"Маяк только один" – 3. "Таможня дает добро"

VI

Стрелки наручных часов показывали шесть утра. Роман, поднятый с койки зычным рыком боцмана и частым, медным бряканьем рынды, торопливо натянул штаны и выскочил на палубу. Посетив установленную на полубаке парусиновую будку гальюна, он вскарабкался на салинг — так именовались перекрещенные брусья, с которых он ночью наблюдал за бухтой. Парохода на месте не оказалось, на его месте покачивалась в волнах покачивалась большая, рыжая от ржавчины бочка, за которой белели бакены «зоны прибытия». Дальше, километрах в полутора, Роман обнаружил ещё один составленный из бакенов круг. Пока он гадал, зачем он понадобился — дублёр первого, или что-то другое? — в круг зашло судно, длинный, очень низкий пароход с высокой, густо дымящей трубой, без мачт, с единственным большим гребным колесом на корме. Двигался пароход, как заметил Роман, точно по прямой, соединяющий круг и высящуюся на утёсе башенку маяка — и не успел молодой человек навести на него одолженный у Врунгеля бинокль, как судно исчезло в прозрачном вихре, оставив после себя лишь рябь на воде.

Что ж, теперь хотя бы стало ясно, куда деваются суда, прибывающие в бухту через «зону прибытия» — вот через этот самый круг они и уходят, спеша по своим делам в неведомые миры под неведомыми звёздами… Понаблюдав ещё с полчаса за «зоной отбытия» — за это время через неё прошли два парусника и нечто вроде грузовой баржи с рядами вёсел по бортам, — Роман спустился на палубу. Судовой колокол брякнул, подавая сигнал к приёму пищи, и он вдруг осознал, что проголодался, прямо как волк…

Если Роман рассчитывал, что Врунгель пригласит его завтракать в кают-компанию — то тут ему пришлось испытать разочарование. Вслед за матросами он спустился в кубрик. Гамаков там уже не было, вместо них с подволока (так называется потолок подпалубных помещений) свешивался на канатах длинный дощатый стол. Койки же сразу после побудки убрали в особые, устроенные вдоль бортов ячейки, именуемые «коечные сетки». Он осведомился у одного из матросов, зачем это нужно, ведь парусина за день наверняка пропитается влагой, и придётся спать на мокром? Ответ поверг его в недоумение — оказалось, что свёрнутые в тугие коконы койки призваны защищать людей на палубе от пуль и картечи. На вопрос — а что, тут и такое случается? — матрос поглядел на него странно и не ответил.

Беседовали они по-русски; матрос говорил с сильным акцентом, напоминающим выговор жителей Португалии. Роман собрался, было спросить, где тот научился говорить по-русски, но матрос дожидаться не стал — затянул узлы коечной сетки и порысил в кубрик, посоветовав собеседнику не зевать.

Совет был хорош — в этом Роман убедился, увидев, как торопливо соседи по столу вычерпывают из маленького горшочка масло. Густо-жёлтое, кажется топлёное, оно полагалось к каше, напоминающей овсянку, но с ореховым привкусом. Кроме горшочка, на столе имелась миска с колотым тёмно-бурым сахаром и большой жестяной кофейник. Матросы по очереди наливали густой ароматный, щедро сдобренный корицей и перцем напиток в жестяные кружки, каждая с выцарапанным на боку именем владельца.

Своей кружки, как и ложки у новоиспечённого матроса не было; и то и другое вручил ему боцман, пробурчав под нос на зурбаганском что-то вроде «будешь должен». Роман не ответил — уминал за обе щёки вкуснейшую, сдобренную маслом, корицей, сахаром и кусочками сухофруктов кашу. Кофе тоже был с пряностями, корицей и перцем; некоторые матросы сыпали в чашки соль и добавляли кусочки масла.

В общем, на кормёжку грех было жаловаться — кормили вкусно, обильно, от пуза. Удивляло отсутствие хлеба или хотя бы сухарей. Вместо них на столе стояла большая жестяная миска, полная тёмно-коричневых кусочков — это оказался горький, очень вкусный, с лёгким привкусом миндаля, шоколад. Матросы рассовывали лакомство по карманам, и Роман с удовольствием последовал их примеру. Неизвестно, когда тут обед, а шоколад штука питательная…

Завтрак тем временем подошёл к концу. Матросы один за другим потянулись на палубу — переговариваясь, обмениваясь сальными шутками, ковыряя в зубах длинными щепками. Роман пошёл, было, за ними, но не тут-то было: боцман тормознул его, ткнув заскорузлым, пожелтевшим от табака пальцем сперва в заваленный грязной посудой стол, а потом в таз, полный жёлтоватых и серых комьев размером с кулак. Серые при ближайшем рассмотрении оказались обычной пемзой, а в жёлтых Роман после некоторых колебаний опознал куски морской губки. Всё было ясно без разъяснений: морская служба начинается для него не с вахт и авралов, не с работы с парусами и канатами, и даже не с загадочной «драйки медяшки», о которой обмолвился давеча Врунгель — а с банальных обязанностей уборщика и посудомойки.

Пемзой, как выяснилось, следовало отскребать жирные пятна со стола. Губкой же нужно было мыть посуду — совсем, как дома, на кухне, предварительно брызнув на неё из пластиковой бутылки с моющим средством, пахнущим цитрусами, судя по этикетке, производства компанией «Эколюкс» в городе Армавир Краснодарской губернии. Это вселяло некоторый оптимизм, как и браслет с электронными часами, который Роман подметил на запястье боцмана. Выходило, что «Квадрант» бывает на Земле, или, во всяком случае, получает оттуда товары — а значит, и у него есть шанс вернуться домой… Хотя, после того как пароход с бандитами и беженцами остался позади, он воспринимал происходящее, как увлекательное приключение, и нисколько не жаждал его прервать. Конечно, домой рано или поздно захочется, но стоит ли торопить события — тем более, что как говаривал кот в мультике «Возвращение блудного попугая», «нас и здесь неплохо кормят». В самом деле: пока что жаловаться было не на что; матросские обязанности, хотя и начавшиеся с мытья посуды, ничуть Романа не напрягали. Да что там — дома люди отдают немалые деньги, чтобы ненадолго оказаться в такой роли; ему же всё это преподносят на блюдечке, пообещав ещё и заплатить! Конечно, «Квадрант-2» куда как скромнее огромных парусников вроде «Седова» или «Крузенштерна, на которых дома устраивают туры с 'эффектом присутствия», и вряд ли здесь ему вручат нарядный сертификат, удостоверяющий, что его владелец в течение недели был настоящим матросом на настоящем парусном судне — но разве в этом дело?

С посудой, как и с очисткой стола, Роман справился сравнительно быстро, сказался год срочной службы, где ему не раз приходилось отрабатывать наряды на кухне. На этом гигиенические процедуры не закончились: на смену пемзе пришла плоская, метр в поперечнике плита из песчаника; её Роман на пару с другим матросом таскал на канате по палубе, отскребая с тиковых досок грязь. После этого палубу поливали (скатывали, как выразился напарник) забортной водой из шлангов, драили швабрами в виде пучка канатов, насаженных на длинную ручку и, наконец, «лопатили» — тёрли особыми деревянными лопатами, обшитыми по нижней кромке кожей, избавляя доски от остатков воды.

На этом утренняя приборка закончилась, и пришло время обещанной «медяшки». Загадочная эта процедура заключалась в чистке разного рода латунных и бронзовых предметов при помощи куска сукна и белого порошка, который Роман поначалу принял за зубной, но на поверку оказавшийся толчёным мелом. Результат контролировал боцман, безжалостно заставляя всё переделывать, если обнаруживал на поверхности металла даже крошечное пятнышко. В результате порученная заботам Романа пара латунных труб с воронками, служащих, как объяснил поднявшийся на мостик Врунгель, для передачи команд в машинное отделение, засияла на утреннем солнце так, что на неё больно было смотреть. Боцман, принимая работу, что-то пробурчал на зурбаганском и одобрительно кивнул. Роман, не дожидаясь, пока он тот отыщет для него новое дело, сбежал на полубак, намереваясь отмыть руки от ядовито-зелёных пятен — и тут матрос, стоявший на крыле мостика, закричал, тыча зажатым в руке биноклем, в сторону выхода с рейда.

— Вот, Сергей Дмитрич, прошу любить и жаловать: Роман, он же Рамон, наш с тобой земляк. Вчера на борт «Квадранта» забрался — встрёпанный, не в себе, утверждает, что сбежал от самых натуральных работорговцев! Ты когда-нибудь слышал о таком — работорговцы в Зурбагане? Куда этот мир катится…

Мужчина, к которому обращался шкипер — коренастый, широкоплечий, среднего роста, с ёжиком русых волос — поднялся на шхуну с подошедшего к её боту судна. Двухмачтовое, с дощатым, выкрашенным шаровой краской корпусом и низкой рубкой, оно казалось совсем крошечным, даже меньше баркаса, на котором Роман сбежал из Латакии. Борт посудинки был на метр ниже борта «Квадранта», и новоприбывшему пришлось карабкаться по верёвочному трапу. Вслед за ним на шхуну запрыгнула большая собака — «Врунгель» потрепал её по лохматой башке, как старую знакомую. Псина в ответ лизнула шкиперу ладони.

— От работорговцев, говоришь? — новоприбывший критически оглядел Романа. Молодой человек стоял за спиной шкипера — босой, голый по пояс, с изгвазданной зелёными пятнами суконкой в руках. — Он что же, вплавь от них сбежал, в одних портках?

— Не… — Врунгель помотал головой. — Штаны мы ему тут выдали. А на шхуну его Кнай доставил, мальчишка-фитильщик — помните, он месяц назад гостил вместе с Тирреем на острове? Так вот, Кнай говорит, что подобрал его на внешнем рейде, возле большого парохода.

— А зачем к тебе привёз?

— Услышал, как он матюкается, подумал, что наш.

— Ясно. — гость кивнул. — И ты, Бонифатьич, сразу его зашанхаил? Был ещё в позапрошлом веке такой способ пополнять команду… — пояснил он уже Роману, — Матроса напаивали в припортовом кабаке до изумления, доставляли в таком состоянии на судно, и пока тот не проспался, выходили в море. И приходилось бедняге служить, пока не ухитрялся сбежать в каком-нибудь порту…

— Ну почему — зашанхаил? — обиделся шкипер. — Он, вроде, не против…

— Не против. — подтвердил Роман. — Мне даже нравится, только непонятно тут всё, странно. Например — как мы сюда попали?

— Придёт время, всё поймёте. — пообещал гость. — Документ какой-нибудь имеется?

Он внимательно изучил корочки с красным крестом.

— Роман Меркадер… это же надо такое придумать! Ладно, пусть пока будет так. Не против, юноша?

Роман пожал плечами — пусть будет. Немного царапнуло обращение — на глаз гость был ненамного старше чем он, лет тридцати, может, немного больше, а туда же, «юноша»…

— Вот и договорились. — гость кивнул и протянул документ владельцу. — Значит, бумаги в порядке, да и кому они тут, в сущности, нужны?.. Ты уж извини, Бонифатьич, я у тебя твоего рекрута заберу.

— Да я разве ж против? — шкипер развёл рукам. — Ты начальство, тебе виднее. Забирай, конечно, мы и так в город собирались — прикупить ему кой-какое барахлишко, в «Белом дельфине» посидеть…

— Вот со мной и посидит. И закупить всё, что нужно помогу, и город покажу, ну и на вопросы отвечу — у него их, надо полагать, море? Заодно и сам расспрошу, каким ветром его к нам занесло? Не каждый день наши соотечественники объявляются в Зурбагане, надо разобраться… Нравится такой план, парень? — спросил он у Романа. Тот торопливо закивал в ответ. — Тогда собирайся, у тебя полчаса. А мне пока с Михаилом Христофорычем надо десятком слов перекинуться. И вот ещё что… — он критически оглядел романов наряд. — У тебя земная одежда сохранилась?

— Да, джинсы, футболка и кроссовки.

— Вот их и надень. В Зурбагане и не к такому привыкли, удивляться не станут. А матросские шмотки оставь на шхуне, пригодятся…