- Имеешь право знать, - продолжает генерал, после своего смелого заявления.
- Как вы…
- Я хорошо знал Грегхема. Его супруга, твоя бабушка, сильно болела после рождения сына, он при мне поклялся, что у него не будет больше детей…он бы не позволил ей рисковать своей жизнью еще раз.
Медленно киваю. Я не знала, что Вальтер настолько хорошо был знаком с дедушкой. Про болезнь бабушки я тоже не знала.
Опускаю скрещенные руки и смыкаю их на коленях, разглядывая собственные пальцы. Покрытые мозолями, совершенно не такие, какие должны быть у молодой девушки.
Отец мог многое наобещать.
Помнится, что и императрица Патрисия перед восхождением на престол подписывала какие-то бумажки, которые предъявили ей родовитые и влиятельные дворянские семейства, те документы лишали ее всякой свободы и самостоятельности при принятии властных решений… И поглядите, где сейчас эти дворяне и где их бумажки?
Дорога к власти всегда устлана лживыми обещаниями, фальшью и головами тех, кто слаб и неугоден. Свергнув легитимного правителя, следующий на троне становится предателем…Но, предатель, отобравший трон у узурпатора, окажется героем. Хотя, как ни крути, предатель есть предатель, а вот отношением к ситуации тех, кем он планирует править, до ужаса легко манипулировать.
Я не говорю Вальтеру, что сомневаюсь в данных отцом обещаниях. Не вижу смысла. Я знаю отца дольше и лучше всех остальных.
- Найди наследного принца и приведи его к отцу. Живым.
Вот как. Наконец вышло уточнение раннее отданному приказу.
- Тихо и без шума.
Зачем отцу понадобился принц вражеской страны?
После беседы с генералом я выхожу из его кабинета и бесцельно бреду по улице прочь. Время ужина, но аппетита нет совершенно.
Возвращаюсь в свой кабинет и удивленно замираю, обнаружив внутри гостя.
- Эш? Что ты здесь делаешь?
Полковник встает с кресла для посетителей и неловко потирает шею.
- Подумал, что ты, должно быть голодна, а находиться в толпе тебе не нравится.
Замечаю на столе за ним поднос с ужином и бутылку вина.
- Или…ты уже поела?
Качаю головой и прохожу мимо, присаживаясь на свое место. Эштон выглядит повеселевшим.
- Тогда, поужинаем вместе?
Это же само собой разумеющееся, я поднимаю брови, рассматривая два набора приборов и две порции мясного рагу с рисом и овощами.
Снова киваю и придвигаю к себе тарелку. Мы едим молча. Замечаю на себе взгляд главного героя, он явно хочет что-то сказать, но почему-то не решается.
- Где ты родился?
Вопрос срывается с губ прежде, чем я успеваю его обдумать. Тут же прикусываю губу. В книге детство и прошлое ее главного персонажа описывалась ужасно скудно. Как он попал в приют, кем были его родители, где и как он жил раньше…Ответа на эти вопросы там нельзя было найти.
Я знаю Эша уже две жизни, но за исключением того, что он прекрасный мечник, хороший лидер, умелый стратег и почему-то испытывает ко мне чувства, мне мало что о нем на самом деле известно.
Эйдж удивленно моргает и приподнимает бровь.
Хочется попросить прощения за вмешательство в его личную жизнь, но я вовремя вспоминаю, что это далеко не первый мой подобный проступок, и потом, вопрос не кажется таким уж интимным, друзья вполне могут интересоваться такими вещами.
- В Элестрии. В глухой деревушке. Но мы не жили там долго.
Киваю, запоминая новое и мысленно занося в посвященный Эйджу уголок сознания полученные сведения. Почему-то возникает чувство удовлетворения и, немного поразмыслив, я прихожу к выводу, что ощущаю его я потому, что мне одной теперь известно то, что осталось за страницами сюжета. Какая глупая причина для самодовольства!
Эш тем временем открывает бутылку фруктового вина и разливает по бокалам.
- Будешь?
Не отказываюсь и пригубляю напиток. Сладко и терпко. Внутри разливается тепло, холод постепенно покидает мое тело. То, что было нужно. Сытный ужин и немного алкоголя.
- Сколько лет ты жил в деревне? Что ты там делал?
Полковник делает глоток вина, улыбается и произносит с хитринкой в голосе:
- Откровение за откровение.
- ….Ладно.
Смело соглашаюсь на его условия, про себя гадая, какие великие тайны он хочет узнать. Должно быть, ко мне у героя накопилось немало каверзных вопросов.
Но Эштон меня удивляет.
- Почему ты так обошлась с роялем? Когда уехал, часто вспоминал эту историю и мне не давало покоя, чем мог огорчить девятилетнюю девочку музыкальный инструмент.
Вопрос Эша будит во мне воспоминания.
Да, я рассказала ему, что пробралась в домик садовника и стащила топор, которым и искромсала рояль так, что его нельзя было починить и оставалось только избавиться. После этой экзекуции нового инструмента на месте старого не появилось.
- Я была жадной, хотела той жизни, что не была мне предначертана. Глядя на рояль, каждый раз ощущала несбыточность собственных надежд и угнетенность. В тот день мне пришлось понять, что пора повзрослеть.
Эш сверкает глазами, но не комментирует и отвечает на мой ранее заданный вопрос:
- Я был единственным ребенком в семье. Мы недолго жили в деревне, я мало что помню с тех времен. Отец присоединился к одному из местечковых орденов, мы перебрались в городок, служивший провинциальным центром.
- Что было дальше? – спрашиваю я и делаю большой глоток вина из принесенного Эшем бокала.
- Почему ты выбрала боевой факультет? Это из-за наследия семьи?
Откровение за откровение, верно. Это правила нашей игры.
Брюнет садится поудобнее и пару минут мы сидим молча, вслушиваясь в усиливающиеся за окном порывы ветра. Темнеет. Надо бы засветить лампу или разжечь камин, но вино сделало свое дело, мои конечности налились слабостью, двигаться не хотелось.
- Меня тренировали с самого детства. Я хорошо обращалась с мечом, хотя это не особо мне нравилось. А потом… - пожимаю плечами и отвожу взгляд, смущаясь из-за пристального внимания Эша. – Ты же знаешь, что есть закон, по которому женщина может обрести самостоятельность и независимость от семьи, если заслужит право на оружие? Вступить в орден или начать карьеру в армии…
Мужчина допивает остатки вина в своем бокале и наливает себе еще.
- Мой отец, говорили, что я на него очень похож…и совсем не имею сходства с матерью. Раньше это казалось ей забавным, но потом…Мы переехали и дела шли хорошо, лучше, чем в деревне. Родители были заняты, отец служил в городском патруле, мать помогала на кухне в местном трактире, денег было немного, но на жизнь хватало, они подумывали о втором ребенке…Он учил меня обращаться с клинком, в целом, то было неплохое время.
Эш замолкает, а мне становится еще любопытнее, что случилось дальше. Как он оказался в столичном сиротском доме? Заметив, что мой бокал тоже опустел, полковник снова наполнил его вином.
Я неплохо переношу алкоголь, едва ли с такого количества некрепкого питья могу опьянеть, поэтому, не стала его останавливать и снова пригубила фруктовую сладость.
- Зачем тебе была нужна эта независимость?
Я перевела взгляд с его лица – каким-то образом я снова и снова запоздало спохватывалась, что откровенно на него пялюсь – уставилась безжизненно на прислоненные к стене в углу мечи.
Один был моим, а другой…что ж, по сути, тоже моим, я же его купила, раз уж в качестве подарка его не приняли и спустя время категорично вернули обратно.
- Аристократки ведь живут под опекой, о них заботятся слуги и вообще все вокруг, - поясняет Эш свой вопрос, хотя мне и без этого очевидно его недоумение.
- В большинстве семей этого круга так и есть, - соглашаюсь я, вспоминая подруг.
Девчонкам не нужно было переживать. Их семьи любили их и всячески баловали, они бы никогда не оказались проданы насильно замуж, их интересы учитывались, у них был выбор. То, что мне не давало покоя, гнало отчаянно вперед, им было не понять.
- Но…со мной немного иначе.
Делаю еще один глоток.
Насыщенная сладость тает между губами, перетекает в конечности и кости, органы, казалось, пропитывались этой алкогольной сладостью, мариновались, дышали вкусом вина.
- Мой отец меня презирает. Вряд ли ненавидит, мы довольно похожи. Но…он всегда был мной недоволен. Ему не нравится моя мать, и его бесит, что во мне ее кровь, я никогда не могла оправдать его ожиданий, как бы не пыталась…пока не поняла, что это невозможно, потому что я не могу изменить собственный пол. И, как это не странно, при всем этом, он не может просто забыть, что я существую. Ему вечно надо лезть в мою жизнь, отдавать приказы, держать под контролем каждый мой шаг, каждый вдох…Если бы я не поступила в академию, если бы не отправилась сюда, где ему непросто… однако, как оказалось, вполне возможно, меня достать, думаю, уготованная мне жизнь была бы такой, что хотелось бы умереть.
Не смотрю на Эйджа, мне стыдно и неловко признаваться в собственной слабости.
- Твой отец….
- Да.
Догадался. Вижу по глазам. Я рада, что он не произнес этого вслух. Туплю взгляд, вглядываясь в давно привычные трещинки на рабочем столе. Полковник обдумывает услышанное. Если кому бы я и могла доверить тайну собственного рождения, то только ему.
Эш встает с места, к горлу подкатывает страх, что он уйдет.
Да, это…разумный поступок.
Вероятно, я и мои секреты не стоят его жизни и карьеры. Со мной опасно быть рядом. Он никогда не будет в безопасности.
Пусть лучше так, тем более что я ведь и раньше думала, как бы мне отвадить Эйджа от себя. Если это продолжится, когда-нибудь у него останется ко мне только отвращение и презрение. Лучше ему уйти сейчас, пока это временное помешательство не переросло в нечто большее.
Он молод. Ему нужно познакомиться с другими людьми. Когда встретит подходящую девушку, поймет, что принимал за любовь дружбу и симпатию, благодарность. Наша общая судьба должна была рано или поздно закончиться.
Прикусываю до крови губу, вкус железа смешивается во рту со сладостью вина.
До меня доходит, что я не слышу звука удаляющихся шагов.
Вдруг темный кабинет озаряет теплый свет от зажженной лампы.
Эш держит ее за ручку и снова садится в кресло напротив, опуская источник света и тепла на стол между нами.
- Когда мне было семь, отец вдруг умер. Я был мал и мне многого не говорили. Наш маленький мирок на троих оказался разрушен. Но был ли он так прекрасен, как мне казалось? После его смерти мы спешно покинули город. Я не помню похорон, не уверен, что они вообще были. Мать привезла меня в столицу. Жизнь там была тяжелой. Она много работала, и я не знал, чем мог помочь, что сказать или сделать. А еще…то, как она на меня смотрела, пугало до дрожи…В доме перестала появляться еда, я все чаще голодал, пока ждал возвращения матери с работы. Она наказывала меня за все и ни за что. Говорила, как я на него похож и что ей следует выбить из меня все дурное, что досталось мне от отца.
Я сжимаю челюсти.
Маленький семилетний Эш был наверняка милым и невинным ребенком. Такой красивый мужчина сейчас, в детстве однозначно был до ужаса хорошеньким.
Мне знаком голод и страх, ребенком они ощущаются еще глубже, чем в более зрелом возрасте. Маленький, зависимый, ничтожный…
- Но в один день все вдруг переменилось. Я проснулся, и меня ждал вкусный завтрак. Мама улыбалась и смотрела на меня как прежде. В город приехала ярмарка, она взяла меня с собой. Но счастье не продлилось долго. Она сказала мне подождать, и я ждал до самого вечера, пока не стемнело. Только тогда я понял, что происходит что-то неладное. И даже тогда, я не мог и помыслить, что она меня бросила. Вернулся домой, на это ушло время, ярмарка была далеко, вспомнить дорогу назад было тем еще испытанием.
Невольно протягиваю руку вперед и касаюсь сжатых в кулак пальцев Эштона.
- Там было пусто. Ни наших вещей, ни матери я не обнаружил. На следующий день в снимаемые нами комнаты въехали новые жильцы. Поначалу я пытался ее найти, но потом понял, что это бесполезно. Да и пришлось быстро привыкать к правилам жизни на улицах трущоб…Когда мне было десять, мне очень повезло. Я умудрился украсть кошель у одного дворянина, но не успел обрадоваться и помечтать о том, как набью до отвала живот, как он быстро обнаружил пропажу и поймал меня. Тогда мне казалось, что это конец и моя короткая жизнь подойдет к концу. С ворами и попрошайками никто не будет церемониться. Я ошибся. Тот мужчина привел меня на порог сиротского дома, поговорил с его владельцами и отдал им все золото из этого самого кошеля. Приютов в столице мало и все они переполнены. Беспризорников же слишком много. Мне повезло. Впервые в жизни.
Сглатываю и глажу Эша по костяшкам пальцев. Он разжимает кулак и берет мою ладонь в свою. Его лицо по-прежнему выражает мало эмоций, но я каким-то образом понимаю, что он раньше не рассказывал никому эту историю.
- Ко мне были очень добры. Я не привык к такому. Мне более была понятная злоба и ярость. Дядя Юджин учил мальчишек искусству меча, и у меня хорошо получалось. Кровь не водица, я помнил, кем был мой отец. Если бы он не умер, был бы он рад, что я продолжаю его дело? Я больше не искал мать, и чем старше становился, тем больше ее ненавидел и не понимал. Деккера, друга и сослуживца отца я встретил совершенно случайно. Он тоже был порядком удивлен меня видеть. Оказалось, он перевелся в столицу и жил неплохо, уверенно продвигался по службе. От него я узнал, почему погиб отец…
Эш втягивает воздух, тема его исповеди приобретает более мрачные черты. Говорить дальше ему не хочется, но он пересиливает себя. Серые глаза ищут мой взгляд, в них мелькает множество эмоций.
- У него был роман. Годами он изменял моей матери с сестрой своего друга. Семья, по которой я так тосковал, никогда не была идеальной. Деккер не сказал прямо, но мне и так стало ясно, что он, возможно, в порыве гнева, оказался повинен в гибели моего родителя…Вероятно, какое-то чувство вины его не покидало и он подсуетился, помог мне, оставшемуся без отца и матери мальчишке, получить стипендию в академию…
Заглядываю снова за спину Эшу, туда, где прислонился к стене подаренный мною от имени Деккера ему клинок. На рукояти поблекшее украшение, сплетенное из нитей. Он не оборачивается, словно и без того зная, что находится в центре моего взора.
- Та красная кисточка…единственное, что мне от них осталось…Символ любви...Смехотворная вещица, которую я хранил долгие годы и от которой не мог избавиться..