Заговорщики Гора

Глава 27

— Да здравствует Леди Бина, будущая Убара всего Гора! — провозгласил Клеомен, поднимая свой кубок.

Люди, собравшиеся за длинным столом, дружно встали и подняли кубки, повернувшись лицом к Леди Бине, сидевшей во главе стола в курульном кресле, словно на троне. Женщина склонила голову, любезно принимая тост.

Мужчины, запрокинув головы, влили в себя содержимое своих кубков.

За столом, среди прочих сидели Астринакс, Десмонд, Лик, Трачин и Акезин. Причём рассажены они были так, что говорить друг с другом они не могли.

В дальнем конце стола, я заметила Паузания, следуя за чьим караваном, мы и оказались в окрестностях Утеса Клейния.

Его люди, несомненно, тоже были где-то здесь, хотя я их не видела.

Очевидно, здесь присутствовала и часть, если можно так выразиться, «людей Пещеры», то есть меньших союзников кюров.

Заметила я и товарищей Клеомена.

Все находившиеся в зале рабыни, включая меня саму, а также и Джейн с Евой, носили камиски. Именно такими мужчины Пещеры Агамемнона, Теократа Мира, Одиннадцатого Лица Неназванного, предпочитали видеть нас. Я ничего не знала ни об этом самом Агамемноне, хотя и заключила, что он должен был быть кюром, ни о том, что могло подразумеваться под его титулами. В банкетном зале помимо людей присутствовали трое кюров, чьи мощные фигуры сразу бросались в глаза. Один из них, которого называли Луцием, казалось, был первым в Пещере. Двое других сидели позади и не спускали хищных глаз с пирующих. Их имена, в человеческих звуках, звучали Тимарх и Лисимах. На полке позади них и выше стоял металлический ящик, который, по моим предположениям, учитывая осторожность, с которыми с ним обращались, и почтение, с которым на него смотрели, должен был содержать некое драгоценное вещество, некого вида сокровище, быть может, золото или драгоценности. Если так, то мне было не понятно, с какой целью его нужно было открыто, на полке, выставлять на всеобщее обозрение. Разве не было бы более разумно запереть его где-нибудь? Для сейфа ящик выглядел странно, поскольку на нём не было ни мощных петель, ни тяжёлого замка, ни даже замочных скважин. Более того на его поверхности имелись какие-то выступы, похожие на экраны или линзы. У всех трёх кюров, Луция, Тимарха и Лисимаха, с шей на золотых цепях свисали коробки переводчиков, посредством которых они, несомненно, следили за ходом банкета, и при желании могли общаться с присутствовавшими людьми. Позже я узнала, что статус кюра, по крайней мере, среди себе подобных, был обозначен нюансами сбруи и кольцами, которые они носят на левом запястье. Эти кольца, насколько я поняла, были получены или выиграны в ходе некого своего рода соревнования. Люди же различали кюров по тем цепям, на которых те носили переводчики. Золотые цепи были у тех, кто относился к самому высшему рангу. Те, кто носил серебряные — следующий разряд, а те, на чьих шеях висели переводчики на цепях их обычного металла, были третьего ранга. Но большая часть кюров Пещеры вообще никаких рангов не имела и переводчиков не носила. Их, как я обнаружила, люди предпочитали избегать. Я не знала, сколько кюров было в Пещере, но оценила их количество приблизительно в сорок или пятьдесят особей. В течение многих дней я вообще не могла отличить одного кюра от другого. И даже позднее у меня иногда случались ошибки, приводившие меня в смущение. Что интересно, хотя я бы предположила, что это было вполне ожидаемо, многие из кюров испытывали подобные трудности с тем, чтобы отличать людей, особенно рабынь, поскольку мы были одинаково одеты. Правда, они легко могли отличить мужчин от женщин, благодаря радикальным сексуальным различиям, характерных для нашего вида. Позже я узнала, что в Пещере не было ни одной кюрской женщины. Очевидно, среди кюров различают три или даже четыре пола, в зависимости от того, что каждый понимает под полом. Я об этом знаю немного, просто перечислю то, что я поняла из бесед человеческих союзников кюров, живших в Пещере. Среди кюров есть самцы и способные к размножению «беременеющие самки», а также вскармливающие самки или «матки», неразумные и неподвижные. Есть ещё Субординанты — своего рода четвёртый пол, или латентный первый пол, которые, насколько я поняла, в некотором роде являются самцами. Беременеющие самки к таким относятся с презрением, а вскармливающие самки просто не знают об их существовании, в виду отсутствия разума и органов зрения. Иногда, при определенных обстоятельствах, физиологических или социальных, возможно, вследствие нехватки Доминантов, Субординант может стать Доминантом, фактически настоящим мужчиной. Таким образом, среди кюров присутствует некоторая двусмысленность относительно того, что казалось бы было легко определить, а именно, количество полов в их виде.

Я упомянула, о том, что в зале присутствовали три заметных, находившихся на виду кюра: Луций, Тимарх и Лисимах. Но там наличествовал и ещё один кюр, который в принципе не был скрыт, но и поместили его так, чтобы он не бросался в глаза. Его я знала задолго до нашего появления здесь. Это был слепой кюр. Нам не сообщили его человеческого имени. Он сидел в дальнем тёмном углу зала. На пол перед ним бросили несколько кусков мяса, чтобы съесть которые, он должен был сначала найти их, шаря лапами вокруг себя.

А вот Лорда Гренделя я в зале не увидела.

Кроме меня, кстати, банкет обслуживали ещё несколько рабынь. Остальные находились где-то в других местах. Всех их доставили в Волтай, чтобы обслуживать и ублажать человеческих союзников кюров. Гореанские мужчины не понимают, как можно жить без рабынь, да и не желают этого делать. Последними в Пещере появились четырёх девушки, доставленные сюда Паузанием, купившим рабынь, среди которых была и Мина, на государственном аукционе в Аре. Она сбежала, но столкнулась с нашей группой и была возвращена своему владельцу Луцию, который намеревался скормить её живьём меньшим кюрам. Однако Трачин, узнав об уготованной ей судьбе, крикнул Клеомену:

— Нет! Я куплю её! Продайте её мне!

Клеомен уладил это дело с Луцием, и тот, будучи заинтересованным в хороших отношениях с людьми, передал рабыню Клеомену за одну монету, за серебряный тарск.

Саму меня ещё ни разу за столько не продавали, но я подозревала, что к этому моменту за меня уже могли бы предложить такие деньги. Безусловно, никто не может знать, за сколько уйдёт со сцены торгов, пока аукционист не сожмёт кулак и не выкрикнет: «Продано!».

Мина бросилась к ногам Трачина, обхватила его колени и прижалась лицом к его бедру. Ей уже был известно, что он превосходно знал, как надо связывать женщин.

У меня не было причин для сомнений в том, что подчинена она будет превосходно. Теперь она стояла на коленях позади него, настолько близко, что могла бы него дотронуться, стоило только протянуть руку.

Далеко же её занесло от Ара, от её прежней славы и свободы.

А вот мне не разрешили стоять на коленях за спиной Десмонда из Харфакса, или хотя бы позади Леди Бины. Точно так же ни Джейн не разрешили встать на колени подле Астринакса, ни Еве рядом с Ликом, рабыней которого она себя осознала, и чьей рабыней она стремилась быть.

Мы служили так, словно мы могли быть общими рабынями, ничем не отличающимися от других.

В действительности, после нескольких дней пребывания здесь, нам самим уже не было ясно, кому мы принадлежали. Разумеется, нам было известно, что мы, будучи рабынями, кому-то или чему-то должны были принадлежать.

— Нора! — воскликнула я.

Нашу группу перехватили на тропе, ведущей к Утесу Клейния, а потом, под конвоем людей и кюров доставили к входу в Пещеру Агамемнона, Теократа Мира, Одиннадцатого Лица Неназванного. Эта пещера, надёжно скрытая внутри необъятного скального массива Утёса Клейния, была естественного происхождения, но явно была увеличена, расширена и значительно изменена с помощью неких продвинутых механизмов и технологий. Фактически, скрытый внутри Утеса Клейния комплекс был лабиринтом огромных размеров. Внутри этого комплекса имелось достаточно жилого пространства для того, чтобы разместить тысячи людей и тысячи зверей, правда, такого количества здесь не было. По моим прикидкам, в пещере насчитывалось не больше полусотни кюров и порядка семи или восьми десятков мужчин. Мы обнаружили, что даже фургоны Паузания были размещены внутри. Фургоны, кстати, как мы отметили, проходя мимо них, были разгружены. Тарларионы, как четвероногие тягловые, так и двуногие скакуны всадников Клеомена, стояли отдельно, в стойлах, находившихся примерно в ста ярдах от фургонов. Позже мы узнали, что в комплексе имелись лаборатории и мастерские, а также кухни, складские помещения, банкетные залы, комнаты для удовольствий, камеры для наказаний, зоны для физических упражнений, госпиталь, конференц-залы и так далее. Кроме того, здесь были загоны для тарсков и верров, и клетки с вуло. Внутри имелись даже освещённые искусственным светом сады и огороды, для орошения которых использовались широкие, мелкие водосборники. Это было что-то вроде маленького, самоподдерживающегося мира. Похоже, что живущие здесь могли существовать почти неопределённо долго, не импортируя еды из внешнего мира. Водой пещеру обеспечивал сам Утёс Клейния. Доступ во многие зоны были ограничен, как людям, так и большинству кюров. В основном это были лаборатории и определённого рода мастерские. Имелся здесь и рабский загон, в котором изначально содержалось полтора десятка рабынь. Потом их количество пополнилось четырьмя девушками, доставленными из Ара. Теперь к ним присоединили ещё троих, которые сопровождали в Волтай Астринакса и Леди Бину, то есть, я имею в виду себя, Джейн и Еву. Иными словами, теперь в пещере находилось девятнадцать рабынь, а, если считать вместе с нами, то двадцать две.

Когда мы приблизились к входу в Пещеру, оттуда, чтобы приветствовать нас, появилось множество кюров и мужчин. Многие из них, как мужчин и зверей, были украшены венками и гирляндами. Кое-кто держал в руках флажки и вымпелы, и даже цветы, казавшиеся аномалией в окружающем нас ландшафте, поскольку тогда нам ещё не было известно о наличии в Пещере освещённых садов. Некоторые из кюров били по небольшим металлическим прутьям, что, как мы предположили, являлось формой их музыки. Нам было ясно дано понять, что все эти меры были в честь Леди Бины. Это именно её приветствовали в доме Агамемнона. Это, явно понравилось прекрасной Леди Бине, но, казалось, не сильно удивило её, возможно, потому что она была готова к чему-то подобному, учитывая те беседы, которые она вела со слепым кюром, давно, ещё в Аре. Лично я предполагала, что все это скорее имело отношение к появлению здесь Лорда Гренделя, чем к Леди Бине, которая, при всём её замечательном интеллекте, до некоторой степени оставалась на удивление наивной. Её знания о Горе, о каналах политики, о тайных пружинах власти, о побуждениях и планах людей и кюров, по-прежнему оставались на крайне низком уровне.

Та попытка со стороны Клеомена и его охотников отговорить нас от дальнейшего углубления в Волтай и нападение на наши фургоны, если это было нападение, а не непредвиденный результат загонной охоты на диких тарсков, заставляли предположить, что к тому моменту слепой кюр ещё не вступил в контакт со своими товарищами. Конечно, теперь Клеомен, да и все остальные, казались прекрасно расположенными к нашей компании, начиная от встречи на тропе и помощи с размещением в Пещере, до всего остального.

В Пещере было несколько уровней, я знала, по крайней мере, о четырёх. С одного на другой можно было попасть по наклонным пандусам. Пещера, точнее те её уровни, с которыми я была знакома, имела множество широких коридоров. Стены и потолки этих коридоров в значительной мере представляли собой естественный камень, но полы были выровнены и приглажены. Пещера была освещена, само собой, в тех местах, где освещение предусматривалось, светящимися шарами, которые, что интересно, казалось, горели сами по себе. Было очевидно, что в них не использовался огонь, в том смысле, который вы, вероятно, вкладываете в это слово, говоря, скажем, о свечах, лампах, жаровнях, факелах или чём-то подобном. Освещение отличалось от зоны к зоне, в зависимости от того, использовались ли помещения по большей части людьми или кюрами. Люди предпочитали более яркое освещение, а кюрами, которые с их превосходным ночным зрением нуждались в меньшем, по крайней мере, по сравнению с людьми, было достаточно полумрака. А может они просто предпочитали жить в потёмках. Порой, скажем, неся сообщение или пищу охранникам, переходя из тёмных коридоров в более светлые, например, те, что располагались ближе к входу в Пещеру, я была вынуждена останавливаться, до боли в глазах ослеплённая резким переходом от тьмы к свету. Кюрам, очевидно, на такую адаптацию требовалось гораздо меньше времени.

Когда нас первый раз вели по Пещере, мы были восхищены.

Длинные, широкие коридоры, высокие своды, сияющие осветительные шары, многочисленные двери и множество проходов. Сомневаюсь, что кто-либо из нас, за исключением разве что Леди Бины, беседовавшей со слепым кюром в Аре, мог подозревать, что на Горе может существовать что-то подобное, и уж конечно, не в глубине пугающей, суровой, дикой местности Волтая. Позже мы обнаружили, что в Пещере хватало и других мест, которые людям показались бы намного менее комфортными и привлекательными, зато, как нетрудно догадаться, более подходящих для кюров. Мне мало что известно о биологии или истории кюров как вида, но я заключила, что они, возможно как и предки людей, когда-то давно в своём прошлом часто посещали пещеры, используя их в качестве логова или жилища. Так или иначе, то ли по причине теплоты их меха, то ли из-за того, что они превосходно видят в темноте, благодаря чему кюр может охотиться ночью точно так же как днём, они даже сегодня, в отличие от людей, находят подобные пещеры благоприятной средой обитания. Их не беспокоит запутанная, тёмная теснота пещеры, лезть в которую любому человеку покажется занятием крайне опасным. Мне рассказывали, что даже на стальных мирах кюрское жильё устроено так, что часто напоминает логово или нору. Например, здание с его залами и коридорами, может напоминать лабиринт туннелей. В любом случае, вне зависимости от того, что в этих вопросах может быть правдой, обстановка и структура огромной «Пещеры» была неоднородна, и в ней были определённые зоны, которые с человеческой точки зрения выглядели более комфортными по сравнению с другими. Что интересно, казалось, что большинство участков «Пещеры» было благоустроено исходя из того, чтобы там было удобно людям. Возможно, это должно было предложить родство мировоззрений и ценностей двух разновидностей разумных существ. Люди, насколько я поняла, могли быть важны для планов кюров, по крайней мере, на первом этапе.

Вскоре после того, как мы вошли в Пещеру, кюр забрал у Трачина поводок Мины и потащил девушку за собой вглубь подземного лабиринта. Тогда мы не знали, увидим ли мы её когда-нибудь снова. После этого нашу группу разделили на три части. Астринакса и Леди Бину с почти церемониальными почестями проводил Клеомен. Остальных мужчин, а именно Десмонда, Лика, Трачина и Акезина увели в другом направлении, по-видимому, к их комнатам. Их сопровождал один из товарищей Клеомена. Третья группа состояла из Джейн, Евы и меня самой. И нас не повели за собой, а приказали идти за другим мужчиной из отряда Клеомена. Всех нас, как мужчин, так и рабынь, ещё на тропе освободили от наших мешков и рюкзаков. Однако нашим мужчинам разрешили оставить себе их оружие. Сомневаюсь, что Лик, Трачин или Акезин захотели бы остаться безоружными.

— Двигайтесь, кейджеры, — скомандовал товарищ позади нас.

Мы поспешили нырнуть в один из боковых коридоров, на который нам было указано заранее.

— Стоять! — приказал он, и мы немедленно замерли на месте.

Ни одной из нас даже в голову не пришло, чтобы оглянуться назад. Впрочем, он через мгновение появился перед нами, зайдя вперёд

— Не вставайте на колени, — остановил наш порыв мужчина.

Как естественно мы, как кейджеры, собирались опуститься на колени. Я чувствовала себя крайне неудобно, находясь на ногах перед свободным человеком. И я подозревала, что и Джейн, и Ева чувствовали то же самое. Разумеется, мне не хотелось бы, чтобы меня стегнули хлыстом или ударили плетью, хотя, конечно, он сам сказал нам не вставать на колени. Мы все втроём, стоявшие перед ним посреди коридора, в наших ошейниках и туниках, казались очень маленькими на его фоне. Тут многое, конечно, зависит от контекста, и девушка со временем начинает чувствовать то, что может желать её господин. Иногда она будет просто стоять перед ним, но обычно склонив голову. Если рабовладелец сидит, то ей тоже можно будет сидеть, но на ковре или голом полу у его ног. Также можно было бы лежать перед ним или около него, возможно, вплотную к нему, как могло бы лежать другое животное, свернувшись или вытянувшись, и так далее. В работорговых домах этим нюансам уделяется очень много внимания. Иногда можно было бы ожидать его, на мехах, растянувшись голой на полу в ногах его кровати. Опалённые нашими потребностями, мы отчаянно надеемся, что он может снизойти и приласкать нас.

— Сюда! — указал он на дверь, находившуюся справа от нас.

Джейн толкнула дверь, которая оказалась довольно тяжёлой, и мы, одна за другой вошли внутрь. Дверь позади нас тут же захлопнулась, и мы услышали скрежет засова вставшего на место.

Мы со страхом осмотрелись вокруг, но не нашли в комнате ничего, что могло бы стать причиной для тревоги. Это была большая комната, хорошо освещённая, с красными стенами и жёлтым потолком. Пол тоже был жёлтым, сбытым из того, что казалось деревянными брусьями, плотно пригнанными друг к другу. В комнате имелось две двери, первая — это та, через которую мы только что вошли, и вторая, расположенная в дальнем углу. Комната была совершенно пустой, ни ковров, ни драпировок, ни занавесок, ни мебели.

— И что мы должны делать? — растерянно поинтересовалась Ева.

— Да, что нам теперь делать? — повторила за ней Джейн.

Нам оставалось только ждать. Спустя некоторое время, утомленные длительным переходом и, возможно, переполненные страхом и изумлением, от попадания в новую среду, мы легли на жёлтое дерево полового настила.

Не могу сказать точно, сколько мы прождали, но не думаю, что это было долго, разве что дольше, чем мы могли ожидать. Возможно, енов десять или двенадцать.

— Может быть, они не знают, что мы здесь, — предположила Ева.

— Может, Ты хочешь позвать или постучать в двери? — осведомилась Джейн.

— Нет! — тут же пошла на попятный Ева.

Мы подождали ещё немного.

— Сомневаюсь, что мы должны быть размещены здесь, — заявила Ева.

— Я тоже так не думаю, — поддержала подругу Джейн. — Не вижу ни одеял, ни матрасов, ни рабских колец.

— Или клеток, — добавила я.

Ещё чуть позже дверь в дальнем углу комнаты открылась, и оттуда появился мускулистый, бородатый, большерукий товарищ, в кожаной кепке. С собой он принёс инструментальный ящик без крышки с треугольной ручкой. Как только мы увидели, что вошедшим был мужчина, мы тут же приняли первое положение почтения, встав на колени и опустив голову между прижатыми к полу ладонями.

Инструментальный ящик был поставлен около нас, и мы, не поднимая голов, услышали, как мужчина что-то ищет в ящике, перекладывая с места на место его содержимое.

Немного позже я услышала резкое сухое клацанье и взволнованный вздох, а ещё мгновением спустя раздался звук падения лёгкого металлического предмета на дно ящика.

— Могу ли я говорить, Господин? — осторожно поинтересовалась я.

— Можешь, — разрешил он, переходя ко мне.

— Здесь какая-то ошибка, — сказала я. — Мы — рабыни Леди Бины, почтенной гостьи этого дома. Мы принадлежим ей!

— Нет тут никакой ошибки, — буркнул мужчина. — Головы не поднимать.

В следующий момент я почувствовала, что между моей шеей и ошейником был просунут толстый изогнутый кусок металла, и поняла, что по другую сторону ошейника была и вторая половина инструмента, соединённая с первой. У этого инструмента имелось две крепких рукояти, в данный момент широко разведённых, которые вот-вот будут сведены. Мужчина держал рукояти ближе к концам, обеспечивая себе наибольший рычаг. Я ощутила, что он напряг руки, потом ещё больше усилил давление, и я услышала хруст ломающегося металла. Мужчина отложил свой инструмент и, растянув в стороны половинки перекушенного ошейника, снял его с моего горла. Со знакомым звуком ошейник упал в инструментальный ящик. Через пару мгновений точно так же была обслужена и Ева.

— Становитесь на колени, — скомандовал он, а затем, окинув нас оценивающим взглядом, сказал: — А теперь просите меня принять ваши туники, и передайте их мне должным образом.

Признаться, без своего ошейника, я почувствовала себя неуютно, если не сказать испуганно.

— Я прошу вас принять мою тунику, Господин, — проговорила Джейн, стянув с себя тунику и протянув её ему.

Её руки были вытянуты вперёд, а голова опущена вниз между ними.

Мы с Евой, последовав примеру своей подруги, произнесли идентичную ритуальную фразу и точно так же предложили наши туники товарищу, который отвернулся и покинул комнату.

Мы озадаченно уставились друг на дружку.

— Мне страшно, — призналась я.

— Мне тоже, — сказала Джейн, тревожно озираясь на входную дверь.

Ева же расплылась в улыбке и встала. Она приняла горделивую позу и, указав на своё горло, сказала:

— Смотрите, я — свободная женщина!

— Покажи-ка мне своё левое бедро, — раздражённо бросила Джейн, и Ева тут же успокоилась и опустилась на колени рядом с нами.

Она была отмечена точно таким же клеймом, что носили и мы с Евой.

Несколько енов спустя дальняя дверь открылась снова, и оттуда появился мужчина, в котором мы признали одного из охотников из отряда Клеомена, только это был другой, не тот, который сопровождал нас сюда. Мы поспешили принять первое положение почтения. В последний момент я успела заметить, что вслед за ним в комнату вошла женщина.

— На колени, — скомандовал мужчина.

Женщина стояла рядом с ним, немного позади и слева от него.

— Нора! — не удержалась я от восклицания.

— Нора! — обрадовано вскрикнула Джейн.

— Нора! — всхлипнула Ева с облегчением.

А потом я поймала на себе её взгляд, и в страхе отпрянула назад, моментально почувствовав себе ещё большей гореанской рабыней, чем была. Её первой реакцией, когда она увидела нас, стоящих на коленях, и смогла ясно рассмотреть, кто именно оказался перед нею, было удивление, но затем, почти немедленно, на её лице появилось выражение удовольствия и удовлетворения, а уж когда её взгляд упал на меня, её глаза сверкнули враждебностью и триумфом.

— Эти рабыни что, знают тебя? — уточнил мужчина.

— Да! — ответила она, не сводя с меня торжествующего взгляда.

— «Да»? — переспросил он.

— Да, — повторила Нора и быстро добавила: — Господин.

Она была поразительно красивой рабыней, с прекрасными чертами лица, длинными тёмными волосами и фигурой, за которую покупатели не поскупились бы на серебро, увидь её на сцене торгов. Как это было со всеми нами, мужчины проследили за тем, чтобы улучшить её внешность. Она и на Земле была потрясающе привлекательной девушкой, а уж теперь её привлекательность возросла многократно. Впрочем, я нисколько не сомневалась, что и я сама, и другие девушки, такие как Джейн и Ева, оказавшись на Горе тоже стали гораздо привлекательнее. Конечно, я не уверена, какие именно факторы, могли вызвать эти преобразования, но я подозревала, что к этому, по крайней мере, частично, могли иметь некоторое отношение естественность и открытость, честность и отсутствие лицемерия, характерные для гореанского мира. Нора была в камиске, таком же, какой носила Мина. Её шею окружал тёмный металлический ошейник, точно такой же, какой мы видели на шее Мины. Судя по словам Леди Бины, сказанным на тропе, после того, как она осмотрела надпись на ошейнике, это был кюрский ошейник.

— Ты же знаешь меня, Нора! — воскликнула Джейн. — Я — Джейн, Джейн. Мы же жили в одном корпусе!

— Вспомни меня! — попросила Ева. — Я — Ева! Ева из колледжа!

— Мы так рады видеть тебя снова! — сказала Джейн.

Ева даже прослезилась от радости.

Нора продолжала разглядывать нас. Она принесла с собой некие предметы, частично это была ткани, частично металл. Правое запястье девушки охватывала петля, с которой свисал хлыст. Её лоб был перечёркнут лентой, завязанной на затылке. Она носила талмит.

Глядя на эту узкую полоску простой скрученной ткани, я почувствовала, как меня охватывает страх.

— Я так счастлива! — призналась Джейн.

— И я тоже! — вторила ей Ева.

Боюсь, если бы в комнате не присутствовал свободный мужчина, мои подруги вскочили бы на ноги и попытались заключить Нору в свои объятия.

— Ну а Ты, Аллисон, — поинтересовалась Нора, — разве Ты не счастлива видеть меня?

Я в страхе опустила голову.

— Стойте на коленях прямо! — потребовала Нора. — Ещё прямее. Поднимите головы!

Мы немедленно встали на коленях как положено, и подняли головы, после чего Нора бросила на пол перед нами три круглых металлических предмета.

— Наденьте на них ошейники, — попросила она.

Ошейник на женщину почти всегда надевает мужчина. Найдётся немного вещей, которые заставляют женщину глубже осознать, прочувствовать свой пол, чем тот момент, когда мужчина запирает ошейник на её горле. Ошейник действует на многих уровнях. Прежде всего, он, конечно, является идентификационным устройством, объявляющим неволю женщины, и часто идентифицирующим её владельца. Но более тонко, это — символ её женственности, того, кто она, для чего она, и так далее. Это — символ естественных отношений, подчинения женщины мужчине, или, в пределах институтов цивилизации, опирающейся на природу, в пределах законности культуры, не оторванной от природы, отношений рабыни и рабовладельца.

Ошейники на нас надевали без малейшего намёка на мягкость.

Каждая из нас услышала щелчок замка своего ошейника.

На каждой из нас теперь снова был ошейник. Но теперь это был кюрский ошейник.

Я предположила, что тот факт, что мужчина, который запер ошейники на наших шеях, оказался одним из охотников Клеомена, не был ни случайностью, ни совпадением. Ещё за много дней до этого момента, около наших фургонов, мы имели возможность познакомиться с мужчинами того вида, у которых хватало смелости седлать и править двуногим охотничьим тарларионом, с мужчинами того сорта, которые, вооружившись тонкой пикой, не побоятся помериться силами с волтайским тарском. Насколько же мы, женщины, существа маленькие и нежными, возможно, красивые, отличались от них, больших и сильных, нетерпеливых и одержимых, требовательных, бескомпромиссных и опасных. Было очевидно, что в мире, где есть такие мужчины, какими в массе своей были гореане, мы могли только принадлежать и носить их ошейники.

Охотник, закончив с нашими ошейниками, покинул комнату, не уделив Норе ни малейшего внимания. Она носила талмит, но для него она была всего лишь одной из рабынь.

— Он ушел! — радостно воскликнула Джейн на английском языке, одном из варварских языков, на котором мы все раньше говорили, едва дверь закрылась за его спиной. — Дорогая Нора! Дорогая Нора!

— Да, — вторила ей счастливая Ева, — дорогая, дорогая Нора!

Она также произнесла это по-английски.

— Оставайтесь на коленях, — объявила Нора. — Положите руки на бёдра.

Мне потребовался момент, чтобы понять, что это было сказано по-гореански.

Джейн и Ева, автоматически откинулись на пятки и, теперь стоя на коленях прямо, озадаченно уставились на неё. А затем мы почувствовали, как куски ткани, перевязанные отрезками шнура, брошенные прямо в наши тела, упали на наши бёдра. Мы позволили им упасть. Мы даже не дёрнулись, чтобы поднять их. Нам не было дано разрешения сделать это.

— Нора? — непонимающе спросила Джейн.

— Нора? — прошептала Ева.

— Одевайтесь, — приказала Нора.

Я, так же как мои подруги, быстро просунула голову в узкое круглое отверстие, прорезанное в центре прямоугольного куска ткани, а затем дважды опоясала свою талию длинным кожаным шнуром, завязав его на бантик слева на бедре. Узел должен быть таким, чтобы мужчина мог его развязать лёгким рывком. А на левом бедре, потому что большинство мужчин является правшами. Длина шнура, или верёвки, или что там ещё может использоваться, подобрана с учётом возможности связать рабыню множеством способов, какие только могут прийти в голову её владельцу.

— Нора? — уже совсем неуверенно сказала Ева.

— Молчать, — бросила Нора, окидывая нас внимательным взглядом. — Вы должны говорить по-гореански, поскольку это язык ваших господ.

Я чувствовала, что Еве отчаянно хотелось, что-то сказать, но она нашла в себе силы промолчать.

— Насколько я понимаю, — продолжила Нора, — вас назвали Джейн, Ева и Аллисон.

Конечно, это теперь были рабские клички, только это и ничего больше. Рабыня, будучи животным, не имеет никакого собственного имени, но ей, как любому другому животному, может быть дана любая кличка, которая понравится её хозяину.

— Эти имена вполне сгодятся, — кивнула она. — А я — Нора.

Она обошла вокруг нас, а затем снова встала перед нами.

— Как-то раз, довольно давно, — усмехнулась Нора, — я видела вас троих в камисках. Помниться, это было на вечеринке. Вы хорошо выглядели в них. Вы являетесь тем видом женщин, которые должны носить камиски. Все вы! Они являются подходящей одеждой для таких как вы.

Не думает ли она о себе, как о свободной женщине, подумала я про себя. Неужели она забыла, что, точно так же как и мы, теперь носила камиск, что её шею теперь окружал точно такой же ошейник?

— Аллисон, — бросила Нора, — выпрями тело.

Я постаралась стоять на коленях ещё прямее, если это вообще было возможно.

— Разве так подпоясывают камиск? — спросила она. — Пояс должен быть затянут туже, плотнее. Так это больше нравится мужчинам.

Я принялась возиться со шнуром,

— Может, Ты думаешь, что я должна сделать это за тебя? — осведомилась Нора.

— Нет! — поспешила заверить её я.

— «Нет» что? — переспросила она.

— Нет, Госпожа, — исправилась я, и услышала как у Джейн и Евы перехватило дыхание.

Тогда я затянула дважды обёрнутый вокруг моей талии шнур настолько туго, насколько смогла и завязала узел на левом бедре.

— Ты можешь поблагодарить меня, — напомнила Нора.

— Спасибо, Госпожа, — сказала я.

— И кто же благодарит меня? — спросила она.

— Аллисон, рабыня, благодарит Госпожу, — поправилась я.

— Вы здесь, — объявила Нора, — все Вы, чтобы работать и ублажать мужчин. Всё ясно?

— Да, Госпожа, — хором ответили мы.

— Кто здесь первая девушка? — спросила она.

— Вы, Госпожа, — ответили мы, и тогда Нора по очереди поднесла хлыст к нашим губам, сначала к Джейн, потом к Еве и, наконец, к губам Аллисон.

Все мы с уважением поцеловали его.

Нора носила талмит. Здесь она была первой девушкой.

— Джейн, Ева, — позвала она. — Сейчас вы пойдёте к дальней двери. За ней находится жилое помещение рабынь. Там у стены слева от входа вы найдёте три пустых клетки с приоткрытыми дверцами. Ты, Джейн, войдёшь в первую, Ева — во вторую. Как только окажетесь внутри, закройте дверцу за собой. Замок закроется автоматически. Идите.

Джейн и Ева, смущённые, озадаченные, потрясённые, шокированные, похоже, всё ещё не верящие в происходящее, поднялась на ноги. Я бы, наверное, тоже поднялась, но хлыст Норы, слегка коснувшийся моего левого плеча, указал, что я должна оставаться там, где была.

— Рабская девка Аллисон последует за вами вскорости, — сообщила она.

Нора дождалась, пока Джейн и Ева не исчезли за дальней дверью и не закрыли её за собой, а потом обошла вокруг меня и снова замерла передо мной. Теперь в большой комнате остались только я и она.

Думаю, что Нора была рада видеть меня такой. Также у меня было понимание, что я был оценена как рабыня.

Внезапно девушка резко ударила хлыстом по ладони своей левой руки.

Я непроизвольно вздрогнула.

— Ты ведь не хочешь почувствовать это на себе? — осведомилась она.

— Нет, Госпожа, — ответила я.

— В нашем прежнем мире, в общежитии колледжа, в кампусе, в городе, Ты полагала, что была красивее меня, привлекательнее меня.

— Вы всегда были красивее меня, — поспешила заверить её я. — Разве что, возможно, я была более привлекательной.

— Более пригодный для ошейника, — усмехнулась Нора. — Более пригодной, чтобы быть у ног мужчины.

— Я не знаю, — вздохнула я.

— Я ношу талмит! — заявила она.

— Да, Госпожа, — не могла не согласиться я.

— Как раздражал меня тогда сам факт твоего существования, — призналась мне Нора, — как я тебя презирала, твои смешки и улыбки, настолько вычурно учтивые, настолько мошеннически рафинированные, настолько поддельно умные, твою фальшиво аристократичную манеру вести беседу и твою склонность собирать сплетни, твой бессмысленный гламур, твою любовь привлекать к себе внимание, твои заученные позы и выражения лица, твоё раздражающее следование требованиям модных журналов, твоя дерзкая и аккуратная манера одеваться, твой слащавый голос. Ты была просто рафинированной гламурной стервой. Ни одного выбившегося волоска, всегда идеальный, едва заметный макияж, твои взгляды через плечо, твои тонкие движения. А как Ты флиртовала с мальчиками, неизменно обманывая их, забавляясь за их счёт, отказывая им, когда окончательно натешишь своё тщеславие.

— А разве все остальные вели себя как-то по-другому? — спросила я. — И даже Вы, Госпожа?

— Ты была привлекательной, — признала она, — но мелочной, а ещё пустой, неглубокой, ничтожной, хитрой, самовлюблённой, тщеславной, меркантильной, расчётливой, эгоцентричной девкой. А насколько популярной Ты была среди мальчиков, и, ах да, как прекрасно Ты знала об этом! Сколь многие завидовали тебе!

— Уверена, столь же многие, или даже больше, завидовали вам, — сказала я.

— Скольких Ты занесла в список побед своего очарования?

— У меня было несколько повторных свиданий, — заявила я, — с теми, с кем я пожелала.

— Серьезным мужчинам, — усмехнулась Нора, — не требовалось много времени, чтобы разглядеть за занавеской гламура твою мелочность и лицемерие. В лучшем случае Ты могла бы представлять для них некоторый мимолётный интерес у их рабского кольца.

— Возможно, теперь я отличаюсь! — заметила я.

— О да, — хмыкнула девушка, — теперь Ты совершенно отличаешься. Поскольку теперь на тебе клеймо и ошейник.

— А что насчёт вас? — поинтересовалась я.

— Ты смела думать о себе как о равной мне, — добавила она. — Как о моей сопернице.

— Я разве я не была таковой? — спросила я. — И ещё пара или тройка других?

— Ты никогда не была мне ровней, — прошипела Нора. — Я всегда была выше тебя, всегда превосходила тебя.

— Да, Госпожа, — вздохнула я, предположив, что она была не так уж и не права.

— Как я ненавидела тебя, — процедила она сквозь зубы. — Как я тебя презирала!

Я опустила голову.

— И вот теперь мы снова встретились, — усмехнулась она, — и мне приятно видеть тебя той, кем Ты должна быть, кейджерой.

— Если рабыне не изменяет зрение, — попыталась съязвить я, поднимая взгляд, — Госпожа тоже носит камиск и ошейник.

— Решила, что Ты умна? — осведомилась Нора.

— Госпожа знает, что я достаточно умна, — заявила я, — так же как и я знаю, что Госпожа умна.

— Интересно, что миссис Роулинсон нашла в тебе? — спросила она.

— Несомненно, то же самое, что она увидела в вас, и в других, — ответила я, — то, что мы могли бы представлять ценность как рабыни.

— Что тебе известно о миссис Роулинсон? — поинтересовалась девушка.

— Ничего, — пожала я плечами. — Скорее всего, она по-прежнему находится на нашей прежней планете и занимается своим делом, работает по заданию работорговцев, определяет местонахождение других девушек, таких как мы, оценивает их с точки зрения цепей Гора.

— Некоторые из нас носят талмит, — намекнула Нора.

— Одну я знаю, — кивнула я.

— Уверена, что тебя уже открасношелковали, — заметила моя собеседница.

— Да, Госпожа, — подтвердила я. — Белошёлковые рабыни — редкость на Горе.

— Думаю, мне бы понравилось видеть тебя в руках мужчины, — заявила Нора.

— Возможно, при этом я буду мало чем отличающейся от Госпожи, — парировала я, — когда она сама окажется в руках мужчины. Ведь Госпожа в свою очередь тоже была открасношелкована.

Нора резко взмахнула хлыстом, ударив им по моему левому плечу.

— Простите меня, Госпожа! — взвизгнула я.

— Теперь Ты среди моих девок! — торжествующе сказала она.

— Пожалуйста, будьте милосердны, Госпожа, — взмолилась я.

— Кто бы мог подумать, что такое когда-то случится, — усмехнулась Нора. — Ведь так, красотка Аллисон?

— Пожалуйста, будьте добры ко мне, Госпожа, — попросила я.

И тогда она, выкрикнув в гневе, обрушила на меня град ударов. Я, задыхаясь и рыдая от боли, сначала встала на четвереньки, а потом упала на живот. В отчаянии я пыталась прикрыть голову руками, но затем, поражённая множество раз, принялась крутиться на полу, снова и снова перекатываясь, то на спину, то на живот. Наконец, удары прекратились, и я замерла на животе, продолжая прикрывать руками голову и трясясь всем телом, которое горело, словно его окунули в неистовое пламя.

— Кто здесь Госпожа, и кто здесь рабыня! — потребовала ответа Нора.

— Госпожа — Госпожа, а я — рабыня! — выдавила я, задыхаясь от рыданий.

Моя дерзость, моя прежняя самоуверенность, моя смелость остались в прошлом. Теперь я была только избитой рабыней, съёжившейся перед своей Госпожой, в страхе перед продолжением наказания.

Это был Гор, и я на нём была кейджерой.

— Тебя ждёт много работы, и выполнять её Ты будешь хорошо, — сообщила мне Нора, — зачастую в кандалах. Тебе предстоит познакомиться с самыми тяжёлыми, самыми низкими и наиболее омерзительными из домашних работ. А если Ты проявишь хоть малейшую слабость или небрежность, то тебя будут пороть, как Ты того заслуживаешь.

— Да, Госпожа, — срывающимся голосом прорыдала я, едва способная членораздельно говорить.

— И помни, — добавила она, — что Ты существуешь для мужчин!

— Да, Госпожа, — всхлипнула я.

— Ты понимаешь, что это означает? — уточнила старшая рабыня.

— Да, Госпожа, — поспешила заверить её я.

— И если я услышу хотя бы о малейшем недовольстве тобою, — предупредила девушка, — это для тебя будет означать плеть. Ты меня поняла?

— Да, Госпожа, — всхлипнула я.

— А теперь, кейджера, — усмехнулась Нора, — вставай на четвереньки и ползи через ту дверь в комнату рабынь. Твоя клетка — последняя. Вползёшь туда, захлопни дверцу за собой. Замок закроется автоматически.

— Да, Госпожа.

— И поторапливайся, — прикрикнула она. — Быстрее! Живо! Живо!

— Да, Госпожа! — заплакала я.