Заговорщики Гора

Глава 21

— Пожалуйста, — простонала я, отворачивая голову в сторону, и тут же почувствовала его жадные губы сбоку на своей шее прямо над ошейником, а затем на скуле под ухом.

Стояла полуденная жара, и мы на пару анов остановились на отдых.

Это был четвертый день с того момента, как мы вышли вслед за караваном Паузания.

Я был прижата к ободу колеса фургона. По крайней мере, он не привязал меня к нему.

— Нет! — пискнула я, почувствовав, как его рука легла на моё левое бедро. — Пожалуйста, не надо, Господин!

Мне уже случалось видеть и Джейн, и Еву, прикреплёнными к колесу, но в их случаях это было сделано для наказания. Еву поставили к колесу спиной, привязав за широко разведённые запястья и щиколотки к спицам. Она, переданная под опеку господина Лика, посмела заговорить, не спросив разрешения, притом, что постоянного разрешения говорить ей не давали. Возможно, моя подруга решила, что называется, проверить, сколько звеньев цепи было в её распоряжении, что является предприятием крайне неблагоразумным, когда имеешь дело с гореанским мужчиной. Само собой, она выяснила, что, доставшаяся ей цепь оказалась, если можно так выразиться, короче некуда. Впоследствии Ева не отходила от него практически ни на шаг. Порой ему даже приходилось шикать на неё, приказывая ей не надоедать ему своим присутствием.

— Я хочу, чтобы он выкупил меня, — чуть позже шёпотом призналась мне Ева в темноте фургона, когда Джейн уже мирно посапывала во сне. — Я думаю, что я — его рабыня.

Джейн, находившаяся на попечении Астринакса, так же как и Ева, была привязана к спицам за широко разведённые руки и ноги, но в отличие от своей подруги, голой и лицом к колесу. Её били плетью за то, что она повязала на голову узкую, скрученную полоску ткани, чтобы защитить глаза от пота и падающих волос. Такую повязку можно было принять за талмит, обычно являющийся символом первой девки, то есть девушки, отвечающей за других рабынь и, как правило, отчитывающейся непосредственно перед владельцем. Первые девки обычно назначаются, когда в группе или домашнем хозяйстве присутствует много рабынь. Они поддерживают порядок среди других девушек, распределяют работы, улаживают споры и так далее. Многие рабовладельцы, если у них имеются несколько девушек, предпочитают не загружать себя такими мелочами. Для него вполне достаточно, проинструктировать, обычно поутру, первую девку, стоящую перед ним на коленях, а уже она, в соответствии с её собственными понятиями и склонностями, предпочтениями и пожеланиями следит за исполнением полученных указаний. Есть дома, в которых численность кейджер может достигать сотни и более, и в таких случаях первая девка может быть не одна, а несколько, отвечающие каждая за свою группу рабынь, и эти старшие рабыни, в свою очередь, подчиняются, так сказать, первой девке первых девок, которая уже отчитывается перед рабовладельцем или его представителем. В описанном случае первые девки низких рангов носят талмит одного цвета, а их начальница, кейджера-сана, та с которой имеет дело хозяин или его представитель, носит повязку другого цвета. Цвета эти зависят от традиций городов, прихотей рабовладельцев и так далее. Как бы то ни было, Джейн первой девушкой не являлась, да среди нас троих таковой вообще не было, безо всякого разрешения присвоила себе право носить талмит, обычно понимаемый как символ власти. Я не сомневалась, что это было без всякой задней мысли, более того, я уверена, что и Астринакс не видел в её поступке злого умысла, тем не менее, проступок был, и его сочли поставившим под сомнение престиж талмита. Конечно, Джейн, а также нам с Евой, к нашему страданию вынужденным присутствовать при наказании, хорошо внушали значимость талмита. Такие как мы, живут в ужасе перед этим. Та, кто носит талмит, для других рабынь всё равно что госпожа, и они обращаются к ней как к госпоже. Кейджеры зачастую живут в страхе перед своей первой девкой, говорят с нею почтительно, встают перед нею на колени, проявляют прочие знаки уважения. Как это часто бывает в случаях со свободными женщинами, нам остаётся только надеяться на защиту мужчин, принявших во внимание нашу красоту и пол. Мне показалось, что у Джейн, как и у Евы, появилось лучшее понимание этого. Нет ничего сложного в том, чтобы повязать лоскут ткани на шее и использовать его, чтобы вытирать пот со лба, и кажется мужчины, по каким-то своим причинам, находят распущенные, влажные от пота волосы, упавшие на лицо кейджеры, крайне привлекательным зрелищем. Разве они не прекрасны, даже такие, вспотевшие от полуденной жары и работы?

— Пожалуйста, остановитесь, Господин, — простонала я, пытаясь отстраниться от Трачина, когда услышала треск разрываемой ткани. — Пожалуйста, не раздевайте меня, Господин, не здесь, не под фургоном.

— А где же ещё? — удивился мужчина.

— Пожалуйста, остановитесь, Господин!

— Я заплачу за твоё использование, — пробормотал он, и его слова перешли в поцелуй, на этот раз доставшийся моему обнажённому плечу.

— Ох! — перехватило у меня дыхание.

— Ага! — торжествующе выдохнул насильник.

— Пожалуйста, не надо, Господин! — взмолилась я.

— Ты же сама хочешь этого, шлюха, — констатировал он.

— Пожалуйста, отпустите меня, Господин, — простонала я.

— Ты что, хочешь посопротивляться? — уточнил мужчина.

— Я не могу, — всхлипнула я. — Я — рабыня.

— Может, Ты сомневаешься, что я смогу заставить тебя начать подмахивать от моих прикосновений? — проворчал Трачин.

— Нет, нет, — поспешила заверить его я.

Я уже хорошо знала, что любой мужчина мог сделать это со мною. Я была кейджерой. Насколько же беззащитны мы в наших ошейниках!

— Я вам не принадлежу! — сделала я ещё одну попытку.

— И кто же оспорит моё право использовать тебя? — усмехнулся он. — Может, женщина, или кузнец?

— Честь, честь! — напомнила я.

— Честь, — хмыкнул Трачин, — это для дураков.

Я чувствовала себя несчастной в его сильных руках. И я была кейджерой!

— Аллисон, — к своему облегчению услышала я знакомый голос. — Ты порвала тунику.

Я вырвалась из лап Трачина и скользнула в сторону, придерживая, насколько это было возможно, разорванную на груди тунику.

Взбешённый Трачин обернулся и оказался лицом к лицу с Десмондом из Харфакса.

— Проваливая отсюда, — прорычал Трачин, — кузнец.

У Десмонда из Харфакса оружия при себе не было, а вот у Трачина, заявлявшего, что он из Турии, имелся меч, висевший на левом бедре.

— Как по-твоему, она стоит того, чтобы потискать её? — поинтересовался Десмонд. — Я всегда думал, что стоит.

— Убирайся, — бросил Трачин.

— Не забывай, что тебе придётся иметь дело не только со мной, — предупредил Десмонд, — но ещё и с Ликом, и Астринаксом, и, не исключено, что с другими.

— Другими? — переспросил Трачин, явно встревоженный его словами.

— Думаю, да, — вполне учтиво сказал Десмонд.

Я заметила, что позади Десмонда, словно ниоткуда материализовался смуглый молчун Акезин. Впрочем, его тень падала на фургон, так что, я была уверена, что Господин Десмонд знал о его присутствии.

— И сколько же Ты хочешь за её использование? — раздражённо спросил Трачин.

Я подозревала, что он не горел желанием преждевременно завершить своё предприятие из-за такой мелочи, как рабыня, тем самым, возможно, лишиться доступа к ещё большей добыче, которая могла бы достаться более терпеливому человеку.

— Вообще-то, это дело следовало бы обсудить с Леди Биной, — спокойно ответил Десмонд, — но я думаю, что могу говорить от её имени, и что она одобрила бы мои рекомендации в данном вопросе.

— Итак? — нетерпеливо произнёс Трачин.

— Самое большее, — сказал Десмонд, — на мой взгляд, что можно было бы запросить за её использование — это бит-тарск. К сожалению, монет меньшего достоинства просто не существует. Если только бит-тарск пополам разрезать.

Я отпрянула, прижавшись спиной к шершавым, горячим доскам борта фургона, до побелевших пальцев стиснув разорванную тунику на груди.

Сказать, что я была сердита, это ничего не сказать! Я была в бешенстве!

Мне трудно описать, до какой степени я ненавидела Десмонда из Харфакса! Как могла я, прежняя Аллисон Эштон-Бейкер, стоить так мало?

Безусловно, теперь я была всего лишь кейджерой.

Бит-тарск, конечно, не является из ряда вон выходящей платой за использование, особенно если имеется в виду быстрое одноразовое использование, как, скажем, в случае монетной девки, используемой прямо на камнях улицы. Если же Вы собираетесь развлекаться с девушкой в течение вечера, это могло бы обойтись в два или три бит-тарска. Безусловно, рабыню можно арендовать и не целый день, и на два, и на три, тут цена уже будет зависеть от способностей девушки и умения её владельца и арендатора торговаться. Иногда так поступают, чтобы испытать приглянувшуюся рабыню, проверить, стоит ли она того, чтобы её покупать. Если она хочет, чтобы её купили, то приложит все силы, чтобы понравиться арендовавшему её мужчине. А если её купят, и она станет полностью принадлежащей покупателю собственностью, то ей предстоит быстро убедиться, что её бывший арендатор, а ныне её хозяин, проследит, чтобы она придерживалась таких стандартов, которые она едва осмеливалась себе представить, которые едва ли могли бы существовать, когда она была просто арендованной девкой. Впрочем, этого следует ожидать, ведь теперь она ему принадлежит. Арендная плата, кстати, часто входит к цену покупки. Очевидно, это поощряет продажи.

— Значит, бит-тарск, — кивнул Трачин.

— Это самое большее, — сказал Десмонд из Харфакса, — но для тебя цена будет золотой Тарн двойного веса.

Трачин криво улыбнулся.

— Конечно дело не в том, что я считаю её стоящей этого, — добавил Десмонд. — Я бы даже предположил, что цена её использования должна колебаться где-то между четвертью или даже восьмушкой бит-тарска, если вообще чего-то стоить. Честно говоря, мне было бы даже неудобно, взимать что-либо за использование такой рабыни, настолько низкой как она, скорее, дело в том, что сегодня я не чувствую себя склонным, иметь дело с выходцами из Турии.

— Я не из Турии, — заявил Трачин.

— Но, если мне не изменяет память, Ты утверждал, что прибыл именно оттуда, — напомнил ему Десмонд.

— Я из Телетуса, — сказал он.

— Я вижу, — хмыкнул Десмонд.

— Итак? — выжидающе уставился на него Трачин.

— Я ещё меньше расположен иметь дело с лжецами, — развёл руками Десмонд из Харфакса.

Клинок Трачина вылетел из ножен.

Я испуганно вскрикнула.

Но именно в это мгновение, откуда-то из-за фургонов, послышался крик Джейн, а затем голос Астринакса:

— Тарски, тарски!

Озадаченный Трачин обернулся.

Ещё не успел затихнуть крик Астринакса, как с той стороны фургона донёсся тяжёлый топот, быстро приближающийся со склона, яростное хрюканье и пронзительные визги.

— В фургон! — только успел рявкнуть Десмонд, как с другой стороны что-то массивное протаранило борт повозки.

Фургон сильно накренился в нашу сторону, чуть не перевернувшись и не накрыв нас. Вновь по ушам ударил злобный, пронзительный визг, и из-под днища выскочила огромная, лохматая, горбатая четвероногая фигура, по пути практически оторвавшая телегу от земли. К моему облегчению косматое чудовище пронеслось мимо. Фургон проскрежетал, упал на все четыре колеса и выправился. Перед моими глазами мелькнули красноватые зрачки, казавшиеся крошечными на огромной голове, блеснули четырех кривых, белых клыка, два сверху и два снизу, подобные скрещенным ножам, торчавшим с каждой стороны широкой, блестевшей от влаги челюсти.

Трачин метнулся налево, а Акезин, отскочив к первому фургону, схватился обеими руками за борт, подпрыгнул и перевалился внутрь.

— В фургон! — снова проорал Десмонд.

Пыль мгновенно заволокла всё вокруг. Я закашлялась. Стало трудно что-либо разглядеть. Заревел распряжённый тарларион.

Господин Десмонд схватил меня за правое плечо и правую лодыжку, и буквально забросил в фургон. Всё произошло в одно мгновение, вот я стояла на земле, парализованная страхом, и вот я уже под тентом, на четвереньках над центральным стержнем. Через мгновение рядом со мной упал Десмонд.

Фургон снова тряхнуло, да так, что я еле устояла на четвереньках. В него опять врезался кто-то тяжёлый.

Снаружи донёсся крик Евы, вжавшейся в борт первого фургона.

Фургоны делили бегущее стадо тарсков, словно скалы, делят реку на отдельные потоки.

Это были первые волтайские тарски, которых мне случилось увидеть. Они походили на небольших босков, правда были короче и более приземистыми. Некоторые, возможно, в холке были мне по плечо. Фургон снова вздрогнул от удара массивной туши, опасно накренился, но, сопровождаемый моим испуганным воплем, рухнул на прежнее место. Потом последовал новый удар, наполовину развернувший повозку. Внутрь ворвалось облако пыли. С оглушительным треском лопнуло дерево. Это одна из оглобель фургона была переломлена пополам.

Десмонд из Харфакса приподнял тент и выглянул наружу.

Кое-что мне удалось разглядеть из-под его руки.

Внезапно в поле моего зрения попала новая фигура, мчащаяся вниз по склону, виляя вежду скалами. Я невольно вжала голову в плечи, когда двуногий тарларион, на спине которого восседал наездник в яркой шапке и длинной пикой в руке, буквально перед самым фургоном подпрыгнул вверх и приземлился с другой стороны.

— Охотники, — прокомментировал Десмонд.

Он был совсем рядом со мной. И я сама хотела быть рядом с ним.

Следом за первым по склону спустились ещё четыре всадника, лихо управлявших своими ящерами.

Один из тарсков, могучий секач, прервал свой бег, фыркнул, повернулся к охотникам и угрожающе опустил голову вниз. Зверя тут же окружили, и в его спину вонзилась пика. Я видела, как кровь брызнула из его горба и побежала по запылённой шкуре. Подранок с визгом ярости бросился на ближайшего к нему охотника. Тарларион, челюсти которого не были связаны, в последний момент успел отскочить в сторону, так что клыки тарска промелькнули в каких-то дюймах от его голени. Зато всадник вылетел из седла и покатился по земле. Промахнувшийся тарск развернулся с явным намерением атаковать снова, но тарларион, очевидно обученный, своим телом прикрыл спешенного всадника. Ящер опустил голову почти до земли, и из его распахнутых челюстей вылетело зловещее шипение. Раненому животному не дали шанса повторить атаку. Он так и не добрался ни до тарлариона, ни до всадника. В его тело вонзились ещё три пики, буквально пригвоздив его к месту. Пришедший в себя после падения всадник бросился к зверю, запрыгнул на него сзади и, вцепившись в длинную гриву его горба, воткнул кинжал ему в бок. Пики имели гладкие наконечники, так что охотникам не составило труда выдернуть их из тела умирающего животного. Спешенный всадник, не теряя времени, запрыгнул в седло и, сделав вместе со своими товарищами круг вокруг фургона, поднимая пыль, поскакали вслед за первым охотником и бегущими тарсками. Смертельно раненый зверь ещё некоторое время, истекая кровью, дёргался на земле. Кровь толчками вытекала изо рта, по-видимому, сердце ещё билось. Кривые клыки стали красными. Скоро агония кончилась, и тело неподвижно вытянулось около фургона.

— Тарски, как правило, не собираются в группы и не бегают подобным образом, — покачал головой Десмонд.

— Господин? — не поняла я, к чему он клонит.

— Их гнали, — пояснил он. — Наши друзья, охотники, намекают, чтобы нам лучше прекратить наше путешествие.

— Я надеюсь, что с нами всё будет хорошо, — пробормотала я.

— Будем надеяться на это, — проворчал мужчина.

— Даже с Трачином и Акезином? — уточнила я.

— Конечно, — кивнул Десмонд. — Они нам ещё могут пригодиться.

— Мне страшно, — призналась я.

— В этот раз нас спасли фургоны, — сказал он, — но в другой раз кому-то может не повезти, если они окажутся вдали от повозок.

— Спасибо за то, что спасли меня от Трачина, — поблагодарила я.

— Мне кажется, я говорил тебе быть с ним поласковее, — проворчал Десмонд.

Мне оставалось только промолчать.

— Некоторые мужчины, — продолжил он, — перестают следить за языком, когда держат рабыню в своих руках.

— Я ненавижу вас, — отпрянула от него я.

— Но при этом Ты хотела, чтобы тебя спасли, не так ли? — уточнил мужчина.

— Конечно! — ответила я.

— Отпусти свою тунику, точнее то, что от неё осталось, шлюха, — приказал он.

— Да, Господин.

— Я видел тебя в его руках, — сказал Десмонд. — Я видел, что Ты была готова. Я слышал твой тихий, просительный крик. Ещё пара инов усилий с его стороны, и Ты растаяла бы перед ним, скуля и умоляя, как шлюха из пага-таверны.

— А я ничего не могу с этим поделать, Господин, — развела я руками. — Может Вы не заметили, что на мне рабский ошейник?

— Остерегайся, — предупредил он.

— И это всё ещё тот же самый ошейник, — напомнила я.

— Ошейник не делает рабыню рабыней, — пожал он плечами. — Он просто идентифицирует её таковой.

— Да, Господин, — не стала спорить я, и после недолгого молчания окликнула его: — Господин.

— Что? — сказал он.

— Я не могу не отметить, — сказала я, — что, фактически, Вы вмешались в происходящее. Что, фактически, Вы встали между ним мною.

— Верно, — не стал отрицать Десмонд.

— Возможно, — предположила я, — Господин не желает видеть меня в руках Трачина.

— Я подумал, что было бы забавно посмотреть на разочарованного Трачина, — проворчал он.

— Возможно, есть и другая причина, — не отставала я.

— И что же это может быть за причина? — поинтересовался он.

— Возможно, Господин может сам догадаться.

— Ну и?

— Помниться, Вы спрашивали Господина Трачина, стою ли я того, чтобы держать меня в руках, и, если мне не изменяет память, Вы сказали, что всегда думали, что стою.

— Конечно, — признал Господин Десмонд. — Если бы это было не так, на тебя никогда бы не надели ошейник.

— Я думаю, что Господин находит меня интересной, как рабыню, — заявила я.

— Да, нахожу, — не стал отрицать он, — хотя это не мешает мне считать тебя совершенно никчёмной и ничего не стоящей.

— Я здесь, — сказала я, — на расстоянии вытянутой руки, одетая как рабыня, если это можно назвать одеждой. Неужели господину не хочется взять меня в свои руки?

— Возможно.

— Я не могу сопротивляться, — прошептала я, медленно придвигаясь ещё ближе к нему. — Ведь я — рабыня.

Но мужчина грубо оттолкнул меня назад, прочь от себя.

— Господин! — опешила я.

— Ты мне не принадлежишь, — объяснил он.

— Какое это имеет значение? — спросила я.

— Ты действительно никчёмна, — презрительно бросил Десмонд, — только Ты не просто никчёмна, как никчёмной является любая рабыня, бестолковая принадлежащая девка, кусок рабского мяса в ошейнике, простое домашнее животное, твоя никчёмность выходит далеко на рамки этого.

— Я не понимаю, — пролепетала я, ошарашенная его напором.

— Астринакс был прав, говоря о тебе, — усмехнулся Десмонд, — он раскусил тебя ещё в Аре.

— Господин?

— Честь, — сказал он.

— Разве честь не для дураков? — спросила я.

— Среди мужчин хватает таких дураков, — пожал он плечами.

— Возможно Господин один из них! — прошептала я.

— Я очень на это надеюсь, — заявил Десмонд.

— Но в Аре Вы меня поцеловали, — напомнила я. — Более того, Вы даже заставили меня ответить на ваш поцелуй, ответить как рабыня!

— Причём Ты тогда не только мне не принадлежала, но даже не была на моём попечении, — усмехнулся мужчина.

— А я хочу принадлежать вам! — воскликнула я. — Что Вы делаете?

— Собираюсь заковать тебя, — буркнул он. — Думаю, охотники вернутся, чтобы устроить вечеринку с жареным тарском. Позже Ты вместе с другими девками понадобишься, чтобы готовить и прислуживать за ужином.

— Неужели Вы не можете понять, Господин? — всхлипнула я. — Я, правда, хочу принадлежать вам. Я хотела это с самого начала, даже с того самого момента, как увидела вас на Суловом Рынке! Я хочу быть у ваших ног. Я хочу быть вашей, беспомощно вашей, быть такой, какой Вы захотите меня видеть. Я хочу носить ваш ошейник, чувствовать удар вашей плети, если вам доставит удовольствие бить меня ею! Избейте меня, если Вы желаете, но я хочу быть вашей! Я прошу вас купить меня!

— Только рабыня может просить, чтобы её купили, — заявил Десмонд.

— А я и есть рабыня, и я хочу быть вашей! Пожалуйста, Господин, купите меня! Купите меня!

Два щелчка, и на моих щиколотках сомкнулись браслеты кандалов, цепь которых проходила под центральным стержнем. А потом он ушёл, оставив меня одну. В первые мгновения я принялась дергать и тянуть ноги из кандалов, но добилась лишь того, что натёрла лодыжки. Затем, заплакав от боли и обиды, прекратила это бесполезное и опасное занятие. Опасное, потому что рабыне не позволено уменьшать свою ценность, даже таким, казалось бы незначительным образом. Мне оставалось только надеяться, что я не буду наказана.