"Маяк только один" – 3. "Таможня дает добро"

IV

Очередной рабочий день Маячного Мастера острова Валуэр завершился более-менее обыкновенно. Проведя воспитательную беседу о вреде халатного отношения к казённому имуществу, Казаков загнал двоих помощников (третий, не выдержав постоянных придирок, сбежал к Бонифатьичу на «Квадрант» палубным матросом) на башенку, отчищать от птичьего помёта маячные зеркала. Сам же, переодевшись и побрившись, отправился по тропинке вниз, к поселению. В последнее время он стал появляться там чуть ли не каждый вечер, чего раньше за ним не наблюдалось — хорошо, если раз заглянет раз в неделю, узнать последние новости и прихватить что-то, не включённое в список ежедневных поставок.

Впрочем, этот ларчик отпирался просто — дело было, конечно, в Вере Павловне, которая, не будучи связанной необходимостью денно и нощно просиживать у постели Дзирты, получила время для знакомства с островом и его обитателями. Роль гида и взял на себя Казаков — слезал вечером со своего утёса и устраивал для гостьи экскурсии. Он как раз вернулся из совместной с Романом поездки на Землю — и теперь делил внимание время между Маяком и новой знакомой.

В тот вечер они осматривали обломки корабля на рифах — и не просто осматривали издали, забравшись на прибрежные скалы, а добрались на них на надувной лодке, специально для этого прихваченной Казаковым из посёлка. Долго лазали среди деревянных обломков, рассматривали сгнившие канаты, булыжники и чугунные ядра, служившие некогда балластом. Вера Павловна посетовала, что в трюмах нет больше ничего интересного — ни сундуков, ни ржавого оружия, ни остатков корабельных снастей.

Казаков объяснил, что всё это либо растащено поселенцами на сувениры, либо приспособлено к делу; то же немногое, что удалось сберечь от расхищения, передано в музей — и почему бы им сегодня же не посетить его?

Возражений не нашлось. В лагуну решили возвращаться по воде — Пётр сидел на вёслах; его спутница устроилась на кормовой банке и, прикрывшись кружевным зонтиком от лучей вечернего солнца (что, если честно, вовсе и не требовалось — зато придавало ей очарование тургеневской барышни, катающейся в лодочке по пруду в папенькином поместье), рассматривала проплывающие берега. Плаванье не заняло много времени и обошлось без происшествий, если не считать попавшегося по дороге пляжа — с ослепительно белым коралловым песком, парой полотняных грибков и кучкой переселенческой молодёжи, причём женская её часть принимала водные процедуры топлесс, а то и вовсе нагишом. Зрелище это поначалу шокировало Веру Павловну (в Посту Живой соблюдали правила приличия, принятые в начале двадцатого века) — но уже спустя несколько минут она стала поглядывать на крошечные бикини девушек без осуждения и даже с интересом. А под конец и вовсе заявила, что с удовольствием примерила бы что-то подобное… не столь откровенное, разумеется, более подходящее по возрасту. Казаков в полном замешательстве забормотал, что ей не дашь больше двадцати восьми, запнулся, побагровел от смущения и умолк. Вера Павловна — дама тактичная и хорошо воспитанная — сжалилась над своим гидом и напомнила о Брокгаузе и Ефроне, который тот обещал ещё во время памятной беседы у неё дома.

Пётр, обрадованный переменой темы, заверил что да, конечно, он всё помнит, и давно бы уже выполнил обещание, если бы не одна пустяковая мелочь: упомянутый энциклопедический словарь сейчас на Земле, в его московской квартире. Вот вернётся «Клевер», и тогда… правда, придётся подождать, буксир ходит на Бесов Нос через Зурбаган, а оттуда ещё надо добраться до Москвы — получается не меньше полутора-двух недель в обе стороны. Но если глубокоуважаемая Вера Павловна не хочет ждать так долго, — тут он выложил давно заготовленный козырь, — то почему бы не составить ему компанию в рейсе на Землю? Её присутствия для ухода за Дзиртой больше не требуется, девушка уверенно идёт на поправку — и если госпожа Борецкая не слишком торопится назад, в свой Пост Живой…

Приглашение было с восторгом принято. Вера Павловна заявила, что всегда мечтала побывать на родине предков, увидеть своими глазами то, о чём раньше только читала в немногих вывезенных крымскими беженцами книгах. Раньше такой возможности, и даже надежды, что она когда-нибудь появится, не было, зато теперь…

Нос надувнушки мягко ткнулся в дощатый пирс. Пётр, старательно изображая опытного морехода, вылез на берег, сумев при этом не опрокинуть лодку и даже не свалиться в воду, окатил спутницу порцией солёных брызг — как будто мало ей досталось во время недолгого морского перехода! — и они направились в посёлок. Вера Павловна чинно продела ручку под локоть спутника; довольный донельзя Казаков разливался соловьём, описывая перспективы посещения Москвы, и оба не обращали внимания на взгляды колонистов, которыми те провожали парочку по дороге ратушу, где и находился музей.

На осмотр первого зала — небольшой комнаты, размерами уступающей спальне малогабаритной «двушки», в которой Казаков обитал в Москве, — ушло минут десять. Представленные здесь экспонаты относились к первым дням и основания колонии. Вера Павловна остановилась возле стенда с фотографиями прибытия передовой партии колонистов, так называемых «квартирьеров» — высадки с «Клевера» и обустройства палаточного лагеря. Казакову это напомнило сцены из его кээспэшно-студенческой молодости — те же весёлые молодые лица, гитары на плечах, костерки с висящими на них плоскими алюминиевыми канами, шест с двухсторонним указателем, на котором краской из аэрозольного баллончика были выведены буквы «М» и «Ж». Только вместо брезентовых штормовок на переселенцах были яркие куртки, на смену брезентовым «абалакам» и станковым «Ермакам» пришли камуфлированные «колбасы» из «Сплава» и их разноцветные импортные близнецы, а камера запечатлела на берегу отнюдь не пасторальные берёзки и камыши с осокой, а пальмы и каменные глыбы, занесённые коралловым песком.Что касается Веры Павловны — то она долго рассматривала фотки, на которых переселенцы по узким дощатым сходням вереницей спускались на песок, горы ящиков, мешков и прочего скарба, наваленные в двух шагах от уреза воды — после чего со вздохом сказала, что и её предки, наверное, вот так же выгружались с севшего на камни «Живого», перебирались на берег по узким дощатым сходням, перетаскивали небогатый скарб, который удалось захватить с собой в эвакуацию. А потом долго, очень долго стояли, не понимая, что им делать дальше, в этом чужом для них мире… Казаков хотел возразить, что переселенцы острова Валуэр ни о чём таком не гадали — место для высадки «квартирьеров» было намечено заранее, обязанности каждого расписаны, действия продуманы, грузы тщательно отобраны — но его спутница уже отвернулась от стенда и направилась в соседний зал. Пётр пошёл за ней, предвкушая, как будет рассказывать про поиски на брошенном корабле (экспонаты второго «зала» были, по большей части, с него) — но женщина, едва переступив порог, замерла, как громом поражённая.

— Это что… это откуда?.. — она показала на стенд, в котором под плексигласовым колпаком стоял череп. Очертаниями напоминающий те, что принадлежат «хомо сапиенс», он отличался от них массой режущих взгляд деталей — вытянутыми лицевыми костями, челюстными режущими пластинами, глубокими, непривычной формы глазницами и гребневидными наростами на височных долях, макушке и затылочной кости. В середине лба зияло, словно пресловутый «третий глаз», круглое отверстие достаточного размера, чтобы в него можно было засунуть большой палец. От него в стороны по жёлтой от времени кости разбегались едва заметные трещинки.

— А, это? Это всё, что осталось от тех, кто напал на корабль, который мы с вами сегодня осматривали. Вообще-то там полно было таких черепушек, как и других костей — они тут, в соседнем стенде… Если судить по останкам — неприятные были существа, и я искренне рад, что мы не застали их на острове. А что черепушка пулей пробита — так это не наших рук дело, кто-то ещё постарался, задолго до того, как мы тут появились…

Действительно, кости, разложенные на куске зелёной ткани — фрагмент грудной клетки, напоминающей человеческую, но узкой и сплющенной с боков, кисть с тремя длинными пальцами по четыре фаланги в каждом, похожей на клешню какой-то неведомой твари — не вызывали желания встретиться с их обладателями или их родичами. Казаков хотел рассказать, как Сергей, едва вступив на берег острова, выкопал такой же череп из-под прибрежного валуна, как поселенцы, обшарив береговую черту в поисках других таких же «захоронений», ничего не нашли — но Вера Павловна не дала ему этого сделать.

— Говорите, на острове вы троллей не видели? А откуда же они тогда взялись?

Пётр совсем было собрался изложить одну из теорий, объясняющих появление гребнеголовых — выдумывать их было излюбленным занятием поселенцев — и поперхнулся.

— Кхм… вы сказали — тролли? Позвольте, значит, они вам знакомы?..

— Не то, чтобы лично… — женщина невесело усмехнулась. — Приходилось видеть трупы, даже ассистировать доктору Вересову, производившему вскрытие. Эти существа — автохтоны, коренные обитатели нашего мира. Мы называем их троллями и воюем с ними уже больше ста лет — как воевали с этими существами те, кто прибыл туда до нас. И, можете поверить, Пётр Петрович, — она снова усмехнулась, — вашим друзьям на самом деле очень повезло, что они, в отличие от моих предков, не застали их на острове! А что до дырки от пули — она кивнула на «третий глаз» — можете не сомневаться, это самый подходящий способ общаться с троллями. И, если вам когда-нибудь придётся встретиться с одним из них лицом к лицу — ещё одна улыбка, на этот раз недобрая, как и прищур зелёных глаз, — стреляйте, не раздумывая и цельтесь точно в лоб. Если, конечно, успеете.

— Что, прямо так и сказала — «стреляй первым, если успеешь?» — я покачал головой. — Ну, даёт дамочка, а мы-то её с Дашей сравнивали! Да, брат, ты попал! Я, конечно, человек завистливый — но тут завидовать нечему…

— Младшая Булавина тоже, если помнишь, в итоге оказалась далеко не кисейной барышней. — Пётр ухмыльнулся. — В Ильича собиралась стрелять, как Фанни, прости господи, Каплан. Только вовремя одумалась. А Вера Павловна — ты бы видел, какой у неё револьвер! Я-то, когда она появилась на «Квадранте», понятия не имел, что она при оружии. В саквояже прятала, а мне призналась только после посещения музея. Здоровенная волына зурбаганской работы, капсюльная — чисто ковбойский «Миротворец», ствол в полруки, а уж тяжеленный…

Мы сидели в гостиной зурбаганского дома, всего год назад выстроенного на пепелище, оставшемся от резиденции мастера Валуэра. От прежнего сохранился только подвал — он и сейчас выполнял прежнее предназначение, скрывая, кроме бочонков с местным вином, ещё и тяжеленный стальной сейф. Казаков, едва объявившись в Зурбагане, отбил в Лисс телеграмму-молнию — «Возвращайся немедленно, бросив всё». Кое-как отбившись от упрёков Тави — «ну вот, так я и знала, наши отношения у тебя на самом последнем месте!..» — я действительно бросил всё и двинулся в обратный путь, который, по самым оптимистическим расчётам должен был занять не больше трёх дней. Но — человек предполагает, а кто-то другой располагает; если то, что остатки солярки я доберу из баков не доходя до Дагона ещё можно было предвидеть, то внезапное изменение ветра на траверзе Гель-Гью оказалось крайне неприятной неожиданностью. В это время года ветра здесь по большей части с зюйда, и когда небо затянуло тучами, и задул стылый, напитанный дождевой влагой норд-вест, мне оставалось только идти в лавировку, терпеть выматывающую качку — и радоваться, что Тави, обидевшись за внезапную перекройку планов, предпочла остаться в Лиссе ещё на пару недель.

— Ладно, Бог с ним, с револьвером, видимо, у них там иначе нельзя. — сказал я. — Не Додж-Сити, конечно, но раз в этих краях бегают такие милые существа — поневоле обзаведёшься пушкой побольше. Кстати, она хоть умеет из него стрелять?

Пётр пожал плечами.

— Не проверял. Я ведь сразу после посещения Музея сорвался сюда. Вера Павловна потребовала, чтобы я взял её с собой — пришлось согласиться, тем более, что Врунгель как раз закончил с починкой своей лайбы и собрался в Зурбаган…

— А где она сейчас?

— На Смородиновом,

— Мог бы и тут её поселить. Места довольно, во всяком случае, пока я был в отлучке.

— А когда вернёшься — снова переселять? Нет уж, спасибо! Казаков решительно помотал головой. — И потом — мы что, зря платим за постоянную аренду квартиры? Вот и пригодилось… Пока я вожусь тут с бумагами, матушка Спуль взялась её опекать — водит по магазинам, показывает город, вчера в театре были…

— С какими это бумагами? — заинтересовался я. — С теми, что…

И ткнул пальцем в пол, имея в виду подвальный сейф, из которого мы когда-то извлекли записки мастера Валуэра.

— Нет, я решил изучить, наконец, дневник её прадедушки — раньше руки не доходили, то одно, то другое…

Я ухмыльнулся.

— Меньше надо за дамочками ухлёстывать! Тоже мне, Дон Жуан потасканный — распустил хвост, а в нём, между прочим, половина перьев повыдергана, а те, что остались, нафталином пахнут…

Казаков от такого наглого наезда едва не подпрыгнул на стуле, и я поторопился замять назревающую свару.

— Хорошо, об этом потом. А сейчас — давай, излагай, что ты выудил из её дневников?

— Не её, а прадедушки… — буркнул Пётр, понявший, что скандал откладывается. — Насчёт дневников — да, есть там кое-что интересное… Но сначала: получается, что Грин и тот Лоцман отправились в Мир Трёх Лун прямиком из Поста Живой?

От неожиданности я выпрямился.

— Откуда такой вывод?

— А оттуда, что тролли, оказывается, знакомы с морским делом и строят неплохие суда — низкие такие, длинные, вроде скандинавских драккаров. Вот я и подумал: а что, если они преследовали корабль, на котором шли эти двое от самого своего мира — и настигли как раз у острова Валуэр? Вера Павловна рассказывала, что тролли не раз нападали на Пост Живой с моря — последний раз это случилось давно, ещё до её рождения. Ну так и Грин с Лоцманом посетили остров не меньше ста лет назад!

— И спрятали там источник… — медленно проговорил я. — да, всё один к одному. Теперь я понимаю, почему ты так срочно затребовал меня из Лисса.

— А вот ни хрена ты не понимаешь! — Пётр хлопнул по столу ладонью, так, что я невольно вздрогнул. — Вот, полюбуйся…

И выложил на скатерть три старые, истрёпанные по краям тетради в потёртых клеёнчатых переплётах.