Справляться с болью можно, замораживая себя изнутри. Раз за разом понижая градус при каждой потере. Пока однажды этот лед не разорвет тебя, как бутылку с водой в морозилке.
— Вода, — прошептал Эйден, ожил и сорвался с места. Бегом до зала, где они с Шимой корпели над картами. Он вызвал графа на ходу:
— Канташ, кто командует войсками Алливеи?
— Генерал Кревес.
— Сторонник барьера?
— Он самый.
— Превосходно. Устройте мне встречу с ним, прямо сейчас!
— Хорошо, Ваше Величество, — с удивлением и готовностью ответил граф. — Тогда в дворцовом парке, у ручья. Там нет охраны и камер.
В свете последних новостей энергичный тон андроида приободрил алливейца. Канташ бросился исполнять просьбу. Был уже довольно поздний час, и невозможность отложить разговор на утро означал скорый перелом в войне.
Уже через час генерал Кревес переводил взгляд с Канташа на Эйдена и в раздумьях шевелил усами. Да, на прозрачном лице алливейца росли пышные хрустальные усы. Листья на них топорщились жесткой щеткой вверх: собирался дождь.
— Вы просите меня спровоцировать Вашего, — он ткнул пальцем в робота, — адмирала подставить флотилию под удар?
— Да.
— Где подвох?
Андроид раздражал Кревеса. Во-первых, из-за вражьей черной формы. Во-вторых, он спелся с графом, этим недоверчивым умником и пацифистом, абсолютной противоположностью генерала. И в-третьих, до появления синтетика именно Кревес значился самым заносчивым типом на планете. А Эйден отобрал у него эти нескромные лавры.
— Подвоха нет, генерал. Если Проци атакует завтра же и подойдет слишком близко к Алливее, Харген будет вынужден поставить барьер перед выстрелом. Я прав?
— Разумеется, так и было с другими правящими домами. Вы же сами видели.
— Да, но следом наводчик лопнет и ударить не сможет. Вы получите долгожданную защиту от вторжения, а мы — разоружим Брану. Зури больше не сможет манипулировать Алливеей. Кревес, вы будете обменивать свой урожай на деньги и нормальное отношение, а не отдавать его даром. Свобода и независимость, ведь этого Вы добивались?
— А если он ограничится барьером и не выстрелит?
— Тогда чего Вы теряете?
Кревес молча пожевал усы.
— Есть несколько жилых спутников на границе системы, но… уже к утру мы всех эвакуируем. Правда, говорят, лет через десять Харген оборудует себе другой наводчик.
— Я постараюсь увеличить этот срок. Возможно, без прежней поддержки Брана зачахнет раньше, чем вернет свое влияние. И подумайте: каков шанс для смены власти в столице Альянса! Кто-то новый встанет у руля. Может быть — Вы.
Эйдену осталось сесть ему на левое плечо и дать прикурить от мизинца. Не так уж и надуманно было сравнение железного аспида с тем змием.
— Но как Вурис Проци поймет, что нужно подойти так близко? Кто в своем уме потащит флотилию на расстояние выстрела? Каналы прослушиваются. Мы не можем прямо сказать ему — лезь на рожон, все схвачено!
— Вы дадите ему знак на древнем языке. Все, что нужно, это надоумить Джура обратиться к архивам.
— А как риз Авир поймет, что это намек?
— Мы зашифруем в послании мой личный код. Его знают только Джур и Вурис.
Генерал задумчиво пил из своей фляги и смотрел в небо. Их разговор напоминал вербовку адептов финансовой пирамиды. Уж больно гладенько стелил аспид.
— Почему бы мне прямо сейчас не сдать вас обоих председателю?
— Потому что такое предложение Вы получите еще лет через сто. Вы же не дуб, Кревес.
— Я могу поступить хитрее: завтра объявят о смерти наследника дома, так что я легко отберу трон у Ампаль. И получу свой барьер гораздо дешевле!
Эйден щелкнул пальцами за спиной. Тотчас Канташ наклонился к генеральскому уху, и усы Кревеса поникли. Граф вернулся к ноге андроида, ничуть не уязвленный своей ролью тем вечером.
— Да когда она успела-то⁈ — генерал вылил флягу на тропинку и развернулся, чтобы уйти. — Пройдохи!
Не говоря больше ни слова, он удалился. Синтетик перевел вопросительный взгляд на Канташа:
— Это он в смысле — да или нет?
— Кревес вылил свой напиток, — граф почтенно указал на лужицу. — Это означает согласие с условиями сделки.
— А если б нечего было вылить?
— Обсуждение договора редко обходится без хорошей выпивки, милорд. Но это древний язык… такой древний, что предки выкручивались, как могли. Да, и резали палец, чтобы капнуть своей крови на землю, тоже.
Ах, вот оно что. Признаться, Эйден подумал о другом.
— А можно вместо себя порезать собеседника? Очень символично же: пустить ему кровь с надеждой на долгое сотрудничество.
— Я думаю, на свадьбах до сих пор хватает таких случаев, — усмехнулся граф. — Лучше скажите, что будет, если Харген и правда ограничится барьером, а стрелять не станет?
— От барьера я ничего не потеряю. Но судя по тому, что творится, Зури то ли в истерике, то ли в панике. Он вдарит по Джуру так, чтоб наверняка разнести полгалактики. Мы с Шимой проштудировали все его файлы о наводчике: там, на Бране, не знают того, что знаю я. А значит, у них не будет причин осторожничать.
Усы Кревеса не ошиблись, и после разговора с генералом начался дождь. Эйден теперь не боялся осколков стекла: Ри окутала его броней, едва плеча коснулась первая капля.
Завертелось. План, свернутый в клубок, оживал, просыпался.
Самина так и не смогла заснуть той ночью и забралась на окно в пустом зале. Рядом валялся мячик профессора. Девушка задумчиво смяла его в руке и бросила в стену напротив. Отскочил — поймала.
Думать до утра — какая роскошь. Королевский подарок: думать, да еще до утра.
Еще бросок — поймала.
План Эйдена не годится. Решение принято. Она не вернется в его игру.
Бросок — … мяч ухнул в проем, исчезая в коридоре. Кто-то украл звук его падения.
— Как дела? — андроид вошел с мячиком в руке.
Снова за полночь, отличный вид, но у окна теперь Самина. Вопрос был в стиле «о, давно не виделись, как оно?». Оба знали, как оно на самом деле, но слишком велик был соблазн забыть обо всем, что случилось за последний месяц.
— Хорошо. А у тебя?
— Хорошо.
— Как там твои лютые каверзы?
— Шлифую.
За окном сыпались осколки, сверкали и били в стекло иллюминатора. Самине захотелось выдавить его спиной и оказаться на улице, под этим дождем, как только андроид нарушил воображаемую границу ее личного пространства. Для Эйдена та граница была на входе в зал. Все, что он делал после, каждый следующий шаг к ее убежищу вызывал желание обнять его. И застрелить. Он был краем пропасти, с которого так и тянет прыгнуть, когда слишком близко подойдешь. Или столкнуть товарища. Или, на худой конец, бросить фотоаппарат. Иначе говоря, совершить хоть какую-то необратимую шаль. Девушка спустила рукава до кончиков пальцев. Тонкие светлые волоски на предплечьях встали дыбом, потому что пропасть стояла рядом и пахла свежей мятой. А на Бране мята вызывала мучительную смерть.
— Да, хотела сказать: план твой — полная чушь.
— Нормальный план.
— Ерунда бездарная. Вычеркни меня.
Вместо ответа Эйден потянул ее к себе и просто обнял. Угадал тот самый нужный момент, так попал в точку, что все напряжение Самины потекло сквозь его руки, плечи и шею, будто сквозь проводник. И мягко рассеялось.
— Среди миллиардов бездарных критиков — как мне не хватает тебя одной в совете миров. Чтобы хоть кто-то от души называл мои планы ерундой.
Его рубашка приятно шуршала под щекой Самины. Еще секунду так, без слов и без движения. И еще секунду. Она откинулась к стеклу, чтобы заглянуть в зеленый глаз:
— Ты не виноват в смерти Бена.
— И мне хотелось в это верить. Но я же знал, кто сдал меня Харгену. Мог бы и догадаться, каким образом решит эту проблему стрекоза в эмоциональным ступоре.
— А я бы какала радугой, если б стала единорогом! Довольно. Бена убили безрассудство и Кайнорт Бритц.
— Не насилуй себя, — улыбнулся андроид, поражаясь таланту Самины умещать в одной фразе царское «довольно», изящное «безрассудство» и бесстыжую аналогию.
— Что? Это так я считаю. Я.
— Тогда, моя дорогая, ты просто себе завралась.
— Послушай, знаешь, что? — девушка вскочила с окна, едва не на ноги андроиду, оттолкнула его и принялась крутить волосы в пучок. Неровное каре не хотело собираться на затылке. — Ты вертишь людьми, но не их чувствами! Нет у тебя диастимагии против того, что у меня внутри!
— Мне и не нужна магия, чтобы разбираться в чувствах. Потому что они — не чудо. Это химия, сочетание гормонов, ты же сама биолог, ты же все это знаешь! Ты считаешь, мои слова тебя задели? А может, норадреналин и тироксин? Я могу смешать коктейль из нейромедиаторов, которые заставят тебя поверить, что я ангел или демон, и ты будешь стоять вот так передо мной и бить себя в грудь, крича, что это твое личное мнение!
Сложно ругаться с машиной. Невозможно ругаться с высокомерной и спесивой машиной в двадцать раз старше тебя и в отвратительном настроении. Искусственный интеллект выдавал слишком веские аргументы. И слишком быстро. Умный он был слишком. Самина положила руку ему на шею, где ладонь ей уколол краешек линии волос. Густой ежик на затылке чуть отрос за месяц. Играл под лампой темным соболем. А где-то ниже был шрам от нервизолера.
— Тише. Ты забыл про кишечную палочку и лактобактерии: говорят, они тоже нами управляют. Но что с того, если ты знаешь, как все работает? Часы отмеряют время для их мастера так же исправно и точно, как для всех остальных. А разве флейта не звучит приятнее на губах того, кто лучше разбирается в нотах? — она спустила руку к его сердцу, запоминая, как покалывает ей пальцы черная ткань. — Оттого, что ты знаешь, как это устроено, неужели оно перестанет биться?
Эйден вернул ей тот миллиметр навстречу. И затормозил на шипах. Снял ее руку со своей груди, поднимая на уровень глаз переплетенье их пальцев. Живых и стальных. Самина поняла и нахмурилась:
— И что?
— Напоминаю. А то вдруг ты забыла. Что между нами пропасть, горы и твое «нет». Да, пойдешь… — он начал вопросительно и закончил утверждением. — Пойдешь со мной на раут завтра.
— Куда? На раут?
— Хочу увидеть тебя в цифровом платье.
— У меня нет с собой. И с головой беда… В смысле, на голове.
Андроид подобрал неровный вихор с ее виска и заправил в пучок. Тотчас незримый баланс нарушился, и волосы рассыпались по плечам.
— Мне надо отдохнуть, и утром все будет.
Он бы добавил «хорошо», но сегодня они оба вывернули это слово наизнанку. Если будет нормально — уже хорошо. Не считая ее отказа. И рискованной авантюры в космосе. И того, что платье он возьмет из борделя.
Когда он ушел, Самина вернулась к окну. Сон предал ее той ночью. Она думала. С тех пор, как открылось, что Эйден диастимаг, ему больше не приходилось скрывать эмоции. И эта смена настроений за один разговор… она завершила его образ, прекрасный, как волны на море, как стихия.
Девушка подобрала мячик и бросила снова. Хлоп — поймала. Нет, она не вернется в его игру. Она начнет свою.