Железный Аспид. Мир

Глава 14 Харгена мучает прошлое, а Орис получает плед и кошку

В полутемном кабинете на вершине небоскреба «Зуриккурат» было тихо. Десятки экранов передавали взрыв и фото Самины с Беном. Но без звука. Харген сотню раз уже слышал все, о чем там болтали. Стараниями проворного Бритца сюжеты наводнили штампы вроде: «тяжкая потеря для семьи и коллег», «малоразличимые останки» и «данные экспертов не вызывают сомнений».

Сиби, разумеется, не приложила к этому ни кончика пера.

— Господин Зури, — из комма задребезжал голос секретаря, заискивающий и приглушенный. — К Вам госпожа первая леди.

— Ни в коем случае. Меня нет. Я занят.

Он знал, что заподозри Сиби его связь со взрывом, разнесла бы «Зуриккурат» до основания, вытащила бы его из-под обломков и попыталась убить еще раз. Но слава кваркам, Сиби ни о чем не знала. Все двадцать лет, что они были женаты (здесь просится «были вместе», но нет — именно «женаты»), Сиби жила в своем мире, а Харген — в своем. Супруга довольствовалась той крупицей, что он выдавал ей для пресс-релизов.

— Так значит, ты к этому причастен! — экран комма, непредусмотрительно доступного личным контактам, развернулся на ширину национального флага. Рыкнув, Харген одним махом свернул жену с глаз долой. Еще чего не хватало! Ее разметанные на ветру белые пряди, подсвеченные сателлюксами, наводили на мысли о змеях. Имперских змеях.

А что, собственно, он сам знал о Сиби? Тотчас после свадьбы он приставил к ней Фярека, тогда еще сержанта. Предполагалось, что свиномордый будет тайно следить за первой леди и докладывать о ее грехах лично Харгену. Но медвежью грацию и тупость этого болвана раскусила даже Сиби. И видимо, притворилась красивой дурочкой. Вот председатель и сложил неброский образ жены: недалекой и пустой красавицы, светской кокетки и удобной опоры под локоть на долгих приемах. Последние три года личным делом Сиби занимался Бритц. Тут-то председатель разглядел в супруге грани, о которых и не подозревал. Он начал бояться ее проницательности, увидел острый ум и понял, что за молчанием и маской легкомыслия могут скрываться интуиция, хитрость и другие фокусы.

Харген встал и прошелся по кабинету. Планшет с отчетами по экспертизе тел выезжал одним концом за край стола. На него больно было смотреть. Поправил. Разряженный глоустер мигал из приоткрытого ящика. Задвинул. Паук в террариуме объелся и сдох… Выбросил.

Впрочем, похоже на то, что Сиби впечатлилась недавней казнью карминцев, а теперь готова винить его во всех грехах. Доказательств у нее все равно нет. Какого же дьявола он так психует?

В воздухе крутились портреты Самины, в голове — назойливые кадры из ее детства. Харген мало что помнил. И уж точно ничего умилительного. Девчонка звала его папа — неосознанно! — какое-то время… но из-за их последней ссоры с ее матерью вдруг перестала. Сопливая кнопка, да что б понимала! Но ее ум еще тогда всех пугал. Она сидела у отчима на руках — конечно, только перед репортерами. На этих самых руках, которыми он теперь ее… Нет, он всегда помнил, зачем держит последнюю жрицу рядом, но не допускал и мысли, что придется это сделать. Чертов имперец! Это он заявился сюда и навел смуту, это он забрался в бункер. И это он виновен в том, что Харгену не осталось ничего другого, кроме как избавиться от девчонки. Это андроид не оставил ему выбора. Империя всегда диктует. Пусть. А теперь он сделает так, чтобы Самина погибла не зря.

— Маршал Суль! — вызвал председатель, как только упал в кресло.

Спустя минуту в кабинет вошел управляющий магнетарами. Зури подбирал слова, чтобы маршал не упал в обморок от приказа:

— Мы сделаем то, что давно следовало — ударим по границам Империи Авир. Сколько еще будет заряжаться цепь? До максимальной мощности за минимальное время.

— Девятнадцать… — Суль перехватил бешеный взгляд Харгена и поспешил исправиться. — Семнадцать дней.

— Надо за семь.

— Это невозможно! Если настолько разогнать батареи, магнетары заморозят многие планеты в своих галактиках. Это сотни звездных систем, десятки обитаемых миров!

— Если мы не ударим к концу следующей недели, я заморожу тебя!

Маршал знал, что это не оборот речи. Но он был умен и определенно на своем месте. А еще вырос из бравых солдат, поэтому возразил:

— Но послушайте, такая зарядка убьет батареи. Мы потом не сможем выстрелить еще много месяцев. Возможно, никогда! А против Империи одного удара недостаточно.

Взгляд председателя целую вечность прожигал дыру в груди маршала.

— Хорошо, каковы предложения? Только без окончания «-дцать»!

— Де… десять. — Суль приготовился умереть прямо на этом ковре.

— Приступайте к зарядке.

— Но это все равно состарит звезды вокруг. Как тогда, в первый раз. Когда Хмерс…

Харген угрожающе привстал, и тьма вокруг будто стала гуще.

— Я знаю мифы и легенды! Приступайте к зарядке!

У Ориса были проблемы с газом. Точнее, с газовыми креслами, тумбами, кушетками и другой имперской мебелью на флагмане. С тех пор, как пленника перевели из карантинных отсеков в основные блоки корабля, он пребывал в перманентном замешательстве. Сразу его поразили межкоридорные телепорты. Это были островки света прямо на полу, ступив на один из которых — не глядя — Орис вдруг очутился в грузовом трюме. Испугавшись, что имперцы решат, будто он вздумал скрыться, он поискал новый островок и шагнул в его рассеянные лучи. Он почему-то был уверен, что вернется назад. Но стало еще хуже. Этот минипорт перебросил его в гальюн. Так он и метался, пока его не настигла Ри. Странное дело: всюду, где выпрыгивал пленник, ему приветливо (или в крайнем случае дежурно) улыбались, а в камбузе подсунули какой-то прыщавый фрукт. И только помощница Джура смотрела так, будто он не человек, а древесный паразит.

— Его Величество запретил Вам покидать офицерские блоки, исходя из опасений за Вашу безопасность, господин Зури. Почему Вы пренебрегли страховкой против форсирования военного конфликта?

— За питахайей бегал, — буркнул Орис и продемонстрировал волосатый комок. — Завтрак пропустил: теперь питахайи хочется, прям кишки дрожат.

— Это нонч. Его не едят, это домашний питомец.

— И он что… дохлый?

— Скоро вылупится. Я искала Вас, чтобы проводить на аудиенцию к адмиралу.

— Зачем?

— Не знаю. Но там будет еда.

Несколько секунд и десяток минипортов спустя Ри доставила юношу в противоположное крыло звездолета. Пешком они бы добрались только к обеду. Толкнув пленника к двери, бездушная ассистентка испарилась.

Орис представлял адмирала эпично застывшим спиной к зрителю, обозревающим бескрайние просторы космоса через панорамный иллюминатор. На деле окна здесь оказались бесполезны. Расстояния между планетами, звездами и даже соседними кораблями были настолько громадны, что человек невооруженным глазом видел только черноту. Ну, пожалуй, одну местную звезду, не слишком яркую. И кучу пылинок: то ли планет, то ли звездолетов своей эскадры.

Для эффектного позирования у Вуриса Проци не было времени. В просторном зале он развернул конвисферу части вселенной, наблюдаемой оборудованием флагмана и дополненной данными со всех крейсеров флотилии. Она называлась планисферой сектора. Адмирал чертил в воздухе фигуры, хватал упругие шарики планет, вертел их перед глазами и тихо советовался с подчиненными, которых видел только он сам.

Орис просочился вдоль стены в дальний угол. Он мечтал обнаружить газовые кресла прежде, чем Вурис заметит, как он шарит здесь руками. Как имперцы безошибочно находили эту мебель?

— Вот оно, справа, — адмирал возник из-за спины, подтолкнув юношу к креслу. Орис потянулся и действительно нащупал мягкий, но плотный газ. Спинка, подлокотники — все на месте.

Завтрак был райский. Юноша понятия не имел, что они такое ели, но съел бы еще, да постеснялся лезть под крышку баранчика за добавкой. Проци спрашивал какую-то чепуху: как спалось, как его разместили, любезна ли с ним Ри. Ответы слушал рассеянно. В самом деле, вопросы были риторические, особенно последний. Сложно было понять, было ли это обусловлено светским этикетом или тем, что адмирал был голоден не меньше пленника. Наконец Орис решился:

— Все хочу спросить про кресла. Как вы их видите? Я имею в виду… вот мне сделали ваше зрение, а я все равно натыкаюсь на мебель.

— Мы адаптировали твои глаза, но не мозг. Ему еще предстоит научиться видеть то, что он пропускал столько лет, — акцент Проци был слышнее, чем у Джура. Адмиралам было не до шлифования звукоряда: им приходилось учить сотни языков по долгу службы. Хорошо еще, что Вурис не перешел на родной. Ибрионский грешил согласными в диких сочетаниях, и Орис быстрее пережевал бы черепаху целиком, с панцирем, чем пожелал на нем приятного аппетита.

— Ну… то есть, да, я вижу вроде… что-то такое в воздухе… но не точно.

— А еще — только это секрет! — ибрионцы отличают сотни оттенков черного. Поэтому эти корабли для нас объемные, структурные. А для вас они — черные кляксы.

— И сколько нужно времени, чтобы научиться?

— Уверен, до конца этой войны ты перестанешь спотыкаться о газ.

Смешно. Эта война длилась уже без малого сотню лет. Боже, неужели он проведет здесь еще…

— Конца и края этой войне не видно. Я вот уверен, отец нанесет по вам удар, жив я буду или нет. Он давно мечтал лишить вас приграничной линии защиты, а теперь и повод есть. Рано или поздно он все равно…

— Но ведь для нас лучше поздно, чем рано, так? — сухо улыбнулся Проци. — Как бы то ни было, собирать энергию для такого удара ему недели три. Ну, две. За это время мы укрепим границы вдвое, а между первым и вторым ударом — вчетверо. Он только зря растратит силы.

— А если добьет до мирных? Ну, все-таки? Меня тогда… казнят?

— Он не успеет, — Ву ушел от ответа. Как-то это было не по-имперски. Вот Эйден сказал бы, что казнят его всенепременно и прилюдно, а до эшафота пропустят сквозь толпу разъяренных кошек. И Орису тотчас полегчало бы.

— Так что, ты не догадываешься, какие планы у Эммерхейса на этот отпуск? — мастер внезапной атаки, Проци заговорил о главном без прелюдий.

— Ну, уж нет! Я ни слова не скажу.

— Только послушай себя! Выдал отцовы планы и защищаешь андроида. Воистину, Эйден — оружие посильнее магнетаров. Спустя неделю за него готовы умирать, но в том еще полбеды. Спустя две — за него идут убивать.

— Просто ему я верю, а Вам пока нет.

— Мальчик, его работа — делать так, чтобы ему верили. И не стоит разыгрывать драму «Орис против всех», здесь маловато актеров на роли антагонистов.

— Я слушал переговоры. Джур поддержал решение совета миров, а Вы поддерживаете Джура! Если вы все здесь за Эйдена, почему Джур не сделал, как тот его просил?

— Спокойнее. За синтетика здесь даже те, кто против отдельных его решений… это нетрудно понять юноше, чьи родные имеют весьма противоречивые мнения, что для него хорошо, а что плохо. Но вернемся к риз Авиру. Разве мог он показать Альянсу, что его власть условна? Или что новый император в конфронтации с парламентом?

— Он должен был хоть как-то поддержать друга! Я не знаю, не разбираюсь в вашей подковерной возне, но мои глаза говорят мне, что империя бросила его на произвол судьбы, вот и… все.

Он тщательно готовил эту фразу на случай такого разговора. Озвученная, она показалась ему слишком резкой. Орис умолк и слушал, как скачет его сердце.

— Те же глаза, что не видят дальше кончика своего носа? — насмешливо парировал Проци. — Уверен, эти двое знакомы достаточно хорошо, чтобы не обманываться фасадом. И может быть, даже читать мысли.

— Мой отец приучил своих беспрекословно повиноваться. Я считаю, так лучше.

— Анодди риз Авир считал так же. Но за двести лет правления риз Эммерхейс сделал многое, чтобы ограничить власть императора. Он разделил свободу с другими, но ответственность за государственные решения не делится, а лишь преумножается.

— Вот именно!

— Но я не говорил, что это плохо. В каком-то смысле геронты правы: отступление по приказу Эйдена — шаг милосердия, разумная осмотрительность. А отступление под знаменем Джура — признание в том, что империя ослабла и не уверена в новом императоре. Сколько еще враждебных миров только и ждут момента? Сколько еще войн началось бы вслед за этим? Это ведь тоже последствия, о которых необходимо помнить. Но я вояка, а не политик, и не решусь утверждать, как правильно.

— Как же все сложно в политике. И сколько же политики в войне!

Проци бросил салфетку на стол, где она тут же растворилась, и встал.

— Ты закончил с завтраком? Я отведу тебя в свою библиотеку. Проведешь время с пользой, пока не вернется император.

— А если он вообще… а, в смысле, новый император, — сытый Орис всегда лениво соображал.

Читальный зал оказался небольшой уютной комнатой. Никаких стеллажей до потолка и бесконечных картотек в ней не было: только кресло-качалка, иллюзия звездного неба в иллюминаторе и плед. На пуфе рядом свернулся люцервер в виде кошки, излучающей мягкий теплый свет.

— Библиотека в твоем распоряжении до возвращения любого из императоров, — усмехнулся Ву. — Это наш способ вербовки: мы всегда за то, чтобы противник был хорошо образован. Как говорил мой дед, чем ты мудрее, тем меньше бесишься.

— Моя сестра говорит почти так же. Тоже верит в силу разума.

— Здесь вся наша история, где ты обнаружишь, что ибрионцы и бранианцы не так уж далеки друг от друга. И хотя войной идут даже брат на брата, все же с родными легче найти общий язык.

— Не знаю, с чего начать. Я профан в истории цивилизаций, если честно.

— Ты знаком с легендой о химере? Начни с нее. Ри, учебный раздел, сектор два. Легенда о Лее на международном, с комментариями, — Ву развел руками. — На бранианском, увы, нет. Всего хорошего, Орис.

Адмирал покинул библиотеку, и в руки юноше упала конвисфера древней книги. Она не висела перед глазами, а увесисто лежала у него на коленях. Ее тусклые страницы пахли чернилами и переплетным клеем, и чтобы читать, их приходилось листать по-настоящему. У легенды оказался довольно простой слог. В ней говорилось о прекрасной деве, прародительнице миров по имени Лея.

Дева спала в небесах, кутаясь в свои роскошные локоны — сияющие, как звездные нити. И было у Леи трое детей. Три гада — в имперской вариации легенды: Анаконда, Молочный полоз и Тритон. Орис перелистал комментарии в конце книги: «сюжет уводит к сверхскоплению Девы, а дальше к трем галактикам, но каким именно — разобраться ныне крайне сложно», — гласил аппендикс.

От Молочного полоза родилась трехглавая химера. Первая голова была от гиены, мелкая и злая. Вторая голова — от пернатого дракона, огненно горячего. А третья — от женщины. В комментариях к легенде Орис нашел такую заметку: «Предки ибрионцев, а еще бранианцев, эзеров и шчер происходят из одной системы трех планет. Скорее всего, речь идет о третьей планете от звезды. Разумеется, таких систем триллионы, и дальнейший путь к исследованию давно закрыт».

Женская голова химеры принялась ругаться и воевать сама с собой (Орис прыснул в этом месте), и разум покинул ее навеки. Вскоре голова отмерла и отвалилась, а то, что осталось от химеры, затерялось в бескрайнем космосе. Здесь и без комментариев все было ясно, как день: планету долго раздирали войны, и небольшая группа ученых — предков ибрионцев — пожелала улететь или была изгнана. Планета давно исчезла, а путь к системе, где та крутилась, густо зарос сорняками.

Орис захлопнул книгу, и люцервер встрепенулся. Он поднял голову, увидел, что все вокруг спокойно, замурлыкал и свернулся опять. Что ж, значит, общие предки. У Зури и риз Авира, у Бритца и Эммерхейса… Когда и где они жили, что с ними стало после расселения их потомков, неизвестно. Их дети улетали и забывали свой дом. И теперь едва узнают друг друга, а завидев издалека — объявляют войну.