играло внутри! Его источников девушка так и не приметила, он просто наполнял корабли, как воздух. Минуты три их носило по телепортам, пока не доставило к месту. Брат и мачеха обедали в кают-компании с виртуальным видом на ибрионские долины. Реалистичным настолько, что Самина вдохнула запах влажной травы и поежилась от ветерка. Орис кормил с руки невозможного зверя. Тот сидел у тарелки на задних лапках, был размером с морскую свинку, только кислотно-розовый и весь покрыт колючками. Брат и Сиби так увлеклись, что не видели девушку, пока та не позвала:

— Орис…

Он обернулся, и улыбка расплылась от стены до стены. Соображая на лету, Ри опередила приказ и исчезла по доброй воле.

Самина узнала новости. На Бране установили временное правительство, а Орис со дня на день отправлялся на Цараврию. Его ждали восемь лет обучения в имперских университетах. А затем, по словам Джура, он должен был вернуться на Брану, чтобы возглавить планету. Через десять лет контрактной службы он был волен остаться дома или мигрировать, куда захочет. Сиби Зури сохранила должность пресс-секретаря, несмотря на фельетоны об имперской знати. Уж очень меткий слог был у красавицы. И Брана ее любила.

Харгена нашли в дикой зоне «Валежника». Он пытался добраться до старого бункера — того самого, в котором побывал андроид. Кажется, председателю крупно повезло, что имперский патруль выловил его раньше, чем аморфофаллус. Орис говорил об этом нехотя и напряженно. Харген Зури все-таки был ему отец, и в общем-то неплохой.

— А это что? — Самина кивнула на ежа. Он пил из чашки Сиби, но та была не против.

— Нонч. Да-да, выглядит, будто пингвин собрался в клуб. Ничего о нем не спрашивай, сам не знаю. Но он ест все, что на столе, спит у меня на подушке и кусается, если гоняешь.

— Чем вы тут заняты? Дайте и мне какое-то дело, иначе до конца трибунала я сойду с ума!

Брат сложил приборы и развернул к ней экран комма:

— Эйден перед уходом отдал мне старые фото и видео с Шиманаем. Еще когда тот был человеком.

На столе были разложены карточки. С них улыбался молодой длинноносый лаборант с блестящим и острым взглядом. С опрятной кучерявой стрижкой. А на экране крутились модели туловища и головы для кибернетиков.

— Для него сделают новое тело, — объяснил Орис. — То есть его старое тело, то есть… имперского киборга. Нормального! И мозг забрали, чтобы там чего-то обновить. Нейроны, тела, все такое. Надо закончить с фотками, чтобы уточнить лицо, вот и поможешь нам.

— Давай выберем самые смешные.

— Садись, — пригласил брат. — Да, кстати, я уже начал замечать газовую мебель!

— Это вселяет надежду, — усмехнулась Самина, чувствуя себя клоуном, пока нащупывала себе кресло по залу.

Совет миров не имел постоянного места для экстренных заседаний. Для таких встреч, когда вопрос нельзя было решить заочно, геронты оборудовали площадку там, где им было удобно в конкретный момент. Но собрать вместе даже голографических советников было делом чрезвычайной сложности. Эйден, отправившись трибунал на три дня позже судей, да к тому же лично, прибыл туда быстрее нового канцлера.

Трибунал собрали неподалеку от Браны, в двух часах полета. Когда риз Авир принял корону, его прежнюю должность председателя занял ксит по имени Тикс. Геронт, безусловно, достойный, но вредный. Собственно, поэтому Эйден и предположил, что если приговором будет ссылка, то к жорвелам. Кситы вот уж четыреста лет бодались с ибрионцами.

— А, Эйден, — скрипнул позади него Тикс, пробираясь к своему креслу. — Ты рано.

— Я не рано. Ты просто не успел соскучиться.

— Его Величество в последнем… десятке сообщений просил не начинать без него: в рукаве Персея затор из-за гамма-всплеска. Но разве тебя это остановит?

— Не хочу, чтобы Джур повлиял на вердикт силой положения или вето. Мы же здесь все знаем, чего он хочет.

— Вернуть тебе корону.

Геронты на своих местах отводили взгляды. Говорить с андроидом на равных могли не многие, и Тикс мирился с тем, что другие бросили его на растерзание железному аспиду. Эммерхейс был в империи персоной краеугольной. Чем больше свободы давал он своим мирам, тем сильнее те убеждались: алмазная диадема принадлежала Эйдену — чью бы голову ни венчала. Так, ему казалось, он был последним рабом в империи.

— Но он не сможет меня заставить, — сказал андроид, чувствуя себя подростком, бунтующим против школьной формы. — Когда я отрекался, по закону он был первоочередным наследником, потому что принадлежал к императорской династии. Но я не принадлежу ни к одной. Династия по нашим законам начинается с рождения первенца. А у меня нет детей. Поэтому отречься автоматом он может только в пользу своих.

— Или как это было двести лет назад — с твоего согласия.

— Так вот я о чем. Я собрал этот трибунал, чтобы империя — а не Джур — решила мою судьбу. После всего произошедшего я сомневаюсь, что достоин. И короны, и других привилегий.

Белый хвост Тикса мотнулся из стороны в сторону. Геронт обернулся, но коллеги вернули ему озадаченный взгляд из-под своих капюшонов.

— Мы… не вполне тебя понимаем.

— Я мог предотвратить гибель трех приграничных планет. Я хочу, чтоб вы знали: я не уничтожил Брану, когда имел такую возможность. За две недели до выстрела. Не только из гуманных соображений — впрочем, неуместных в том случае, — а из-за эгоизма и потери взвешенной логики. Я поддался человеческим слабостям.

— Чувствам?

— Тому, что делает сильными людей, но ослабило машину. В душевной стерильности была моя сила. И смысл как императора.

— Обожди, это когда ты не чувствовал? Когда не позволил запытать моего деда на Кси? Или когда зарезал Гервина? Помню, вот это был номер! Ты же химера, Эйден: человек, машина, вирус. Используй это, наконец!

— Если я приму корону, эта химера будет управлять вами. Лично тобой, Тикс. Тобой, Оуи, и тобой… у тебя нет имени.

Тикс рассмеялся и взял золотой молоточек. Геронты, как по команде, скинули капюшоны: канцлер приготовился огласить вердикт.

— Ты прав в одном, Эйден: тебя не было здесь. Так уж вышло, война есть война. Здесь, дома, мы потерпели неудачу сами. Не смей отбирать у нас эти шрамы, когда мы только-только получили свой первый урок! Когда мы только начали сомневаться, а значит, мыслить разумно. Джур интуитивно чувствовал опасность и выслал парламент на границы. Там мы крутили и крутили наши сомнения… и все-таки провели эвакуацию большей части мирного населения за сутки до удара.

Вот почему Эйден не увидел спасательных шаттлов после катастрофы.

— Я долго думал, что было бы, отступи Вурис по приказу Джура, — произнес он, все еще оправляясь от потрясения хорошей новостью. — И пришел к выводу, что стало бы только хуже: врагов у нас предостаточно, и новая власть сильно пошатнулась бы в их глазах. Получается, в той ситуации ваше решение было оптимальным.

— Видишь? Империя не все на свете провалила без тебя. Мы понесли большие потери, но согласись, даже такого ты от нас не ожидал. То, что ты где-то там вздумал взвалить все на себя и не смог вынести, говорит лишь о том, что ты — не бог. Но мы и не хотим себе бога. Империи нужен… эффективный топ-менеджер. С регулярным отпуском и больничными, если нужно.

Андроид был вынужден признать, что в таком ключе последняя фраза звучала не так уж и страшно. Хотя если смягчать до конца, он предпочел бы слово «главврач». В этом что-то было. Геронты посходили с ума, им пригодился бы хороший доктор.

— Империя — не кондитерская фабрика, Тикс. Для управления таким исполином нужен кто-то более совершенный. Тот, кто готов отдать всего себя. Безусловно! Кто положит на алтарь величия Ибриона все, что у него есть.

— Понимаешь, кого ты сейчас описал? Несчастного психопата, которому чуждо все человеческое. Бездушное ничтожество, неспособное любить по-настоящему. Такого ты нам желаешь? Нет… В древнем мире только те цивилизации стали великими, чьи боги были несовершенны! Только зная, что ты уязвим, мы научимся слышать не одного тебя, а друг друга. А от слов о совершенстве у меня чешется хвост! Ты достаточно вырос, чтобы уяснить одну вещь: мы и совершенства не хотим, — канцлер подался вперед, будто собирался поделиться тайной. — Эйден, ведь в чем беда совершенства? Безупречный судит всех по себе. И получается, что вокруг него, куда бы он ни пришел, одни грешники. А кто обитает среди одних только грешников?

— Дьявол! Я же просил не начинать без меня, — Джур сворачивал триниджет прямо в зале. — Он уже драматизировал?

— Заседание окончено, — Тикс ударил молоточком, и судьи принялись исчезать один за другим: со вспышками, с хлопками и в дымке — каждый на свой фирменный лад.

— Поздно, Джур, — их осталось двое в полутемном зале. — Ты пропустил эпизод, где меня раскатывают, как мальчишку.

— Вердикт?

— Алмазный забой. Пожизненно. Давай, верни мне кайло.

Риз Авир снял корону. Да… Будто проклятье с себя стряхнул.