Заговорщики Гора

Глава 14

— Ухаживай за мной, — потребовал зверь.

Я принесла щётки и гребенки, разложила их у его бока, и принялась чистить его мех, начав с головы, спускаясь к плечам.

— Ты дрожишь, — констатировал он. — Твои руки трясутся.

— Простите меня, Господин, — всхлипнула я.

— Не бойся, — успокоил меня зверь.

— Простите меня, Господин, — повторила я.

— Ты вернулась домой перед самым комендантским часом, — заметила Леди Бина.

— Где Ты была? — спросил её мохнатый товарищ.

— На рынке, — ответила я, протягивая щётку вниз по меху. — На рынке Цестия.

— Это хорошо, — кивнул он. — Значит, Ты знакома с расположением рынка.

Почему он казался довольным, задала я себе вопрос. Ведь мне не давали разрешения туда ходить. Рабыня, как правило, не может покинуть дом своего хозяина, точно так же, как она не имеет права одеться без его разрешения. При этом, от неё, конечно, ожидается, что она поставит владельца или надсмотрщика в известность относительно цели своего выхода и получит распоряжение о времени возвращения. В конце концов, она не свободная женщина, она — его имущество, его животное, его рабыня. Я же, охваченная паникой и ужасом, прошмыгнула мимо остолбеневшей Леди Бины и попросту сбежала из дома. Подобный способ выхода из дома для рабынь непозволителен. К моменту моего возвращения я уже более чем хорошо осознала всю чудовищность того, что я наделала. Я раскаивалась в содеянном и боялась наказания. Такая ошибка была крайне серьёзной для той, кто находится в чьей-то собственности. На подгибающихся от страха ногах я поднялась по лестнице и, рухнув на колени и низко склонив голову перед Леди Биной и её животным, взмолилась:

— Простите меня, Госпожа. Простите меня, Господин.

Затем я прижалась губами сначала к туфлям Леди Бины, а потом к когтистым лапам зверя. Что интересно, меня не ударили и даже не отругали. Владей мною мужчина, и можно быть уверенной, что я уже была бы привязана и как следует выпорота. Рабовладельцы мужчины склонны быть требовательными к своим девушкам. Тем не менее, я сожалела, что мне не достался такой хозяин, который был бы требователен и суров по отношению ко мне, который проследил бы, чтобы я была превосходной и приятной во всех отношениях рабыней. Именно этого я хотела, всегда хотела, принадлежать по-настоящему, быть полностью покорённой. Разумеется, я вернулась до сигнала комендантского часа.

— Мы часто ходим туда за покупками, — заметила Леди Бина.

— Ты знаешь платформу претора рядом со столами менял? — спросил зверь.

— Да, Господин, — ответила я.

На рынке Цестия было два претора. Один размещался около столов менял, недалеко от Сулового Рынка, место другого находилось через площадь, недалеко от Рынков паги и ка-ла-на.

За столами менял, как нетрудно догадаться, можно было обменять монеты, поскольку, на рынке такого размера как рынок Цестия, в таком городе как Ар, можно было встретить покупателей и продавцов из самых разных мест Гора, так что ничего удивительного в том, что они прибывали сюда с монетами разнообразной чеканки. Естественно, наиболее распространенным платёжным средством на рынке были монеты, отчеканенные в Аре, золотые тарны, серебряные и медные тарски, но попадались и деньги из других городов. Иногда можно было столкнуться с монетой из далёкой Турии. Ценились некоторые серебряные монеты из Джада с отчеканенным на них тарном, а из континентальных — золотые статерии Брундизиума. Зачастую сделки заключались по весу, то есть при помощи взвешивания монет. Просто часто попадаются монеты с подрезанными краями или, как ещё их называют, побритые монеты. Мошенник, профессионально занимающийся бритьём монет, старается сохранить форму подрезанной монеты настолько близкой к круглой, насколько это возможно. Порой после такого профессионала с первого взгляда бывает трудно сказать, что монета была побрита. Но в целом подрезанные монеты довольно легко определить, но потом, конечно, придётся использовать весы. Весьма часто, кстати, в качестве платёжного средства могут предоставить сырое не чеканенное серебро или золото, возможно, расплавленные капли или куски, отрезанные от серебряных или золотых сосудов и кубков, само собой, такие вещи тоже требуют точного определения веса. Торг и переговоры с использованием весов довольно часто становятся весьма горячими. Преимущество, конечно, обычно остаётся на стороне лавочника. Жалобы могут быть переданы любому из двух преторов, которые, что интересно, являясь судьями Ара, очевидно, стремятся находить наилучшее решение вопросов в свете выгоды обеих сторон. Их усилия не только способствуют чести Ара, но и, как многие предполагают, склонны сохранять ценность и целостность рынка, что в перспективе, несомненно, идёт на благо торговли города. Безусловно, главные сделки зачастую заключаются ближе к городским стенам, а то и вне их.

— У меня будет для тебя поручение, — сообщил мне Лорд Грендель.

Его широкие ноздри немного шевелились, словно принюхиваясь к чему-то в комнате. Я задавалась вопросом, какие мысли могли рождаться в тёмном сознании зверя.

— Господин? — замерла я в ожидании.

— Я объясню это тебе позже, — сказал он.

Я продолжала чистить его мех.

— Чего Ты боишься? — поинтересовался зверь немного погодя.

Как он мог задать мне такой вопрос? Неужели он не прочитал моего ужаса при виде растерзанного тела этим утром, а позднее его покрытого спёкшейся кровью, слипшегося меха?

— На эту ночь Ты не будешь прикована цепью, — сообщил мне он, и я испугалась ещё больше чем прежде.

Разве цепи не предоставляют некоторой безопасности?

— Это ещё почему? — вскинулась Леди Бина.

Я была уверена, что ей, по большому счету было всё равно, прикована я на ночь или нет. Фактически, я почти не сомневалась, что эти цепи скорее имели отношение к рекомендациям Леди Делии, чем какой-либо заинтересованности со стороны самой Леди Бины. Леди Делия, будучи настоящей гореанской свободной женщиной, имела вполне определённые представления относительно надлежащего обращения с рабынями. Безусловно, мужчины тоже часто приковывают своих рабынь, возможно, потому что им нравятся видеть своих животных на цепи. С другой стороны, отступление от рутинной процедуры разжигало в Леди Бине любопытство, и ей, как женщине очень умной, вероятно, требовались некоторые объяснения.

— Потому, что таково моё желание, — ответил Лорд Грендель.

— Ну и ладно, — буркнула она.

Обычно зверь был озабочен, а иногда почти трогательно, тем, чтобы не вызвать недовольства Леди Бины. Он безропотно сносил её мелочность и нападки, бывшие весьма частым явлением, стремясь уделить внимание каждому её желанию, которые были частыми, и до практичной степени, потворствуя каждой её прихоти. Порой казалось, что он был не больше, чем большим, проворным, пугающе, а иногда ужасающе выглядящим, но преданным и не представляющим опасности домашним животным. Но бывали случаи, когда от него исходила непреклонность, когда обнажался пугающий стержень его животной воли, не терпящей ни компромиссов, ни отговорок, не больше, чем их могли бы терпеть морской прилив или смена времён года, воли, за которой стояли инстинкты, кровь, клыки и когти поколений кюров. В такие моменты Леди Бина предпочитала помалкивать, и покорно, изящно ретироваться. Очевидно, по жизни в металлических мирах, о которых она рассказала, ей было известно, к чему это может привести. Какой смысл выражать протест ожившей наковальне, или зиме, или голоду, или неподвижному вулкану, который в любое мгновение может вздрогнуть и разразиться огненным извержением?

Вот и в этот раз Леди Бина просто покинула комнату, предпочтя удалиться в свою спальню.

В такие моменты мне казалось, что это скорее она, а не он, была домашним животным. В любом случае я давно пришла к выводу, что в вопросах тактики, или во время кризиса, в этом доме в расчёт будет приниматься только один голос, и это будет звериный рык. Я не думала, что зверь мог бы убить меня в присутствии Леди Бины. Но как раз её-то больше не было рядом.

— Не надо бояться, Аллисон, — успокоил меня Лорд Грендель.

— Но мне страшно, — призналась я.

— Почему? — поинтересовался зверь.

— Крыша, — прошептала я, — и то, что я видела.

— Понимаю, — кивнул он.

— На улице Клайва нашли труп, — сообщила я. — Произошло новое убийство.

— Я знаю, — сказал он.

— Это случилось прошлой ночью, — добавила я, продолжая чистить его мех.

— Незадолго до рассвета, — поправил меня зверь.

— Я не никому не расскажу о том, что видела, — поспешила заверить его я.

— Я знаю, что не расскажешь, — кивнул тот, и я почувствовала холодок ужаса, пробежавший от головы к пяткам.

— Думаю, пора взяться за гребень, — заметил он.

— Да, Господин, — согласилась я.

— Ты дрожишь, — констатировал он.

— Меня пугает, что Господин провёл вчерашнюю ночь не на крыше, — поделилась я с ним своими опасениями.

— По крайней мере, не на этой, — не стал отрицать Грендель. — Более того, я не ночую здесь уже несколько последних ночей. В этом городе можно передвигаться по крышам, перепрыгивая с одной на другую, лишь иногда спускаясь на улицу, чтобы затем снова подняться на следующее здание.

Я представила себе его большую, стремительную фигуру, легко, для его размеров, скользящую по крышам и улицам, тень, мелькающую среди теней.

— Господин был где-то неподалёку? — уточнила я.

— Да, — ответил он.

— В городе происходят убийства, — сказала я.

— И эти убийства надо остановить.

— Говорят, что по улицам бродит ларл, — поделилась я.

— Это не ларл.

— Кто же тогда? — не удержалась я от вопроса.

— Леди Бина уснула, — сообщил мне он вместо ответа.

Лично я ничего не слышала, но заключила, что у него не возникло никаких трудностей в определение этого факта.

— Теперь я объясню тебе, что Ты должна сделать, — сказал зверь.

— Господин? — напряглась я.

— Ты понимаешь, что Ты — рабыня? — уточнил он.

— Да, Господин, — ответила я.

На Горе у меня не осталось ни малейшего сомнения.

— И как рабыня должна повиноваться? — спросил Грендель.

— Немедленно, безропотно и без сомнений, — процитировала я, — прилагая лучшие из её способностей.

— Если твоё повиновение совершенно, — добавил он, — тебе не причинят боли. А если Ты недостаточно покорна, то тебя ждёт смерть, быстрая и не самая приятная. Ты понимаешь это?

— Да, Господин, — кивнула я.

— Косынку больше не надевай, — велел зверь. — В таком виде, с обнажённой головой, тебя не спутают со свободной женщиной.

— Не понимаю, как меня могут принять за свободную женщину, — не поняла я.

— Я знаю, что Ты тщеславна, как и любая другая девушка, носящая ошейник, — сказал он.

— Я — женщина, — развела я руками.

— Твои волосы всё ещё довольно коротки, но за прошедшие месяцы они уже достаточно отрасли. Некоторые рабовладельцы даже предпочитают, чтобы их девушки носили такие причёски, давая понять им и всем остальным, что каждый аспект их внешности находится в усмотрении хозяина.

Я предположила, что такие девушки будут просить и отчаянно стараться, чтобы их позволили отрастить волосы до «рабски длинных».

— Я не понимаю, к чему Вы ведёте, — призналась я.

— Твои волосы уже привлекательны, — заверил меня зверь.

— Откуда Господину знать это? — вздохнула я.

— Как бы то ни было, тебе больше нельзя носить косынку, если только на это не будет дано явное разрешение, — сообщил мне он.

Мне нечего было на это сказать, и я промолчала.

— Ты — привлекательная рабыня, Аллисон, — продолжил Грендель. — Если бы Ты ещё и была беспомощна на мехах, твоя цена могла бы подняться до серебряного тарска, а то и выше. Несомненно, твою беспомощность оценили бы по достоинству, причём ещё до того, как вывести тебя на торги. Покупателей очень интересуют такие особенности. Мужчины хотят, чтобы их девушка была не просто привлекательной, но ещё и горячей.

— Ох, — выдохнула я.

— Неудержимо горячей, беспомощно горячей, — добавил он.

— Не думаю, что я настолько «горяча», как Вы говорите, — покачала я головой.

— Холодность, инертность и тому подобные достоинства, приемлемы в свободной женщине, — пояснил зверь, — но не в рабыне.

— Да, Господин, — вынуждена была согласиться я.

— А теперь я тебе объясню, что Ты должна сделать, — сказал он.

— Почему меня не стали приковывать на ночь? — поинтересовалась я.

— Потому, — ответил зверь, — что тебе скоро уходить.

— Не может быть, Господин, — отшатнулась я от него.

— Тем не менее, это так, — заявил Лорд Грендель.

— Но уже ночь, — пролепетала я. — Комендантский час.

— Ты выйдешь на улицу, — продолжил он, — одна, и будешь делать всё, что я тебе сейчас скажу. В точности.

— Но там стражники, — напомнила я.

— Ты должна избежать встречи с ними, — пояснил зверь.

— Я не знаю, что прячется там, в темноте, — простонала я.

— Думаю, Ты это узнаешь, если будешь в точности исполнять мои инструкции, — сказал он, и погладил меня своей тяжёлой лапой меня по голове, по шее и плечам, а затем прижал меня к своему боку и поставил меня перед собой.

— Господин? — растерялась я.

— Если все подойдёт, как запланировано, — сказал он, — тебе больше не нужно будет ухаживать за мной.

— Как будет угодно Господину.

— Тем более, что у тебя это не слишком хорошо получается, — усмехнулся Лорд Грендель.

— Мне очень жаль, — вздохнула я.

— Возможно, тебя мучает любопытство, почему я потребовал, чтобы Ты в последнее время обслуживала меня, да ещё и так часто.

— Да, Господин, — подтвердила я.

— Твой нос не в состоянии почувствовать этого, — объяснил зверь, — но мой запах теперь наложился на твой собственный.

— Я совершенно не разбираюсь в этих вещах, Господин, — призналась я. — Будьте милосердны ко мне! Я — всего лишь бедная рабыня, девушка с отметиной на бедре, ничто, животное, имущество, одна из множества бедных, беспомощных кейджер, носящих свои ошейники.

— Радуйся, что на тебе ошейник, — проворчал Грендель. — Если всё пойдёт так, как я ожидаю, это спасет твою жизнь.

— Оставьте меня здесь до утра, — взмолилась я. — Прикуйте меня на ночь! Посадите меня на цепь.

— А теперь слушай, что Ты должна делать, — сказал он, не обращая внимания на мои мольбы.