— Ты что, ещё не закончила? — спросила Хлоя.
— Только не говори Госпоже, — взмолилась я.
— Только если она не спросит, — ответила Хлоя. — Я же не хочу, чтобы она меня отхлестала своим хлыстом.
Хлоя впилась зубами в ларму, и по её подбородку побежал сок.
— А где твой камиск? — полюбопытствовала девушка.
— В комнате рабынь, — ответила я. — Его нельзя пачкать.
— На твоём месте, я бы надеялась, чтобы никому из мужчины не пришло в голову срезать путь через этот коридор, — заметила Хлоя, откусила ещё кусочек от лармы и, всосав сок в рот, полюбопытствовала: — А чего это Ты закована?
— Так захотела Госпожа, — вздохнула я.
— Она — Госпожа нам, — хмыкнула Хлоя, — а для мужчин она — рабыня. На ней такие же камиск и ошейник, как и на любой из нас.
Сказав это, Хлоя пошла своей дорогой.
Я представила гордую Нору на коленях, прижимающуюся губами к ногам мужчины, и мне это понравилось.
Но сейчас я сама стояла на четвереньках и, то и дело, опускала тяжёлую, толстую щётку в мыльную воду. Щётку следовало крепко прижимать к полу и натирать доски круговыми движениями. Позже надо было стереть мыльный раствор тряпкой и чистой водой. Всякий раз, когда я передвигалась на новое место, меня сопровождал лязг и скрежет цепи, соединявшей мои лодыжки, то деревянному настилу.
По утрам, назначая мне, стоящей перед нею на коленях, задание на день, Нора обычно определяла время, когда я должна начать и срок, в который я должны была уложиться. Как правило, срок назначался таким, что я, как бы ни старалась, не могла справиться с задачей за выделенное время. И тогда меня наказывали. Обычно наказание не было столь суровым как плеть, но дважды дело дошло до того, что меня всё же связали и избили плетью. Однако чаще всего всё заканчивалось тем, что меня ругали перед другими девушками, и в завершении Нора наносила мне удар или два своим хлыстом. Целью этого было скорее унизить и оскорбить меня перед моими сёстрами по рабству, чем действительно нанести мне вред. Фактически, Нора рисковала переступить тонкую и опасную черту, ведь она могла уменьшить мою ценность. Зачастую моё наказание ограничивалось тем, что мне приказывалось зайти в мою тесную клетку задолго до установленного времени, или в лишении ужина. Вполне ожидаемо, что у первой девки будут свои фаворитки, и те, к кому она менее всего благоволит, но, я думаю, всем было очевидно, что по неким причинам я оказалась в крайней немилости у нашей кейджероны, причём в крайне необычной степени. Полагаю, что большинство других девушек считали меня ленивой, неряшливой или небрежной в том, что касалось работы, но, по крайней мере, Джейн и Ева понимали, что эта враждебность не имела никакого отношения к тому, за что меня обычно наказывали. Мои подруги знали, что всё это уходило корнями в дела давно минувших дней, происходивших очень далеко отсюда, и даже на другой планете. Ещё в своём прежнем мире я ощущала себя рабыней, и это интуитивное понимание было явно и бесспорно подтверждено на той памятной вечеринке, когда я, как рабыня, которой я была уже тогда, одетая в то, что фактически было камиском, избитая хлыстом Норы, съежилась у ног своей мучительницы, одетой в одежды, подобные тем, которые носят гореанские свободные женщины. После того раза меня охватывал страх при одной мысли о ней, даже на моей прежней планете, не говоря уже о Горе, где она была для меня госпожой, и для меня, рабыни, было подходяще быть у её ног, или у ног любых таких как она. От обиды и нахлынувших воспоминаний на глаза навернулись слёзы, но я не прервала своей работы. Почему она была настолько жестока со мной! Насколько беспомощной я была перед ней! Уверена, она должна понимать, что я делаю всё возможное, чтобы она была мною довольна, я отчаянно стремлюсь добиться этого. Неужели она никогда не удовлетворится своей местью? Ну как мне ей объяснить, как дать ей понять, что я больше не та, кем я была раньше, я больше не её надменная, спесивая, мелочная, презираемая соперница, я больше на мисс Аллисон Эштон-Бейкер, я теперь всего лишь униженная, беспомощная кейджера, полностью зависимая от её милосердия?
— Аллисон, — раздался голос за моей спиной.
Я немедленно растянулась на животе, на влажном скользком полу. Сказать, что я была ужасно напугана, это ничего не сказать.
— Пожалуйста, не бейте меня, Госпожа! — простонала я.
— Как продвигается работа? — осведомилась она.
— Я ещё не закончила! — сказала я, дрожа от страха.
— Это мне очевидно и без твоих слов, — усмехнулась Нора. — Когда Ты должна была закончить здесь?
— В четырнадцатом ане, — ответила я.
— Это время уже прошло, — констатировала старшая рабыня, — а Ты даже не начала ополаскивать пол. Мне даже не нужно спрашивать почему. Это и так очевидно. Как Ты думаешь, у тебя получится закончить здесь к семнадцатому ану?
— Да, Госпожа! — поспешила заверить её я.
— И не бездельничай, а то Ты знаешь, что тебя ждёт за это, — пригрозила мне Нора.
— Конечно, Госпожа!
— Ты нравишься мужчинам? — спросила она.
— Судя по тому, что они вызывают меня, да, — ответила я.
— И они оставались довольны тобою? — поинтересовалась девушка.
— Я могу только на это надеяться, — сказала я. — Но я старалась, чтобы им понравилось.
— А как у тебя с рабскими огнями, — полюбопытствовала Нора. — Они уже начали разгораться в твоём животе?
— Немного, Госпожа, — призналась я.
— Понятно, — хмыкнула она.
— Я ничего не могу поделать с собой, Госпожа! — вздохнула я.
— Тебе приходилось бывать в руках Клеомена? — спросила Нора.
— Нет, — ответила я, и поднявшись на колени, что было подобающе для меня, поскольку она была для меня первой девушкой, посмотрела на неё и с удивлением увидела, как Нора с мечтательной улыбкой коснулась своего ошейника.
— Мы — все кейджеры, Аллисон, — сказала она.
— Да, Госпожа, — не могла не согласиться с ней я.
— Я, правда, красива? — задала она неожиданный для меня вопрос.
— Чрезвычайно красивы, Госпожа! — заверила её я.
— Сегодня, я побывала у рабского кольца Клеомена, — ещё больше озадачив меня, сообщила мне Нора.
— Вы были прикованы? — спросила я.
— Разумеется, — кивнула она.
— Ваша красота сделала бы честь любому кольцу, — сказала я.
— Ты, правда, так думаешь? — уточнила кейджерона.
— Да, Госпожа, — со всем пылом подтвердила я.
— Я была сурова с тобой, Аллисон, — признала Нора. — Завтра с тебя снимут кандалы. С завтрашнего дня Ты будешь наравне со всеми.
— Госпожа! — не веря своим ушам, воскликнула я и, бросившись на живот перед нею, принялась снова и снова покрывать поцелуями её ноги и, заливаясь слезами, повторять: — Спасибо, Госпожа! Спасибо! Спасибо! Спасибо, Госпожа!
— Но это не значит, что Ты можешь расслабиться в своей работе, — предупредила она, — или в удовольствиях, которые Ты даёшь мужчинам. Если я не буду довольна, или если услышу жалобы, Ты будешь нещадно бита плетью, уж можешь мне поверить.
— Да, Госпожа, — отозвалась я. — Спасибо, Госпожа!
— А теперь возвращайся к своей работе, — велела Нора, — и не бездельничать мне тут.
— Да, Госпожа, — сказала я и, схватив щётку, погрузила её в мыльную воду, а потом снова согнулась над полом.
— Я скажу Джейн и Еве, чтобы они отложили для тебя миску с ужином, — пообещала она.
— Спасибо, Госпожа, — поблагодарила я.
Щётку следовало крепко прижимать к полу и натирать доски круговыми движениями.