Железный Аспид. Мир

Глава 31 Будто из другого жанра: о древних ритуалах и правиле темного властелина

Среди прозрачных деревьев акварельных оттенков двигались призрачные гости. Формально соответствуя их моде, Самина шла под руку с андроидом, как сквозь выставку хрусталя. Если бы форма Эйдена была цифровой, как ее платье, девушка ощущала бы сейчас его кожу вместо жесткой ткани рукава. По той же причине сама она старалась не касаться его ничем, кроме кончиков пальцев. Канташ провожал их в дальнюю часть сада, к месту ритуала. Посол уже восхитился платьем спутницы, остротой ее ума и манерами, но, так и не добившись имени, принялся ворковать с андроидом. Самина из-под лепестка вуали разглядывала алливейцев. Изящных фей, призраков наяву.

Все уже знали о смерти Аруски, и приглушенный свет украшений из люми-бактерий был данью скорби о нем. Ампаль появилась вовремя — чистая, как дистиллированная капля, и тихая, как штиль. Принцесса обменялась коротким приветствием с Эйденом.

— Видишь? — спросил робот Самину.

Она поняла, о чем он, и кивнула. Синтетик рассказал ей, что принцесса ждет ребенка, и что Самине — как человеку, страстно увлеченному ботаникой, — это покажется интересным. Действительно: под кожей на кристальном животе Ампаль росли тонкие стебли сосудов, и на них ютился крохотный бутон. Еще совсем юный. Неудивительно, что во дворце это стало потрясением.

— Он раскрывается на третий месяц и, по словам Канташа, весь сезон пышно цветет, — пояснил андроид.

— А потом?

— Я тоже спросил. Он смутился и говорит — «потом все, как по учебнику».

— Ботаники или зоологии? Ведь родиться должен человек.

— Не уверен, — улыбнулся Эйден. — После жучков Бритца — не уверен.

— А правда, что на Ибрионе женщины сами не вынашивают детей? — если бы не вуаль, едва ли она решилась бы на этот вопрос. Вернее на то, чтобы задать его императору. Они шли за гостями, но держались поодаль от всех. Гуляли на одной волне. Не сговариваясь, просто оба так чувствовали.

— Правда. Инкубаторы решают массу проблем.

— А правда, что…

— Правда. От секса мы тоже отказались. Варварский пережиток.

— А-а. Если понравилась девушка, отсылаете ей номер индивидуальной ячейки в банке спермы?

— И забираем детей через двадцать лет уже из колледжа.

— Надо же, как удобно. Прямо с выпускного?

— А то. Смотришь издалека: если гуманитарий, едешь мимо.

Самина не по-траурному рассмеялась. Она подивилась, что ее можно еще чем-то рассмешить, и смущенно тронула вуаль.

— А у тебя есть дети, Эйден?

— Нет.

— Мужчина не может быть так категорично уверен, — поддела девушка.

«Если он не богомол».

— Темный властелин не оставляет бастардов.

— Ты, должно быть, регулярно казнишь всех мальчиков, рожденных в империи до такого-то срока. В качестве профилактики.

— Это расточительно, со временем некому будет за меня воевать. Лично я взял за правило: убил — переспал.

— Может, наоборот?

— Когда как, милая.

Принцесса тем временем спустилась к ручью. Начинался ритуал. Ампаль была молчалива и собрана, натянута, как тетива. Волосы-ветви струились до самой земли, изящно уложенные, с поникшими от горя листьями. Утренний выход в город, а теперь этот раут. Тяжко, но на то она была и королевской крови. «Королевских соков», по-алливейски. В сопровождении вельмож Ампаль подошла к воде. Здесь, над мраморной гладью ручья, возвышалось могучее дерево.

— Видели сакральную пропасть на Бране? И на Алливее есть такое место, — шепнул учтивый Канташ, наклоняясь к Самине. — Это Заветный Тростник.

— Тростник? Но это дерево.

— Приглядитесь.

Ребристый ствол не был одним целым — каждое ребрышко представляло собой травянистый стебель. Их была не одна тысяча в том свитке, что гнулся и огибал сам себя, образуя дивный колосс. Высоко над головами вельмож тростник шумел резной листвой. Она собиралась в округлые пучки, словно шары омелы. В середине каждого гнезда лежал молочно-белый плод. Продолговатый и крупный, как дыня.

Ампаль преподнесли ножны, инкрустированные самоцветами.

— Замысел ритуала — добыть плоды тростника? — спросил Эйден у графа.

— Только на первый взгляд. Ее высочество будет говорить с планетой на древнем языке. Вы о нем уже слышали. На днях закончился летний сезон, и природа отдыхает. Чтобы пробудить ее к новому циклу, Ампаль и тростник рука об руку пройдут от самого конца древнего алфавита к его началу. От смертельного уныния к утверждению жизни. На каждое действие принцессы тростник ответит своим: враждебным, нейтральным и, наконец, добрым. Если так и случится, он даст Ампаль священный плод. Если он позволит ей добыть сок… Да если он будет красным… Боги, сколько же «если» у нас на пути! Но только так Ампаль сохранит власть над Домом.

— Но принцесса не впервые проводит ритуал. Чего Вы так боитесь?

— Дело не только в ней. Заветный Тростник беседует лишь с истинной властью Алливеи, а фактически наследника сейчас нет. И новый появится не так скоро. Да и будет ли мальчик…

— Канташ, я думаю, требуя «истинную власть», Тростник не имел в виду малыша Аруску. Я почти не знаю принцессу, но будь я духом планеты, говорил бы только с ней.

— Спасибо, Эйден. Будем надеяться, тростник не идиот.

Ампаль обнажила клинок. Вдоль лезвия шел узкий желобок. В него принцесса накапала что-то из прозрачного флакона, и священник подал ей горящий факел. Очевидно, следовало зажечь тростник, и тут, в самом начале ритуала, Ампаль замешкалась. Ее меч вспыхнул, но застывшая рука дрожала. Эйден толкнул Канташа.

— Помогите ей.

— Но мне нельзя приближаться к тростнику!

— Огонь убил ее ребенка, теперь спасайте вашего.

— Откуда вы…

— Да вас насквозь видно. Скорее!

Граф оставил гостей и поспешил вниз. Робот прижал Самину вуалью к своему плечу, заглушая тихий смешок.

— Перестань, я случайно, — шепнул андроид и сам улыбнулся.

— Глаз наметан на дворцовых интригах, Эйден?

— Двести лет в таком же вертепе. Кто бы мог подумать, где сгодится талант угадывать, с кем спят придворные дамы.

Меч в огне был тяжел. Канташ успел: он поддержал принцессу за локоть, та благодарно кивнула, и они вдвоем загнали лезвие в ствол тростника. Стеклянные птицы сорвались с его кроны, разлетелись, галдя. Дерево занялось пожаром, как сухая лучина. Но вдруг с оглушающим грохотом треснуло, и от общей массы прутьев отделилась большая щепа. Остальной ствол быстро потух, но щепа все горела и кренилась. Это и был первый ответ тростника. Смертельный ответ. В саду было тихо, свита и знать забыли, как дышать. Граф тихонько вернулся на свое место.

— Я, наверное, все испортил… — волновался он. — Если та ветвь сгорит вместе со священным плодом… Тростник ведь может не отдать его принцессе!

Как только он произнес это, горящий прут затрещал и склонился над ручьем. Не тронутый огнем, белый орех скатился с гнезда. Под бурные ахи и вздохи вельмож плод упал в воду и тяжело пошел ко дну.

— Я бы рекомендовал вам ромашку лекарственную, — посоветовал Канташу андроид. — На Бране шприц с нею в потайном кармане — признак хорошего тона. Отлично успокаивает.

— Мне бы вашу выдержку, Эйден.

— Ах, бросьте, она синтетическая.

Ампаль прошла вниз, к ручью. Он оказался совсем не глубок. Ее хрустальные руки исчезли в воде едва ли прозрачнее, чем принцесса. Гости не смели жужжать, пока она искала что-то на дне. Через минуту женщина достала из ручья белый орех, и ей тут же подали кусок газовой ткани. В его воздушное плетение Ампаль бережно завернула плод.

— Отклик тростника мы получили, — выдохнул граф. — Теперь принцессе должны присягнуть вода и камни. Ампаль закутала плод, это значит, обратилась за ответом к ручью. Если орех и теперь утонет, власть перейдет к иной династии.

— Как сложно. Мне уже неловко за мою присягу на Ибрионе.

— А в чем она состояла?

— Просто взял корону и ушел.

— Напротив, очень ловко вышло.

— Орех поплыл! — Самина захлопала андроида по руке. — Видите? Но ведь это же не из-за ткани?

Нет, ткань была самая обычная. Граф блаженно улыбался:

— Это значит, и вода приняла Ампаль!

— Теперь Вы расслабитесь хоть немного?

— Орех еще надо разбить и добыть сок. Плод необычайно крепок! Он не поддается ни удару, ни выстрелу. Можно приземлиться на него в порту, и трещину даст корабль, но не орех. Он кровоточит исключительно по своему желанию.

Ручей нес драгоценный кулек, и гости не спеша шли следом. Алливейцы не спускали глаз с воды и тихой принцессы над нею. Эйден обернулся к тростнику, который остался позади:

— Смотри, как быстро.

Самина проследила его взгляд. На том месте, где откололась и сгорела большая ветвь, ствол покрывала молодая поросль.

— Пойдем, я слышу водопад впереди, — он взял девушку за руку. — Брана ведь не балует водопадами?

Она деликатно убрала руку и обошла андроида, просто чтобы взяться за другую. Правую.

— Ты чего?

— Не хочу быть в слепой зоне.

Самине нравился его прохладный металл. Сумасшедшая, она хотела запомнить, как эти пальцы теплеют в ее руке.

— Ты чувствуешь? — она сжала ладонь.

— Нет. Попробуй еще.

— Хитрый, — и сжала крепче.

— На самом деле там есть все рецепторы, кроме болевых. И без кожи чувствительность даже выше.

— И как… много кожи ты… потерял?

— Хах, Самина, ты была бы не ты, если бы не спросила.

Они пришли к водопаду, когда плод уже подплыл к самому краю. Где-то здесь проходила граница действия гравитационного якоря, и у поверхности воды танцевали капли. Поднимались вверх, сверкали и тут же падали. Увлекаемый потоком, орех ухнул с высоты в несколько этажей и пропал в парной дымке. Вниз уводила причудливая лесенка, по которой сбежала принцесса. Она была одна, а гости любопытствовали с краю обрыва. Ампаль зашла в облако пара. Радужные лучи скрестились на принцессе, когда она присела подобрать упавший орех. Радуга сочилась внутри нее, сквозь нее…

Вот и орех. Камни под водопадом раскололи его. Но что внутри? Ампаль погрузила пальцы в плод, и как только они показались из скорлупы, густой сок на них блеснул антрацитом. Черный. Но вот она провела им по лицу и подняла руку вверх.

Красный!

Толпа взорвалась ревом и заглушила водопад. Все приветствовали Ее Высочество. Канташ был близок к счастливому обмороку, а Самина вытягивала шею, стоя на самом краю водопада.

— Поздравляю, Канташ, — андроид мягко увлек биолога подальше от свободного полета. Разбейся ее голова о камни, как тот орех, никто бы так не обрадовался.

Гости вернулись в парк, где к их приходу расставили угощения. Обреченный на нездоровые пересуды из-за эпизода с мечом, Канташ предпочел ретироваться с раута. Эйден посмотрел на стол и вздохнул: пищевые капсулы еще действовали. Он наблюдал, как Самина с аппетитом отправляет в рот один салатный лист за другим.

— А тебя не смущает, что это, возможно, чей-то родственник?

Воспитанная девушка сперва прожевала.

— Отстань, — попросила она вежливо. — Не завидуй.

— Ты и правда думала, я оставлю тебе рот открытым, чтобы ты им ела салат?

— За себя и за тебя.

— Прожуй.

А дальше было предсказуемо. Андроид тронул ее подбородок, приподнял укрытое магнолией бледное личико и поцеловал в уголок губ, потом глубже. Не так, как тогда. Без надрыва, ласково.

— И это не вербовка?

— Что? Нет, это… заправка к салату, — нужные слова впервые шли на ум с запозданием.

— Тогда слишком горько. И остро.

В дворцовом саду нельзя было швырять тарелки в эгоистов, потому Самина отвернулась, чтобы уйти. Но увидела принцессу и смягчилась. Вблизи алливейка была так прекрасна, что девушка невольно ею залюбовалась.

— Разве имперские андроиды ничего не едят? — Ампаль слабо улыбнулась роботу.

— Только краденые зеленые яблоки, Ваше Высочество. Да, простите, я не могу представить мою спутницу.

— Ничего, я сейчас все равно не в состоянии запоминать имена. И спасибо за Аруску… еще раз. Сегодня он, кажется, передал вам привет, — принцесса отцепила бутоны с петлицы и передала Самине.

— Мне?

Глубоко в белых лепестках ютились гранатовые капельки, но только в одном цветке — золотая. Ампаль кивнула девушке.

— Язык природы, что звучал на ритуале, универсален для большинства планет. Если начать в правильном месте и двигаться точно по алфавиту вперед или назад, земля сама приведет к жизни или к смерти. Иными словами, если окажетесь в беде, Вы знаете, как просить о помощи. Растения, вода и камни укажут путь в безопасное место.

— А наоборот?

— Или наоборот.

— Разве это не тайное знание? — удивилась Самина. — Если это правда — можно ли этим делиться? Вы даже имени моего не знаете.

— Эйден говорил, вы талантливый ученый. А я уверена: по-настоящему умный человек не бывает по-настоящему злым. Я оставлю вас, — вдруг встрепенулась Ампаль. — Увы, на светский раут больше нет сил.

Принцесса развернулась и торопливо ушла по тропинке ко дворцу. Она исчезла у черного хода, никем не замеченная. Самина потерла разгоряченные щеки под вуалью.

— Что это было, Эйден? Это мои слова… Она тоже маг? Она узнала меня?

— Нет. Просто Ампаль мудра и видит чуть больше других. Не бойся: через час для тебя все закончится.

— Хорошо. Я хочу скорее улететь отсюда. Эти стеклянные деревья, эти хрустальные люди… У меня среди их посудной лавки все плывет перед глазами.

Эйден повел ее дальше вглубь аллеи, где не было гостей.

— Даже ты здесь прозрачный.

— Скажи, что мне идет.

— Ты похож на бомбу с часовым механизмом. Но тебе идет.

Сравнение со взрывным устройством идеально легло на андроида. Еще никто не произнес аналогии ювелирнее, чем Самина. Она тревожно огляделась.

— Эй, у меня правда что-то с головой. Эти звуки вокруг — шум деревьев, птицы, вода… Чем дольше я в саду, тем сильнее мне слышится в них какая-то… система? Гармония? Я галлюцинирую? Ну, перестань, ты смеешься надо мной…

— Нет. То есть да! Самина, это просто музыка. Ее слышат алливейцы, роботы и, как оказалось, ботаники.

— Ты шутишь! А я уже с порога решила, что тронулась.

— Ритмы сложные, удивительно, что ты вообще их распознала. Это белый шум. Мозг привык игнорировать его, отсеивать. О! Закрой глаза и угадай, что за танец.

— Я ведь только минуту назад узнала, что это музыка, — Самина засомневалась, но закрыла глаза и вздернула нос по ветру.

Минуту она боролась с разочарованием, что Эйден больше не воспользовался моментом. Еще минута ей потребовалась, чтобы укорить себя за эти мысли. И только на третью она поймала мелодию за хвост.

— О, нет!

— Да. Почему же нет?

— Тиакская кизомба.

Стоило произнести, и ритм уже не шел из головы. Он не распадался больше на отдельные звуки ветра, ручья и листвы. Эйден потянул ее за руку к себе.

— Она слишком сложная. Я не умею, — возразила Самина, понимая, как неловко будет обступать ноги тому, у кого за плечами сотни балов.

— Ничего сложного. Тебе надо уложить шесть па в четыре счета.

— У меня «три» по сольфеджио.

— Я помогу. Расслабь кисти, — он сам потряс запястьями девушки и взял ее правую руку в свою левую. — Тиакскую кизомбу танцуют в закрытой позиции.

— Ты встал мне на платье.

— Это же цифра, — робот воспроизвел интонацию Пти. — На самом деле между твоих ног только мое колено.

— Мне снится, или мы делаем это на людях?

— Не зажимайся. Я машина.

— Это больше не аргумент.

— Тогда так: я же врач.

Эйден уложил ее руку себе на сердце и прижал, а свободная ладонь легла ей на спину. Самина шагнула ближе. На каблуках она была достаточно высокой, чтобы удобно приобнять его за шею. Ладно. Это так приятно, что ладно. Она отпустит мозги еще погулять.

— На каждый счет шагаем на месте, ты с правой, я с левой.

По бедру девушки скользнула ткань. Не платья, разумеется, — брюк андроида.

— Теперь шаг правой ногой в сторону, затем приставь левую. Не переноси вес… Я повторяю зеркально. Не смотри вниз.

Самина разбирала каждое слово в отдельности, но не могла понять целиком ни единой фразы. Ее интеллект впадал в кому всякий раз, как Эйден открывал рот вблизи ее уха. Нет, что-то у нее получалось, конечно. Сложно выпасть из ритма, когда любая осечка, и черная форма шаркает по обнаженной груди. Но еще сложнее убеждать себя, что она прикрыта строгим цифровым лифом.

— Теперь попробуем вращаясь. Стань ближе, что ты как на ясельной ритмике?

— Этот танец запрещен на официальных приемах, — Самина ощутила, как от волнения по спине прокатилась капелька. — Где ты его подцепил?

— Меня развратили по формуле трех «дэ»: дворец, Джур, деньги. А теперь вперед… с правой ноги, затем с левой. Приставь ногу… Не переноси вес! Хорошо.

— Хорошо?

— Мне хорошо. А ты как спагетти в кипятке. Давай с начала.

Танец был расслабленный, плавный. Но сердце гоняло кровь так, что закладывало уши.

— Музыка ускользает. Я сбиваюсь с ритма…

— Закрой глаза и дай ему последний шанс. Вспомни: тебе знакомы эти движения.

Эйден тронул ее висок подбородком, толкая голову девушки себе на плечо. Самина дышала ему в шею. С той стороны, где ее губ и щеки касались разрывы кожи, металл и неопластик. Нарочно сюда, а не с другой стороны. Ритм вернулся. Они станцевали фигуру целиком, потом еще одну и еще. Секрет идеальных па состоял в близости далеко за гранью цензуры: понятно, отчего танец запретили в приличном обществе. Тиакская кизомба проникла в кровь.

«Тебе знакомы эти движения». Да, она не раз танцевала кизомбу. Только впервые — вертикально.