Заговорщики Гора

Глава 46

Расстройство, ярость и гнев бежали по коридорам Пещеры.

Два кюра, которым было поручено казнить узника, Гренделя, исчезли. Позже их тела, брошенные на съедение рыскающим в окрестностях животным, были обнаружены около пепла оставленного костра. Естественно, было выдвинуто предположение, что узник, по-видимому, получивший чью-то поддержку, бежал. Вместе с ним пропали два топора и два комплекта сбруй. Дюжина вооруженных до зубов поисковых групп посланных вслед беглецу, в течение нескольких дней прочёсывали округу. Некоторые из них, меньшие и более мобильные, прошли четверть пути до Акведукской дороги. Но затем задули холодные ветры, принесшие стужу и первый снег, засвистели среди гор метели, заметая перевалы, и поисковые партии поспешили возвратиться обратно. Никаких следов сбежавшего узника или тех, кто ему помогал, обнаружить так и не удалось. Так что в Пещере предпочли думать, что беглецы, плохо вооруженные и не имеющие с собой продовольствия, скорее всего, потерялись, заблудились и погибли где-то посреди Волтая.

Ночью, после освобождения Гренделя, под покровом темноты я подползла к большим дверям и стала ждать там, прижимаясь спиной к стене.

Возможно, если бы не слова Гренделя о том, что моему возвращению в Пещеру поспособствует Терезий, я бы уже в первом ане попыталась проскочить в двери, скорее всего попав в лапы часовых. А так я ждала того момента, который мог бы стать «подходящим» для входа в Пещеру. Думаю именно поэтому я не забежала внутрь, когда приблизительно в двадцати ярдах от меня, в темноте я, скорее почувствовала, чем увидела движение большого, извилистого тела. Таким большим, и двигающимся таким способом, в этой местности мог быть только ларл. Мне вспомнилось, что недалеко отсюда, в длинном, опасном, извивающемся проходе, я видела именно такого зверя, когда лежала на руках Терезия, нёсшего меня к выходу на широкий, скалистый склон. Тот ларл ещё поднял голову и вперил в нас свой удивлённый взгляд. Терезий знал о его присутствии, но практически никак на это не отреагировал. Ларл тоже не стал преследовать нас. Я предположила, что он просо не был голоден. Позже, в ночь моего возвращения в Пещеру, я узнала, что между этими двумя существовали некие отношения, хотя в то время мне был совершенно не понятен их характер. В любом случае, пока я вжималась в стены, боясь даже пошевелиться, зверь проскользнул мимо, двигаясь именно туда, где в нескольких ярдах правее меня находился вход в Пещеру. Он уже был практически напротив двери, когда прозвучал сигнал тревоги, и два кюр, подняв фонари, подбежали к порогу. Мгновением спустя к ним присоединилась другая пара кюров с копьями наперевес. После наступления темноты охрану удваивали. В свете фонарей глаза ларла сверкали как золотые монеты. Кюры начали размахивать своими фонарями. Их большие неуклюжие тени заметались на склоне. Другие часовые потрясали копьями и угрожающе подступали к ларлу, делая вид, что собираются напасть на него, но я отметила, что они не стремились удаляться от порога. Все четверо что-то кричали ларлу по-кюрски. Потом я услышала топот других ног, приближающийся к выходу. В общем шуме я различила даже голоса кейджер. Поскольку всё внимание часовых было отвлечено на ларла, мне удалось незамеченной миновать дверной проём. Оказавшись в Пещере, я немедленно попала в объятия Джейн и Евы. Здесь были и другие кейджеры. Один из кюров, по-видимому, пришедший к дверям по сигналу тревоги, окинул нас пристальным взглядом, но я была неотличима от других. Выглянув наружу, я увидела, как ларл, словно раздосадованный сорвавшейся охотой, уходил в темноту.

— Мы так боялись, — сказала Джейн.

— Ты вся дрожишь, — забеспокоилась Ева. — Ты, наверное, дико замёрзла.

— Что Вы здесь делаете? — со страхом спросила я. — Ведь время закрытия клеток давно миновало.

— Не бери в голову, — отмахнулась Джейн. — Мы уговорили Хлою. Взгляни на наши бёдра.

— Вас зарезервировали на ночь? — уточнила я.

— Выглядит именно так, — улыбнулась Ева.

— На моём бедре, — сообщила Джейн, — написано, что на эту ночь меня зарезервировал Астринакс.

— И на моём — имя Господина Лика, — похвасталась Ева.

— Хлоя! — шёпотом позвала Джейн, и та тут же оказалась рядом с нами.

— Я отмечу твоё бедро, варварка, — объявила Хлоя. — Кого я должна указать, как зарезервировавшего тебя на эту ночь?

— Десмонда из Харфакса, — разумеется, ответила я.

Как я уже упоминала, после мятежа Луция в рутине Пещеры произошли определённые изменения. Самыми заметными для людей были три. Во-первых, значительно сократилось число показов, обычно церемониальных, таинственного контейнера, в котором, как обычно полагали, содержались сокровища, наиболее вероятно алмазы, но который, как понимали некоторые из нас, имел какое-то отношение к персоне самого Агамемнона. Во-вторых, человеческий контингент Пещеры был разоружён, что сильно обеспокоило мужчин. Либо Ты владеешь оружием, либо становишься мишенью для оружия другого. Тираны предпочитают править безоружными. Это — первый явный шаг к закабалению граждан. Веррами править легче, чем ларлами. Конечно, кейджеры не являются целями для оружия. Их удел — плеть. В-третьих, меры безопасности в Пещере были усилены. Охрана больших дверей и патрулирование коридоров было возложено на кюров. Второе и третье из этих изменений и так были достаточно деспотичными, но после побега Гренделя всё только ухудшилось. Передвижения свободных людей и многих кюров теперь стали предметом для расследования и наблюдения, мало чем отличавшегося от присмотра за рабынями. Во многих случаях вёлся учёт, выдавались разрешения, требовалось отмечаться и сообщать о времени. Трудно сказать, были ли эти ограничения разумны и оправданы с точки зрения интеллекта, имевшегося у Агамемнона и его правящего круга, или были плодами его беспочвенных подозрений, которые в конечном итоге, ведут во тьму самоубийственного безумия. Я предполагала, что много имело отношение к памяти о мятеже Луция, который, очевидно, был столь же неожиданным как для Агамемнона и его сторонников, так и для человеческой части контингента Пещеры. Лично я полагала, что Агамемнон, беспомощный и зависимый в своём металлическом логове, оставшись без мобильного, годного для использования тела, уже не знал, кому он мог доверять, и до какой степени. Вот Луцию он доверял, причём настолько, что многие принимали его за главного в Пещере. Кто ещё мог оказаться нелояльным? Кто ещё в глубине сердца мог бы лелеять мысли о предательстве? Кроме того, его планы были, если не нарушены, то серьёзно отсрочены тем, что с его точки зрения, по-видимому, воспринималось как отступничество Гренделя. К тому же, погиб Грендель в Волтае или нет, наверняка известно не было. Я предположила, что ум, столь могущественный и честолюбивый, каким славился Агамемнон, наполненный видениями грандиозных предприятий, разбитый его зависимостью и ограничениями, столкнувшись с переменами, мешающими его проектам, мог скатиться к нелогичности, мог соскользнуть в безумие.

В любом случае казалось ясным, что небольшой группе решительных мужчин, сколоченной Десмондом из Харфакса, грозила серьёзная опасность. Любой из мужчин, присутствовавших в той комнате во время собрания, теперь сольно рисковал. К тому же, как в сложившихся обстоятельствах можно было продолжать свою деятельность, встречаться и строить планы? Как можно было связаться с другими? Не исключено, что даже столь невинная вещица, как колода карт могла стать поводом для подозрений и расследования. Как можно было бы принять кого-то в свои ряды? Да и кто при таких условиях согласится присоединиться к столь рискованному предприятию? Даже двое беседующих мужчин теперь привлекали внимание. От троих могли потребовать объяснений. Были заперты все незанятые комнаты. Все перемещения записывались с указанием времени. Как при таких условиях можно было бы собрать и сохранить одежду и продукты? Как в сложившейся ситуации можно было организовать побег? Но Паузаний успел отбыть за несколько дней до этого. А Гор должен быть предупреждён. Время снегопадов приближалось неотвратимо. Ещё немного и зима закрыла бы проходы, тропы и перевалы Волтая.

В течение дня мы, кейджеры, работали, а на ночь нас запирали в клетках. На наших бёдрах больше никто не мог оставить отметку. Даже я чувствовала себя не в своей тарелке, хотя мои рабские огни ещё не начали бушевать, как это было у нескольких из моих сестёр по цепи. Однако на основе моих собственных ощущений, я могла начать подозревать то, что сделали с ними мужчины. Некоторые по ночам начинали стонать и царапать пол в своих клетках. В доме Теналиона я узнала, что в течение четырёх или пяти дней перед продажей рабыне, как правило, отказывали в сексе, чтобы она предстала перед покупателями в наиболее переполненном потребностями состоянии. Я слышала, что некоторые продаваемые кейджеры корчились прямо на сцене торгов, умоляя их купить. Других приходилось приковывать цепью к кольцу, чтобы они не спрыгнули со сцены во время аукциона, чтобы броситься на живот перед тем или иным товарищем и, прижимаясь губами к его сандалиям или ботинкам, предлагать себя в качестве покупки. Иная девушка могла бы симулировать гордость, отчуждённость или фригидность, но аукционист, позволив ей какое-то время поддерживать этот обман, берёт её в свои руки, и вскоре после этого она, поначалу, может быть, даже протестуя, в конечном итоге начинает корчиться и вскрикивать, показывая, и себе, и покупателям, себя той, кто она есть на самом деле, то есть женщиной. А потом, лёжа в ногах аукциониста, она слушает предложения цены на себя. Теперь она понимает, что она не та женщина, которой она сама себя считала до сего момента. Теперь она понимает, что она — принадлежит к тому виду женщин, чьё место у рабского кольца.

Мужчины, конечно, негодовали из-за такого ограничения. В меня не было никаких сомнений, что со временем многие из них будут напряжены настолько, что станут попросту опасными. Гореанские мужчины склонны быть сильными, энергичными, честолюбивыми, нетерпеливыми, агрессивными и сексуально озабоченными. Часто единственным, что стояло между гореанской свободной женщиной и цепью, была честь и ничего больше. Конечно, потребности таких мужчин, зачастую игнорируемые, и возможно даже не понимаемые гореанскими свободными женщинами, по крайней мере, в том, что касается их интенсивности, легко успокаивались присутствием в их среде кейджер, доступных на рынках, рабских домах, тавернах и тому подобных заведениях. Мужчина, сексуальные потребности которого полностью удовлетворены, склонен быть довольным, а тот, кто доволен, обычно счастлив, а у того, кто счастлив, обычно не возникает потребности разрушить общество, в котором он живёт, причинять другим боль или охотиться на своих товарищей. Лично я не сомневаюсь, что присутствие кейджер в гореанском обществе во многом объясняется не только его естественностью, поскольку мужчины желают рабынь, а рабыни жаждут хозяев, но также и его общей гармонией, безопасностью и стабильностью.

Также, у меня немного сомнений, что кейджеры, наряду с живописными зданиями и высокими мостами, просторными парками и широкими бульварами, придают Гору особый шарм. Полюбуйтесь на неё, прекрасную, полураздетую и изящную, несущую покупки из магазина, спешащую в дом её владельца! Она сияет. Она принадлежит. Надо ли удивляться тому, что многие города, гордятся не только силой своих тягловых тарларионов и выносливостью верховых, стремительностью кайил, упорством и мастерством охотничьих слинов, но считают поводом для гордости красоту своих рабынь. Когда в городе находятся иностранные послы, рабовладельцев особенно поощряют выставлять напоказ своих рабынь. А когда прибывает посольство из вражеского города, банкеты, даваемые по этому поводу, почти всегда обслуживаются обнажёнными рабынями. Например, если представители Трева посетят Ар, на банкете организованном ими, блюда почти наверняка будут подавать раздетые женщины, когда-то бывшие гражданками Ара, теперь носящими ошейники мужчина Трева. Такая любезность, само собой, будет возвращена, если послы из Ара решат посетить Трев, где свободных мужчин Трева будут обслуживать бывшие свободные женщины их же города, а ныне рабыни граждан Ара. Это не столь уж оскорбительно, как об этом можно было бы подумать, поскольку гореанские мужчины в массе своей считают, что женщины — это женщины, а рабыни — это рабыни. Какое это имеет значение, в каком городе женщина носит свой ошейник? Она — рабыня, и этим всё сказано.

Меня, как представительницу иного мира, сильно отличающегося от вашего, более серого и мрачного, более густонаселённого и загрязнённого мира, мира толпы и гомогенизированного человечества, мира, в котором превосходство, если о нём подозреваешь, следует скрывать, мира хитрости и жадности, зависти и двуличности, ненависти и фанатизма, мира чуждого чести, мира без Домашних Камней, очень впечатлило то, что гореане гордятся личностью и достижениями. Здесь ценят человеческие достоинства, при условии, что они честно заработаны и ими правильно распоряжаются. Гореане опасаются Царствующих Жрецов, но в целом оставляют их их устройствам в Сардаре. Пусть боги живут своей жизнью, а люди своей.

Я была уверена, что кюры не понимали возможных последствий, которые мог вызвать отказ гореанским мужчинам в доступе к кейджерам, мужчин, приученных почти от самой церемонии принятия гражданства, когда им позволяют подержать и поцеловать Домашний Камень, к наличию таких удобств, недорогих и доступных.

Однажды, поздно ночью, четверо мужчин, подсвечивая себе путь фонарём, ворвались в помещение рабынь. Они трясли клетки, пытались взломать замки, растягивали прутья, но, не имея инструментов, так и не смогли добраться до их содержимого. Некоторые из девушек тянули руки сквозь прутья или прижимали лица к решёткам, покрывали поцелуями руки мужчин, растягивающих прутья, но даже сила их поцелуев не помогла тем справиться с неподатливой сталью. Я же, когда мужчины просунули руки внутрь моей клетки, отпрянула к дальней стене и сжалась в комок, стараясь сделаться как можно меньше. У меня даже синяки остались на лодыжке и запястье, в тех местах, где их схватили, и ссадина на левой щеке, когда меня за волосы подтянули и прижали к решётке. Но потом в помещение ворвались кюры, и мужчины сбежали. Правда, двоих всё же схватили и подвергли наказанию кнутом, ужасной змеёй. К счастью, никто не умер.

— Кейджеры, — позвала Нора, — подойдите ко мне.

Мы поспешили подбежать к ней и встали на колени. Она только что вернулась в помещение рабынь.

— Дела снаружи идут всё хуже, — начала девушка. — Боюсь, что теперь мы в безопасности, если здесь вообще можно говорить о какой-то безопасности, только пока заперты в наших клетках. Между людьми и зверями возникла серьёзная напряжённость. Никого пока не убили, но это только потому, что у мужчин нет оружия. Они в открытую оскорбляют кюров. К счастью, звери в большинстве случаев, если что и понимают, то это раздражение людей и их недовольство. Иначе много голов уже было бы оторвано от плеч. Тем не менее, некоторые из мужчин уже поплатились сломанными руками и ногами, а кого-то толкнули так, что он разбился об стену. Люди ропщут. Боюсь, что животные не понимают, что происходит на самом деле. Им невдомёк, что мужчины оголодали, но речь идёт не о еде, а о рабынях. Они морят мужчин сексуальным голодом, да и рабынь тоже. Это наказание исходит от высокопоставленных кюров, носящих золотые цепи. Кстати, ограничения и запреты затрагивают и самих зверей. Всё началось кюра золотой цепи Луция, а теперь ещё и сбежал узник, которого должны были казнить, и вне Пещеры нашли тела двух убитых кюров. Естественно, возникло подозрение, что имел место сговор. Был ли побег организован? Остались ли в Пещере предатели? Кажется, что страдать должны все. Эла! Большую часть того, о чём я говорила, вы и так знаете. Но теперь я расскажу вам ещё более ужасные новости.

— Госпожа? — окликнула Хлоя Нору, которая, казалось, не решалась продолжить.

Она опасливо озиралась вокруг себя, словно боясь, что стены могут подслушать, и рассказать о том, что они услышали.

— Пожалуйста, Госпожа, — попросила Джейн.

— Говорят, — наконец, собралась с духом Нора, — что люди в Пещере организовали заговор, чтобы мешать планам наших мохнатых хозяев.

Внезапно меня охватил страх.

— О его существовании высокопоставленные кюры подозревали давно, — продолжила она. — Говорят, они даже рассматривали возможность казни нескольких случайно выбранных мужчин.

— Могу ли я говорить, Госпожа? — поинтересовалась я.

— Вы все, когда мы одни, — ответила Нора, — имеете разрешение на это.

Мне вспомнилось, что Нора не была столь щедра прежде, до того, как оказалась у рабского кольца Клеомена. Попав в цепи, многие женщины становятся мягче и лучше. Трудно быть искусственной на цепи мужчины.

— Что изменилось теперь? — спросила я. — Почему Вы говорите, что такой заговор существует?

— Нашёлся информатор, — сообщила она.

У многих из нас перехватило дыхание.

— Похоже, давление стало невыносимым, — продолжила Нора. — Слежка всё плотнее. Ничто не могло бы избежать бдительного ока, известным становилось малейшее движение, каждый шаг, вдох или слово. Никто не знает, сколько уже было известно золотым цепям. Возможно, сети были поставлены уже давно. Возможно, петля неуклонно затягивалась. Должно быть, кому-то показалось это только вопрос времени, и возможно, времени очень недолгого, прежде чем заговор будет раскрыт, а его участники известны. Кому-то должна была прийти в голову мысль о том, чтобы спасти себя за счёт других.

— И кто же этот информатор? — полюбопытствовала Джейн.

— Десмонд, — ответила Нора. — Десмонд из Харфакса.

— Нет! — вырвался у меня отчаянный крик.

— Кажется, это так, — вздохнула Нора.

— Это не может быть! — воскликнула я.

— Именно его имя называют все, — развела руками Нора.

В памяти у меня до сих пор звучали его слова, что он когда-то сказал мне: «Я знаю только способ, как, по крайней мере, один может выжить». «Как?» — спросила я. «Предав остальных», — мрачно усмехнулся Десмонд из Харфакса.