Заговорщики Гора

Глава 32

С этого момента я буду упоминать о нём как просто о Гренделе.

Я проследовала за ним в большую комнату, войдя в которую он присел, довольно непринужденно, перед широким постаментом. Я встала на колени позади и слева от него.

Моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте. Освещение в комнате для человеческого зрения было явно недостаточным, по крайней мере, пока не привыкли глаза.

Я предположила, что если бы здесь присутствовал кто-то из людей, представлявших интерес или важных для планов кюров, то комната была бы освещена значительно лучше.

Я не знала, насколько велика была эта комната, поскольку, позади постамента, был натянут тяжёлый, плотный занавес, перед которым, с краю на возвышении, по правую руку от нас, сидел Луций. Я его узнала частично по размеру, и частично по блеску золотой цепи его переводчика. Озираясь вокруг себя, стараясь делать это настолько неприметно насколько возможно, я отметила, что большинство из кюров, присутствовавших в комнате носили серебряные цепи. Лишь немногие из тех, кого я смогла рассмотреть в темноте, были кюрами железной цепи. Однако, хотя почти все кюры в комнате имели переводчики, и, несмотря на то, что некоторых из них сопровождали кейджеры, коих я насчитала семь, ни один из переводчиков не был активирован. Так что происходившее далее общение велось целиком и полностью на кюрском. Соответственно, мой отчёт о том, что произошло, почти полностью основан на том, что я видела и моей интерпретации этого. Думаю, если бы в комнате присутствовали люди, то, возможно, переводчики были бы включены, но никто из мужчин так и не появился. Из людей здесь было только человеческие животные, известные как кейджеры. Отсутствие мужчин в комнате, как мне пришло в голову позже, было фактом не только интересным, но и, возможно, существенным. Вероятно, кюры сочли, что, по крайней мере, кое-что из того, что имело место в комнате, было бы не слишком разумно доводить до сведения с их человеческих союзников. Если бы в комнате находились люди, они, несомненно, потребовали бы, чтобы, им предоставили перевод сказанного. Кейджеры, конечно, не могли обратиться с подобным требованием, ни даже с просьбой. Они даже рта открыть не имели права.

К тому моменту, когда Грендель вошёл в комнату и занял своё место, и надо заметить почётное место, перед самым центром постамента, здесь уже собралось что-то около двух десятков кюров.

Его прибытие не осталось незамеченным, и многие из присутствующих кюров, проводив его взглядом, принялись что-то возбуждённо обсуждать.

Грендель, насколько я поняла, был фигурой известной и, возможно, важной.

Несколькими енами позже, раздался резкий, плавно затухающий звон. Я предположила, что это был результат удара по одному из небольших гонгов, звуками которых, среди других праздничных символов, Леди Бину приветствовали в Пещере.

Вслед за этим из-за занавеса появились Тимарх и Лисимах, и, раздвинув половинки портьер, открыли проход, скрывавшийся позади.

Мне трудно было определить, насколько глубок был этот проход. Он был погружён в полную темноту.

Через мгновение мне показалось, что во мраке прохода что-то скрывается. Я даже немного привстала с пяток и напрягла глаза. А потом меня охватил страх, потому я поняла, что там действительно что-то было. Спустя пару инов, из прохода донёсся звук, который я была не в состоянии как-то внятно интерпретировать. Это было как царапанье металла по камню, перемежающееся с резким, быстро затухающим скрипом вращающегося колеса.

Теперь я уже была уверена, что в проходе что-то есть, но оно остановилось. Потом оно снова двинулось вперёд, но быстро остановилось ещё раз. Мне показалось, что я увидела блеск металла. Выходит, это была некоторого рода машина. По крайней мере, оно не было живым существом. А затем оно внезапным броском выскочило на постамент, и я не смогла удержаться от того, чтобы не вскрикнуть. Другие кейджеры тоже в страхе закричали, поражённые увиденным. Внезапно одна из них закричала снова, на этот раз от боли, поскольку кто-то из кюров схватил её за волосы и согнул головой до пола.

Перед нами была машина, это было очевидно, однако спустя мгновение, я уже не была полностью уверена в том, что она не могла быть живой. Она, словно настороженно, замерла посреди постамента, а затем опустилась, припав брюхом к полу. У машины имелось четыре глаза, или чего-то подобного глазам, два в передней части и два на металлических стеблях, поднятых над телом и способных поворачиваться в разные стороны. Таким образом, этот механизм мог видеть то, что происходит позади него, не поворачиваясь всем телом. Присутствующие кюры, включая Гренделя, остались невозмутимы. Это ясно указывало на то, что им уже приходилось видеть это, или что-то подобное прежде. Как ни странно, хотя это была всего лишь своего рода машина, ей было оказано всяческое почтение. Трудно описать машину, которая каким-то странным образом казалась живой, возможно, даже мыслящей, и даже умной. В целом оно напоминало краба. Гладкое, округлое, тяжёлое, дискообразное, металлическое тело опиралось на четыре сочленённых конечности, с помощью которых оно могло перемещаться. Ещё больше сходства с крабом добавляли высовывающиеся по бокам из тела два длинных, металлических манипулятора, оканчивавшихся огромными мощными клешнями. На теле спереди, чуть ниже и дальше в стороны от нижних глаз, имелись ещё два углубления, назначения которых я в тот момент понять не смогла.

Тимарх, а за ним Лисимах, начали что-то нараспев скандировать по-кюрски, а спустя пару мгновений к ним присоединили свои голоса остальные кюры, присутствовавшие в комнате. Затем Лисимах начал произносить серии коротких рыков, и каждый из кюров в помещении ответил на каждый из этих звуков одинаковым коротким рыком. Тем временем механический краб поднял те глаза, что были закреплены на стеблях и принялся обводить ими комнату. Я заметила, как они не короткий миг вперились в Гренделя, а затем меня словно холодом обдало, когда я почувствовала их взгляд в моём направлении. С каким облегчением я вздохнула, когда они медленно и по-своему изящно переместились на другую перспективу. Похоже, машина, равнодушная к пению и последующему произнесению явно повторяющихся фраз, со столь же явно идентичным механическим ответом, использовала появившуюся возможность, чтобы осмотреть и просчитать каждую фигуру в комнате.

Раздался новый металлический звон, и комната погрузилась в тишину, всепроникающую напряжённую тишину. А затем я почувствовала, как волосы у меня на затылке встают дыбом. Да что на затылке, дыбом встала каждая волосинка на моём теле.

Звуки, однозначно звуки кюрской речи, хотя и с некоторым оттенком искусственного произнесения, начали доноситься из чрева машины.

У меня появилось безошибочное понимание, пугающая иллюзия, что машина была живой, хотя я точно знала, что этого быть не могло. Однако что-то, конечно, тем или иным способом управляло этим устройством, говорило через это устройство, возможно, даже чувствовало через него.

Очевидно, имела место беседа в основном между Луцием, Тимархом, Лисимахом и машиной. При этом, меня не оставляла уверенность, что они говорили с машиной, обращались к ней и рассматривали её так, словно она была живой, разумной, муслящей, и сознающей себя таковой. Более того, всё выглядело так, что и машина обращалась к ним, говорила с ними, взаимодействовала с ними, как если бы она была разумной, сознательной и рациональной.

Один раз механический краб обратился к Гренделю, который поднялся в ответ на уделённое ему внимание. Устройство что-то говорило Гренделю в течение некоторого промежутка времени, и однажды Грендель отпрянул, словно поражённый услышанным, мне даже показалось, что он чуть не упал, и начал дрожать. Он не казался испуганным, но я никогда прежде не видела у него такой реакции. Затем, немного погодя, по окончании речи машины, Грендель принял прежнее положение, столь характерное для кюров в покое.

Вдруг сзади до меня донеслись звуки волнения. Обернувшись, я увидела, открытую дверь, и стоящую на пороге фигуру, в которой я, к моему изумлению, узнала кюра, с которым успела близко познакомиться в прошлом. Это был тот самый слепой кюр, которого мы решили назвать Терезием. Вслед за ним в комнате появились двое кюров железной цепи, которые, как оказалось, заострёнными палками толкали слепого кюра перед собой. Посредством этих палок, ударами и тычками, Терезия направили к подножию постамента, где он остановился, потерянный и несчастный, крутя головой, словно пытаясь что-то увидеть своими пустыми глазницами. Пока его вели, другие кюры спешили убраться с его пути, как если бы они не испытывали желания контактировать с ним.

Следующие слова, произнесённые машиной, были явно обращены к нему, но они остались без ответа. Слепой кюр лишь присел и опустил голову, словно стыдясь чего-то.

Тогда вперёд выступил Луций и, обращаясь к Терезию, сначала начал яростно рычать и шипеть на него, а потом ударил, аккуратно, твёрдо, возможно, церемониально, по обеим щеками. На лице Терезия появились двенадцать ран, быстро набухающих кровью. Терезий не предпринял даже попытки сопротивляться, как-то защитить себя, или ударить в ответ. И тогда все кюры в комнате начали творить то, что я могу назвать только надругательством над их травмированным соплеменником. Даже Грендель вскочив на ноги, присоединился к общему потоку брани, и именно в ответ на это отреагировал Терезий. Он повернул к Гренделю залитую кровью, слепую голову, а затем, своими широкими лапами, закрыл пустые углубления, где когда-то были его глаза, как будто был не в силах видеть то, что он мог увидеть, если бы мог видеть. После этого Терезия ударами и тычками заострённых палок выгнали из комнаты.

Всё это время механический краб оставался неподвижным, тем не менее, я была уверена, что, благодаря своим подобным глазам деталям, был в курсе происходящего.

Затем из толпы вышли два кюра и, встав перед машиной, по очереди обратились к ней. Говорили они с явным возбуждением и напором. Одни из кюров носил серебряную цепь, другой — железную.

Когда они закончили, машина, которая не показывала никаких признаков интереса или эмоций во время их выступления, медленно повернулась к кюру, носившему серебряную цепь. Тот тут же начал осторожно пятиться назад, а затем завыл, словно в ярости.

Я не знаю, собирался он убежать или нет, в любом случае ему не оставили шансов сделать что либо. Из двух странных углублений ниже и по сторонам нижних глаз, имевшихся то ли на лице, то ли на груди машины, со щелчком вылетели два подобных дротикам отростка. Каждый, как выяснилось, тащил за собой лёгкий, гибкий металлический кабель. Эти стрелки вонзились в грудь кюра, который в отчаянии попытался выдернуть их, но, мгновением спустя, кабели начали втягиваться назад в машину, и его, сопротивляющегося и спотыкающегося, потащило к постаменту. Вскоре он оказался в пределах досягаемости гигантских подобных ножницам клешней машины. Не в силах смотреть на это, я отвернула голову в сторону. Когда я нашла в себе силы снова взглянуть ну постамент, то увидела, как Луций поднял окровавленную серебряную цепь, с того, что лежало рябом с постаментом, и надел её на голову другого кюра, с этого момента переставшего быть кюром железной цепи. Теперь он был кюром серебряной цепи. Тимарх и Лисимах накинули венки на косматую голову счастливчика, а присутствующие кюры, включая Гренделя, поднялись на ноги, насколько я поняла, поздравляя и приветствуя кюра, на шее которого, я предположила, впервые, теперь висела серебряная цепь.

Внезапно я почувствовала, как меня охватывает дикая слабость и отчаянное желание подняться и убежать из этого места назад в рабскую комнату.

Изнутри машины донёсся рык, и Грендель встал, замерев перед ней.

Многие из кюров наклонились вперёд.

И тогда краб снова начал говорить. Его выступление продолжалось не меньше трёх, а то и четырёх енов. Время от времени, в конце той или иной его фразы, некоторые из собравшихся кюров издавали звуки, которые я приняла, за выражение согласия или одобрения.

После замечаний машины, или того, что было передано посредством её динамиков, Луций вытащил золотую цепь и поместил её на шею Гренделя. Затем продемонстрировал два венка и передал их Тимарху и Лисимаху, которые в свою очередь, водрузили эти венки на голову Гренделя. В тот же момент все присутствовавшие в комнате кюры поднялись на ноги, и принялись рычать, насколько я поняла, поздравляя и приветствуя Гренделя.

В наступившей праздничной суматохе, я даже не заметила, как машина отступила и исчезла в тёмном коридоре позади постамента. Поняла я это только когда Тимарх и Лисимах, казалось, следившие за машиной, встали и задёрнули портьеры на место.

Спустя некоторое время мы с Гренделем остались в комнате одни. Он стоял, а я смотрела на него снизу вверх со своих коленей. С его шеи на золотой цепи свисала коробочка переводчика. Голову его венчали два венка.

— Скоро, — сказал он мне, — у нас будет работа, которую нам предстоит выполнить.

— Может быть, Господин мог бы использовать для этого другую девушку? — спросила я.

— Нет, — отрезал Грендель.

— Да, Господин, — вздохнула я.

— А теперь иди в свою клетку, — приказал он, — и не забудь захлопнуть за собой её дверцу.

— Да, Господин, — повторила я.

Придя в рабскую комнату, я, как и была обязана, сняла с себя камиск и лишь после этого вошла внутрь клетки и потянула за собой зарешеченную дверь. Язычок замка сухо клацнул, отсекая мне путь наружу.