Железный Аспид. Мир

Глава 22 О ловле на живца

Ирмандильо косился на Эйдена из-за штурвала. Синтетик высматривал сгустки паутины и не обращал внимания на труп у своих ног. Настолько, что Тарталья опасался, что император вот-вот наступит на мертвеца. Топчась рядом, он то и дело задевал ботинками саван — там, где разметались серебряные волосы. Эйден даже не оттащил пилота в сторону. Полицейский был, может, неуклюж, но не туп: убийство фрина в перевале — это раз, и холодное пренебрежение к человеку, пусть мертвому — это два. Словно магнит, аварийно-красная радужка притягивала мысли Ирмандильо.

— И все-таки, что за режим ассассина? Я о глазах.

— Это вирус. Он давно со мной, — даже голос, интонация стали другими: добавилось металла, убавилось оттенков, исчезла легкость. — Я раньше думал, он надо мной издевается. Но теперь понимаю, что бережет.

— От чего?

— От рефлексии из-за чудовищных поступков, когда их невозможно избежать или пережить. Поверь, он делает меня не лучше, но эффективнее.

Внизу — в подлеске и на опушках — встречалось все больше коконов с добычей шчеров: стеклянные птицы, руконогие и даже копытные попадали в липкие сети. Время от времени из-под их корабля выскакивал паук. Они все спешили туда же, куда направился ложноскорпион. Наверняка их уже ждали. Вскоре гломерида обогнула цепь холмов и всплыла над равниной с большим озером. Эйден сменил Ирмандильо и направил корабль к берегу.

— Если б я был магнумом шчеров, выбрал бы это место для лагеря, — объяснил он.

— Почему?

— Здесь много воды.

— И что?

Синтетик как-то странно глянул на Ирмандильо.

— Да так. Хочешь исполнить почетную обязанность командира звездолета?

— Какую?

— Поприветствовать воинственное племя. Ну, знаешь, «мы пришли с миром…»

Полицейский выглянул из окна. Нестройный ряд из молодых черноволосых мужчин обступил гломериду. Никто не проявлял признаков воинственности, которой их с легкой руки наградил Эйден. Любопытство и внимание сквозили по лицам у воды.

— Ладно, — согласился Ирмандильо.

В самом деле, последствия бесцеремонной агрессии уже заставили его хромать. На этот раз стоило зайти с деликатной стороны. Он отпер клинкет и потер веки. И поскреб в ухе мизинцем. И открыл-закрыл рот, будто заложило уши. Что-то было… не так?

— Иди, я за тобой, — синтетик подтолкнул робота к шлюзу.

Ирмандильо шагнул на трап и увидел, как расступились мужчины. А следом — целая тонна чистой озерной воды поднялась стеной и обрушилась на корабль. Она не успела коснуться земли: целиком обратилась в лед. Голубоватая корка покрыла сегменты и шасси гломериды, разукрасила узорами иллюминаторы, обездвижила Ирмандильо на трапе, как муху в янтаре.

И все же: кап, кап — кто-то спускался к берегу. Шчеры загудели и вскинули иольверы. Как же так, пришельцы вышли один за другим, неужели второго не коснулась магия?

Кап, кап.

Эйден стряхнул влагу с волос и отер лицо. Пуская вперед Ирмандильо, он надеялся не так сильно вымокнуть, но не ожидал настолько мощной волны. Велика же была ненависть пауков к насекомым, за которых их приняли. Ткань его формы отталкивала воду, и ручейки струились там, где он шел.

Можно ли быть мокрой курицей, но производить ошеломляющий эффект? Можно.

— Мне нужен магнум Лешью. И мне плевать на часы приема.

— Великий магнум заставляет ждать диастимагов своего уровня и ниже, — прошептал шчер и поклонился. — Вас он встретит немедленно.

Эйден уговорил себя расслабиться немного. Десятки иольверов вокруг были опущены вниз стволами. Все нормально. Он оглянулся на свежезамороженного Ирмандильо.

— Пажа моего не трогайте.

Лучше было оставить робота здесь — для его же блага. Толстый слой льда растает за несколько часов, лишь незначительно замедлив обмен веществ и сердцебиение. У них обоих. Но в конце концов, холодное сердце — как раз то, что нужно в гостях у гигантского паука.

Идти пришлось недалеко. Эйден в сопровождении двух солдат обогнул холм, прямо у подножья которого нашлись ворота. Они не казались древними, хоть и старались очень: светлый металл выглядывал из-под вьюна и ползучих лиан. Шчеры оставили робота одного, и ему вспомнились гладиаторы перед клеткой со зверем — по традиции неизвестно, каким. Стоишь такой с копьем… А кого выпустят — полудохлого раба или бешеного медведя? В реальном бою магия Эйдена приравнивалась к зубочистке.

Он оглядел другие холмы поблизости. Какие-то они все… Да. Какие-то правильные. Все разной формы, но симметричные. Догадка подтвердилась, когда ворота перед ним щелкнули с характерным звуком разгерметизации клинкета. Шчерам нужно было куда-то девать все те корабли, на которые они охотились. Сзади вежливо кашлянули:

— Мы забрасываем их плодородным илом с болот, и за какой-то месяц они обрастают травяным ковром.

Синтетик едва не провалился сквозь землю. В борьбе между аристократической выдержкой и реакцией андроида победила дворцовая сноровка. Взгляд чуть запаздывал за поворотом головы — будто его отвлекли от чего-то более важного, чем появление великого магнума шчеров. Следом шло испытание лестью.

— Я понял, отчего в Альянсе никогда не было Ваших портретов, — поклонился магнум. — Несмотря на эти шрамы, имперский дьявол все еще прекрасен. Впрочем, как же иначе? Грехи должны быть желанны.

— Расхожая метафора обо мне ошибочна: говорят, Люцифер был натуральный блондин. Но Ваше гостеприимство обезоруживает, — кивнул синтетик, без замешательства передавая глоустер охране.

Встречали, может быть, кентавра? Лешью превратился наполовину, и стройное тело в форме генерала войск сопротивления восседало на округлом брюхе. Сером, с желтыми полосками осиного паука. Магнум удачно использовал полуобращение для того, чтобы возвыситься над собеседником. Для шчера, правда, у него было маловато ног. На двух парах он стоял. Две распластались на пороге и загородили проход в шлюз. Еще одна целая и обрубок напротив были увешаны кобурами и патронташем, да полторы педипальпы торчали из-под ребер, поджатые до поры. Итого 6,75.

— Вы попали в точку, я думал о погибших звездолетах.

— Чтения мыслей нет среди моих талантов, — улыбнулась лучшая половина шчера, несколько по-девичьи жеманная. — Любой, кто так внимательно созерцает холмы, слишком быстро открывает их секрет. Да мы и не то чтобы прячемся здесь. Кстати, мое имя Лешью Лау.

Андроиду не было нужды представляться.

— Лешью, своим визитом я надеялся пролить свет на другие тайны. Мир алливейцев чувствителен к переменам и очень раним: граф Канташ обеспокоен катаклизмами на третьем кольце. Если коротко, поэтому я и здесь.

— Что же граф сам не пришел? Почему император у Его Сиятельства на посылках?

— Идет вторая неделя, как я уволен. Вынужден браться за любую работу, чтобы оплатить счета. Но если я вернусь без ответов или не вернусь вовсе, шчеры потеряют благосклонность Дома Алливеи.

— Не будь великий наглец великим магом, я бы не побрезговал и синтетической печенкой на обед за дерзость, — реагируя на тон хозяина, охранники сняли иольверы с предохранителей. Деликатно, но щелчка не утаишь. — А тот бранианский коп, его тоже беспокоит чуткий баланс Алливеи?

— Он не при чем. Я позаботился, чтобы Брана не совала нос туда, где нет магнетарной защиты. Меньше супербарьеров — больше маневров для империи в этом секторе.

— Несмотря на то, что прямо сейчас Ваш адмирал губит мои корабли, здесь я с Вами солидарен, — Лешью убрал лапы с порога и отступил в шлюз. — Со всем радушием, на какое способен, я покажу, что мы не наносим вреда планете. Вы добудете графу неопровержимые доказательства.

Шчер легонько подскочил, поджав ноги, развернулся в воздухе и мягко приземлился. Мастер эффектов, он явил пришельцу еще одно чудо. Крылья. Рудиментарные, недоразвитые: шчер мог лишь вспархивать над землей и тут же планировать вниз. И все ж их было многовато, ибо у пауков крыльев быть не должно вовсе. С его затылка на спину падал богатый конский хвост из угольно-черных волос, скрученных в дредлоки. Магнум не то полз, не то порхал по коридорам, а за ним бежала охрана в бушлатах, вынуждая гостя поторапливаться. Эти шчеры дали бы фору любому из имперских баронов. Ерунда. Верткий Джур в свое время научил друга окунаться в маскарад спеси и мании величия и плавать среди лицемеров, не захлебываясь чужим эго. Честно признаться, они с Джуром обожали этот дворцовый спорт.

Коридор был освещен слабо, но в нем узнавались черты имперского крейсера. Еще бы — магнум знал, у какого холма встретить ибрионца. Впрочем, трофеи вдоль стен выдавали истинную ксенофобию шчеров: тут и там к консолям были пришпилены распластанные крылья, мандибулы и другие части тел насекомых.

Встреча была первым и довольно простым раундом. Эйден остановился у широких и прекрасных крыльев, ожидая, когда Лешью обернется сам. Чтобы в сотый или тысячный раз невольно сравнить. Да, на этих крыльях летали по-настоящему. Это был, кажется, бражник.

— Ваш предок, Лешью?

— Такого мемориала было б через край для моей шлюховатой бабки, — процедил Лау. — Она была породистой мразью с Эзерминори, любила таскать в постель молоденьких шчеров из обслуги. Втайне от мужа родила мою мать и бросила у дверей приюта. Не задушила пуповиной — и лишь в том ее заслуга. Будь у меня ее крылья, я растер бы их в порошок для потенции.

Они прошли в зал, наполненный оборудованием: локаторами, сейсмографами, анализаторами грунта, воды и газов. Зал был крейсерским мостиком когда-то. Шчеры превратили его в настоящий центр геологических изысканий. Лау развел руками:

— Видите? Мы регистрируем каждую червоточину в земле, каждый взмах крыла в небе, каждый паводок на реке, и за три года здесь не случалось аномалий. Те незначительные колебания графиков, которые пугают алливейцев, я бы списал на предубеждения.

— Могу я сам здесь все проверить?

— Пожалуйста, Ваше Величество, — утрируя любезность, магнум уступил синтетику место у приборов.

— Уже не Величество.

— Бросьте. Обойдемся без условностей.

— В таком случае не могли бы мы обойтись и без охраны? Их непрерывные попытки исподтишка прощупать меня на чувствительность к магии создают помехи для приборов. И настолько утомительны, что я уже готов счесть их за домогательства.

Лешью переливисто рассмеялся и жестом отпустил телохранителей.

— Не думаю, что Ваша магия хоть чем-нибудь опасна, — согласился он. — Не могу судить их строго, мне и самому страшно любопытно, как это: машина-эмпат. Диастимаг, неподвластный ни одной другой силе. Хоть режьте, не пойму, отчего вселенная сочла врачевание неприкосновенной и высшей способностью. Я освоил все три вида боевой диастимагии шчеров, но должен отступить перед лекарем. Это не иначе как несправедливо.

— Вот именно, магнум, — пробормотал Эйден, копируя сейсмограммы для Канташа. — Убейте эмпата и дожидайтесь, пока ваш боевой арсенал рассыпется от гангрены или фарадумского гриппа. Магия не дура — сказал последний, кого я убил. Она бережет лекарей, чтобы мы сберегли хоть кого-то в непрерывно воюющих мирах.

На мониторах, в отчетах и сводных диаграммах не было и следа, о котором подозревал Эйден. Неужели ошибся? Тогда это хорошая новость.

— Удостоверились? Мы — одна из древнейших рас и оттого выглядим зловеще, вот аборигены и приписывают нам разные прегрешения, — он коснулся педипальпой черного кителя собеседника и склонился к нему, понижая тон. — Вспомните, как еще недавно люди винили черных кошек в эпидемиях чумы. А смерть до сих пор изображают в черных лохмотьях. И пересчитывают вручную за калькулятором. Вы как никто другой понимаете, что значит — суеверие.

Андроид цеплялся за проигранный раунд, подбирая слова для контрольного выстрела. Пусть он ошибался от начала до конца. Пусть сомнения окажутся беспочвенны, но нельзя забирать их с собой.

— Тот корабль, на котором мы прилетели, — начал он, еще не до конца понимая, как сформулировать вопрос. — Он ведь тоже ваша добыча?

— Гломериды эзеров — основа нашего рациона.

— Отчего вы не встроили его в систему холмов? Он бы отлично вписался.

— Это свежий куш. Вчерашний. Пилот боролся до конца и не упал, куда мы рассчитывали, а сел далеко от нашей базы. Ох, и погонялись по лесу! Поймали только у ручья.

— Богатый был улов?

— Богатый! — закивал паук и не сдержал тщеславия. — Натуральный минори. Правда, насекомые не дают за своих ни ползерпии.

— Один эзер?

— Да. Вдвоем с пилотом летели. Но девку он убил, а мы не падальщики.

Вот оно. Двое в команде? А одноразовый парфюм и блистеры из-под чистящих капсул были в трех каютах. Кто-то сбежал, или шчер намеренно умалчивает? Придется играть дальше, но Эйдену внезапно разонравилась эта игра.

— Что ж, Лешью, — робот отступил к выходу. — Я передам графу, что не нашел связи повстанцев с катаклизмами. Правящий дом с радостью продолжит сотрудничество с пауками. Хотя между нами, Алливея сильно рискует. Отказаться от магнетарной защиты Браны — стратегическая глупость.

— Может быть. Кто знает?

— Но сказать по правде, я восхищен оружием Харгена. И мощью, и уникальностью его разработки. Никто за почти тысячу лет не сумел повторить гений Хмерса.

— Это так, — магнум разблокировал клинкет, провожая гостя и гадая, отчего тот медлит. Катакомбы повстанцев — не курорт, где хотелось бы задержаться. — Но ведь для Империи это и хорошо. Вы слишком гуманны для такого оружия.

— Сейчас, когда мне выпал шанс взглянуть на империю со стороны, в отказе от оружия массового поражения видится не гуманность, а ханжество. Или его сестра: зависть.

— То есть?

— У нас ведь тоже полно магнетаров. Сами знаете, один такой совсем недалеко отсюда. Но нам все не удается собрать из них цепь наподобие здешней. Ничего похожего.

Лешью встал на пороге, облокотясь на косяк и скрестив руки. Его ноги снова занимали весь проход.

— А Вы не думали объединиться с Харгеном?

— Я никогда не пойду на это. Первое, что сделает Харген, добравшись до имперских магнетаров, — поработит и разорит мои галактики. Зури не способен мыслить созидательно, он не строит процветание у себя дома, а у давнего врага и подавно не станет. Вот если бы кто-то разумный и расчетливый перехватил его управление здесь… Совет миров открыл бы для него все ресурсы Империи.

— Допустим… Пофантазируем! — глаза Лешью горели. — И что бы дал ему такой союз?

— Я пойду от противного. А на что — кому бы то ни было — одинокая магнетарная цепь Альянса? Разоренного, истощенного непрерывным зарядом пушки и поддержкой барьера, полного озлобленных предателей? Захватить-то ладно, обслуживать цепь — непомерно дорого. Харген и сам это знает. Видели, как он вечно зол и тревожен? Это нервы, нервы. Где взять ресурсы? Как усмирить недовольных? Чем удержать остатки подданных? Никому не пожелаю оказаться на его месте. Без кучи денег и новых источников энергии такое оружие — лишь временный каприз. Никакого вселенского господства, чушь! Очередной пшик, который увянет еще быстрее, чем первый. А потом — кредитование в империи с невыгодным для нерезидентов процентом, чтобы удержать остатки ропщущих рабов. Конец.

Эйден умолк, а Лешью весь посерел:

— Продолжайте.

— Другое дело — объединение магнетаров. Я бы установил барьеры, а союзники использовали бы их как транзит для ударов по всем известным и неизвестным, прошлым и будущим врагам. Ну, да полно фантазировать, — спохватился робот, игриво улыбаясь магнуму. — Гений рождается раз в тысячу лет. А новая тысяча еще не истекла.

— Даже если бы это было возможно… Даже если Вам вернули бы трон… Совет миров не позволил бы машине управлять таким оружием. Всех это раздражает, но гуманизм — религия имперцев.

— Ошибаетесь. Посмотрите, что они творят. Готовы убить миллионы из мести за одного. Империя возвела меня в принцип. Я — их религия.

Синтетик шагнул к порогу, но клинкет перед ним захлопнулся. Смачно щелкнула блокировка.