"Маяк только один" – 3. "Таможня дает добро"

Часть третья Здесь водятся чудовища. I

— Ну и что из всего этого следует?

Казаков выпустил струю дыма в иллюминатор. Вообще-то Врунгель запрещал курить в кают-компании, и сам соблюдал этот запрет, но сейчас нашего бравого капитана нет на судне — он на «Латре», изображает сиделку при Дзирте. Девчонке стало хуже, поднялась температура, рана загноилась и сейчас она лежала в своей каюте. Вот Пётр и пользуется случаем — это я, ни разу в жизни не куривший, мгновенно учую даже самый слабый запах табачного дыма, а наш капитан сам смолит, как паровоз и наверняка ничего не унюхает…

К тому же — сегодня особый случай.

Я пожал плечами.

— Пока только одно: что Грин был связан с Лоцманом, спрятавшим на острове Источник. Но мы ведь это и раньше знали, верно?

— Верно. — Пётр в две затяжки прикончил сигарету, выбросил бычок в иллюминатор и сел к столу. — Но вот то, что они были знакомы ещё на Земле и затевали некую комбинацию, которая в итоге и привела обоих к Источнику — это, согласись новость.

— Пока это только твои измышления — согласен, не лишённые некоторого смысла. Вот смотри…

Я продемонстрировал растопыренную пятерню.

— Первое. — я загнул большой палец. — Мы знаем, что Лоцман — кстати, как его звали, ты не спросил? — переправил в этот мир беженцев с «Живого». Причём Грин должен был отправиться с ним, но почему-то не отправился.

— Не с ним, а с ними. — поправил Пётр. — Их было четверо: твой коллега-Лоцман, Грин и его сводный брат и некий моряк.

— И это второе. — я загнул указательный палец. — Эта компания строили некие планы, причём для их осуществления четверо собирались покинуть Землю через Фарватеры.

— Откуда такой вывод?

— Оттуда, что они направились в Крым. Там море, маяки, легко найти способ уйти с Земли.

Казаков недоверчиво хмыкнул.

— А в Петрограде что, сложно? Или в Финском заливе к тому времени не осталось маяков?

— Маяки-то, может, и остались. А вот насчёт того, чтобы раздобыть подходящую посудину, выйти на ней в море, не привлекая внимания — тут я бы поспорил. До первого сторожевика, после чего их сняли бы с судна и вместо Фарватера отправили бы в ближайший подвал ЧК. С очевидным результатом.

— А в Крыму, по твоему, проще? Врангелевская контрразведка не зря ела свой хлеб.

— В Крыму осенью двадцатого дело шло к финалу. Было очевидно, что эвакуации не избежать, да она уже и шла, ползучая, мелкими партиями. Разные суда — пароходы, рыбачьи лайбы, военные корабли, английские и французские, постоянно шлялись туда-сюда, от Батума до Стамбула. В такой ситуации найти подходящий вариант куда проще, чем в Петрограде, и уж точно куда безопаснее!

— … тем более, один из них был моряк, сам мог служить на корабле… — задумчиво произнёс Пётр. — Ну хорошо, ну допустим. А дальше?

— Что — дальше?

Он показал на мою руку с зажатыми большим и указательным пальцами.

— Ах да, прости… Дальше Грин остаётся в Петрограде, остальные через Крым попадают в этот мир, и здесь с ними что-то происходит. Но по прошествии некоторого времени — год, два, около того, — Лоцман возвращается на Землю. Это три.

Я загнул третий палец, средний. Пётр молча ждал продолжения.

— Это, значит, три. — повторил я. А четыре — то, что в промежутке между Крымом и возвращением нал Лоцман каким-то образом вышел на след Источника.

— Неочевидно. Может, он его раньше раздобыл и где-то хранил?

— Возможно и такое. Но… помнишь, я рассказывал, как мы с мастером Валу навестили твоего коллегу, у кого хранилась — да и теперь хранится! — недействующая копия Источника? По всему получается, что Лоцман побывал у него и копию эту осмотрел. Зачем?

— И зачем?

— А затем, что он рассчитывал с его помощью отыскать Источник… или понять, как он работает. — я загнул безымянный палец. — Так что — четыре.

По палубе прогрохотали башмаки, заскрипели тали, что-то глухо стукнуло. Раздался крик вахтенного: «Капитан на борту!»

— Врунгель вернулся. — сказал Пётр, помахав ладонью в перед собой в тщетной попытке скрыть следы преступления. — Сейчас сюда заявится, так что давай, заканчивай. Сколько у тебя ещё пунктов?

— Один, пятый. — я демонстративно загнул мизинец. — На Земле, Лоцман находит Грина и вместе они отправляются в Мир Трёх Лун, для чего Лоцман добывает где-то корабль. Впрочем, он и раньше должен был его добыть, чтобы перемещаться по Фарватерам… Там они подвергаются нападению, теряют корабль с командой, прячут Источник, а сами возвращаются в Зурбаган. Аллес.

— Ни хрена не аллес. — Казаков решительно помотал головой. — Почему они спрятали Источник, а не забрали с собой? Опасались погони? Или полагали, что в Зурбагане их груз будет в опасности? Дальше — почему они за ним не вернулись, и как Грин сумел вернуться на Землю? Он ведь не Лоцман, сам не мог ходить по Фарватерам — значит, кто-то ему помог? Так что придётся тебе и другую руку подключить…

— Не придётся, этого достаточно. — я продемонстрировал сжатый кулак. — Эти пять пунктов — то, что известно нам наверняка. А то, что ты сейчас перечислил — это вопросы, темы для размышлений. Я таких могу накидать, на обеих руках пальцев не хватит, и на ногах тоже!

— А как насчёт… — начал, было Пётр, но тут дверь в кают-компанию отворилась, и на пороге возник Врунгель. Вид у него был взмыленный.

— Сидите? — рявкнул он. — Лясы точите? С Дзиртой совсем скверно — жар под сорок, воспаление, рана загноилась. стонет, бредит… Я ей вколол противовоспалительное и дозу промедола — вроде отключилась, спит… Что делать будем?

— Команда таможенного крейсера «Латр» по вашему приказанию построена, мастер! — юный, дет девятнадцати от силы, офицер кинул ладонь к козырьку фуражки. — На борту тридцать два матроса, три офицера. В отсутствие младшего лейтенанта Кишнерр её замещаю я… виноват, мичман Филипп Меннерс!

— Благодарю, мичман. — я наклонил голову. Молодой человек стоял навытяжку, как это и предписывалось уставом, однако глаз цеплялся за некоторые вольности, незначительные, вроде слегка отставленного носка ботинка, или руки, заложенной за спину, однако, недвусмысленно намекавшие на отношение к самозваному начальству. Пусть даже это начальство, и состоит в уважаемой всеми Лоцманской Гильдии.

— Ваш… ваша командир в недавнем бою получила ранение. — заговорил я. — Рана воспалилась, и если срочно не оказать ей надлежащую медицинскую помощь, дело может закончиться весьма печально. В лучшем случае, лейтенант Кишлерр потеряет руку, в худшем же… впрочем, не будем об этом говорить, пока, во всяком случае.

Я покинул «Квадрант» почти сразу после беседы в кают-компании. Врунгель остался на шхуне и занялся подготовкой шхуны к отплытию; мне же сперва нужно было уладить кое-какие дела на «Латре», и беседа с командой занимала в их списке первое место. Что касается нашего нового спутника, то Роман напросился со мной. «Я ведь некоторое время времени провёл на „Латре“ — сказал он, — знаю команду, офицеров, есть там один, мичман, вроде толковый… И у Дзирты в капитанской каюте бывал, знаю, что где лежит. Вы же собираетесь забрать на „Квадрант“ кое-что из её вещей?»

— Чтобы избежать подобного печального исхода и вернуть вашего командира в строй, — я постарался, чтобы голос мой звучал как можно твёрже, — было принято решение переправить её в Зурбаган — там госпиталь, хорошие хирурги, ей помогут. Когда лейтенант Кишлерр выздоровеет, она вернётся и примет командование крейсером. А пока — вот распоряжение, адресованное лично.

И подал мичману конверт. Над его содержимым мы с Врунгелем трудились почти час — чего капитан «Квадранта» от руки написал текст, стараясь подражать мелкому, очень ровному почерку Дзирты, после чего Роман старательно воспроизвёл внизу листа её подпись. Сама она не могла нам помочь, поскольку до сих пор пребывала в забытье.

Мичман прочёл бумагу раз, потом другой, сложил листок и спрятал за отворот кителя. Я перевёл дух — похоже, прокатило, парень ничего не заподозрил. Роман стоял у меня за спиной. С того момента, как мы поднялись на борт, он не сказал ни слова.

— Позвольте вопрос, мастер Серж?

Меннерс использовал общепринятое в Зурбагане обращение к членам Гильдии Лоцманов — так, как обращалась ко мне и Дзирта, во всяком случае, в присутствии своих людей.

— Госпожа лейтенант передала какие-нибудь указания на словах?

«…хоть не „лейтенантка“… — едва не усмехнулся я. — В Зурбагане, по счастью, слыхом не слыхали о гендерно-грамматическом безумии, охватившем моих соотечественников. Вот и не надо, пусть и дальше не слышат…»

— Да, разумеется, мичман. — я кивнул. — Вам следует заняться починкой «Латра».

И протянул лейтенанту тяжело звякнувший мешочек, полный серебряных монет. Их я получил от градоначальника, как плату за переданную городским властям «Серую Чайку».

— Здесь хватит и для ремонта и для закупки необходимых материалов, и для содержания экипажа в течение двух месяцев. По возвращении лейтенанта Кишлерр предоставите отчёт о расходовании средств. Ещё вопросы есть?

— Так точно, есть. — отчеканил повеселевший мичман. Мешочек с монетами он передал подскочившему матросу. — Как следует поступить с пленниками и командой «Серой Чайки»?

Вопрос был не праздным. Уцелевшие после морского боя украинские бандиты сидели в карцере «Латра» за крепкими запорами и приставленным матросом с револьвером. Команда же «приза» куковала на берегу ожидая, когда победители о них вспомнят.

— Спасибо, что напомнили, мичман. Матросов с «Серой Чайки», в первую очередь, механиков и судового плотника можете привлечь к ремонту крейсера, оплатив их труд по справедливости. Если откажутся — пусть устраиваются, как хотят, обойдёмся без них. Думаю, не пропадут, здесь не хватает рабочих рук, устроятся… Что касается бандитов, то их передайте местным властям. Преступление совершено в их водах — вот пусть сами решают, что с ними делать. Захотят — на каторгу, захотят — повесят, плакать не станем.

Матросы (всё так же застывшие в строю) отозвались на это предложение весёлым гулом — похоже, подумал я, эти парни не собираются спускать хохлам ни погибших своих товарищей, ни ранение командира…

— Если больше нет вопросов, я бы хотел посетить каюту лейтенанта Кишлерр, забрать по её просьбе кое-какие вещи и бумаги.

— Да, но как же… — мичман неуверенно замялся. — Боюсь, что я должен посмотреть, что вы хотите…

И умолк, косясь на стоящих за моей спиной двух матросов с «Квадранта». Взятые из поселенцев-землян острова Валуэр в качестве артиллерийской прислуги на «Квадрант», оба они были вооружены трофеями с «Серой Чайки».

— Какие-то проблемы, мичман? — осведомился я со всей возможной мягкостью. Автоматчик справа широко улыбался — ладонь на рукоятке, указательный палец хоть и не на спусковом крючке, но очень, очень близко, переводчик режимов огня в верхнем положении, но долго ли сдвинуть его на один щелчок вниз[1]?..

— Никак нет, мастер! — офицер с усилием отвёл взгляд от автоматчика. — Вас проводить?

— Спасибо, у меня уже есть провожатый.

Я показал на Романа — тот всё так же стоял, держа руку в кармане с «Береттой». Я чуть заметно качнул головой — порядок, можно расслабиться… Он скептически скривил уголок рта, но руку из кармана убрал. Я повернулся к Меннерсу.

— Не стоит беспокойства, мичман, у вас и без того дел хватает. А на меня внимания не обращайте — возьму, что нужно, и назад, на «Квадрант». Загостились мы у вас, пора и честь знать. Кстати… я понизил голос. — Только не обижайтесь, ради бога, если я что-то напутал. Среди ваших предков никто случайно не владел… э-э-э… заведением общественного питания?[2]

— Стаксель полощет! — зычно гаркнул Врунгель. — Отставить считать чаек, раззява, шкот подбери!

Я поднял голову — действительно, нижняя кромка треугольного полотнища (называемая на непростом морском языке «шкаторина») хлопала на свежем четырёхбалльном ветру. Я смотал шкот с вертикальных фигурно выточенных из твёрдого дуба стрежней, именуемых «кофель-нагели», и, упёршись ногой в фальшборт, потянул. Снасть заскрипела в блоке, оттягивая шкотовый угол паруса. Хлопки прекратились.

— То-то, раззява! — донеслось с мостика. — Сразу бы так, можешь ведь, хоть и Лоцман…

Я привычно пропустил шпильку мимо ушей. Врунгеля не переделать — с тех пор, как я обзавёлся персональной астролябией и получил документально подтверждённое право водить суда по Фарватерам, он не упускает случая меня подколоть. И случаи выпадают не так уж редко — ну, люблю я парусное дело, всякий раз, оказавшись на «Квадранте», нахожу время поработать со снастями. И особенно люблю вот такие моменты — когда судно идёт с креном в крутой бакштаг, волна поддаёт в наветренную скулу, и за парусами надо следить в оба глаза — стоит отвлечься и огромное полотнище заполощет, захлопает, навлекая на растяпу капитанский гнев.

Хотя — Врунгель несправедлив. Он, конечно, капитан, но и ведь и опыт Лоцмана чего-нибудь да стоит? К примеру, незабвенному мастеру Валу он вряд ли рискнул бы делать такие замечания. А может и рискнул — всё же, первый после Бога… А потом долго искупал бы свою вину в компании изобиженного Лоцмана и большой бутылки чёрного покетского рома…

— Паруса долой! — донеслось с мостика. — На Фарватер пойдём под парами!

Я обернулся. Врунгель стоял у лееров, уперев в бок мятый жестяной раструб. Его капитанская фуражка, памятная мне ещё по первому нашему знакомству на берегу канала имени Москвы, была лихо заломлена на затылок. Позвольте, как давно это было? Ну да, полных два года и ещё сколько-то там дней назад…

Парус, подчиняясь рывкам стаксель-нирала (снасти, предназначенной для спуска стакселя), пополз вниз по грота-штагу, собираясь у кончика бушприта большими складками. Теперь предстояло самое весёлое — вылезти туда и, повиснув над кипящей бездной, уложить парус, закрепив его шкертами, отрезками тонкого каната. Я перебрался через леера и полез по бушприту, хватаясь на снасти. Волнение усиливалось, шхуна то и дело ныряла носом в воду — и тогда нас — меня и моего напарника, матроса из Зурбагана с головой накрывало пенными потоками. Приходилось держаться изо всех сил — конечно, под бушпритом натянута предохранительная сеть, но срываться с бушприта, а потом барахтаться в её ячеях, глотая солёную океанскую водичку — удовольствие куда ниже среднего….

Обошлось. Работая в четыре руки, мы туго притянули парусиновые складки к гладкому отполированному ветрами и волнами бревну бушприта. Ошибиться, накосячить тут никак нельзя — резкие, почти ураганные порывы на Фарватере запросто могут растрепать укладку, и тогда придётся заново проделывать ту же работу, но в куда менее комфортных условиях. Когда судно на Фарватере, на полубаке лучше не появляться, е если уж придётся — то обвязавшись вокруг пояса крепким линем. В теории выпавшего за борт бедолагу можно подобрать и в шторм — но не на Фарватере, когда судно не то, что развернуться — сбросить ход не в состоянии. Маневры здесь чреваты попаданием в вихревые стены, за которым воронка Мальстрёма, немыслимо грандиозного водоворота, лежащего, как уверяют учёные, в самом сердце Мироздания. Я один из немногих, то видел его своими глазами и остался в живых. А вот моему наставнику, мастеру Валуэру, не повезло — Мальстрём поглотил его вместе с судном, и один только Создатель знает, сколько времени он ещё держался на палубе, прежде чем несущиеся с чудовищной скоростью водяные струи не разнесли шхуну в щепки…

На палубу мы выбрались без приключений. Под ногами уже ощущалась мелкая дрожь от заработавшей паровой машины. Я проверил напоследок укладку стакселя — кажется, порядок? — и, оскальзываясь на мокрых досках, поспешил к мостику.

[1] Переводчик на автомате Калашникова имеет три положения:

Предохранитель, верхнее;

Автоматический, промежуточное;

Одиночный, нижнее.

[2] Намёк на персонажа повести А. Грина, «Алые паруса», трактирщика Меннерса.