В звонко повисшей тишине шаги приближающихся мужчин по прошлогодней пожухлой листве особенно слышны. Лицо обдувает прохладный ночной ветерок, доносящий с реки запах тины, но он не приносит мне и грамма умиротворения.
Перестаю обращать внимание на толкающую меня в плечо дружелюбную лошадку, на заметно начавшего нервничать Фишера, с которого слетела вся его бравада, возящегося с собственным поясом Брайана, двух сбитых с толку лейтенантов, вцепившихся напряженными пальцами в поводья.
Стук сердца эхом звучит в ушах.
Под тенью голых деревьев, с небольшой горки ловко спускаются несколько человек. Из-за тусклого света фонарей на нашей поляне разглядеть скрытые мраком фигуры на расстоянии двадцати шагов почти невозможно.
Я лишь подмечаю, что количество людей, оставшихся за пригорком, превосходит количество тех, кто решил показаться и вышел вперед за своими командирами.
Удивительно, что никто из нас не заметил, что мы в этом пролеске не одни. Даже сейчас я могу лишь гадать, какое количество воинов – это определенно не простые солдаты – находится вне поля моего зрения. В том, что меня, Фишера и остальных им видно прекрасно, не сомневаюсь.
Его я узнаю мгновенно, стоит главному герою только оказаться в пределах видимости моих глаз. Он - единственное, что я вижу.
Мне не нужно вглядываться в его лицо или слышать голос, чтобы понять, кто из пяти идущих вперед мужчин Эш.
Словно не было меж нами этих полутора лет разлуки. Будто та дождливая ночь была лишь вчера. И в то же время, прошли сотни дней и тысячи часов.
Жадно впиваюсь глазами в приближающуюся фигуру человека, по которому редко когда могла признаться самой себе, что тосковала. Он жив, он цел. Это главное.
Его волосы все так же черны, но заметно длиннее, чем раньше. Эштон заметно вытянулся, и раздался в плечах. Да и не только в плечах. Тогда во время учебы он был хорошо сложенным юношей, сейчас же стал крепким и сильным мужчиной в расцвете своей физической формы. Именно таким я и помню ту, другую его версию, что держала меня на руках пока меня стремительно покидала жизнь.
Каждый его шаг, каждое движение, вопреки неудобному крутому спуску с пригорка вниз и двум скрещенным на спине и добавляющим перевеса клинкам – где простому человеку легко покатится кубарем вниз - полно грации и хищной уверенности.
Когда двое прервавших готовую начаться потасовку нежданных визитеров стремительно сокращают дистанцию - на самом деле с момента, раскрывшего их присутствие прошло не более нескольких секунд – все мужчины на поляне невольно подбираются и выпрямляют спины. Даже подполковник Фишер не стесняется выпятить свой массивный живот.
Это неосознанное действие показывает, что они настороже и пытаются тщетно сохранить собственное доминирование. Бесполезно. Одна лишь подавляющая аура представшего в тусклом свете оставленной на земле лампы мужчины в черных одеяниях и облегченном доспехе говорит о том, что он здесь правит балом.
Серые глаза Эштона в ночи кажутся бездонно черными. Он едва задерживает на мне свой взгляд, внимательно окидывая предателей из Гаскилла полным надменности и холода взором.
В отличии от серьезного до жути брюнета, его спутник, вальяжно шагающий по правую от Эйджа руку, вероятно, то самый Тоби, улыбается во все тридцать два зуба. Выбритый висок и вздернутые по-лисьи уголки глаз напоминают мне когда-то давно виденный в газете портрет.
Тоби…Тобиас Маллет.
Меня удивляет не то, что он и Эш нашли общий язык - нечто подобное до начала осады Гаскилла благодаря отчетам я уже знала -поражает другое. Когда шок от внезапной встречи утихает, я заново вспоминаю события последних минут.
Полковник.
Ведь это мне не послышалось?
И обращение по званию было в адрес Эштона…Такого в книге точно не было. Эффект получился гораздо лучше того, на что я могла рассчитывать, посылая главного героя в солдатские ряды.
- Кто…К-кто вы такие? Какие еще записи? Как вы смеете… - начинает верещать Фишер, опасливо косясь на скрещенные на спине Эша ножны с клинками.
- Заткнись.
Тобиас и Эш выходят в центр поляны и медленно озираются. В мою сторону главный герой едва смотрит. А вот его товарищ, напротив, заинтересованно задерживает насмешливый взгляд и - если меня не обманывает игра света и тени - подмигивает.
- Я…Я требую объяснений!
Люди Эша с молниеносной скоростью оказываются рядом с подполковником Фишером, комендантом и лейтенантами, ловко берут под уздцы их коней и бесцеремонно с применением грубой силы заставляют мужчин спешиться.
Маллет проходит в сторону, туда, где в невысоком маленьком холмике за колючим кустом виднеется проем лаза - вход в ведущий в крепость тоннель - и любопытно заглядывает внутрь, светя вперед откуда-то возникшим у него в руке артефактом.
А ведь его родители известные в этой сфере новаторы. Логично, что их отправившийся на передовую единственный сын будет до зубов обвешан различного рода примочками.
Судя по всему, то был не блеф, и запись, изобличающая Фишера и остальных действительно, с великой долей вероятности, существует. Простые солдаты и даже старшие офицеры с подобными артефактами не ходят. Жаль, но в прошлом они жизнь подполковника Маллета уберечь от вражеского клинка не смогли.
- Все так, как и было на той ветхой карте! - кричит за плечо Тобиас оставшемуся на месте Эшу, полковнику Эйджу.
На черном обмундировании главного героя замечаю блекло светящийся вышитый золотом орден на груди. Полковник. Так и есть. Это тоже не блеф. Но мое внимание быстро переключается на иное.
Карта? Что еще за карта? Если следовать задумке сюжета, освободить Гаскилл должны будут через три года после начала войны, то есть, еще примерно полтора спустя, отсчитывая от настоящего момента.
Все снова переменилось.
Если на карте, о которой говорит Тобиас, действительно изображен тоннель и место входа в него, то неописанный неизвестным автором способ, которым воспользовался книжный капитан Эйдж, и его отряд чтобы попасть в Гаскилл незамеченными расположившимся там врагом…как раз тот самый, которым мы вышли из крепости.
Тем временем и раньше немногословный Эш до сих пор не разомкнул рта.
Его слова про запись были первыми и пока что единственными, которые удалось услышать.
Подчиненные полковника Эйджа – интересно, каким ветром его сюда занесло - быстро обезоруживают Фишера и остальных, умело отстегивают пояс с различными фокусами коменданта Брайна, и зажигают еще несколько принесенных с собой ламп.
В отличии от остальных «защитников» крепости, мне заламывать руки и опускать коленями в землю никто не спешит.
Прислушиваюсь, со стороны Гаскилла не доносится ни звука. Ни шума от залпов орудий, ни битвы, на глади реки не танцуют зарева пожаров. Закат, когда меня должны были выдать аргонцам давно уже превратился в сумерки. Все очень странно. Увы, по понятным причинам, чтобы строить предположения, я не обладаю достаточным количеством информации.
Наконец, Эйдж сдвигается с места. Бесшумно пересекает поляну, останавливается, недолго рассматривает два трупа Джереми и Чеда, хмурится, после приближается к лишенным оружия и свободы движения Фишеру и Брайану, задерживает взгляд на погонах их мундиров.
- Я-я…я подполковник Фишер…я верой и правдой служу в гарнизоне крепости уже м-много лет…Р-ради защиты Гаскилла готов жизнь отдать…
Лишенный твердости и всякого достоинства голос Фишера, осознавшего, что запахло жареным, похож на блеяние. Если бы не сковавшее меня напряжение из-за неожиданной встречи с Эштоном, я бы расхохоталась.
За все время моего знакомства с командиром, никогда еще не видела его настолько напуганным. Даже его показная бледность на стенах крепости утром не была настолько впечатляющей, как этот ничем неприкрытый практически животный страх.
Мужчина со скрещенными на спине мечами прищуривается и наклоняется вперед:
- Это не то, что ты говорил раньше.
Этот равнодушный голос я давно позабыла, но узнаю мгновенно и не могу не вздрогнуть, покрываясь невольными мурашками. Скрещиваю руки и обнимаю себя, пытаясь согреться.
Может, это виноват холод мартовской ночи, а может, голод – бутерброды Сойера были моей единственной за пару суток едой, потому что во время ночных дежурств я не ем, чтобы ненароком не провалится в сон; или же пробужденные внезапным появлением Эйджа воспоминания тому причина?
«Неважно выглядишь, Велфорд…Убить? Считаешь меня убийцей?»
Мое почтение Фишеру, он находит в себе силы в этой ситуации расплыться в раболепной улыбочке:
- Это? Ах, это…это ерунда! Вы были далеко, и возможно, плохо слышали, оттого и неправильно все поняли! Я и мои приближенные собирались мчаться в сторону основной армии нашей империи просить о подмоге…А эти солдаты…предатели! Вот кто они! Посмели дерзить и поплатились жизнями…
Дарргов Фишер, будет врать до последнего.
Тихо хмыкаю и тут же становлюсь центром внимания главного героя, резко обернувшегося в мою сторону.
- Замерзла?
Сейчас тон голоса главного героя существенно отличается от его обращения с подполковником.
Подчиненные Эйджа, незнакомые мне офицеры резко вскидывают головы, словно испытывают нехилое удивление, а Маллет, теперь нагло рыскающий в снятых с лошади сумках Фишера, тихонько присвистывает себе под нос, оборачивается и еще раз – в который уже по счету – одаривает меня многозначительным взглядом.
Пожалуй, даже до того, как хладнокровным шантажом вынудила его вступить в солдатские ряды, я не получала от Эштона такой заботы. Переменился он не только, и не столько внешне.
Это сбивает с толку.
Сегодня все, абсолютно все идет не так, как мне хочется. И я совершенно не властна над развитием событий.
Не знаю, почему-то я никогда даже и не думала на полном серьезе о том, что наши пути снова пересекутся. Во всяком случае, было еще слишком рано. Я уверенно полагала, что у меня еще имеется какая-то отсрочка. Или же, просто не хотела предаваться охватывающему меня всякий раз чувству вины, стоило только вспомнить нашу последнюю с Эшем встречу.
Теперь вот и приходится сталкиваться с последствиями собственной непредусмотрительности – понятия не имею, как мне реагировать.
Продолжить притворство и напустить ауру чванливой аристократки – это и полтора с лишним года назад работало с переменным успехом; вести себя словно мы хорошие знакомые и оставить позади ужасное прощание – я не настолько толстокожая.
- Нет, - неловко, на пару тонов выше своего обычного голоса, исторгаю я и качаю головой на вопрос Эштона.
Он гипнотизирует мой взгляд и, наконец, по-настоящему смотрит, не окидывает коротким взором, а именно смотрит в сторону той, что так безжалостно с ним обошлась год и восемь месяцев назад.
Даррг!
Мне вдруг до ужаса становится неловко.
Должно быть, выгляжу ужасно! Кошмарно! Когда я в последний раз мылась? Не воняет ли от меня как от навозной кучи? Ненароком опускаю голову и осторожно пару раз принюхиваюсь возле воротника. Не прям как от кучи, может, от кучки…Гадство!
Приглаживаю выбившиеся из пучка на макушке пряди, а те, что обрамляют лицо, неловко убираю за уши. А мои волосы – они и впрямь такие грязные и жирные, какими ощущаются после прикосновения к ним подушечки пальцев?
Одергиваю и стыдливо поправляю расстегнутый и порядком измятый мундир, который не снимала уже пару дней кряду - лошадь, оставшаяся стоять рядом, очень некстати фыркает и толкается мордой в мое плечо - из внутреннего несколько раз перештопанного мной кармана так удачно вдруг вываливается на землю на всеобщее обозрение под аккомпанемент разрывающихся швов деревянный кораблик с редким, бросающимся в глаза названием «Прощение» на корме.
Даррг.
Сегодня явно не мой день.