Держи врага ближе

26

- Полезная вещица, не правда ли? Разумеется, красный не в моем вкусе, однако… - Адэр давит смешок. - Вивиан, видела бы ты сейчас свое лицо.

О да, могу себе представить!

- Ну хорошо.

Храмовник улыбается, сдаваясь под моим упрямым взглядом, и начинает свой рассказ:

- Едва подошла к ущелью дивизия полковника Райли, как Эйдж передал командование и со всех ног бросился следом за тобой, словно чувствовал, что мы недооценили коварство наследного аргонского принца…Ну, учитывая «просьбу» генерала Вальтера подстраховать капитана Велфорд в выполнении ее приказа особой важности, это понятно…

Многое мне бы хотелось уточнить, но приходилось молчать и слушать сбивающуюся с темы речь мужчины. Как только восстановлюсь, припомню ему, а пока делаю лишь мысленные заметки. Чего ради начинать с каких-то прозаичных объяснений, когда я вся уже извелась от нетерпения узнать, что случилось с храмом и в порядке ли Эштон!

- В общем, - Адэр меняет позу на подставленном к койке стуле и чинно продолжает: - Взяв верных товарищей и этого напросившегося покорного слугу с собой, он отправился в путь, практически не останавливаясь на отдых и сон. Выматывающая поездка, должен отметить. Из-за сидения в седле на протяжении стольких часов, у меня…ладно, эти детали опущу.

Да, уж пожалуйста! Знать не хочу, что у него там натерло!

- В гору полковник Эйдж тоже полез первым, оставив нас далеко позади. Неудивительно, что все так вот и вышло. Хотя, оказалось, что эта его поспешность была к лучшему. Кто знает, опоздай немного полковник, и история бы сложилась иначе.

Глаза послушника храма богини загадочно блестят в свете тусклой лампы. Спустя полминуты он продолжает:

- Когда мы добрались до вершины, часть этого старого здания уже была обрушена. Сойер откомандовал солдатам бежать, а сам с парой человек отчаянно разбирал завалы там, где, предположительно, были погребены капитан и полковник Эйдж.

Хмурюсь.

А принц Йозеф и его люди? Словно прочитав мои мысли, Адэр уточняет:

- Наследник Аргоны с телохранителями словно растворился в воздухе. Так мне сообщили все очевидцы произошедшего. Раз – и их уже нет. Оставил на память о себе только отрубленную кисть и вот этот перстень. Кстати говоря, благодаря ему мы и смогли вас вытащить! Делай мы это обычным способом, ты, Вивиан, уже бы кровью истекла, а Эштон погиб от многочисленных травм, приняв на себя весь вес заваливших вас сверху обломков статуи и стен…О, не пугайся, он цел! Опять же, чудесная вещица, этот артефакт. В умелых руках с ним можно буквально остановить или начать многие видимые глазу процессы в организме. Например, остановить кровотечение, или заставить закрыться рану. Конечно, возможности тоже ограничены лишь внешним влиянием на тело, процесс восстановления кровопотери и внутренних травм от него не зависит…

Дальше лекарь пустился в разглагольствования на тему врачевания и лечебного дела, поэтому я смело приняла задумчивый вид и начала активно обрабатывать полученную информацию, игнорируя нарастающую боль в горле и висках.

Если кольцо-реликвия принца – это влияющий на все материальное артефакт, то, полагаю, способы его применения многочисленны. Вспомнить хотя бы то, как одним жестом Йозеф отправил меня в полет, а после заставил задыхаться, даже не прикоснувшись.

Но…растворился в воздухе? Как это возможно? Сойер и остальные солдаты вряд ли будут видеть одну и ту же галлюцинацию.

Однако, в этом злополучном заброшенном храме, исходя из слов наследник Аргоны, находился второй фрагмент копья богини.

Время, материя и пространство…

Если время – это кинжал, а материя – кольцо, то третье, дающее власть над пространством, все же оказалось в руках – точнее теперь уже в руке – Йозефа после того, как строение начало обрушаться. Другой причины почему он и его люди и исчезли без следа нет.

Перемещение в пространстве…вот что дарует сила третьего фрагмента. Раствориться в воздухе в одном месте и оказаться в другом, преодолевая за раз десятки или сотни километров. Верится с трудом, но я уже и не знаю, во что верить.

В окрестностях храма на горе Трезубец частенько пропадали бесследно люди. Могла ли сила третьей реликвии воздействовать на них подобным образом, закидывая в различные части света?

Почему храм начал рушиться? – возникает в голове вопрос, на которой я не могу найти логичного ответа.

Он стоял долгие годы, медленно сдаваясь времени, и приходя в обветшание постепенно. С чего вдруг такое совпадение?

Кровь…пролилась кровь.

Место, где совершались жертвоприношения было окроплено кровью Йозефа, перед глазами мелькает воспоминание отрубленной конечности наследника, и моей кровью тоже. Какая-то неведомая сила дала реакцию и запертый в камне храма древний фрагмент божественного оружия, коим повергла в заточение Алетея хозяина тьмы, явил себя.

Тяжелая голова, которую мне никак не поднять с подушки, взрывается вспышками боли. Хмурюсь, на лбу проступил холодный пот.

- …Ну и ну, не заставляй себя, поспи, - озабоченно прекращает бессмысленный поток болтовни брат Селесты. - Все равно сейчас вряд ли ему поможешь…

Последняя фраза словно звучит издалека. Поможешь? Что это должно значить?

Увы, узнать мне не суждено, веки слепляются, и меня поглощает лечебный сон без грез.

Спустя два пробуждения и два приема горького снадобья – я окончательно потеряла ориентацию во времени, без понятия сколько прошло дней или часов – мне наконец достает сил встать с постели.

Кажется, от меня что-то намерено скрывают.

- Где Эштон? – начав говорить, я раздирала горло, голос звучал грубым и неприятным.

Готовящийся сменить мне повязку Адэр вздрагивает и отводит взгляд, не желая смотреть мне в глаза. А ведь говорил, что он цел…

Закрадывается нехорошее предчувствие. Если бы с Эйджем на самом деле все было бы в порядке, он не отходил бы от моей постели. Открыв глаза, первым, кого я увидела, был бы он. Во мне растет тревога.

- Послушай, Ви…

Толкаю его руки и пытаюсь встать, шатаясь из стороны в сторону.

Как будто все становится на свои места, мысли разгоняются. Почему я не осознала ничего раньше? Где Эш?

- Чем ты меня поил?

Что это была за бурда, от которой снова и снова клонило в сон? Не поверю, что простое средство для снятия боли.

- Вивиан, пожалуйста, не шевелись, тебе сейчас не стоит лишний раз двигаться…

Перед глазами все плывет, а к горлу подступает тошнота, игнорирую причитания лекаря, я не могу, не могу просто снова закрыть глаза и продолжить спать…

Встаю и неуверенно бреду прочь, к выходу, больше Адэр меня не останавливает. Дверь из комнаты ведет сразу на улицу, и приходится зажмурить ненадолго глаза из-за внезапного яркого света, врезавшегося в лицо. Дождь давно прошел, ярко светит солнце.

Выхожу на улицу босиком, своих ботинком я нигде не нашла, да и сил обуться все равно у меня нет. Покалывающие голые ступни камешки волнуют меня меньше всего.

Дом снаружи кажется совсем крохотным. Озираюсь. Мы в брошенной местными жителями деревеньке у подножия горы, той самой, которую мы с Сойером осматривали не так давно, ища признаки жизни или визита незваных гостей.

- Вивиан?

У соседнего деревянного домишки, разделяющего с тем, откуда я только что вышла, общий задний двор, со стула рядом с входной дверью поднимается удивленный Сойер. – Ты в порядке? Куда собралась?

Иду в его сторону, превозмогая головокружение и рвотные позывы. Кого он там сторожит? Отчего вдруг на лице мелькнул испуг? Вздумали держать меня в неведении…Кто вас просил…

- Погоди, ты выглядишь жутковато…

- Уйди.

Приказываю посторониться заслонившему проем Соейру.

- Ты не в лучшем состоянии, давай я лучше провожу тебя обратно?

- Уйди, - повторяю тверже, заглядывая в обеспокоенные глаза друга, и тот наконец сдается, вздыхает и отходит прочь.

Сглатываю, сжимаю до боли кулаки, беря себя в руки и собираясь с силами, отворяю дверь, осторожно входя внутрь.

Убогое убранство комнатушки меня мало волнует, она выглядит практически так же, как моя, где я просыпалась несколько раз.

Если не присматриваться к его лицу и окровавленным повязкам на спине, то может показаться, что Эштон просто спит. Просто спит…и скоро проснется. Но это не так.

- Сколько?

- Уже три дня.

На лице ни кровинки, лежащее на животе тело мужчины покрыто многочисленными ранами и кровоподтеками. Места живого нет нигде, куда падает мой взгляд. Пошатываюсь, и Сойеру приходиться ловить меня под руку, чтобы не дать упасть.

Друг помогает мне дойти до постели главного героя и присесть в стоящее рядом плетеное кресло.

- Когда началась гроза, храм начал обрушаться. Он закрывал тебя собой, и несмотря на то, что мы успели унести вас и уйти до того, как здание рухнуло окончательно, все же, вы двое были у подножия статуи, которая развалилась первой, так что вас немного, как бы… привалило осколками…Кольцо помогло разом убрать эту груду, но…причиненный вред никакой магий не отменишь.

Протягиваю руку вперед и осторожно глажу Эша по волосам.

- Аккуратнее. У него там большая шишка.

Поджимаю губы и кусаю до боли.

Три дня…это много. Чем дольше он не приходит в себя, тем выше растет вероятность, что это не произойдет никогда.

Нет. Нельзя даже мыслить о подобном исходе.

Эш – главный герой! Он непременно выживет! Скоро он откроет глаза. Оглядываю спину мужчины с повязками, пропитанными багровыми пятнами крови. Ладони лежащих вдоль тела рук сине-фиолетовые, без единого участка уцелевшей кожи.

Этими руками он держал мое бездыханное тело, закрывая от града летящих вниз обломков, сознательно принимая весь удар на себя. Рвано выдыхаю, вспоминая, как мне казалось, последние мгновения своей второй жизни.

Дурак. Ну какой же ты дурак, Эйдж.

Кусаю внутреннюю часть щеки и тру рукавом рубахи мокрые от слез глаза.

Сойер кладет руку на мое плечо и говорит мягко, как с ребенком:

- Пойдем. Ты его увидела, теперь подумай и о себе.

Качаю головой.

Нет. Никуда я не пойду.

Остаюсь в продавленном старом неудобном кресле, сделанном неизвестными мне людьми, давно покинувшими этот дом, подтянув ноги и поджав их к груди.

Таким образом проходят еще два дня. Это официально самые долгие два дня в обоих моих жизнях. Каждая секунда тянется будто целая вечность. Адэр занят ухаживанием не только за мной и Эшем, но и за другими раненными в храме солдатами. Сдавшись заставить меня вернуться в постель, он махнул рукой и позволил мне спать и проводить все время рядом с никак не пробуждающимся мужчиной.

Сейчас мне нет ни до чего дела. Йозеф, запечатанный неведомо где дарргов бог, кинжал с аметистами, мой потерянный и найденный блокнот, валяющийся в углу этой хижины подобранный кем-то «Шепот ночи», вбирающий в себя весь попадающий на его черное словно бездна острие свет…

Лицо Эштона порядком осунулось. Кормить его получается только бульоном, который он проглатывает инстинктивно, если осторожно ложка за ложкой, будто это лекарство, заливать его ему в рот. Но этого недостаточно. Если он не проснется…Страшно даже помыслить о такой вероятности.

Хочу спрятать.

Хочу спрятать его где-нибудь далеко-далеко, где никто нас не найдет.

Во время учебы Эштона всегда ставили в пример другим ученикам. Когда он повзрослел, своими силами смог добиться высокого звания и положения, заслужить всеобщее уважение, заткнув всех тех, кто смел когда-то роптать на его низкое происхождение.

Вся его жизнь – результат упорного труда и работы над собой. Несмотря на то, что его предавали и бросали, отворачивались от него и презирали, он продолжал идти вперед, был справедливым и честным человеком, и не держал ни на кого зла. Даже на меня.

В груди неприятно защемило, сердце кольнуло болью. Я мну пальцами ткань пледа на своих коленях, замутненным из-за очередной порции слез взглядом упираясь в деревянный пол.

- Ты замечательный. Ты нравишься мне. Не хочу никого, кроме тебя. Никто не сможет заменить тебя. Можешь делать со мной все, что хочешь, как хочешь, мне все нравится, лишь бы ты только…

У перелетной птицы есть два дома, один для зимы и один для лета. У зверя есть место, куда он возвращается после охоты. Мне всегда казалось, что я одна такая в своем роде – бездомная. Несмотря на наличие особняка в столице и резиденции загородом, мне некуда было возвращаться. У меня было жилье, но не было крова.

Некоторые бабочки живут пару часов, некоторые – пару недель. Прочитав об этом в детстве, повзрослев, почему-то я часто вспоминала об этих красивых, но обреченных на короткую жизнь существах. Такие маленькие и беззащитные. Без клыков и жал, без яда и когтей. У них тоже нет дома. Они просто ищут новый цветок, очередную ветку, куда могут приземлиться и с которой так же легко упорхнуть. Эта земля огромна и любит все сущее. Пока бабочка чувствует, что она дома, она дома.

- В течение тех полутора с лишним лет разлуки, я все время думала о тебе. Благодаря тебе я узнала, что любить кого-то может быть так тяжело для моего сердца. Целоваться, ссориться, скучать по тебе, даже просто смотреть на тебя...так много всего. Просыпайся скорее…

Эштон стал моим цветочным лугом, моим пшеничным полем, гаванью, горной вершиной, цветком, где я могу приземлиться, когда устану. Он мой дом, мое место.

- Ну все, все. Хватит плакать, - вытянутая рука смахивает с щеки слезы, когда я резко в неверии вскидываю голову. – Какая же ты страшненькая, когда ревешь. Ужас какой.

Хриплый насмешливый тон открывшего на пятый день глаза Эштона наконец пробуждает меня от самого жуткого моего кошмара.