Самина гнала ундаборд по ущелью, когда Ри чуть не сбила ее наземь, выглянув из-за плеча.
— Мы так целую вечность будем плыть, миледи, — скрипнула заноза. — Запустить машину?
— А она здесь поместится?
— Триниджет адаптируется к условиям.
Их на лету подхватило мягкое кресло, и автопилот набрал такую скорость, что Самина вцепилась в сиденье. Путь, на который днем ей потребовалось несколько часов, триниджет съел минут за десять. Из разлома они выскочили в полной темноте. Здесь до города с его огнями было далеко, а красный карлик вовсе не давал света. Самина приказала Ри остановиться и вышла на воздух. В небе трещало, звенело. И танцевало сияние от столкновения солнечного ветра с защитной сферой. Белые вспышки появлялись там, где инженеры Его Величества запаивали элементы капсулы.
— Ри, почему звезд так мало?
— Их закрывают наши крейсеры, что окружили планету. Их просто не видно из-за черного цвета.
— Так много?..
— Всем захотелось взглянуть на Брану, я полагаю.
— Мне надо скорее в город, — решила девушка, но тотчас опомнилась. — Нет, стой! Как я появлюсь там на имперском триниджете? Меня же собьют. Наши военные.
Она попыталась вызвать карфлайт, но службы перевозчиков не отвечали.
— В зоне оккупации адмирал Проци глушит любую связь, кроме имперской, — пояснила Ри.
— Но мне нужно к Сиби! Ладно. Полетели так.
— Я могу связаться с вашей мачехой. Ведь я имперская технология.
Спустя минуту они дозвонились:
— Сиби! Мам!
— Самина, милая, ты нашлась!
— Ты как? Что там у вас?
— Просто конец света! Харген исчез. Империя берет под контроль все наземное и орбитальное оружие. Связи нет! В городе паника, везде погромы, вандалы… И при том ни одного имперца — это все свои, ну, ты представь — все свои…
— А Шима? Успели провести операцию?
— Не знаю. Но лабораторию забаррикадировали, как только все началось. Уверена, там у них все нормально.
— Мам, срочно, бери любой транспорт и дуй в наш летний домик, ну, помнишь, в горах. И никому ни слова.
— Да! Я сейчас.
Сиби исчезла с экрана, в спешке так его и не отключив. Долго же придется объяснять ей, что к чему. Искать друзей Самина передумала. Раз Харген в бегах, опасно сообщать о себе кому бы то ни было.
— Ри, я хочу, чтобы ты вернула гражданскую связь. Хотя бы экстренным службам. Хотя бы частично.
— Насколько хватит сил, миледи.
— Начни с детских учреждений, больниц и научных центров. Пусть они понимают, что происходит, и не паникуют.
Она развернула триниджет к летнему домику. Была еще причина, по которой Самина осталась на Бране. Благодаря Эйдену она поверила, что имперцы не такие чудовища, какими их считали здесь. Но она имела дело лишь с одним из них, а индукция, как известно, ненадежный метод. Что, если она ошибается? Так ли преданы синтетику его близкие? Поймут ли, примут ли его просьбу? Зажечь целое Солнце, мыслимо ли… Ведь они уже раз пошли наперекор! Так вот, если она ошиблась, ценой этой ошибки станет целая планета, и значит, она разделит с нею свою судьбу. Так будет справедливо. А если права — то они действительно друг друга стоят: империя Авир и Самина. Потому что иначе ей нечего делать рядом с Эйденом.
Она клялась себе не ждать его слишком скоро и слишком сильно. Там, наверху, у него сейчас целый космос дел. И такая долгая, долгая жизнь.
Лесники дичают в сторожке. Геологи дичают в палатке. Внуки дичают на каникулах в деревне. Эйден не бывал ни у бабушки, ни в горном лагере, но за месяц на Бране мог художественно описать этот ни с чем не сравнимый опыт обратной эволюции. Кроме всего прочего он продолжал думать на бранианском и переводить на родной секундой позже. Какой позор. Оснастка медблока казалась ему волшебством. Ему уже заменили глаза, и оператор проводил настройку визоров дополненной реальности. Синтетик не мог налюбоваться родным интерьером, надышаться воздухом Ибриона. Свет, звуки, газовая кушетка — все было, наконец, как у людей.
— Ну, ты и страх кситский, — Джур стоял над ним, пока шла диагностика. — А состав крови! Чем они тебя заправили, соляркой?
— Джур, организуй на Бране отмену конца света. Информируй их мягко, но быстро, верни гражданские каналы и связь для экстренных служб.
— Так точно.
— Я серьезно! Они же реально верят, что ты съешь их детишек. Надо снизить градус напряженности среди мирных, иначе они там сами поубиваются.
— Слушаюсь и повинуюсь. Приляг!
Друг передал его распоряжения слово в слово и глотал отчеты робомедиков, не моргая. Он никогда еще не видел Эйдена в таком состоянии. Его будто в мясорубке провернули.
— Вывихи, переломы. Кожа… под замену пятая часть! Ты галантерею из нее шил, что ли? Ох, два ребра…
— И зуб.
— Что зуб? Что зуб, Эйден? У тебя сердце не работает! У тебя квантовый таламус разбит! В общем, сейчас тебя усыпят, чтобы начать серьезный ремонт.
— Стрижку?
— Языка, дружок. Стрижку языка.
Риз Авир дал знак медикам и направился к выходу.
— Постой, Джур. А Солнце — ты ведь зажжешь?
— Нет, я потратил едреллиарды на капсулу, чтобы завтра выбросить ее на помойку! Зажгу, Эй, засыпай. Резервного движка осталось на две минуты.
— Джур! Семью Харгена… Самину и Сиби Зури… не арестовывать. Не подпускать к ним военных. Когда начнешь астросуррекцию —
— … ты опять бредишь на бранианском.
— Когда начнешь астросуррекцию — слетай, забери Самину на флагман.
Джур вернулся к кушетке, ибо решил, что ослышался. В конце концов, у Эйдена уже заплетался язык.
— В смысле — мне самому за ней слетать? Я на минуточку импера…
— Сам. Слетай.
— Какие еще волшебные слова ты знаешь?
— Казнить.
На миг показалось, что робот угомонился и заснул, но…
— Джур.
— Ну, что⁈ Я слетаю! Кто-нибудь, отключите его!
— Стоп, не отключать! И назначь высший трибунал до конца недели.
— Хорошо. Для кого?
— Для меня, — резервное сердце встало, израсходовав заряд.
— О, боги.
Риз Авир закатил глаза, а потом не удержался и врезал бездыханному андроиду.
— Еще р-раз ты у меня потеряешься! — прошипел он, чувствуя, как полегчало.
Трибунал ему. Прекрасно! Пусть все будет, как хочет синтетик, только так Джур заставит его расплатиться сполна. Жизнью своей расплатиться.
Следующие пару дней Вурис Проци методично наводил порядок на Бране. Вычесывал случайных вандалов, как вшей. Информировал население. Устанавливал пункты гуманитарной помощи. Боролся с мифами и легендами об аспидах. И о себе в частности. Он был спокоен, раз война теперь шла обычным чередом — в привычном космосе, так, как положено. Как только Эйден щелкнул реле, исчезли все магнетарные барьеры. Остатки армий других правящих домов капитулировали. Юристы готовили пакты к присоединению новых огромных территорий, от Роркс до Алливеи. Эзеров не тронули по приказу риз Авира. С ними решили… не решать пока.
В горах было жутковато. Наверное, города освещались, как белым днем, но и там никто не забывал о мертвой звезде. Все знали, что холодный труп Солнца не светит, не греет, и что вот-вот начнет меняться климат. Если бы ядро планеты грело ее изнутри, этого тепла хватило бы еще лет на сто. Но реле вытянуло энергию из земных недр. Вдали от мегаполисов, в алых сумерках, Самина и Сиби уже накинули шерстяные кофты под вечер. Рассказ о том, что произошло за последний месяц, занял всего несколько часов. Теперь женщины все больше молчали. Каждая в панцире своей тревоги.
Спустя еще пару дней Самина лежала и слушала будильник, уговаривая себя, что вот это — утро. Действительно, над горизонтом болтался красный шарик, и все вокруг приобретало оттенки красного: красновато-желтое небо, красновато-рыжая трава, розовая вода, грязно-красные листья клена. Она знала, что со временем мозг научится различать эту палитру, и цвета вернутся. Но в тот день это станет ненужным: все будет покрыто белым… или красным снегом.
Уши заложило на секунду, и Самина узнала посадку имперского джета. Где-то рядом! Она вскочила, чтобы одеться. Натянула, что попало, схватила бриллиант на случай нападения. Ри ведь обещала ей броню. Их с Сиби нашел имперский патруль, и неизвестно, как он поступит с членами семьи Харгена Зури. До Эйдена — ох, как высоко… Кто поверит тому, кто украл императора, а теперь прячется в глуши? Самина запрыгала по лестнице через три ступени.
— Сиби! Импе…
Черные тени уже были на их летней веранде. Мачеха вжалась в перегородку, не замечая жгучего плюща на ней.
«…рцы».
— Госпожа Сибирити Зури, — обратился к ней призрак. — Не пугайтесь. Вы, наверное, хотите увидеть сына. Пойдемте со мной.
В речи слышался акцент. Человек.
Самина вышла на веранду:
— Простите, но вы сами-то кто? С кем она должна пойти и куда?
— Вурис Проци, — неохотно процедила тень, и у нее на горле сверкнул изумруд. — Адмирал имперских войск.
Ну, допустим. Ясно, почему он не счел нужным представиться сразу. Не ясно только, почему за Сиби спустился целый адмирал.
— Мой брат еще у вас? Хотите сказать, он жив?
— Орис прошел сложную адаптацию к условиям Ибриона. По распоряжению Его Величества юноша долго не вернется домой. Госпоже Зури придется отправиться со мной в имперский коллаборат, чтобы увидеть сына.
— Самина, все нормально, — кивнула Сиби. — Я пойду.
И Вурис забрал ее.
Девушка постояла еще на тихой веранде, зашла в дом и заперла дверь. Когда она обернулась, Ри запечатала ее в броню в ответ на испуг: в холле стояла еще одна черная тень.
— Так вот почему он послал меня.
Незнакомый мягкий голос. Идеальный дипломатический.
— Господи, а Вы-то кто?
— Джур.
Кто⁈ Тень пожала плечами:
— Хотел представиться как следует, но теперь понял, что не обязательно.
— Что это значит? И как это проверить?
— Если честно, не знаю — короны у меня с собой нет, а императорский алмаз, как я вижу, у Вас, миледи. Он единственный в своем роде. Но вот, у меня есть герцогский камень.
Гость отцепил что-то от воротника и протянул Самине раскрытую ладонь. На ней горел рубин.
— Ри… которая не моя… не могла бы ты раскутать леди Зури?
— Нет, — возразила та. — Приоритет камней, господин риз Авир. Мне жаль.
— Ри, сними броню. — попросила Самина.
Джур жестом пригласил ее обратно на веранду. Он присел на перила. Наверное, разглядывал Самину, изучал. Она стояла поодаль и не могла утверждать, что так оно и было: глаза императора прятались в черном тумане.
— Как Эйден?
— Хорошо. Вот-вот завершится ремонт.
— Вы так называете лечение?
— Роботов. Он же машина.
— Вы знаете, после всего, что случилось, я склонна больше доверять машинам. Нежели людям, которые любят называть их так.
Тень рассмеялась. Мирно, без издевки. В Джуре вообще не было колючек и того журчаще-звенящего металла, что с непривычки придавал жути Эйдену. Новый император не источал парализующих чар.
— Самина, я, кажется, перегнул. Но так даже лучше. Знаете, мне уже семь веков, и последние лет триста я продлеваю жизнь разными способами. В империи у меня для этого широкий выбор инструментов. Какие-то агентства работают над ДНК и РНК, есть центры инъекционной поддержки и нано-обновлений. С приходом к власти Эммерхейса модным стало заменять изношенные натуральные клетки на новые синтетические. За двести лет я нашпиговал себя искусственными костями, жабрами, кожей. Это ведь все такое вечное, прекрасное. Так вот к чему я веду: в последний месяц я растерял столько живых нервов, что не далее как вчера отметил замену последней натуральной клетки.
Скафандр на имперце растворился, и на веранде Самины возник Джур риз Авир. Еще один синтетик.
— Мы с адмиралом опрокинули токсидра в честь меня-машины. И ничего не поменялось. Я — корабль, в котором заменили каждую деталь, но это все еще я. Так что если Вам теперь отчего-то импонируют роботы, а не люди, имейте в виду: не от крови или ртути зависит человечность. Органика там, неорганика. Суть одно и то же.
Самина и без него уж месяц как запуталась. Затерлась граница между нею — биологической машиной, и синтетиком — машиной искусственной. Девушка была на краю фундаментального открытия. «Теории всего», как в физике, но в биологии. Объединения живого и мертвого. В Эйдене. В Джуре.
— Нас здесь учат, что только я — вот только такая я — человек, — рассуждала она. — По всем канонам «настоящий человек» — тот, кто живет и думает определенным образом. Но каким⁈ Таким, как биологический человек Харген? Или стрекоза Бритц? Или робот Эйден?
— Вы думаете, людей отличает соблюдение неких условностей? Но машины соблюдают условности куда лучше людей. Или, говорят еще, человека возвышает борьба с первобытными инстинктами. Но в машине инстинктов нет вовсе. Да и не всякая машина, что нарушает программу, разумна. Парадокс. Так что же делает человека человеком?
Желтые глаза остекленели: девушка пыталась сформулировать, подгоняя мысли жестами:
— Некоторый хаос. То есть… Когда шестеренки только и делают, что методично крутятся — это все не то. Человека делает человеком своевольное, осознанное нарушение своих же инструкций. Бороться с инстинктами мало! Нужно иногда поддаваться. И еще получается… человек — не высшая форма жизни. А высшая форма всего.
— Не слишком заносчиво? — усмехнулся император.
— Нет! Я же, напротив, вот о чем: нет у органики исключительного права взойти на вершину эволюции. «Человек» — просто название ее последней ступени. Лестница открыта для всех желающих.
— И любимое хобби человека — решение проблем, выдуманных им же самим, — Джур мельком взглянул на комм. — Вот Вы, к примеру, выдумали, что империя не сдержит обещание. Что друзья не откликнутся на просьбу Эйдена. Что он сам, может быть, этого боится. И мой друг знал, что Вы так подумаете, ведь Вы же с ним оба — «самые настоящие»! Поэтому я и стою теперь здесь. Показываю, как проклятое Солнце пожирает все мое состояние. И после, совершенно нищий, повезу Вас к Эйдену.
Девушка сбежала с веранды под небо цвета спелой сливы… на глазах посветлевшее до аметиста, до нежной сирени, до бирюзы!.. Риз Авиру куда интереснее было наблюдать за Саминой. Он не жалел ни секунды, потраченной на свой визит.
— На самом деле все случилось восемь минут назад. Первые новые лучи только добираются до Браны. Смотрите, что там происходит на самом деле.
Джур развернул планисферу. Солнце, желто-оранжевое, росло в объеме. Оно вздымалось и бурлило, как штормовой океан, но капсула защищала Брану от этих вспышек.
— Процесс затянется на месяцы. Но его уже не остановить: здесь будет новое Солнце.
— Вы проделывали такое раньше?
— Редко и не со звездами в таком плачевном состоянии, — император встал перед ней, загородив небо. — Послушайте, Самина… У меня не так много времени. Эйден вот-вот улетит на трибунал, и мне надо спешить. Не знаю, каково будет решение совета миров, но надеюсь повлиять на него. Вы увидели все своими глазами. Теперь Вы со мной?
— Да.