Железный Аспид. Мир

Глава 21 Из которой читатель узнает о зеркальных магах, а главный герой — кое-что о себе

Ирмандильо присел на корточки у груды камней, а его кепи осталось в воздухе. Гравимали тут были на каждом шагу.

— Паутина, — робот обернулся к синтетику. — Это ведь паутина?

Эйден спустился с пригорка, где ветхие деревца клонились параллельно земле и скучивались в спирали. Он присел рядом, отмахивая летучий песок. Так ведь и норовил попасть в глаза. Камни — галька и крупный щебень — подрагивали, слишком тяжелые, чтобы подняться и кружить с песком и листьями. И по этой гальке размазали белый шелк. Синтетик щелкнул над ним языком потрогал.

— Похоже, она. Или сахарная вата, одно из двух.

Паутина взлетела выше песка, такая она была легкая. Роботы огляделись.

— Нам туда, где ее станет больше, — имперец задумчиво оглядел Тарталью. — Я отослал бы тебя назад, к кораблю, если б его не размазало. Что же мне с тобой делать, когда встретим пауков?

— То же, что и без меня, но теперь — под прикрытием офицера полиции.

Синтетик не ответил. Он еще раз двадцать щелкнул языком, оглядывая поляну. Откровенно говоря, напарником месяца он назвал бы Самину, и даже теперь предпочел бы ее, а лучше — психованного эзера, чем офицера полиции в этом накрахмаленном кепи.

— Послушай, Ирмандильо. Я не человек и к тому же враг твоего государства. Но если в тебе заложена хоть капля страха за свою жизнь, обещай мне: пока мы на третьем кольце, будешь выполнять мои приказы беспрекословно.

— Как же я могу на Вас положиться, если не далее, как полчаса назад, Вы преподали мне недвусмысленный урок недоверия?

— Я пересмотрел твой учебный план. Хочешь, повторим тест?

— Не хочу.

Мир на третьем кольце тронулся умом. С трудом верилось, что травы и кустарники не примяты нарочно, а легли и скрутились сами по себе. Они росли, не понимая, где верх, а где низ. Из-за аномалий их стволы причудливо клонились, а порой у кроны они были толще, чем у корней. Встречались и кроны вместо корней, а корни торчали наружу. Тут и там витали новые пучки шелка, сухого и липкого. Роботы пересекали тропы, следуя за густеющей паутиной, и все дороги постепенно уходили вниз. Сперва довольно полого, но вскоре пришлось карабкаться с сыпучих обрывов. Дело бы пошло быстрей, знай они наперед, где гравимали посильнее. Эйден нашел одну такую случайно. Он повис на кромке впадины, раздумывая, отпустить и спрыгнуть или подтянуться и перебраться пониже, когда увидел, как со дна ямы взлетел булыжник. За ним другой. Камни поднялись почти на уровень глаз андроида и плавно вернулись на дно. Либо там практиковался великан-жонглер, либо в овраге была крепкая подушка безопасности.

Следом за третьим камнем вылетел кусок паутины величиной с простыню. Чего уж тут было раздумывать! Синтетик оттолкнулся от выступа и ухнул в темноту. Навстречу ему взлетали камни, два удачно шваркнули его по шее и подбородку. Ну, как удачно — по железу без кожи. Повезло. Новых шрамов не будет. Он пролетел метров двадцать и ухватился за корень рядом с гравималью, чтобы эта карусель не швырнула его назад. Воздушная подушка оказалась широкой и удобной. Робот спрыгнул с нее и поглядел вверх: тефтелька еще ползла по утесу.

— Как доберешься до края уступа, прыгай в ров! — крикнул Эйден и прислонился к стене из рыжего кварца, пряча руки в карманах. Из-за папарацци на Ибрионе выразительные позы давно обратились у него в привычку и дошли до автоматизма. Он был уверен, что карманы с мужских брюк не исчезнут до коллапса вселенной: переживут любые пертурбации моды, чтобы можно было вот так стоять с эффектной небрежностью и задумчиво наблюдать, как суетятся другие.

— А Вы не могли бы помочь… чуточку? — донеслось сверху, где Ирмандильо с грацией кабачка ощупывал под собою утес.

— Отмени синхронизацию сердец, тогда я поймаю тебя, как букет невесты.

— Нет, господин Эммерхейс. Я готов на любой уговор иного содержания.

— Тогда слезай сам. У меня слишком восхитительная форма, чтобы марать ее о твои подошвы.

И ведь не поспоришь. Его умопомрачительная форма. Черная, как антрацит, удобная, как лучший друг. Барахтаться голым среди котят или греть у огня замерзшие руки — все не то, если на тебе имперская форма офицера высшего звена. Эйден расправил плечи. По ощущениям тех, кто носил такую, внутри нее даже самых воинствующих атеистов посещало райское откровение. Эта форма была, как подарочный футляр для именного пера, или фирменный кейс для патронов, или девичье лоно для… впрочем, вы уже поняли, насколько комфортно было Эйдену в тот момент. Вернуть бы еще одну маленькую деталь на воротник.

Несмотря на образ рыхлой выпечки, Ирмандильо висел на кончиках пальцев уже минут пять, прицеливаясь, и затем прыгнул наконец. Он спустился не так быстро, как синтетик. Эйден оказался тяжелее полицейского пончика. Ему даже пришлось схватить напарника за руку, чтобы выдернуть из подушки.

— Спасибо, — отчетливо и сухо брякнул робот. Он был немного помят: на пути вниз его подбили несколько встречных булыжников. Эйден увидел разводы искусственной крови на его лице и счел не лишним напомнить:

— И наш левый глаз побереги, тефтелька.

Они миновали узкий перевал, где Ирмандильо втягивал живот, как заправская фотомодель, и вышли на болотистую пустошь. Впереди, наполовину ушедший в тину, валялся на боку корабль эзеров. Весь обмотанный паутиной. У синтетика кольнуло под лопаткой, и котята из подкладки исчезли. А таким ощущениям, он знал по опыту, стоило доверять.

Роботы шлепали по мягким кочкам к мокрице, когда паутина на самом верху зашевелилась.

— Дай мне глоустер, — приказал синтетик.

— Нет.

— Ладно. Я все равно его получу, как только этот клоп оторвет тебе руку.

— Это не клоп.

— Как только этот клещ оторвет тебе руку или лучше две.

— Это не клещ.

По крыше стальной гломериды заскребли лапы. Лапы передние, задние, средние, правые лапы, левые лапы… Длинное плоское тело еще карабкалось, чтобы с высоты получше разглядеть пришельцев, когда Ирмандильо вскинул оружие.

— Нельзя! — синтетик ударил по стволу, уводя его вниз. Но бранианец успел выстрелить, и заряд угодил шчеру в ногу.

Тотчас вместе с пауком повалился и Тарталья. Из бедра хлестала кровь. Робот посерел лицом, и Эйден с трудом затолкал его, хромого, обратно в перевал, из которого они пришли. Там было слишком узко для превращенного шчера. Можно было перевязать рану.

— Я не видел, чем он в меня стрелял, — бормотал Ирмандильо, помогая синтетику рвать свою куртку на жгуты. — Вообще не видел оружия.

— Очень по-полицейски — стрелять в безоружного, офицер Тарталья. Это зеркальный диастимаг. Все увечья, что ты ему нанесешь, тут же вернутся тебе, как бумеранг.

— Я не предполагал. И не слыхал о такой магии. И не существует никакой магии, бросьте, в самом деле.

— Хорошо. Не существует. Подержи вот тут узел пальцем.

Кровить перестало, но снаружи кто-то завозился. Тварь на семи ногах спускалась в болото. Наверняка в куда худшем настроении, чем была. Эйден точно знал, кого здесь следовало добить, но к сожалению, пока нельзя было отрывать Ирмандильо башку.

— Скажу на языке роботов: учитывая обстоятельства, оптимальным выходом для тебя будет оставить мне глоустер…

— Нет.

— … а самому вернуться к маяку.

— Нет!

— Венерический букет! — огрызнулся синтетик.

— Стойте. Я вспомнил. Это фрин, или жгутоногий паук.

— Знаешь о нем что-нибудь полезное?

— Его научное название буквально переводится как «тупой зад».

— Его ли?

Эйден затянул последний узел на бедре Тартальи, и к ним в лаз просунулась лапа: длинная, цепкая. Она заскребла по камням, по земле и стенам, но трещина оказалась достаточно глубокой, и роботы отползли подальше.

— Ирмандильо, ты хоть понимаешь, что теперь мне придется убить ни в чем не повинное редкое животное? А? Вместо тебя, редкого идиота.

— Вам срочно нужна калибровка имитатора аффектов, — полицейскому удалось встать, опираясь на здоровую ногу. — А может, попытаться заговорить с ним на родном языке? Это обычно располагает собеседника…

— Как вовремя ты об этом вспомнил.

— Так Вы знаете шчерский?

— Недостаточно, чтобы сказать на нем «тупой зад». А без этого какие же переговоры?

Лапа исчезла, а вместе с ней и скребущие звуки. Мгновением позже от кварцевых стен отразились звонкие шаги. Обычные шаги двух ног. Трещина вспыхнула неярким огнем сателлюкса, освещая человека. Он был высок и крепок: матерый гривастый детина в бушлате и портупеях. Разлом, в который он ступил, был ему едва впору, но только так он мог добраться до андроидов.

— Мы просим извинить нас за недоразумение снаружи, — начал Эйден. — Офицер Тарталья умственно отста…

— Уйди с дороги, имперец!

Шчер выстрелил. Он послал в воздух серию зарядов из-под локтей и с напульсников. Сверкнули нити плазмы. Сверху на Ирмандильо посыпались камни — вместе с кустарником, что рос на них. Робот не удержался на одной ноге и упал, посылая ответный залп вдоль стены. Шчер утер кровь с лица. Рикошетом ему оцарапало щеку, и можно было не сомневаться: щека Ирмандильо уже выглядела точно так же. Фрин шагнул ближе:

— Аспид! Подними его глоустер, отдай мне и можешь проваливать. К тебе у пауков нет претензий.

Эйден склонился над слегка оглушенным полицейским. У Ирмандильо заклинило шею, и он пытался вернуть ее на место свободной рукой. Синтетик забрал его оружие.

— Чудо какое: ко мне-то — и нет претензий, — бормотал он, переключая глоустер в режим коротких выстрелов. — Зато у меня к вам есть. Вы нападаете на мои корабли.

Выстрел. Осечка. Шчер приблизился, широко улыбаясь, как неразумному пацаненку, что бросал камешки ему вслед.

— Отдай оружие. Ты не можешь убить меня и сам остаться жив.

Выстрел. Надпись: «ошибка идентификации». Твою ж дисперсию!

— Да забирай, — бесполезный глоустер полетел шчеру в голову. Детина пригнулся, но из-за неожиданности слишком неловко вышло: пушка махнула его в челюсть и брякнулась где-то позади.

Шчер судорожно подбирал оружие, а когда обернулся, Эйден толкнул его на пол и прижал коленом для верности. Выстрелы ионных нитей из напульсников прожгли верхний слой рукава и воротника андроида, скользнули по металлу на шее, не оставляя следа на крепком сплаве. Бесноватые остатки плазменного клубка он смахнул рукой без кожи. Шчер приготовился повторить выстрел, но его запястья оказались скрещенными и крепко зажатыми у его же горла.

— Какие удобные… Это иольверы? Выстрелишь — сам оторвешь себе голову. — предупредил Эйден и практически уселся на нем верхом. — Превратишься — выжжешь себе глаза.

— Чего тебе надо?

— Что вы скрываете на третьем кольце? Почему сохнет лес?

Шчер подергался, но не сбросил робота. Две линьки не позволяли ему превращаться частично, иначе он даже в узкой каменной щели проткнул бы синтетика насквозь. Слишком удачные карты выпали аспиду.

— Только наш магнум Лешью в курсе. Мне нет дела, чего тут сохнет!

— Где искать магнума Лешью? Я считаю до трех и запускаю твой иольвер, а лучше оба.

— Твои уловки не сработают. Магия не дура, ты умрешь вслед за мной!

— Раз.

Шчер молчал и щурил глаза. Смелый мужик. Такого соперника по правилам хорошего тона следовало оставить в живых.

— Два.

— Магнум берет в повстанцы только преданных. Языком своим подавись, аспид.

— Ясно, — робот обернулся на секунду. — Ирмандильо, фрины в каком экологическом статусе?

— Вымирающий вид.

Синтетик пожал плечами:

— Надеюсь, ты оставил потомство. Три, — робот запустил иольверы, и под хрипы шчера запахло жареным. Фрин инстинктивно обратился, скидывая робота, но только переломал себе ноги о стены и обмяк.

Сзади прихромал Тарталья. Он подобрал свой глоустер и задумчиво взглянул на паучье тело.

— И когда Вы теперь умрете? — поинтересовался он, имея в виду, когда «мы умрем». Эйден вдохнул запах гари.

— Чуть позже.

— Я вроде как обеспокоен: вон, у Вас уже и глаз покраснел. А этот шчер сказал: «магия не дура».

— Магия не дура. Пошли, надо проверить корабль.

Снаружи было ослепительно: яркая белая звезда сменила оранжевую и катилась высоко над лесом. На болоте стояла тишина. Судя по всему, на гломериде больше не было патрульных.

— Так когда же умрете все-таки?

— Если не активируешь мне глоустер, то, вероятно, к концу главы.

Ирмандильо застыл, колеблясь.

— Не могу — за недостатком данных для анализа. Мне нужно знать, чего именно мы ищем. И отчего этот красный глаз? Иначе — учитывая новые обстоятельства — мне придется вернуться на Брану. Вместе с Вами, разумеется.

— Ты же слышал: мне нужен магнум Лешью и то, что он здесь прячет.

— Что это? Что-то опасное? Мятеж? Оружие? Заговор?

— Да.

— Это не ответ, — Ирмандильо погладил запястье в том месте, где был неполный код.

— Но я действительно не знаю. Пока все, что я могу утверждать, это что оно чрезвычайно опасно для Алливеи.

— Что с того?

— И для суверенитета Браны — этого тебе достаточно? Ты же давал присягу его защищать.

— Я-то да. А какое лично Вам дело до столицы?

— Не хочу децентрализации власти в Альянсе. Нельзя давать обезьяне в каждую лапу по камню.

— Так значит, оружие. Тем более необходимо сообщить Харгену.

— Пока это лишь подозрения, но каков будет его ответ?

Ирмандильо не вчера был собран, раз уже научился фальшивить так, что сам себе верил:

— Это только ему решать. Он пришлет спецотряды для выяснения обстоятельств.

— Он пришлет сюда волну магнетара. Алливейцы ценны для Зури, но эти шчеры слишком опасны. А теперь представь, если здесь на самом деле ничего такого и нет? Надо проверить. Мы быстро. Туда-обратно, одна нога…

— У меня уж и так одна нога.

— Видишь — мой план работает на опережение. Ирмандильо… Ирмандильо, я в шаге от того, чтобы оглушить тебя, обездвижить и уйти одному.

— Ладно. Вот, — робот протянул синтетику глоустер. — Я зажимаю сенсор предохранителя и, не отпуская, передаю Вам оружие из рук в руки. Так оно регистрирует нового владельца.

Стрелять по шчерам оказалось куда опаснее, чем не стрелять: к такому выводу пришел Тарталья, соглашаясь уступить Эйдену. Они пошлепали дальше по болоту. Гломериду впереди затягивало в трясину.

— Быстрее, — подгонял Эйден хромого напарника. — Еще полчаса, и не взлетим.

— Мы разве собираемся взлетать? Зачем?

— Ну, как же. Лучший способ попасть к пауку — притвориться мухой и пожужжать вокруг.

— Это мокрица. И что, если нас обстреляют, приняв за насекомых?

— Если и так, то не сильно. Они едят эзеров живьем.

Все клинкеты были нараспашку, будто корабль тщательно обыскали. Мелкие вещи в каютах валялись на полу, но повреждений корпуса или разбитых приборов они не увидели.

Аварийное освещение в коридорах горело ровно. Значит, корабль не терпел крушения, но посадка была незапланированной. При мысли об этом непонятное, но тревожное ощущение вновь лизнуло синтетика. Язык ибрионца щелкал непрерывно, и на его кончике сконцентрировалась досада: здесь нет следов. Еще точнее: отсюда тщательно убрали все следы. Озарение вспыхнуло одновременно с окликом Тартальи.

— Здесь труп! — раздалось с мостика, и Эйден поспешил на голос.

У стены, под штурвалом, белоснежный плед накрывал тело. Худое, по очертаниям женское. Эйден взялся за край савана и сжал его в руке, неспособный откинуть, чтобы заглянуть внутрь. Запах крови мешался с горько-пряным оттенком.

Спокойно. Она не могла… не может управлять звездолетом такого класса. Хотя с чего ты взял, что это именно пилот?

— Что-то у меня… — донесся голос Ирмандильо. — Что у меня с сердцем? Или не у меня?

Да она же выше этой. Точно. Дыши ровно. Хоть как-нибудь дыши!

— Что происходит? — полицейский оседал на колени, желтея.

Эйден откинул покрывало с лица Чесс.

— Ничего.

Он посмотрел в серое лицо Ирмандильо и услышал, как беснуется кровь в его собственных ушах. Кровь, что стыла целую минуту. Он повторил:

— Ничего. Выйди наружу, отдышись. И там какие-то звуки… Проверь.

Ирмандильо вышел, качаясь, а синтетик кинул саван на лицо девушки. Вот тебе и генеральная репетиция переключения реле. Вот и пробный тест, который он провалил: даже несмотря на вирус, его чуть не убили мысли о ее смерти. А незнакомка и правда была пилотом. Бранианкой. Ножевые ранения, свернута шея… Странно: если это шчеры, почему бережно накрыли? Если эзеры… тем более.

Эйден прислушался. Он действительно обратил внимание на звук, но не снаружи, а из каюты в конце коридора. Видимо, пауки держали за правило обходить территорию парой.

Выстрел в потолок — глоустер работает.

Наверняка второй шчер давно приготовился и ждал, чтобы напасть: роботы наделали достаточно шума на мостике. Не было смысла тихариться. Синтетик распахнул первый клинкет — никого. Все так же вещи раскиданы, все так же ничего личного. Одноразовые гаджеты, одноразовая посуда, одноразовое все. Дверь второй каюты поддалась навстречу удару, и робот прокатился внутрь по инерции. По нему пробежали худые длинные ноги. Скорпион! Перебирая ребро за ребром, клешни перекатили робота по полу до самого окна. Эйден выстрелил, но не попал в шчера. Чудо, что в себя не попал, кувыркаясь. Скорпион развернулся, и синтетик пригнул голову, ожидая удара хвостом…

…которого не последовало.

Ложноскорпион, черт побери! И он развернулся, только чтобы удрать от одураченного робота в коридор. И схватить-то его было не за что: безобидные твари бесхвосты. Эйден дважды выстрелил ему вслед, с потолка рухнул и заискрил силовой кабель, но шчер смотался невредимый. Вот же дьявол! Как можно было так проколоться?

Поскальзываясь на белесой слизи, синтетик выбежал в коридор. Топот ног по внутренней обшивке шустро удалялся. Во внешнем шлюзе Эйден ухватил движение и свой последний шанс выстрелить. Слизь! Он поскользнулся на пороге и промахнулся снова. На свое счастье промахнулся.

— Осторожно! Это я, — с трапа в шлюз заглядывал Ирмандильо с поднятыми руками. Это его синтетик принял за беглого шчера.

— Видел его?

Полицейский шагнул на борт, потирая запястье.

— Видел. Только ухватил его за клешню покрепче, как сам заработал вывих.

— Куда он побежал?

— На юго-запад относительно бета-звезды.

— А дальше?

— Я не заметил. Поспешил на корабль: шчер был ранен, он всего меня забрызгал кровью. Разумеется, я решил, что ранение зеркально, и Вы…

— Нет, — отмахнулся имперец. — Он был не диастимаг.

— Как так? Но моя рука!

— Ирмандильо, ты просто вывихнул ее. Потому что ты толстый и неуклюжий.

— У меня «зачет» по ближнему бою. И я настаиваю…

— Время! Мокрица тонет, — аргумент и болотная тина на трапе положили конец препирательствам.

Гломерида с трудом поднялась из трясины. Зеленая жижа вперемешку с клочками паутины капала с ее ножек-шасси. Мокрица летела над верхушками деревьев, перебирая краями сегментов. Неслышно, как скат в океане. Иногда она задевала высокие кроны, и ветки, листья, птицы сыпались на ее пути.