Заговорщики Гора

Глава 48

Десмонд из Харфакса, когда его подвели к постаменту, казалось был в смятении, увидев стоявшие там три стола, на которых лежали три совершенно одинаковых контейнера.

Тимарх и Лисимах стояли около того, который стоял в центре.

— Тал, благородный Десмонд, — послышался голос из центрального контейнера.

— Тал, благородный Десмонд, — пришло из контейнера слева.

— Тал, благородный Десмонд, — эхом повторил голос из правого.

Тут я должна уточнить, что следует понимать, что слова приписанные Агамемнону, могли бы приходить, и фактически приходили в разной очерёдности, то первым был один, то другой из этих трёх контейнеров. Иногда казалось, что первым начинал говорить левый контейнер, иногда тот, который в центре, иногда — правый.

Казалось обоснованно очевидным, что мог быть только один Агамемнон, и только одно жилье для этого опасного и могущественного ума, но было совершенно не ясно, в котором из контейнером, если таковой тут вообще присутствовал, прятался этот ум.

Можно было бы предположить, что он находился в центральном контейнере, не столько из-за его местоположения, сколько основываясь на факте того, что Тимарх и Лисимах стояли именно около него. Безусловно, с большой долей вероятности их расположение могло бы служить для того, чтобы отвлечь внимание от другого контейнера, фактического жилья Агамемнона, но, если так, то каким оно могло бы быть? А что если предположить, что могла иметь место и более тонкая уловка? Если «А» кажется наиболее вероятным, то не может ли быть так, что он просто отвлекает внимание от «B» или «C», один из которых крайне важен, но ведь с тем же успехом может оказаться так, что «B» или «C» выглядят не важными, чтобы отвести глаза от «A», который, в конечном итоге может быть решающим контейнером, и так далее. Сколько могло быть тонких неопределенностей, прячущихся одна позади другой, в этой каиссе выбора?

— Тал, Благородный Агамемнон, Теократ Мира, Одиннадцатое Лицо Неназванного, — ответил на приветствие Десмонд из Харфакса.

— Насколько мы понимаем, — заговорил Агамемнон, — Ты обнаружил и решил раскрыть самый отвратительный заговор, направленный против нашего величества, угрожающей нашей личности и недружественный к благосостоянию миров.

— Всё верно, — подтвердил Десмонд из Харфакса.

— Наша склонность к милосердию известна во множестве миров, — заявил Агамемнон. — Разве мы не давали всем заговорщикам двадцать анов, в течение которых они могли бы сдаться?

— Ваше предложение было, вне всякого сомнения, великодушным, Лорд Агамемнон, — согласился Десмонд из Харфакса.

— К сожалению, — продолжил Агамемнон, — никто не воспользовался нашим добрым предложением.

— Кажется так, — кивнул Десмонд из Харфакса.

— Таким образом, они продемонстрировали свою вина, подлость их путей и глубину их падения.

— Верно, — поддержал его Десмонд.

— Следовательно, то, что они заняли место вне рамок моего милосердия — это их собственная ошибка.

— Как бы ни трагично было это признавать, — поддакнул Десмонд из Харфакса.

— Печально, — согласился Агамемнон.

— Но что мы можем с этим поделать? — развёл руками Десмонд их Харфакса.

— Верно, — сказал Агамемнон. — Ну а теперь, назови мне ясно и без исключения, имена всех предателей, будь то людей, будь то кюров.

Некоторые из кюров, присутствовавших в помещении встревожено зашевелились. Похоже, им даже в голову не приходило, что могли быть перечислены и кюры. Общеизвестно, что у выносящего такие обвинения, всегда присутствует некоторое искушение, слегка увеличить список обвиняемых, например, включить в него личных врагов, людей которых не одобряешь, людей, которые имеют определённое положение, людей, с которыми хотелось бы свести счёты и так далее.

— Но сначала, великий лорд, — сказал Десмонд из Харфакса, — могу ли я приблизиться к вам немного поближе?

— Нет, — ответил Агамемнон.

— Я хотел бы кое-что сказать вам более приватно, — попытался настаивать Десмонд.

— Оставайся там, где стоишь, — отрезал Агамемнон.

Тела Тимарха и Лисимаха заметно напрягались.

— Конечно — конечно, — пошёл на попятный мужчина. — Просто я подумал, что мы могли бы поговорить кое о чём более конфиденциально.

— О чём же? — поинтересовался Агамемнон.

— Совершенно очевидно, конечно, — сказал Десмонд из Харфакса, — что я поднял и довёл до вашего сведения вопрос вопиющего предательства, желая только лишь извести измену и защитить персону и планы вашей светлости.

— Конечно, — отозвался Агамемнон.

— Это моя обязанность и привилегия, — продолжил Десмонд.

— Согласен, — поддержал его Агамемнон.

— Но, в то же время, — продолжил Десмонд из Харфакса, — не могу ли я ожидать увидеть некий символ благодарности от вашей светлости, совсем незначительный, независимо от того насколько незаслуженным он мог бы быть?

— Великодушие Теократа Мира, Одиннадцатого Лица Неназванного известно, — заявил Агамемнон, — и на него можно рассчитывать.

— Что насчёт тысячи золотых тарнов двойного веса, — предложил Десмонд из Харфакса, — это была бы соответствующая награда?

— А что насчёт твоей жизни? — осведомился Агамемнон.

— А что насчёт твоей? — крикнул Десмонд, прыгая на постамент, сталкивая центральный контейнер на пол и втыкая в него нож.

Он успел ударить ещё дважды, прежде чем Тимарх схватил его, поднял и отшвырнул, вместе с ножом, зажатым в руке, на дюжину футов от постамента. Рухнувший на пол Десмонд немедленно был разоружен и схвачен кюрами. Контейнер, на который он напал, лежал на боку, открытый и пустой, если не считать нескольких проводов и того, что, выглядело как маленькие коробочки и маленький круглый предмет.

Десмонд из Харфакса ошибся с выбором. Он бросил кости и проиграл.

— Не убивать его! — послышалась команда из одного из двух остающихся контейнеров, того, что стоял слева.

Я страшно испугалась за Господина Десмонда. Его держали так, что казалось, оторвут руки от тела. Кюр в ярости вполне способен на такое.

— Лучше пусть он испытает всё, что только можно с ним сделать, — сказал голос из правого контейнера. — Мы можем обеспечить ему множество возможностей и гарантировать, что он переживёт их все.

— Вероятно, ему потребуется год, чтобы умереть, — предположил контейнер слева.

— Превосходно, — пришёл ответ из того, что справа.

Каким храбрым и глупым оказался Десмонд из Харфакса! Неужели он думал, что от столь могущественного противника, которого так тщательно охраняют, можно было бы так легко избавиться? Я подумала, что тот, о ком он говорил как о своём руководителе, которым, как выяснилось, оказался Грендель, ни словом не обмолвился о возможности убийства Агамемнона. Относительно этого вопроса он был нем как рыба. Я подозревала, что это молчание озадачивало, и даже бесило Десмонда из Харфакса. Ему казалось, что ликвидация Агамемнона могла стать сокрушительным ударом в самое основание заговора. Однако если это действительно было так, то нанесение такого удара было задачей нетривиальной.

И вот теперь Десмонд из Харфакса бесполезно боролся во власти двух кюров.

Поначалу у меня возникли сомнения относительно того, что хотя бы один из трёх контейнеров содержал личность Агамемнон. Но при дальнейшем рассмотрении, я пришла к выводу, что, скорее всего, содержал. Я не думала, что, учитывая напряжённость в Пещере, неудавшийся мятеж Луция, которому Агамемнон, по-видимому, доверял, или, по крайней мере, доверял больше, чем кому-либо другому, возможное наличие нелояльных к нему кюров, возможно, даже неких затаившихся последователей Луция, что он осмелится отпускать от себя Тимарха и Лисимаха.

Из этой встречи в зале аудиенций Агамемнона не делали никакой тайны. В действительности, о ней даже было объявлено заранее. Одной из целей этого было поселить страх в сердцах недовольных. Можно также вспомнить, что Луций, лидер мятежа и некоторые его последователи, всё ещё скрывались где-то в лабиринтах Пещеры. Причиной этого было не столько протяжённость Пещеры и обилие её проходов, основная масса которых была естественного происхождения, и оставалась по большей части неисследованной, сколько наличие множества построенных неофициальных или секретных проходов. О них знали немногие, лишь высокопоставленные кюры, вроде Луция. С тем примитивным оружием, которое имелось в Пещере, было бы чрезвычайно опасно преследовать мятежников в таких местах. Кроме того, некоторые проходы были намеренно забаррикадированы. По-видимому, замысел Агамемнона и его сторонников, состоял в том, чтобы та горстка оставшихся диссидентов, скрывавшихся в таких проходах, погибла от жажды и голода. Ну а если бы они решились появиться в больших коридорах, то их ждал бы холодный приём. Правда, как позднее выяснилось, Луций и его соратники устроили в некоторых из этих проходов резервуары с водой и склады продовольствия, на случай, если отступление станет неизбежным. Карты секретных проходов Луций прихватил с собой, так что сторонникам Агамемнона было мало что известно об их характере или местонахождении.

Но что наиболее важно для моего рассказа, это то, что посредством одного из этих секретных проходов, наряду с множеством других важных помещений Пещере, можно было бы получить доступ и в зал аудиенций Агамемнона.

— Уведите его в тюремный блок и посадите в клетку, — донёсся голос из левого контейнера.

— Нет! — крикнул кто-то из кюров. — Убить его сейчас! Нечего рассусоливать! Покончить с ним немедленно!

— Он — человек, — сказал другой кюр. — Другие люди могут примкнуть к нему.

— Люди опасны! — поддержал его третий.

— Им нельзя доверять! — заявил четвёртый.

— Очень хорошо, — послышалось из правого контейнера, — убейте его сейчас.

— Нет! — воскликнула я, и тут же удар кюрской лапы сбил меня с коленей, и я прокатилась несколько футов по полу.

— Лучше перебить всех людей, — предложил один из кюров.

— Мы легко сможем нанять других, — сказал второй кюр.

— Сотни их наперегонки побегут служить нам, — заявил третий.

— Достаточно только дать им почуять запах золота, — усмехнулся четвёртый.

— Можешь сказать своё последнее слово, Десмонд из Харфакса, — объявил контейнер слева.

— С удовольствием, — крикнул Десмонд. — Долой тирана! Долой Агамемнона!

Одни из кюров, стоявших около Господина Десмонда поднял массивную лапу, одним ударом которой можно было сломать мужчине шею или спину.

— Я буду говорить! — раздался голос, женский голос.

У многих кюров в зале имелись переводчики, и когда те обернулись, я услышала:

— Она свободна.

— Благородные кюры! — выкрикнула Леди Бина. — Отвергните Агамемнона! Как он может быть кюром? У него нет тела! Я знаю его мир! Этот мир его изгнал! Он не кюр! Он — только мозг, который когда-то обитал в теле кюра! Теперь он — искусственная вещь, мозг, опутанный сотнями проводов, артефакт вашей науки. Как можно слушать такой объект! Как можно служить столь чудовищному прибору!

— Убейте её! — приказал голос из правого контейнера.

То, что произошло в следующее мгновение, осознали не сразу. Потайная дверь в задней стене зала открылась и примерно полтора десятка вооруженных кюров во главе с Луцием ворвались в помещение. Они имели при себе топоры, а двое держали наперевес тяжёлые многозарядные арбалеты того вида, который я впервые увидела в тюремном блоке.

— Умри, Агамемнон! — прорычал Луций по-кюрски, и его крик был повторен по-гореански более чем дюжиной активированных переводчиков.

Зал погрузился в какофонию звуков. Это была дикая смесь рыка кюров, их речи и гореанских слов, издаваемых переводчиками.

Поскольку приходить в зал аудиенций с оружием было запрещено, только вновь прибывшие, Луций и его товарищи были вооружены. Двое кюров бросились к входной двери, но арбалетные болты остановили их на полпути. Один умер на месте, царапая когтями пол. Я предположила, что шум в зале аудиенций должны были услышать в коридоре снаружи. С другой стороны кюры в соседних коридорах тоже не имели оружия. Вооруженные кюры главным образом патрулировали дальние коридоры, считавшиеся наиболее вероятным местом появления Луция и его последователей. Пожалуй, ближайшими вооруженными кюрами были те, что дежурили у входа в Пещеру, и их, несомненно, должны были позвать в первую очередь. Другие наверняка поторопились обеспечить себя оружием. По-видимому, при сложившихся обстоятельствах, охрана арсенала им бы не отказала. Это означало, что, каковы бы ни были планы Луция и его товарищей, мешкать с их исполнением им не следовало. Вполне вероятно, что они надеялись этим наскоком избавиться быстро от Агамемнона, а затем представить себя смущённому, лишённому вождя сообществу, смелыми, патриотично настроенными освободителями. В любом случае несколько кюров поспешили встать между вновь прибывшими и постаментом. Рычанием безоружные кюры дали понять мятежникам, что они готовы им противостоять. Их собственные тела стали щитом Агамемнона. Среднестатистический кюр фанатично предан своему лорду, но ровно до тех пор, пока не сочтёт, что его лорд подвёл его, тогда связь преданности расценивается расторгнутой. Это поведение, если можно так выразиться, преданность своему вождю, несомненно, стала результатом естественного отбора за тысячелетия кюрских войн, начавшихся задолго до изобретения и развития сложного вооружения, которое, насколько я понимаю, имеется в стальных мирах. Зрелище этих кюров, безоружных, но решительно вставших живым щитом между оружием врага и своим лидером, дало мне гораздо большее понимание того, чем мог быть, и часто был кюр. Раздалось вибрирующее пение спущенных тетив арбалетов. Несколько кюров из живого щита упали. Некоторые из вновь прибывших бросились на защитников с топорами. В разные стороны полетели конечности, головы и брызги крови, но лояльные Агамемнону кюры, на стороне которых было численное преимущество, встретили противника строем, пытаясь отобрать у них топоры. Завязалась ужасная драка за оружие. Один из кюров упал, заливая пол струёй крови из перекушенного горла. Я даже не могла сказать, был ли убитый из сторонников Луция или из защитников Агамемнона. У дальней от меня стены комнаты, ближе к двери, через которую вошли мятежники, кюр брался с кюром. Стоя на четвереньках, я дико озиралась вокруг. Леди Бина мне на глаза не попалась, зато я увидела, что Десмонд из Харфакса был свободен, а обезглавленное тело одного из его конвоиров лежало около него. Господин Десмонд тоже стоял на четвереньках и тоже озирался. Потом он пополз среди сцепившихся в борьбе тел. Думаю, он искал свой нож. На него не обращали внимания, кюрам было просто не до него. Тетивы арбалетов звенели снова и снова. Затем один из арбалетов был вырван из рук вновь прибывшего, но оружие уже было разряжено, а болты рассыпались по полу. Тогда кто-то схватил болт и метнул его как маленький дротик. Один из кюров упал. Я снова не смогла понять, кто из них какой из воюющих сторон придерживался. Дверь в зал аудиенций распахнулась, открытая снаружи, и в помещение ввалились четверо вооруженных кюров, охрана входа в Пещеру. Должно быть, они были на мгновение смущены увиденным. Скорее всего, их ждали. Один из арбалетчиков, державшийся у стены позади своих товарищей выпустил одну за другой три стрелы. Четвёртый часовой пал от топора, поджидавшего за дверью кюра, ударившего в открытую спину и перерубившего хребет. Я предположила, что большие двери теперь остались без охраны. Больше ни один кюр не вошёл внутрь зала. Я не знала, было ли роздано оружие или нет. Зато мне было известно, что в Пещере уже давно росло недовольство. Не вошёл и никто из людей. Нетрудно догадаться, что наёмники, даже если бы у их не лишили оружия, и если бы они знали об этой небольшой войне, сочли бы это не их делом. Это был вопрос, который работодатели должны были решать между собой. Выход был частично заблокирован телами убитых, но перед этой кровавой баррикадой, всё же встали двое кюров из партии Луция с топорами наперевес. Вскоре бой превратился в бойню. Пол комнаты устилали тела, некоторые ещё живые, и части тел. В конечном итоге оружие одержало верх над числом. Постамент больше некому было защищать. В стороне, слева от постамента лежали Тимарх и Лисимах. Тимарх не мог подняться даже на четвереньки, оглушённый рукоятью топора, а Лисимах лежал у стены истекая кровью. Луций приказал не убивать их. Причина этого вскоре стала ясна. Он посчитал, что в отсутствии Агамемнона, они больше не опасны.

Все болты были израсходованы.

— Заприте дверь, — приказал Луций.

Это сделали кюры, стоявшие на страже у баррикады из мёртвых тел. Они сразу же подошли и встали перед постаментом рядом с Луцием, вместе с двумя другими из его соратников. Теперь только у этих пятерых были топоры. Собственно из всех, кто пришёл вместе с Луцием, теперь только пятеро и остались, включая самого Луция. Из партии Агамемнона в живых оставили шестерых. Они все находились у стены вдали от постамента, и все за исключением одного, кюра серебряной цепи, казались слабыми, едва способными шевелиться от потери крови. Кюр серебряной цепи присел, насторожено глядя в сторону постамента. Здесь же у стены, вместе с выжившими кюрами, стоял и Десмонд из Харфакса, снова сжимая нож в руке. Мы с Леди Биной держались с другой стороны.

Луций повернулся и, встав лицом к постаменту, прорычал:

— Хо, Агамемнон. Ты проиграл!

Оба контейнера, и левый, и правый, были повреждены. Правда, степени повреждений я не знала.

— Я объявляю о новом порядке, — заявил Луций. — Новый день для нас! Тирания позади. Свобода победила! Правосудие восторжествовало! Пусть все радуются! Теперь я, Луций, являюсь Теократом Мира и новым Лицом Неназванного!

— Что происходит? — донеслось из одного из контейнеров.

— Ты что, не можете меня слышать? — поинтересовался Луций.

— Я тебя слышу, — ответил контейнер.

— Теперь Ты — наш пленник, — объявил Луций.

— Что Ты собираешься со мной сделать? — задал вопрос левый контейнер, но Луций оставил его без ответа.

— Я знаю тайны огромной мощи, и местонахождение большого богатства, — донеслось из левого контейнера.

— Я уверен, Ты поделишься с нами этой информацией, — усмехнулся Луций.

— Где мои армии? Где мой флот? — спросил тот контейнер, что слева.

— Ты больше не на своём мире, — напомнил ему Луций. — Ты покинул свой мир.

— Я что, нахожусь на Горе? — уточнил левый контейнер.

— Да, — кивнул Луций.

Я подозревала, что Агамемнон, интеллект которого, насколько я знала, был чудовищно мощным и глубоким, не мог быть настолько смущён или дезориентирован, как могли предложить его ответы. С другой стороны, я не знала, какие он мог получить повреждения. То, что оба контейнера были повреждены, было очевидно, и, конечно, не исключено, что эти повреждения могли повлиять на то, что содержалось в одном из них.

— Где мои последователи? — поинтересовался левый контейнер.

Я заметила, что Луций теперь свои ответы адресовал именно к левому контейнеру. Другой, тот, что справа, признаков жизни не подавал.

— Они оставили тебя, — ответил Луций.

— Никто не встал на мою защиту? Ни один не дрался за меня? — спросил контейнер.

— Ни один, — заверил его Луций.

— А как же Тимарх и Лисимах? — осведомился контейнер.

— Они были первыми, кто покинул тебя, — заявил Луций. — Только я оставался верен тебе.

— Благородный Луций, — донеслось из контейнера.

— Но Ты подвёл меня, — сказал Луций.

— Прости меня, — попросил контейнер.

— Ты можешь компенсировать это, — предложил Луций. — например, рассказать мне тайну силы и местоположение большого богатства.

— И тогда Ты позволишь мне жить? — уточнил контейнер.

— Конечно, — заверил его Луций.

— Будь осторожен, поднимая мой контейнер, — пришло предупреждение из контейнера. — Он очень деликатный и тяжёлый.

— Откройте дверь, — велел Луций двум из своих сторонников. — Мы вынесем контейнер в коридор. Агамемнон беспомощен. И теперь он наш пленник. Это произведёт нужное впечатление на всех, и на кюров, и на людей. Это закрепит успех нашего дела и подтвердит безоговорочность нашей победы. Это будет неоспоримо. Тогда нас признают все. Все согласятся, что это наш день, что наступил наш новый порядок.

Большую дверь, ведущую в коридор, отперли и распахнули настежь.

— Я долго ждал этого дня, — сказал Луций, — годы тайных мыслей, лицемерия и обмана, месяцы планирования, дни борьбы, недели отступлений и игры в прятки в туннелях, ожидание, и во, наконец, неожиданный, смелый и великолепный удар, и победа!

Он махнул рукой двум своим товарищам, остававшимся рядом с ним около постамента, и приказал:

— Отложите свои топоры. Это покажет, что мы теперь за мир. Не бойтесь. В коридоре нет никого, кто был бы вооружён. Хорошо. Теперь, поднимайте Агамемнона и торжественно несите его, бестелесного и беспомощного в коридор.

— Слава Луцию, — произнёс один из кюров, находившихся у стены.

Это был кюр серебряной цепи. Он проковылял, словно был серьёзно ранен к центру комнаты. Его мех был пропитан кровью, но это была не его собственная кровь. Он в драке почти не участвовал, если участвовал вообще. Скорее он ждал результат сражения.

— Слава Луцию! — скандировал он. — Слава Луцию.

И тогда я узнала его. Это был тот самый кюр, некогда кюр железной цепи, стоявший перед Агамемноном вместе с другим кюром, носившим серебряную цепь, в зале аудиенций. Тогда были взаимные заявления некого вида, в которых, кюр железной цепи, возможно, осуждал того, что с серебряной цепью, а тот, скорее всего, защищался. Мне трудно сказать, в чём суть вопроса, поскольку спор вёлся на кюрском, а ни одного активированного переводчика в комнате не было. Кюр серебряной цепи тогда был убит Агамемноном, в тот момент обитавшем в большом, похожем на краба, металлическом теле, а его серебряная цепь, вместе с венком перешла к бывшему кюру железной цепи.

Луций отвернулся, по-видимому, считая ниже своего достоинства обращать внимание на славословия кюра серебряной цепи. Он снова перенёс внимание на контейнер слева, единственный, из которого слышался голос в последнее время.

— Будьте осторожны, — предупредил он своих товарищей, поднявшихся на постамент. — Не уроните его! Он тяжёлый.

Оба кюра, оба сторонника Луция подошли к левому контейнеру и подняли его на руки. Их лица выглядели удивлёнными.

— Он совсем не тяжёлый, — сообщил один из них.

Внезапно раздался резкий, почти оглушительный треск, и мощная вспышка света. Кюры, поднявшие контейнер, отлетели далеко в стороны, а мы с Леди Биной непроизвольно вскрикнули. Когда к нам вернулась способность видеть, мы увидели обугленные черепа, почерневшие кости, и дымящуюся плоть, больше похожую на грязные, сожжённые тряпки, разбросанные по постаменту и окружающему его полу. Вонь сгоревшего мяса была невыносимой.

— Вы нас не предупредили! — возмущённо закричал Луций на Тимарха и Лисимаха.

— Так убей нас, — хмыкнул Тимарх.

Взорвавшийся контейнер лежал открытый, лежал на полу постамента. Внутри него был виден набор обугленных остатков, большая часть его содержимого просто испарилась. Сам контейнер был искорёжен и оплавлен, словно побывал в плавильной печи.

Луций сердито уставился на последний контейнер, тот, что справа, а потом зарычал:

— Итак, Благородный Агамемнон, вот мы тебя, наконец-то, и нашли!

— Не вреди ему, — попросил Тимарх.

— Слава Луцию! — крикнул кюр серебряной цепи, по-прежнему всеми игнорируемый.

Теперь он кричал ещё более отчаянно, подняв правую лапу в приветственном жесте. Луций обернулся, явно раздражённый.

— Я был в зале, — сказал он, — когда Ты ложно обвинил своего начальника, тем самым получив серебряную цепь. Агамемнону была известна ложность твоих обвинений, но счёл целесообразным вознаградить тебя, чтобы более честные информаторы могли бы не опасаться приходить к нему и впредь с более надёжной информацией.

— Нет! — выкрикнул кюр серебряной цепи. — То, что я сказал, было правдой, подлинной правдой!

— А теперь, — продолжил Луций, — Ты предаёшь Агамемнона, от которого получил серебряную цепь.

— Его время закончилось, он пал! — развёл руками кюр.

— И где же твои раны, где кровь, которую Ты пролил в его честь? — осведомился Луций.

— Слава Луцию! — опять воскликнул кюр.

— Тот, кто предал одного, скоро предаст и другого, — прорычал Луций.

— Нет! — крикнул кюр.

— Убить его, — приказал Луций.

— Нет! — заверещал кюр.

Его крик оборвали удары двух топоров, тех кюров, которые до настоящего времени охраняли входную дверь зала аудиенций. Покончив с предателем, они присоединились к Луцию, по-прежнему стоявшему у постамента.

Луций повернулся и, указав на последний контейнер, приказал:

— Отложите свои топоры и поднимите его.

Но, ни один из кюров не спешил отложить свой топор.

— Быстро! — рявкнул Луций, но оба его соратника, смотревшие на взорванные останки своих товарищей, только крепче сжали рукояти топоров.

— Да, — насмешливо рыкнул Лисимах. — Поднимите его!

— Не бойтесь, — попытался успокоить их Луций. — Он не может это повторить, это просто разрушит содержимое контейнера.

— Не бойтесь, — наклонившись вперёд и сверкая глазами, сказал Тимарх, очевидно, страдающий от боли, но выглядевший возбуждённым. — Это же безопасно. Он теперь не сможет сделать вам больно.

Было ясно, что эти заявления Тимарха и Лисимаха, с такой готовностью и даже нетерпеливо предлагавших, взять контейнером, сделали немного, чтобы успокоить мрачные предчувствия двух кюров.

— Поднимите его! — потребовал Луций.

Ясно было, это чувствовалось даже в его кюрском рычании, что говорил он с нетерпением и напором. Переводчик, конечно, выдавал слова без намека на ту страсть, с которой они были произнесены.

— Покажите нам, — предложил один из этих двоих.

— Вы — вождь, — сказал другой. — Так ведите.

— Да, — поддакнул Лисимах. — Подними контейнер сам, благородный Луций.

— Это же безопасно, — заверил его Тимарх.

— Дотроньтесь до него, благородный Луций, — сказал первый из его товарищей.

— Поднимите его, — попросил другой.

— Мы последуем за вами, — пообещал первый кюр.

— Не подводите нас, благородный Луций, — сказал второй.

— Это безопасно, — кивнул Луций. — Но в этом нет необходимости. Я просто уничтожу его.

Луций перехватил свой топор обеими руками за конец рукояти и поднял над головой.

— Ты не ударишь, — раздался чёткий, спокойный голос.

Сказано это было на кюрском языке. Звук пришёл из дальнего конца комнаты, от того самого прохода, через который в зал попали Луций и его сторонники.

Там, высокий и могучий, в полной кюрской ременной сбруе, стоял Грендель. За его спиной маячила фигура слепого Терезия.

— Ты же погиб в Волтае! — воскликнул Тимарх.

— Как несчастный, слепой изгнанный зверь? — уточнил кюр. — Помнится, Вы его выставили на съедение ларлам и слинам несколько недель назад.

— Как Ты посмел появиться здесь, — прорычал Луций, — среди настоящих кюров, Ты, монстр, враг для нас всех, с трудом разговаривающий мутант. Вы только посмотрите на его глаза и руки!

Ропот отвращения прокатился среди присутствовавших в комнате кюров. Некоторые отвели глаза.

— Я помню его, — сказал один из кюров. — Я помню его по нашему миру, я помню его на арене.

Я поняла немногое из сказанного им.

— Он выжил на арене, — добавил другой кюр.

— Перед тысячами, — выкрикнул Леди Бина, — и объявил себя моим защитником.

— Многие тогда умерли, — проворчал второй кюр.

— Он здорово дрался, — подтвердил третий.

— Он выжил, — сказал первый.

— Кольца его по праву, — заявил второй.

— Ты теперь не на арене, — прорычал Луций и приготовил свой топор.

— Дай ему топор, — кричал первый кюр. — Он же не вооружён.

Это было верно, Грендель пришёл без топора. Единственное оружие, которое у него было — это нож в ножнах, часть сбруи, но и тот он не спешил обнажить. Он даже не сделал попытки потянуться к нему.

— Ты жив, великий Грендель! — воскликнул Десмонд из Харфакса.

— Возьми оружие или беги, мой дорогой защитник, добрый монстр, — попросила Леди Бина. — В его глазах блестит смерть.

Грендель вышел вперёд, в центр комнаты, и Луций с криком ярости, так и проигнорированным переводчиками, бросился на него. Его двойной топор, блеснул, описывая быструю пугающую дугу, и через мгновение должен был срезать голову и часть плеча. Но его полет внезапно был остановлен. Оружие дрожало, но оставалось неподвижным, перехваченное за рукоять чуть ниже лезвия могучей рукой.

Зал огласили крики удивления.

И тогда Грендель вырвал оружие из рук Луция, отступившего под взглядом своего, теперь сжимавшего в правой руке топор, противника.

Луций повернулся к двум своим оставшимся сторонникам и, указав на Гренделя, приказал:

— Убейте его!

— Нет, — ответил одни из них.

— Повинуйся! — крикнул ему Луций.

— Ты проиграл, — заявил ему тот.

— Встань и умри, — потребовал второй.

— Нет, — прорычал Луций. — Нет!

Он бросился к большой двери и, не встретив сопротивления, выскочил из зала аудиенций.

— Не выходи из Пещеры! — крикнул ему вслед Грендель.

— Охрана, там стоит охрана! — закричал Терезий.

Но Луция уже и след простыл.

Грендель опустил его топор, и то же самое сделали оба кюра, до сего момента служившие Луцию.

— Теперь те мужчины, которые пожелают, — воскликнул Десмонд из Харфакса, — смогут покинуть Пещеры. Есть дело, которое должно быть закончено. Мы должны предупредить измену! Мы должны предупредить мир. Мы должны пробиться в города. Мы должны передать новости и заговоре. То, что было начато здесь, должно остаться в прошлом. Мы должны успеть до того, как снег закроет перевалы!

— Снег уже лёг, — сообщил Тимарх.

— Вчера вечером, — добавил Лисимах.

— У нас нет времени, мы не имеем права проиграть, — заявил Десмонд из Харфакса. — Мы прорвёмся через снега!

— Перевалы скоро будут непроходимы, — сказал раненный кюр.

— Мы выйдем как можно скорее, — настаивал Десмонд. — Осталось только сделать одно, последнее дело.

И он побежал к постаменту, запрыгнул на него и поднял нож.

— Остановись! — крикнул Тимарх.

— Не делай этого! — простонал Лисимах.

Но прежде чем нож успел добраться до цели, Лорд Грендель, метнувшийся вперёд со скоростью атакующего слина, поймал Десмонда из Харфакса за талию, поднял и, повернувшись вокруг своей оси, отшвырнул назад. Пролетев несколько футов, мужчина упал в центре комнаты.

Я подбежала к Господину Десмонду и опустилась на колени около него.

— Господин! — всхлипнула я, испугавшись, что падая он мог сломать руку.

Он, смущённый и ошеломлённый, смотрел как на постаменте Лорд Грендель приблизился к столу, на котором покоился последний оставшийся контейнер.

— Это — Грендель? — донеслось из ящика.

— Да, это — Грендель, — ответил тот.

— Убей его! — крикнул Десмонд из центра комнаты, теперь уже поднявшийся на ноги, но стоявший неустойчиво покачиваясь и придерживая руку.

— Прости меня, дорогой Десмонд, — сказал Грендель.

— Убей его, убей его! — снова закричал Десмонд из Харфакса.

— Нет, — отрезал Лорд Грендель.

Тимарх, с громким стоном боли, поднялся на ноги. За ним встал и Лисимах, слабый и окровавленный, но всё же оказавшийся в силах стоять вертикально.

— Мой сын, — донеслось из контейнера.

— Отец, — отозвался Грендель, а затем осторожно поднял поврежденный контейнер со стола и передал в руки Тимарха.