Держи врага ближе

28

Форму академии на мне и Эштоне должны были уже давно заприметить, всем известно, что позволить себе обучение могут в этом заведении далеко не все. А значит, что…

- Уходим! Сейчас же! – стражники, судя по всему, пришедшие в себя из-за вида крови, наконец прозрели и испугались.

Жалкие трусы. Но возмездие не заставит себя долго ждать, помяните мое слово!

Поддавшись панике бравых охотников за правопорядком, толпа зевак тоже быстро рассасывается. Мало ли, вдруг детишки - аристократы, тогда беды не миновать, хех. Дело начало приобретать серьезный оборот, а очевидцем или свидетелем становится никто не желает, мало ли, сделают еще крайними. Кто их знает, этих дворянских выродков?

Размыкаю руки, которыми, прижав к себе торговца яблоками, закрыла от смертоносного удара кнутом телом.

- Ты в порядке? - спрашиваю у мальца и повторяю жестами.

Тот, ошарашенно взирая на меня снизу вверх, быстро кивает головой. Рот его открывается и закрывается, но паренек не издает ни звука.

Должно быть, я сейчас выгляжу не шибко хорошо. Втянув сквозь зубы побольше воздуха, собираюсь с силами и встаю с колен, уперевшись левой рукой о собственное бедро в качестве опоры, протягиваю руки молодому магу, но подняться ему помогает подоспевший к нам Эш.

В нос ударяет запах крови. На спине под рубашкой и серым мундиром расползается влажное пятно. В десять, нет, в сто раз больнее пореза на шее от клинка Руди, но не смертельно.

Эйдж молча смотрит, как мы с пареньком обмениваемся жестами. Мальчишка поднимает с земли корзину и убегает прочь.

- Ай-ай! Может поможешь? – смотрю на мрачного главного героя.

Я едва стою.

Эш мрачнеет еще больше, глядит неодобрительно, но все же подходит ближе и закидывает с неожиданной осторожностью мою руку себе на плечо.

- Если знаешь, что в итоге будет больно, может, перестанешь вести себя столь безрассудно?

- А что оставалось? Думаешь, мне очень хотелось огрести? Кто ж знал, что этот дарргов подонок недо-патрульный совсем лишен человечности? А ведь Джонни еще мелкий, притом симпатичный. Он мог бы в придачу к немоте еще и ослепнуть. Или потерять глаз. Или получить шрам поперек лица на всю жизнь, в худшем случае вовсе лишился бы жизни…- втягиваю рвано воздух, когда кончаются аргументы, и перевожу дух. Кровь отлила от лица, но я, страшась предстать слабачкой, продолжаю храбрится.

Эштон ведет меня обратно по улице, по которой мы шли, вероятно, назад в академию, где раной займется лекарь, в этом квартале лечебницы или другого варианта получить помощь нет.

- Но теперь шрам на всю жизнь будет у тебя.

Кусаю губы, и, когда очередная вспышка боли немного затихает, возражаю:

- Но не на лице. Это разные вещи. И я же рыцарь, одним больше, одним меньше, работа такая.

- Ты еще не рыцарь.

В другой ситуации я бы посмеялась. Но сейчас просто качаю головой, продолжая волочить ноги, сильнее наваливаясь на Эйджа, который практически тащит на себе мое бренное тело.

- Ну, без пары месяцев рыцарь, подумаешь! Тем более, пусть и шрам, но ведь он значит, что я защитила невиновного человека. И этот человек наверняка запомнит меня на всю свою жизнь. Он до конца своих дней не сможет меня забыть. А это, так подумать, стоит того…Ай!

Эштон дергает плечом, на которое я упираюсь, из-за этого я теряю равновесие и в ране раздается эхом вспышка боли.

- Ты специально!

Сжатые в ниточку губы брюнета подтверждают догадку.

Мы уже на крыльце здания альма-матер. Пара петляний по длинному коридору, и место назначения достигнуто.

- Героиней, значит, решила заделаться?

- Чего ты так злишься?! – недоумеваю я.

Тон голоса Эйджа холоднее обычного, он не показывает видимого раздражения, но время, которое мы провели вместе, меня не подводит: определить, что парень в не лучшем расположении духа не составляет большого труда.

Проходит несколько минут, никто из нас голоса не подает.

Кошу глаза в сторону, щурясь от текущего со лба по лицу холодного пота.

Да что не так?! Не он же поранился, так чего так бесится? Я вот не бешусь. Ну, без вины огребла, но жива же. И органы никакие не задеты, калекой не останусь. А месть - блюдо, которое подается остывшим.

Эйдж одной рукой открывает дверь лазарета, где нас круглыми от удивления глазами встречает лекарь по имени Барт.

Меня усаживают на кушетку, ножницами разрезают одежду, чтобы лишний раз не двигала руками и не бередила рану, ткань местами пропиталась запекшейся кровью и прилипла, то еще удовольствие, когда ее сдирают с кожи.

Сижу голой спиной к Барту и Эштону, если он не ушел, что под вопросом, глаза у меня на затылке нет, прижимаю к груди остатки того, что было рубашкой.

Любая другая девица на моем месте наверняка бы сошла с ума - почти голой оказаться в обществе двух мужчин! Но мне не до того, чтобы занимать голову этими глупостями.

В свои молодые годы, когда только-только оказалась новобранцем белого ордена, я три месяца жила в казарме с тремя дюжинами таких же юнцов, и большая часть из них была парнями. Среди нас было только три девушки, если брать в расчет вашу покорную слугу.

Гоняли и муштровали старшие нас так, что мы едва доползали до своих постелей. Было совсем не до приличий, если по-честному. Насмотрелась я тогда вдоволь, и стеснение куда-то пропало само собой, тело – это просто тело.

Вздрагиваю, когда лекарь принимается обеззараживать спину. Разглядываю узор из трещинок на пустой стене и пропускаю мимо вопросы Барта-целителя, допытывающегося при каких это я обстоятельствах получила колото-резаную рану. Меньше знает - меньше сплетничает.

- Придется зашивать, - говорит лекарь и дает мне в руки что-то похожее на флягу. – Приложись губами и глубоко вдыхай. Это поможет уменьшить боль.

Давлю усмешку, прикасаясь губами к горлышку, и втягиваю содержимое в легкие. Сладко, с привкусом металла.

Веселящий газ? А не достигшим совершеннолетия можно?

Конечно, свойства данного вещества убирать боль имеют первостепенное значение в лечебных целях, но помимо основного, есть у газа несколько, скажем так, «побочных» эффектов. На человека он действует почти как алкоголь.

Ах, я и впрямь вернулась в молодость! В казармах ордена новобранцы повеселится время тоже находили.

Опьянеть дозировки лечебного газа не хватает, зато он неплохо обезболивает, как орудует иглой и нитью Барт я едва ощущаю.

Становится так легко, все тело расслабляется.

- Готово! – восклицает лекарь, наложив сверху заштопанной раны повязку. – Завтра утром первым делом ко мне, на осмотр и перевязку.

Я хихикаю, когда Эштон набрасывает на мои плечи, поверх изодранной окровавленной рубашки, которую приходится надеть обратно, свой мундир, помогает встать и застегивает наглухо все до единой пуговицы, едва не прищемив кожу на шее.

- Вставай.

Нехотя повинуюсь сердитому голосу одногруппника, хотя больше всего мне сейчас хочется лечь, закрыть глаза и сладко уснуть на этой кушетке.

- Давай, пошли, - Эш берет мой руку в свою и тянет прочь.

Барт усмехается и машет рукой на прощанье, убирая лечебные принадлежности обратно в шкаф. Перед глазами все плывет. Ошибочка, дозировка-то совсем не маленькая оказалась!

- Какой этаж?

- А??

Озираюсь, про себя гадая, когда это мы успели дойти до женского общежития.

- Второй.

Эштон продолжает меня то ли вести, то ли тащить на себе, не беря при этом на руки. Его счастье, что несмотря на то, что четверг, уже конец недели, практически все обитательницы здания девчачьей общаги разъехались по домам. А те немногие, кто все же остался на выходные в академии, предпочли куковать до поздней ночи готовясь к экзаменам в библиотеке. Хотя, мы уже в глазах окружающих сладкая парочка, чего стеснятся?

Не знаю, каким чудом Эйдж прошел мимо поста комендантши, у которой главное правило – мужчинам вход запрещен, но вот мы уже поднялись, и теперь мой бывший враг требует с меня номер комнаты.

Снова хихикаю и отвечаю.

Заперто.

Верно, Элоди уехала к семье, отмечать день рождения отца, сегодня она не вернется. Внутри никого.

- Ключ.

- Хи-хи…хи.

Тяжелый мужской вздох, Эштон снова требует что-то. А, точно, ключ от двери.

- В кармане…Ты злишься?

- У тебя совести хватает спрашивать?

Как будто я по своей воле газом дышала! Несправедливо!

Чужая рука быстро обшаривает карман брюк, выуживает заветный ключ, вставляет его в замок и открывает дверь.

На стороне Элоди словно прошелся тайфун. Горы одежды на кровати и полу, на столе огрызок яблока возвышается поверх стопки учебников и тетрадей.

Показываю Эштону в сторону своей заправленной аккуратно постели. Веселость от паров газа начинается немного выветриваться и приходит осознание.

Эйдж помогает мне сесть, кладет мою сумку, которую таскал все это время на мой пустой стол, и неловко замирает посреди комнаты.

- Можешь…подать мне чистую тунику? Третья полка… - машу в сторону нашего с Элоди общего шкафа и тру взрывающиеся пульсирующей болью виски.

Вот и похмелье, которое никто не заказывал.

Улыбаюсь, когда исполнивший просьбу Эш резко отворачивается, стоило начать расстегивать пуговицы его мундира. Кряхтя и тяжело дыша, потратив на это неприличное количество времени, мне все же удается переодеться так, чтобы не потревожить недавно наложенные швы на спине.

Опускаюсь лицом в подушку, спать какое-то время придется исключительно на животе, и прикрываю веки. Последнее, что вижу, это знакомый по двум жизням силуэт стоящего спиной человека.

«»»»

Только когда ее дыхание становится размеренным, Эш медленно поворачивается обратно. Лицо Вивиан во сне непривычно для нее спокойное и расслабленное.

Какое-то время он молча смотрит на человека на кровати. В ее руке зажат рукав его школьного мундира. Под белой тканью на спине виднеются очертания наложенной лекарем повязки. Прическа превратилась в воронье гнездо, светло-русые волосы торчат из криво сделанного пучка, одно неловкое движения и локоны окончательно выберутся на свободу, рассыпавшись по плечам.

Что в голове у этой девушки?

Эштон каждый день задается этим вопросом, но, что удивительно, до сих пор не может отыскать верного ответа. Одно только он знает точно: что-то изменилось, и она уже не тот человек, которого он привык ненавидеть.

Да и ненависть ли это была?

В жизни его было гораздо больше обид, по сравнению с ними, те, что учиняла Вивиан, даже близко не стояли.

В этом мире существует лишь один человек, которого он ненавидит. И эта спящая беззащитно в его присутствии девушка им не является. Больше не является? Или всегда таковой была?

Презрение, раздражение, может быть, злость и беспокойство, но не ненависть, вот что вызывала раньше Велфорд. Сейчас…что-то в ней вдруг переменилось. Она все так же продолжает его беспокоить и иногда злить, но теперь как-то иначе. Может быть, он тоже изменился.

Люди бессердечны. Они разочаровывают. Это то, во что Эш всегда верил. Пусть говорят, что хотят. Пусть думают, что пожелают. У каждого свои пути и дороги.

До этих пор он считал, что ему ни к чему то, что не совпадает с его ожиданиями. Так почему тогда он не в силах отвести глаз от той, кто ведет себя как ей заблагорассудится?

Этот человек перед ним совершенно невозможен.

Целует, потом смело опускается до подлой низости, а после ведет себя как липучая колючка. И не избавишься, и не притронешься, не узнаешь, какие она хранит тайны под своими иголками.

Не напасешься никакого терпения. Дразнится, лезет в дела, которые ее никак не касаются, вечно попадает под горячую руку и как ни в чем не бывало, словно так и надо, плюет на собственное благополучие. Не отдаляется, но и не подпускает ближе, сохраняя дистанцию, балует своей неуклюжей добротой…

Любовь? О, он не настолько глуп, чтобы верить в то, в чем его пытаются не слишком настойчиво убедить.

Но какие еще могут быть причины?

«У меня тоже есть мечты, но как им сбыться?»

Ему бы хотелось узнать, что это за мечты. Тихие, полные иронии и меланхолии слова, прозвучавшие в храме, где никто не мог слышать, когда она сбросила все свои маски…что они значили?

Мечты сбываются. Так обычно говорят детям, потому что они довольно наивны. Но, чтобы сбылась мечта взрослого, он должен отказаться от своей реальности.

Он давно уже ни о чем не мечтает и просто живет. Без разочарований и без надежд. Мечты – непозволительная роскошь.

Он самый обычный, не особо примечательный. У него нет ничего, кроме умения орудовать клинком. Очевидно, что она его использует – может, для забавы? Наиграется и потом просто…

- Эш… - тихо зовет девушка, когда он осторожно пытается вызволить из ее пальцев рукав своей формы.

- Ммм?

Ее глаза по-прежнему закрыты. Говорит во сне?

- Не…не сердись…

- Я не сержусь, - честно отвечает он, замерев на мгновение.

- Не…не бросай меня тут…темно и холодно…

Девушка бормочет что-то еще, но ему не удается расслышать.

Постояв еще немного, он мирится с тем, что рукав мундира из ее пальцев ему не вырвать.

- Я пойду с тобой! Забери меня отсюда, пожалуйста!

Ее длинные ресницы резко вздрагивают, Вивиан просыпается от собственного крика, широко распахивая от ужаса глаза.

«»»»

Не до конца понимая, сон это или реальность, увидев Эйджа, я резко вскакиваю и тут же вскрикиваю, но теперь от боли в спине между лопаток. Это чувство отрезвляет. Хмурюсь, вспоминая, что рана никуда не делась. А значит, то был просто сон.

Пока взгляд фокусируется снова, в сознании проносятся лица бесконечным потоком Далии, Рояла, Данте, Элоди, Селесты, Хейза…множество лиц.

Эйдж давит на мое плечо, заставляя меня, пошатывающуюся и едва стоящую на месте ровно, сесть.

- Как рана?

- Рана? Все в порядке, не болит совсем…Как долго я спала? – спрашиваю в ответ.

Эштон отстраняется и говорит:

- Четыре дня.

- Что?!

Поднимаю голову, и только снова заглянув ему в глаза понимаю, что он…шутит. Очевидное - невероятное!

- Пятнадцать минут, - исправляется главный герой, позволяя себе слабую улыбку.

- Надо же! А я ведь поверила!

Неловко смеюсь, пытаясь сбросить напряжение, сковавшее тело после сна. Одиночная камера под дворцом, холод и тьма, запах крови, бесстрастное лицо склонившегося надо мной мужчины…мой старый, но так и не ставший привычным кошмар.

«»»»

Эш: Джонни? Хорошо, я запомнил его имя. ( ͠° ͟ʖ ͡° )