Заговорщики Гора

Глава 16

— Тебе удобно? — спросил он.

— Вы! — воскликнула я.

Он просунул голову между занавесками, закрывавшими фургон спереди. Его лицо расплылось в улыбке, и это была улыбка рабовладельца, смотрящего на рабыню.

Я отпрянула, проскрежетав цепью по днищу фургона, цепью, закреплённой на центральном стержне. В фургоне, запряжённом тарларионом, я была единственной девушкой. Тент над моей головой был обычным белым, в отличие от сине-жёлтого, иногда шёлкового, обычно украшенного орнаментом покрытия фургонов работорговцев. Центральный стержень шёл вдоль продольной оси фургона. Он был шарнирно закреплён у переднего борта и вставлен в вилку у заднего, в которой был застопорен шкворнем, запертым на замок. На ногах я носила кандалы, сквозь цепь которых и проходил центральный стержень. Если девушку нужно выпустить из такого фургона, то с неё либо снимают кандалы, либо, что более распространено, она остается закованной, например, в лагере, просто откидывают задний борт и отпирают замок, высвобождая из зацепления и приподнимая центральный стержень, тем самым позволяя девушке покинуть фургон.

Я отползла в заднюю часть фургона и, насколько это было возможно, прикрылась руками.

— Не беспокойся Ты так, — усмехнулся мужчина. — Голой Ты мне нравишься ничуть не меньше.

— Скотина, животное, монстр! — выкрикнула я.

— Только не говори мне, что маленькие варварки такие скромницы, — продолжил издеваться он.

— Я раздета, у меня забрали тунику, — пожаловалась я. — Не смотрите на меня!

— Ты, правда, думаешь, что туника, рабская туника, чем-то тебе поможет? — поинтересовался мужчина.

— Оставьте меня в покое, — потребовала я.

— Между прочим, видеть тебя рабски голой довольно приятно, — сообщил он.

— Пожалуйста, уйдите, — попросила я.

В рабских фургонах, кстати, девушек практически всегда перевозят голыми.

Он не потребовал, чтобы я прекратила прикрываться. Этот факт меня несколько рассердил, поскольку я считала, что ему этого хотелось. Он что, действительно не жаждал увидеть меня обнажённой как рабыня, которой я была?

— Видел я тебя на привале, — хмыкнул он. — Твоя новая туника очень даже ничего, намного лучше той, в которой Ты ходила в Аре.

— Уйдите, — простонала я. — Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Пять дней назад, по какой-то причине, у меня забрали тунику, к которой я привыкла за время, проведённое в Аре, тунику, подходящую для рабыни служащей женщине.

— Надень это, Аллисон, — приказала Леди Бина и вручила мне то, что выглядело как немногим больше, чем обрывком реповой ткани.

— Нет, — отпрянула я, — уверена, Госпожа шутит.

— Да, да, — заверила меня она. — Пришло время переодеться во что-то более откровенное, более подходящее для соблазнительной рабыни.

— Но, Госпожа, — пролепетала я, — это — предмет одежды, в котором, сильный мужчина мог бы выставить напоказ свою рабыню, приди ему в голову похвастать удовольствием, которое он может получить, имея в своём распоряжении такую красотку.

— У нас появилось одно дело, — пожала плечами Леди Бина, — и нам нужно нанять несколько человек, способных помочь нам в этом. Мы ожидаем, что дело пойдёт быстрее, если Ты, одно из наших животных, будешь на виду, особенно в такой одежде.

— Госпожа? — растерялась я.

— Надеюсь, Ты помнишь, — сказала женщина, — что я, ещё когда тебя покупала, интересовалась твоей привлекательностью для мужчин.

— Да, Госпожа, — кивнула я.

А ещё я не забыла её проверку на рынке, как и то, каким пугающим опытом стала для меня та проверка!

— Это могло бы сослужить неплохую службу моим целям, — заявила она.

— Да, Госпожа, — вздохнула я.

Я не стала спрашивать о том, какие цели она имела в виду. Услуги рабыни, её использование, конечно, могут быть дарованы как хозяину или хозяйке будет угодно. Одно из преимуществ нахождения в собственности частного владельца в том и состоит, что мужчина обычно весьма щепетилен, если не сказать, ревнив, в вопросах касающихся его собственности, особенно если эта собственность — его рабыня. Это общепринятая любезность во время банкета или дружеского визита, предложить гостю воспользоваться рабыней, но при этом, подразумевается, что воспитанный гость любезно воздержится от такого подарка. Разумеется, это не касается девушек на постоялых дворах, гостиницах и тому подобных заведений, которых держат именно для таких целей. Кроме того, банкетных рабынь можно недорого арендовать на ночь или дольше. Леди Бина, естественно, владельцем-мужчиной не была, не говоря уже о ревности или щепетильности в отношении использования её собственности, и я боялась, что в таких вопросах она могла быть весьма щедрой, возможно, даже чрезмерно щедрой. Кстати говоря, с того момента, как я покинула игорный дом, меня ни разу не использовали как рабыню, а с тех пор прошло довольно много времени. Я чувствовала неловкость, вспоминая о руках мужчин на своём теле, хотя сама втайне этого страстно желала. Но, конечно, я ещё не познала тех острых мучений, тех пожарищ, в которые периодически погружали многих несчастных девушек их рабские огни.

Так у меня появилась новая туника.

Я полагала, что теперь большинство, мимоходом взглянув на меня, скорее всего, увидит во мне рабыню мужчины. Это им нравится наряжать нас в такие вещи. Это был предмет одежды того вида, за который в Аре можно было познакомиться с хлыстом какой-нибудь свободной женщины.

— Впрочем, — пожала плечами Леди Бина, — мы вполне можем купить двух или трёх других девок, глупых варварок вроде тебя.

— Я вовсе не глупая, Госпожа, — вспыхнула я.

— Тогда невежественных и несведущих, — отмахнулась она, — таких, как Ты.

— Значит, варварки? — уточнила я.

— Конечно, — кивнула она.

— А я могу поинтересоваться, — спросила я, — каков характер дела Госпожи?

— Нет, — отрезала женщина. — А теперь надевай это, и мы выставим тебя перед мужчинами, чтобы посмотреть, не стоит ли её немного укоротить, или несколько изменить, например, добавить разрезы на подоле, углубить декольте или что-то в этом роде.

— Да, Госпожа, — вздохнула я, подумав про себя, что, по крайней мере, мне не выдали камиск.

Разумеется, вслух я этого не сказала, вполне обоснованно опасаясь, что меня тут же решат нарядить в камиск.

— Пожалуйста, не смотрите на меня так, — простонала я, ещё плотнее сжимая ноги и думая только о том, чтобы он не потребовал, чтобы я убрала руки.

— Да, — хмыкнул он, — рабски голой Ты мне нравишься ещё больше.

— Что Вы здесь делаете? — не удержалась я от вопроса.

— Любуюсь на голую рабыню, — усмехнулся мужчина.

— Господин! — всхлипнула я.

— Я в вашей команде, — заявил он. — Возможно, если Ты будешь хорошо себя вести, я позволю тебе готовить для меня.

— Тогда я посолю вашу еду так, что Вы не сможете поднести её ко рту, — пообещала я.

— Тогда, — расплылся в улыбке мужчина, — это придётся съесть тебе, после чего у меня будет возможность насладиться твоей поркой.

— Понятно, — буркнула я.

— Твои лодыжки неплохо смотрятся в кандалах, — заметил он.

— Куда мы направляемся? — полюбопытствовала я.

— Ты могла бы меня поблагодарить за комплимент, — намекнул наглец.

— Спасибо, Господин, — буркнула я, ещё немного подтягивая к себе лодыжки и лязгая цепью.

— Мы к северу от Ара, на дороге в Венну, — снизошёл он до ответа на мой вопрос.

— Так мы едем в Венну? — заинтересовалась я.

— Несомненно, на тарларионовые бега, — сказал мужчина. — Сейчас самый сезон.

— Ясно, — кивнула я.

— Но если честно, — добавил он, — я не знаю.

— Понятно.

— Если бы Ты подглядывала между досками борта и тентом, то увидела бы иногда попадающиеся тарларионовые фермы.

— О-о? — протянула я.

— Но, подозреваю, что Ты боишься это делать, — предположил он.

— Возможно, — уклончиво ответила я.

Я понятия не имела, сколько он уже был с нами. Он вполне мог заметить, что я несколько раз чуть-чуть приподнимала ткань тента. Если бы этот фургон принадлежал работорговцам, я предположила бы, что девушек за подобные вольности могло ожидать наказание. Работорговцы предпочитают держать своих подопечных неосведомленными относительно их окружения, места назначения и прочих нюансов. Фактически, даже в пеших караванах место назначения редко доводится до сведения, если можно так выразиться, «бусинок ожерелья работорговца». Девушкам, рождённым на Горе, конечно, трудно обуздать их любопытство, и предположения сыплются как из рога изобилия. Однако в данной ситуации, на такие вольности, казалось, смотрели сквозь пальцы. Но даже в этом случае я не горела желанием быть пойманной за руку, в то время как проявляла любопытство.

— Подозреваю, что Ты никогда не видела тарларионовых гонок, — предположил мужчина.

— Не видела, — подтвердила я.

— Возможно, их не проводят в вашем варварском мире, — заметил он.

— Скорее всего, не проводят, — согласилась я.

— Некоторые забеги, — решил пояснить мой собеседник, — проводятся среди четвероногих, другие среди двуногих ящеров.

— Я даже не знаю вашего имени, — пожаловалась я.

— А зачем тебе это? — поинтересовался он. — Хочешь, чтобы оно было написано на твоём ошейнике?

— Нет! — воскликнула я.

— Возможно, я подумаю о твоей покупке, — пообещал мужчина.

— Не надо! — отпрянула я.

— Так тебе удобно? — осведомился он, возвращаясь к своему первому вопросу.

— Нет, — буркнула я. — Я голая, доски твердые, дорога длинная.

— Радуйся, — усмехнулся мужчина, — что дорога ровная. Возможно, позже она такой уже не будет.

— Господин? — не поняла я его намёка.

— Подозреваю, что в Венне мы не остановимся, — сказал он.

— Тогда, куда же мы направляемся? — спросила я.

— Куда-то в Волтай, — предположил он.

— А что там может находиться? — полюбопытствовала я.

— Понятия не имею, — пожал он плечами.

— Ну, пожалуйста, Господин, — заканючила я.

— Ничего, кроме гор, — ответил мой собеседник, и у меня появились подозрения, что, пожалуй, я могу знать даже больше чем он.

В нашей маленькой группе было три фургона. В первом, самом представительном и комфортабельном, ехала Леди Бина и, возможно, Лорд Грендель. Я, пока ещё в одиночестве, занимала второй фургон, ну а в третьем, плотно затянутом брезентом, в этом я была уверена, прятался слепой кюр. Его поймали именно в горах Волтая, и я подозревала, что в намерения Лорда Гренделя входило, вернуть своего сородича в его дикое логово, если таковое у него имеется. По-видимому, у него на Волтае могли остаться товарищи, которые смогут позаботиться о нём, конечно, если кюров заботят такие вещи.

— Здесь тепло и уединённо, не правда ли? — поинтересовался мужчина.

— Господин проницателен, — съязвила я.

— Следи за языком, девка, если не хочешь получить оплеуху, — предупредил он.

— Простите меня, Господин, — моментально опомнилась я.

Похоже, его моя дерзость скорее удивила, чем рассердила. Как он с высоты своей свободы смотрел на меня, как на пустое место, как на всего лишь рабыню! Впрочем, я был рада, что он не разозлился. У меня даже сомнения не закралось, что, если бы девушка заслужила оплеуху или, в неоднозначной ситуации, ему бы показалось, что она могла бы это заслужить, у него не дрогнула бы рука, ударить её. Так что рабыне рядом с ним стоило тщательно следить за своими словами и поведением. Существуют границы, к которым кейджере опасно даже приближаться, не говоря о том, чтобы пересекать. Не стоит невольницам проверять пределы терпения своих владельцев. Вряд ли тем придутся по вкусу такие игры, тем более что плеть-то в их руках.

Он окинул меня оценивающим взглядом, и его лицо расплылось в улыбке.

Животное!

Я не желала, чтобы на меня смотрели как на бесполезную девчонку. Но кем ещё могли быть женщины перед такими мужчинами?

— Возможно, у господина есть обязанности, которым он мог бы уделить внимание, — предложила я, чувствуя волну накатывающего меня раздражения.

Я не страдала недостатком уверенности в своём собственном превосходстве, в своих собственных качествах, которые я считала значительными, конечно, для моего прежнего мира, но теперь меня не оставляло ощущение, и от этого меня охватывала ещё большая ярость, что он, это животное, как и очень многие из гореанских мужчин, превосходил меня безусловно и во множестве аспектов.

Чем ещё мы могли быть для таких мужчин, как не бесполезными девчонками?

В какую ярость приводил меня этот факт!

И всё же, именно это заставляло меня хотеть отдаваться им, служить им и ублажать их.

Насколько отличался он и, множество других ему подобных, от большинства мужчин, которых я знала по своему прежнему миру. Что сделали, спрашивала я себя, с мужчинами моей прежней планеты? Насколько выше меня, в самых разных аспектах, были эти скоты Гора! Как рабски я чувствовала себя перед ними! Так разве не было подходяще для таких как я, принадлежать таким как они? Ведь в конечном итоге самки очень многих разновидностей моего прежнего мира, фактически, принадлежали своим самцам? К моему огорчению теперь, на Горе, такие вещи, стали бесспорно очевидными для меня. Я была неспособна отказать им, как бы мне того ни хотелось. И такие отношения на Горе введены в ранг закона и института! На меня был надет ошейник! Я чувствовала, что в мире таких мужчин моё место на сцене торгов, на прилавке невольничьего рынка, откуда меня, раздетую до нага, они могли бы купить как товар, как игрушку. Кому-то покажется странным, что можно ощутить такое, тем не менее, к своему раздражению, я нисколько не сомневалась в этом. Перед такими мужчинами женщины могли быть лишь их собственностью. Место женщин было у ног таких мужчин. Их судьба быть рабынями таких мужчин.

Но если женщина — рабыня в душе, то почему ей нельзя быть рабыней открыто? Не станет ли это для неё освобождением, облегчением, настоящей свободой? Так ли предпочтительны расстройства и неудовлетворённость свободной женщины, по сравнению с радостями и удовольствиями любящей покорной рабыни? Пусть каждая из нас сама решит этот вопрос для себя.

Мужчина рывком распахнул занавески тента в передней части фургона и внутрь узкого прямоугольного, до сего момента мрачного деревянно-брезентового помещения ворвались свежий воздух и яркий свет, ослепивший меня и заставивший зажмуриться. Когда глаза привыкли настолько, что я смогла их приоткрыть, я увидела поверх переднего борта фургона, широкую, выгнутую спину тарлариона, тащившего фургон. Ящер был привязан за кольцо, вставленное в ноздри к задку переднего фургона. Поводья были накинуты на крюк слева от фургонного ящика. Кузнец, если он действительно принадлежал к этой касте, сидел на скамье возницы, одновременно являвшейся крышкой фургонного ящика. Внутри этого ящика обычно хранятся запчасти, сбруя, инвентарь и прочий инструмент. Там же, я предположила, могли храниться дополнительные наборы цепей и кандалов, на случай если понадобится добавить к нашей компании ещё девушек. Насколько я поняла, в Венне планировалось приобрести ещё двух или трёх рабынь, хотя я не понимала для чего, если мы продолжим двигаться к Волтаю. Конечно, мне было известно, что кейджера считается прекрасным подарком.

Я сжалась у заднего борта фургона, куда я отползла вдоль центрального стержня, чтобы максимально отдалиться от по-гореански оценивающего взгляда, внезапно появившегося, настырного наглеца.

Как я его ненавидела! И при этом, я задавалась вопросом, каково было бы носить его ошейник на своей шее. Для меня не было секретом, что поместить его туда будет достаточно несложно.

В памяти всплыло, как он встал между мной и монстром несколько ночей назад на рынке Цестия. Ему очень повезло, что он не погиб той ночью. Интересно, что он там делал? Я еле смогла удержать улыбку. Возможно, он следовал за мной, как мужчина мог бы следовать за рабыней. Если он попался в сети моей красоты, то это эти сети вполне можно было там закрепить, и могло статься, что уже он стал бы рабом, а я хозяйкой! Я уже знала о том, какая огромная власть могла скрываться внутри ошейника. Разве даже Убары не уступали улыбке кейджеры? Я могла бы вдоволь дразнить и мучить его, если сумею с умом распорядиться выпавшим мне шансом. Пока я ему не принадлежала, я могла насладиться своей маленькой местью этому несчастному тарску. Правда, мне то и дело приходилось напоминать себе, что я презирала и ненавидела его. Я была уверена, что у меня могло получиться заставить его страдать. И одновременно, я задавала себе вопрос, каково бы это могло быть, почувствовать его браслеты на своих запястьях. Если бы он оказался достаточно любезен, сковать мои руки спереди, то, когда никого не было бы поблизости, я могла бы поднять их к своим губам и поцеловать наручники.

Странно, думала я, что женщина сама может захотеть принадлежать, причём до полной беспомощности.

— Эй, девка, — позвал он меня.

— Господин? — откликнулась я.

— Здесь спереди светлее, воздух свежее и не так пыльно.

Вокруг раскинулась красивая местность, главным образом равнинная, поросшая разнотравьем. Дорога бежала вперёд, протянувшись блестящей линией между холмами. Спереди доносился грохот больших колёса первого фургона, в котором ехала Леди Бина и, возможно, Лорд Грендель. Дорога, как мне объяснили, была сложена из плотно подогнанных каменных блоков, уложенных в несколько слоёв на глубину нескольких футов. Как и Виктэль Ария, эта дорога была построена не на годы или десятилетия, а на столетия и даже тысячелетия.

— С разрешения Господина, — проворчала я, — я останусь здесь.

Он только пожал плечами, наклонился и, протянув руку в сторону, куда-то перед фургонным ящиком, поднял плотно свёрнутое одеяло. Мое тело затекло и саднило, так что, ничего удивительного, что я с жадностью уставилась на этот свёрток. Мужчина положил одеяло в кузов фургона, справа от центрального стержня, прямо у переднего борта, а затем отвернулся и стал смотреть вперёд.

Аккуратно свёрнутое одеяло осталось лежать там, где он его оставил.

Почему он не бросил его мне? Боюсь, что я знала ответ.

— Ой! — вскрикнула я, поскольку фургон неожиданно тряхнуло.

Веннская дорога довольно ровная, но даже на ней есть неровности, попадаются и колдобины. В действительности, за долгие годы колёса бесчисленных фургонов проточили в её поверхности неглубокие колеи. Колесо может соскользнуть в такую колею, или выехать из неё. Также, размягчение почвы после дождей, движение слоёв земли вследствие наклона, выветривания, изменений температуры и тому подобных явлений, могут привести к смещению одного камня относительно другого.

Я оставила задок и осторожно поползла вперёд, скобля цепью по деревянному полу и металлическому стержню.

Наконец, я схватила одеяло и расселила его под собой. Это было всего лишь одно одеяло, но как я была ему рада! Я не забрала его к заднему борту фургона, поскольку казалось ясным, что оно предназначалось для того, чтобы заманить меня к передку фургона, если я захочу получить комфорт этого одеяла. Теперь я оказалась близко к нему настолько, что он мог, повернувшись, дотронуться до меня. Но он этого не сделал.

Это что же, я была не достаточно приятной и привлекательной для него? Почему он не протянул руку и потрогал меня? Что ему стоило? Он что, забыл, что я рабыня?

— Рабыня благодарна за одеяло, — сказала я.

— Только что прошёл дождь, — сообщил кузнец.

Это я знала и без него. Об этом мне рассказала лёгкая скороговорка капель то брезенту тента. Материя потемнела, но, плотно сотканная, не протекла.

— Думаю, позже дождь пойдёт снова, — предположил он.

— Возможно, — поддержала разговор я.

— Ночью тоже был дождь, — добавил мужчина.

— Да, — кивнула я.

— А утром, — продолжил он, — у края лагеря я видел странные следы. Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Нет, — ответила я.

Откуда мне знать, какие животные могли бродить вокруг лагеря? Я подозревала, конечно, что это могли быть отпечатки лап Лорда Гренделя или его товарища, слепого кюра.

— Возможно, у тебя есть предположения? — предположил мой собеседник.

— Любопытство, — решила напомнить я, — не подобает кейджере.

Разумеется, он видел слепого кюра на рынке Цестия, хотя я сомневалась, что кузнец понял, что зверь был слепым. Раз уж он присоединился к отряду, то он вполне мог знать о присутствии в фургонах одного или обоих кюров, но, по-видимому, как и остальные, он считал их своего рода домашними животными, дрессированными для охраны. Я сомневалась, что он готов был признать их разумными существами, пусть ужасной, но разумной формой жизни.

Честно говоря, у меня возник вопрос, не проверял ли он меня? Само собой, он знал, что мне было известно о существовании этих существ, как минимум с той памятной ночи на рынке Цестия.

Я предположила, что по неосторожности сообщила ему то, что он хотел знать, что фургоны, задействованные в этом таинственном путешествии, могли скрывать в своём чреве секретных жителей, о которых я и другие, не должны были говорить, жителей, которых, вследствие их необычной природы, лучше всего было скрывать от внимания окружающих.

— Завтра, мы должны добраться до Венны, — сообщил мне мужчина. — Ты когда-нибудь бывала в Венне?

— Нет, — мотнула я головой.

— Вот и я тоже, — сказал он. — Ты готовить умеешь?

— Я же не кухонная рабыня, — возмутилась я.

— А какая Ты рабыня? — уточнил он.

— Я — рабыня женщины, — ответила я.

— А должны бы быть рабыней мужчины, — хмыкнул кузнец.

— Какой рабыней мужчины? — полюбопытствовала я.

— У тебя формы рабыни для удовольствий, — пояснил он.

— О-о, — протянула я.

— Ты горячая? — вдруг спросил мужчина.

— Возможно, Господин не забыл о Шести Мостах.

— О да, я помню, как Ты, словно жалкий маленький кусок рабского мяса, просила купить тебя.

Я промолчала. Как он унизил меня! Как я ненавидела это животное!

Но также я знала и то, что была рабыней, нуждающейся в господине. Каково было бы, задавала я сама себе вопрос, быть его рабыней? Можно было не сомневаться, что я была бы ему превосходной рабыней. Уж он бы проследил за этим.

— Держу пари, — усмехнулся он, — после ена в моих руках, Ты будешь дрыгать ногами, извиваться и стенать, прося и большем.

— Я теперь сильнее, — заявила я.

— Как раз наоборот, — отмахнулся мужчина, — Ты теперь стала слабее, а вот потребности твои выросли, и чем дольше Ты будешь в неволе, тем глубже будет этот процесс.

Я боялась, что в его словах было зерно истины, не случайно ведь рабыни нуждаются в своих рабовладельцах.

— Я — свободная женщина, — попыталась настаивать я, — которой просто не повезло оказаться в ошейнике.

— Э нет, — протянул он, — Ты точно рабыня.

— Ох, — только и смогла вздохнуть я.

— И Ты никогда не была свободной женщиной, — заверил меня он. — Ты всегда была рабыней, хотя, возможно, не всегда в ошейнике.

— Я поняла, — буркнула я, про себя признавая его правоту и вспоминая, как часто ощущала это, даже в те времена, когда я была маленькой девочкой.

— У Шести Мостов я проверил твои губы, — сказал мой собеседник. — Это губы шлюхи, рабыни, куска никчёмного, переполненного потребностями рабского мяса.

— Я поняла.

Трудно было забыть, как бы это для меня не было оскорбительно, как он возбудил меня, и как глубоко, быстро и легко он это сделал. Но я рабыня, и я была неспособна что-либо поделать с этим, даже если бы я очень захотела сопротивляться этому.

— Тебе повезло, — сказал кузнец, — что тебя нашли в твоём варварском мире, поймали и доставили на рынки Гора. В противном случае Ты, скорее всего, никогда бы не осуществила своё неотъемлемое право, наследие и судьбу женщины, быть рабыней, принадлежать и подчиняться.

— Вероятно, Вы уверены, что все женщины — рабыни, — проворчала я.

— Само собой, — кивнул мужчина.

— Но я не ваша рабыня, — напомнила я.

— Была бы моей, если бы я тебя купил, — пожал он плечами.

Некоторое время мы ехали молча, а потом он протянул руку влево, указывая на обочину, и пояснил:

— Пасанговый камень.

— Я не умею читать, — вздохнула я.

— Пятьдесят, — сообщил мне собеседник.

Вдоль Веннской дороги, соединяющей Ар с Венной, выкопаны колодцы, обычно расположенные через каждые десять или двадцать пасангов. Иногда попадаются постоялые дворы или оборудованные площадки, на которых удобно встать лагерем.

— Пятьдесят пасангов это до Венны? — уточнила я.

— Да, — кивнул мужчина.

— Значит, на эту ночь мы встанем лагерем, — заключила я.

— Верно, — подтвердил мой собеседник, — через ан или около того.

— Насколько я понимаю, меня поручили под вашу ответственность, — заметила я.

— Правильно понимаешь, — кивнул он.

— А Вы позволите мне покинуть фургон? — поинтересовалась я.

— Конечно, — ответил кузнец.

— А когда я буду вне фургона, Вы снимете с меня кандалы? — спросила я.

— Нет, конечно, — мотнул он головой.

— Нет? — задохнулась я

— Нет, — отрезал мужчина. — И не стоит так напрягаться. Там будет много фургонов, и в них, несомненно, найдутся другие кейджеры, некоторые из которых будут закованы в куда более короткие цепи, чем те, которые носишь Ты.

— Короче, чем у меня? — переспросила я.

— Да, — подтвердил он.

— Почему? — полюбопытствовала я.

— По-видимому, потому что их расценивают как более ценный товар, — развёл руками кузнец.

— Понятно, — буркнула я.

— Одной цепью, пропущенной между их ногами и закреплённой к деревьям, можно приковать сразу всех. Тебя, кстати, тоже можно прикрепить к такой цепи.

— Моя Госпожа в таких лагерях обычно делает покупки, — поспешила я сменить тему.

— Я в курсе, — кивнул мужчина. — Я с фургонами с самого Ара.

— А для чего, — не удержалась я от любопытства.

— Меня наняли, и я взял деньги, — пожал он плечами.

— Но почему Вы решили взять деньги? — не отставала я.

— Решил, что было бы неплохо увидеть Венну, — ответил кузнец.

Мне с трудом удалось сдержать растягивающиеся в улыбке губы. Я подумала, что у меня могло бы получиться управлять им. Но тут же, я напомнила себя, что трудно будет управлять мужчиной, будучи закованной в цепи у его ног.

— Так Ты умеешь готовить или нет? — вернулся мой собеседник к своему прежнему вопросу.

— В моём прежнем мире я такими вещами не занималась, — заявила я.

— Но здесь, — усмехнулся мужчина, — тебе пришлось заниматься самыми непритязательными, самыми тривиальными и рабскими работами, причём выполнять их без сомнений и оговорок, послушно и отлично.

— Это точно, — вынуждена была согласиться я.

— Итак? — выжидающе уставился на меня он.

— Да, Господин, — ответила я. — Я могу готовить, но совсем немного. Меня кое-чему научили в работорговом доме Теналиона из Ара.

— Знаю я этот дом, — хмыкнул кузнец.

— В таком случае, Господин знает и о том, что там работают с самыми красивыми и ценными рабынями в Аре, — сказала я.

— Все дома этим занимаются, — пожал он плечами. — Но дом Теналиона также известен тем, что рассовывает самых дешёвых тарскоматок по мелким рынкам, чтобы быстро и дёшево сбыть их с рук. Некоторых даже в районе Метеллан.

— Знаю, — проворчала я, вспомнив тесную клетушку с решёткой, выходившей на рыночную площадь, сквозь прутья которой меня, вместе с другими девушками, словно товар, выставленный на продажу, публично демонстрировали прохожим, и как затем меня продавали с маленькой цементной платформы.

— Я вот подумываю о том, чтобы сегодня вечером поручить тебе приготовить для меня ужин, — сообщил он. — Как Ты думаешь, у тебя получится сделать что-то удобоваримое?

— Рабыня должна приложить силы, чтобы господин остался доволен, — сказал я.

— Ну, если я не останусь довольным, — усмехнулся мужчина, — тебя ждёт суровое наказание.

— Рабыня будет стараться изо всех сил, — поспешила заверить его я.

— А ясли я буду доволен, — добавил он, — я разрешу поесть тебе самой.

— Рабыня благодарна, — буркнула я.

— Что бы Ты предпочла, — поинтересовался кузнец, — чтобы я бросил тебе еду на землю, или взять пищу с моей руки, стоя на коленях или на четвереньках?

— С руки Господина, — ответила я, раздражённо подумав, что он хорошо знает, как продемонстрировать женщине, что она — рабыня.

Мне вспомнился урок в доме Теналиона, на котором меня обучали таким вещам. Я тогда стояла на коленях, наклонялась вперёд, чтобы взять кусочек еды с ладони охранника, своей правой рукой сжимая левое запястье за спиной. Такими действиями легко можно распалить живот женщины.

— Господин? — окликнула я мужчину.

— Что? — отозвался тот.

— Я думаю, что моя туника лежит в фургонном ящике.

— И что? — осведомился он.

— Можно мне надеть её на то время, что я буду вне фургона? — спросила я.

— Ты просишь об этом? — уточнил кузнец.

— Да, Господин, — ответила я, — я прошу об этом.

— Ну вот и ладненько, — кивнул он.