Врач из будущего. Подвиг

Глава 22 Интерлюдия Алексей Морозов — Лешка. Ростки из котла

13 июля 1941 года, 03:00. Глухой лесной массив в 15 км западнее Бреста.

Тишина здесь была иной непривычной, не белостокской перед рассветом. Да и не может тишина гудеть от гула работы тысяч людей, а эта была иной, глухой, лесной, живой тишиной. Полковник Носов, скинув с себя на минуту груз командования, стоял, прислонившись к стволу вековой сосны, и слушал. Слушал не тишину, а то, что было за ней — далёкий, едва уловимый, но никогда не стихающий гул. То была канонада под Брестом. Музыка осады, знакомый аккомпанемент к его собственным мыслям.

Его люди, все четыре тысячи триста сабель, стояли держа на привязи среди деревьев своих коней. Многие — дремали, прислонясь к сёдлам, обняв стволы пулемётов ДП, поставленных на сошки. Они не выглядели героями. Выглядели они как огромный, усталый, смертельно опасный зверь, прилёгший перед последним прыжком.

«Последний приказ, — думал Носов, глядя на тёмные силуэты. — Всё, что мы могли сделать для Белостока — сделали. Теперь — для них. Для тех, кто держится там, в каменных стенах».

Приказ Морозова был коротким, как удар клинка: «Носов. Ваша задача — Брест. Прорвать кольцо, дать им глоток воздуха, отдать всё, что можем. А потом — уходите. Вы нужны Родине живыми, режьте их тылы, пока хватит сил. За нас… За всех нас…»

И они собрали всё, что могли унести. Не по штатам РККА. По принципу Морозова. Каждая лошадь стала вьючным животным. Ящики с патронами к ДП и ППШ, гранатами мешками будто картошка (две противотанковые, две «лимонки» на брата для кавалеристов), мешки с медикаментами в водонепроницаемой упаковке, длинные, злые трубы противотанковых ружей в чехлах. И отдельно, на самых выносливых конях — взрывчатка. Не жалкие килограммы — десятки килограммов. Для колодцев, для ДОТов, для последних сюрпризов.

Они шли лесами, как тени, не вступая в бой. Впереди — разведчики на самых быстрых конях, выискивающие пути в обход дорог и деревень. Носов вёл не кавалерию. Он вёл караван смерти и надежды, и каждый в этом караване знал, что назад дороги нет.

04:30. В двух километрах от немецких тыловых позиций.

Лошадей оставили в лощине под усиленной охраной. Теперь они были пехотой. Но пехотой особой — каждый второй нёс на плече ручной пулемёт, за поясами у всех были гранаты, а за спинами болтались длинные стволы ПТР.

Носов собрал командиров полков. Карты уже были не нужны. Они знали план наизусть.

— По данным разведки, — его голос был хриплым шёпотом, — основные позиции артиллерии и тяжёлых миномётов — вот здесь, на опушке. Окопы — вперёд, к крепости. Тылы — здесь. Охрана — посты через каждые двести метров. Слабая охрана товарищи.

Он ткнул пальцем в условный центр немецкого расположения.

— Мы бьём сюда. Тремя клиньями. Первый и второй полки — на орудия и тылы. Мой полк — прямиком к Восточным воротам, оттуда смогут выйти наши из крепости. Задача — не завязывать длительный бой. Создать панику, пробить коридор, передать груз, забрать людей и уходить. По сигналу «Снегурочка» — общий отход на север, к точке «Ёлка». Вопросы?

Вопросов не было. Только в глазах горело то, что заменяло теперь сон и отдых — холодная, отточенная ярость.

05:00. Рассвет.

Небо на востоке только начало светлеть, когда тишину разорвал не крик, а рёв. Это заговорили не десятки, а сотни ротных минометов и пулемётов ДП, внезапно оживших на опушке леса. Трассирующие струи, сливаясь, плюнули в предрассветные сумерки сплошным огненным ливнем. Это был не прицельный огонь. Это была зачистка площади. Свинцовый ураган прошёлся по палаткам, повозкам, кухням, машинам связи в немецком тылу.

А потом из леса вырвалось это.

Не строй, а живая, разъярённая лава. Они не бежали не с криком «ура», а с низким, звериным гулом, первые ряды скакали на лошадях, а сзади цепи пехоты. Первые цепи, не останавливаясь, швыряли гранаты в сторону любых скоплений, любых силуэтов. Немцы в тыловых частях просыпались в аду. Крики «Партизанен!» тонули в сплошном треске автоматных очередей и разрывах.

Ударная группа Носова, под прикрытием этого огневого вала, рванула вперёд, к артиллерийским позициям. Здесь уже была не беготня, а работа. Всадники (те, что остались на конях для этого удара) врубались на позиции, где орудийная прислуга в панике хваталась за карабины. Сабли и приклады работали быстро, молчаливо, страшно. А следом бежали бойцы с гранатами РГД. Они не стреляли по орудиям. Они забрасывали гранаты в стволы. Глухие взрывы изнутри, лопнувшие, как перезревшие плоды, стальные стволы — и батарея замолкала навсегда.

А у Восточных ворот, где немецкие пулемётные гнёзда были развёрнуты внутрь крепости, творилось невообразимое. Пулемётчики, услышав стрельбу и взрывы в тылу, метались, пытаясь понять, куда стрелять. И тут на них свалилось самое страшное — огонь с двух сторон. Из крепости, понявшей, что происходит, ударили все, кто мог держать оружие. А с тыла на них уже летели гранаты и строчили ППШ и пулёметы группы прорыва Носова.

Коридор был пробит за десять минут, которые показались вечностью.

И тут началось второе действо. Из проломов и ворот крепости хлынули люди. Не солдаты — измождённые, закопчённые, но с горящими глазами бойцы тащили детей. Маленьких, испуганных, замотанных в тряпьё. Женщин, которые не плакали, а сжимали в руках узлы с немудрёным скарбом. Носов кричал комиссару крепости, перекрывая грохот:

— Раненых не сможем! Забираем детей, женщин! Вы это — берите!

«Это» — были ящики. С патронами к доставленным в крепость ПТР, бывшей польской армии, что изъяли со складов Белостока. Была и взрывчатка, медикаменты, которых в крепости почти уже не было. Множество еды, крупы, тушенка…

Работа закипела сама собой. Бойцы Носова хватали детей, сажали к себе в сёдла на запасных лошадей, выдавали ящики. Всё происходило в чудовищном, но организованном хаосе. Немцы, опомнившись, пытались контратаковать, но их встречали шквальным огнём пулемётчиков, оставшихся на флангах прорыва.

Носов, стоя под самыми стенами, смотрел, как мимо него проносят последнего, кричащего мальчонку. Он поймал взгляд комиссара.

— Дальше держитесь! — крикнул он.

— С вашим подарком — обязательно! — тот крикнул в ответ и исчез в дыму, уводя своих бойцов обратно в крепость.

Сигнальная ракета — "«Снегурочка» — взвилась в светлеющее небо.

Отход был страшнее атаки. Теперь немцы понимали, что происходит, и бросали в бой всё, что было под рукой. Мотоциклисты, бронеавтомобили. Но уходящая кавалерия была не лёгкой добычей. Это была дикобраз, отступающий задом наперёд и стреляющий иглами. Арьергардные группы, усеянные пулемётами ДП, отсекали преследователей короткими, яростными очередями. Гранатомётчики встречали броневики «гостинцами» забрасывая РПГ-40. Они не побежали. Они отползали, огрызаясь, оставляя после себя горы немецких трупов и уничтоженной техники.

07:30. Глубина Беловежской пущи.

Тишина снова накрыла их, но теперь она была густой, как бульон, замешанный на порохе, поте, крови и детском плаче. Они вышли. Не все. По спискам, которые Носов приказал составить тут же, не досчитались около шестисот человек. Но они вышли. И вывели с собой триста семьдесят восемь детей и женщин. И вынесли крепость ПТР, боеприпасы, медикаменты и взрывчатку. Откуда это мог знать полковник Морозов? Не понятно, но в крепости страдали от недостатка воды, а взрывчатка позволит защитникам пробить колодцы, воды будет достаточно, хоть купайся, рядом Буг. ПТР не позволят использовать внутри крепости бронетехнику безнаказанно. Минимум подобьют гусеницу, а затем забросают гранатами или бутылками зажигательной смесью.

Они разбили лагерь у заранее подготовленных тайников. Детей укутали в брезент, накормили тушёнкой из белостокских складов. Раненых перевязали, бинтов и медикаментов было очень много. Об этом тоже позаботился Лешка. Если из крепости кавалеристы Носова уходили «налегке» увозя на конях лишь женщин и детей, то на лесных складах, что велел организовать молодой полковник было все… Все что нужно для новой «партизанской армии» в Беловежской пуще. Даже запасы соли, обо всем подумал Лешка…

Носов обошёл лагерь. Он смотрел на своих бойцов, которые, скинув стальные каски, уже кормили лошадей, чистили оружие, варили чай. Он смотрел на женщин, укачивающих своих детей, на бойца, который отдал свой кусок сахара маленькой девочке.

Он подошёл к опушке, смотря на запад, откуда доносился теперь уже далёкий, но неумолчный грохот — шёл бой за Белосток. Последний бой.

Он не знал, жив ли Морозов. Но он знал теперь другое. Воля полковника не погибнет в том котле. Она разделилась. Часть её осталась в стенах Брестской крепости, получившей глоток воздуха и стальные зубы против танков. А другая часть — здесь, в лесу, в четырёх тысячах измученных, но не сломленных людей, в спасённых детях, в ящиках с патронами и в готовности решать любые, даже самые нерешаемые задачи. Как научил их воевать чекист Морозов.

Полковник Носов повернулся к лагерю. Его война не кончилась. Она только поменяла форму. Из обороны крепости она превратилась в партизанскую. И он знал, с чего начать. Завтра их первый партизанский отряд выйдет на охоту за немецким обозом. А пока — надо было хоронить своих и строить будущее в этом древнем, тёмном лесу, который теперь стал их новым домом и крепостью.

Он вздохнул, вдохнув запах хвои, дыма костров и свободы, купленной страшной ценой. Ценой, которую они все были готовы платить снова и снова. Пока не кончится война. Или они сами.

28 июля 1941 года. 04:30. Северо-восточный сектор обороны Белостока.

Рассвет на востоке был кроваво-красным, будто само небо истекало кровью, кровью пролитой за те самые две недели непрерывных боев. Две недели артобстрелов, авианалётов и непрерывных атак, две недели, когда город по кирпичику, по окопу терял свои передовые рубежи обороны. Но город — держался. Теперь немцы, посчитав, что гарнизон обескровлен, решились на решительный удар. Не армейская пехота. Честь и слава разгрома диких утерменшей досталась моторизованной дивизии СС «Дас Райх».

На наблюдательном пункте полковника Морозова, устроенном в подвале полуразрушенной водонапорной башни, стояла тишина, натянутая как струна. Сквозь амбразуру, заваленную мешками с песком, было видно серое предрассветное марево над полями. Там, в складках местности и в развалинах пригородных деревень, замерла стальная пружина «Дас Райх». Их знали. Фанатики, хорошо вооружённые, уверенные в себе — фанатики…

— По данным ночный разведки, — тихо доложил начальник разведки, капитан Корень, — на участке «Роща» сосредоточено до двух батальонов мотопехоты на бронетранспортёрах, не менее роты средних танков, вероятно, Pz.III и IV, и батарея штурмовых орудий. Пойдут на прорыв. Начало предположительно — с рассветом.

Морозов кивнул, на секунду оторвавшись от стереотрубы. Его лицо в слабом свете коптилки было похоже на маску из жёлтого воска. Под глазами — синие, ввалившиеся тени. Но глаза горели холодным, решительным огнём.

— Группа «Суслик» на позициях? — спросил он, не оборачиваясь.

— На позициях, товарищ полковник. Восемь установок, полный боекомплект, ждут команды.

— Расчёт предполагаемых потерь фритцев?

— При идеальном стечении… до сорока процентов живой силы на участке сосредоточения в первые минуты. За нас внезапность товарищ полковник.

Морозов отвернулся от трубы. Взгляд его упал на молодого связиста, который, бледный, сжимал в руках микрофон полевого телефона.

— Не бойся, немцам страшнее, — негромко сказал Лешка Морозов, и в его голосе вдруг прозвучала неожиданная, усталая теплота, на секунду он стал тем простым и веселым парнем из лаборатории. — Они сейчас у нас так испугаются, некоторые смертельно… Передай «Суслику»: цель — квадраты «К-1», «К-2», «К-3». Залп — по моей команде. А потом — бежать, пусть не геройствуют. Установки не трогать! Пусть фрицы тратят на них свои снаряды. Металлолома у нас много.

05:17. Первые лучи солнца коснулись верхушек сосен.

На немецких позициях зарычали моторы, заскрежетали гусеницы. Цепи пехотинцев в касках и в гимнастерках с закатанными рукавами поднялись из окопов. Это было красиво, чётко, по-немецки — волна черного сукна (форма СС черная) и стали, накатывающая на город. С советских передовых окопов, где залегли измотанные, но не сломленные стрелки, донёсся приглушённый крик командира: «Приготовиться!»

И в этот момент, когда первый немецкий танк выполз на открытую просеку, земля под Белостоком взревела.

Это был не звук. Это было физическое явление. Со стороны городских развалин, из-за груды кирпича и из провалов в земле, взметнулись десятки огненных хвостов. Они прочертили в рассветном небе короткие, яростные полосы и с воющим, разрывающим барабанные перепонки визгом устремились в небо, чтобы рухнуть вниз.

Ракеты РС-132, выпущенные с восьми кустарных установок, били не прицельно. Они накрывали по площадям. Квадрат 1000 на 1000 метров, где только что строилась в атакующие порядки гордость Рейха, превратился в ад.

Расчёт потерь:

Там, где секунду назад шли люди и техника, вздыбилась сплошная стена взрывов. 96 снарядов, каждый с почти килограммом тротила, рвались с интервалом в доли секунды. Эффект был ужасающим:

Пехота: Роты, попавшие в эпицентр, перестали существовать. До 180–200 человек убитыми и тяжелоранеными за 15 секунд. Выжившие, оглохшие, контуженные, в панике метались в дыму. Техника: 5–7 бронетранспортёров Sd.Kfz. 251, разорванные прямыми попаданиями. Два Pz.III с сорванными гусеницами и выведенными из строя экипажами пробоины в слабой верхней броне… Одно штурмовое орудие StuG III повреждено осколками, экипаж контужен. Второе замерло на месте с разорванными гусеницами. Главное — мораль: Атака «Дас Райх» была не просто надломлена. Она была ритуально уничтожена ещё до начала боя. В эфире стояла паника: «Raketen! Überall Raketen! Hölle!»(«Ракеты! Повсюду ракеты! Ад!»).

05:22. Контрудар.

Из-за дымовой завесы, поставленной миномётами, на позиции ошеломлённых эсэсовцев вышли не измученные пехотинцы, а стальной кулак Белостока.

Первая линия: Быстроходные БТ-7 (15 машин) на полном ходу, ведя огонь с ходу, врезались в разрозненные группы врага. За ними, цепляясь за броню, бежали автоматчики. Вторая линия, таран: Десять Т-34 с характерным рёвом дизелей и три тяжёлых КВ, чья броня не боялась ничего, что могло сейчас выстрелить в них, методично давили очаги сопротивления. Работа пехоты: Следом шли свежие, отдохнувшие в резерве батальоны их цель захватить новые позиции и сменить уставших братьев по оружию в окопах. Они не атаковали — они зачищали. Добивали уцелевших, захватывали в шоке пленных (человек 200, включая офицеров и унтеров), собирали трофейное оружие и, главное, давая возможность захватить бронетехнику врага. StuG III можно просто «переобуть» и бросить в бой, предварительно нарисовав ему красные звезды.

Немцы пятились, потом побежали. Организованное отступление быстро превратилось в паническое бегство. Полковник Морозов, наблюдая в стереотрубу, отдавал короткие, чёткие приказы:

— Капитану Ветрову (командир БТ): цель — отметка 72.4. Закрепиться, не дальше. Майору Орлову (командир группы Т-34/КВ): прикрыть левый фланг Ветрова, подавите вы уже проклятую батарею противника. Пехоте — окапываться на старых, наших, позициях. В глубину дальше пяти километров не лезть. Танки после выполнения задачи — отходить в тыл. Тягачи, «Комсомольцы» эвакуируем трофейную технику.

К 08:30 всё было кончено…

На участке прорыва «Дас Райх» царила тишина, нарушаемая лишь взрывами — это работали саперы Морозова. Советские войска заняли старую линию своих же окопов, отбитую немцами две недели назад. Глубина продвижения — 5–7 км, хоть полковник и приказывал, но сдержать наступление оказалось сложнее и было захвачено чуть больше территории, чем планировалось. Тактическая победа, полная тактическая победа.

На новых-старых позициях кипела работа. Пехотинцы с лопатами оживляли знакомые траншеи. Сапёры ставили мины перед передним краем…

Морозов приехал на передовую на своём командирством ФАИ. Он прошёл по траншее, посмотрел в бинокль на затихший, временно усмиренный запад. Рядом молоденький лейтенант, лицо в саже, не сдерживаясь, ухмылялся:

— Видели, товарищ полковник, как они бежали? Юберменши!

— Видел, — улыбнулся Лешка Морозов. — Теперь они знают о наших ракетах. Им будет страшнее, но они станут умнее и осторожнее. Запросят тяжёлую артиллерию. Постараются стереть нас с лица земли, не штурмуя.

— А мы? — Как-то растерянно и беспомощно спросил молоденький лейтенант.

— А что мы? Мы снова поломаем им планы.

— Есть поломать планы врагу! — Козырнул лейтенантик Лешке Морозову, вера в командира белостокской крепости была безгранична.

Полковник Морозов обернулся к офицерам своего штаба обороны.

— Это не победа. Это — передышка. Используйте её. Укрепите этот рубеж так, чтобы им стало страшно даже думать о нём. А про ракеты… — Он хитро, почти по-стариковски, прищурился. — Теперь мы сделаем им таких столько и таких «подарочков», что они будут им ночами сниться. Бутафорских, пусть тратят на них свои снаряды, на них, а не на наш город…