"Маяк только один" – 3. "Таможня дает добро"

II

Переход в Мир Трёх Лун — ставшим уже привычным маршрутом, в обход Зурбагана — дался неожиданно трудно. То ли я напутал с настройками астролябии, то ли один помешал из «фарватерных штормов», о которых так любят травить байки коллеги-Лоцмана, а только напротив утёса с зеркальной башней мы вынырнули с поломанной мачтой, порванными снастями в клочья изодранными парусами — и это не считая прочих повреждений, нанесённых яростными ударами волн. Вынырнули, осмотрелись, обменялись положенными наборами эфирных точек и тире с диспетчерской посёлка, приветственно мигнули ратьером маяку и, запустив дизель, на остатках солярки поползли к входу в лагуну.

«Квадранта» на рейде не было — шхуна ушла в Гель-Гью для ремонта и переборки котлов, в котором остро нуждалась после недавнего визита на Землю. В результате, большая часть работ по ремонту легла на наши с Казаковым усталые плечи.

В лагуне тихо; «Ланифер» едва покачивается на стояночных якорях, собака Кора (она, едва заметив с маячного утёса вдали нашу яхту, примчалась в посёлок и с тех пор ни на шаг от нас не отходит) валяется брюхом вверх на крыше рубки и улыбается на свой собачий манер. Мы с Петром сидим, скрестив ноги по-турецки, на полубаке и латаем стаксель при помощи заплат, вырезанных из грота — сам он ремонту не подлежит, поскольку был безжалостно разорван на полосы бешеными шквалами Фарватера. Небо над головами по-тропически бездонное, лёгкий ветерок разгоняет зыбь на океанском просторе, шелестит широченными листьями пальм на берегу.

— Что, вот так, до самого Панамского канала и бухали? — я недоверчиво покачал головой. — Нет, я понимаю, в свои тридцать ты и не на такие подвиги был способен, но сейчас-то, в твои шесть с хвостиком десятков?

— Сам же говорил, что здешний воздух полезен для здоровья и способен омолаживать. — Казаков сделал круговой жест кистью с нацепленным на неё гардаманом, имея в виду и остров Валуэр и окружающую его действительность. — И не путай термины. «Бухать» — это от скуки или для пущей полноты жизни, а мы пили. За Романа не скажу — но если бы я тогда протрезвел хоть на минутку, то сам бы за борт прыгнул, с колосником на шее, горелым и ржавым.

— Что, так скверно?

— А ты как думал? Второго Маячного Мастера за месяц отправить на тот свет собственными руками! А дальше что — бог троицу любит?

— Ну, не совсем собственными… — неуверенно отозвался я. — Этот, на Ньюфаундленде, сам с башни сиганул, никто его в спину не подталкивал.

— А бумаги, по которым он должен был в Зурбагане пойти под трибунал Гильдии — кто ему зачитал? Видел бы ты, как он среагировал, словно сдувался с каждым словом, под конец будто бы вдвое усох, глаз ни разу не поднял… А я, сволочь, позёр, ещё и добавил какую-то пафосную херь, вроде 'Это несмываемый позор на самой должности Маячного Мастера, из-за вас на Земле будет теперь на один Маяк меньше… а ведь сам незадолго до того радовался, что задумка наша удалась! И как удачно всё склалось: Кейп-Спир, лишившийся и смотрителя и зеркал, способных отражать свет зурбаганского Маяка, неизбежно будет вычеркнут из Реестра и превратится в обыкновенный навигационный знак, интересный, разве что, местным рыбакам да любителям экстремального яхтинга… Но кто ж знал, что для него в Маяке вся жизнь? Оказывается, он, как и мастер Гивс, получил эту должность по наследству от отца, а тот от деда…

— Кстати, с Гивсом твоей вины уж точно нет. — осторожно заметил я. — Он сам начал, и не прострели ты тот кругляш, мы бы сейчас тут не сидели. И вообще, хватит уже комплексовать, расскажи лучше, как у вас с чилийским маяком получилось? Уж сколько времени прошло, а ты никак не удосужишься…

— Да как-как… ох, мать твою!… — тупой конец иглы соскочил с пупырчатого кругляша гардамана и воткнулся в казаковский большой палец. — Когда я научусь пользоваться этой штукой?..

И сунул пострадавший палец в рот. Я ждал.

— Места там конечно — никогда в жизни ничего подобного не видел…. — продолжил он, покончив с лечебными процедурами. — Скалы, серые, высоченные встают прямо из моря, с Огненной Земли тянет ледяной стужей, вода — серая, свинцовая, беспросветная… А всё же, я понимаю, почему экстремалов и путешественников туда тянет — такого, наверное, на всей планете нигде больше не сыскать, разве что где-нибудь у берегов Норвегии, во фьордах… А уж когда подумаешь, что к югу на чёрт знает сколько тысяч миль, до самого полюса ни единого живого человека, скалы, море и лёд — дух захватывает…

— Можно подумать, на полюсе есть люди! — хмыкнул я. Пётр всегда удивлял меня способностью переходить на литературный, возвышенный стиль изложения, хоть сейчас в книжку вставляй. Получалось это у него естественно, не царапая слух чрезмерными длиннотами и пафосом.

— На полюсе как раз есть. Американская станция «Роберт Скотт», забыл что ли?

— Верно, склероз, будь он неладен… — я тряхнул головой. — Ладно, скалы, море — это всё хорошо, замечательно даже. А вот что там с маячной башней? Не совсем ещё руина, есть смысл возиться?

— Да нет, что ей сделается? — Казаков пожал плечами. — Построена на совесть, из каменных плит. Обшарпана, правда, изрядно, не штукатурили её лет пятьдесят, наверное, но цела, как и домик смотрителя. Внутрь, правда, песка нанесло, дверей и оконных рам нет, пирс штормами раскидало… Но это всё ерунда, починить, восстановить — раз плюнуть. Я прикидывал — в башне четыре этажа, делаем внизу общую гостиную, на остальных по три комнаты для гостей. Те, что окнами выходят на пролив, обзовём люксами и будем брать вдвое. Смотритель, он же директор отеля будет жить в домике, там же расположим ресепшн. Для обслуги построим ещё один, ангар под генераторную и склады. Я наснимал на самартфон, потом покажу…

— А как же сам маяк?

— Будем включать по вечерам, на потеху туристам и вполнакала — по прямому-то назначению он давным-давно не используется, даже из лоций исключён. А в дополнение поставим зеркальные пластины от мессира Безанта, как вон там… — он ткнул зажатой в пальцах парусной иглой в сторону утёса, на котором возвышалась решётчатая башенка. — По ним будут ориентироваться корабли, идущие через Фарватеры. Эти пластины даже заказывать не придётся, используем те, ни сняли на Кейп-Спире.

— А что, мысль… — оценил я. — Только ведь чтобы управляться с таким зеркалом и человек нужен понимающий, а где его взять? Или, может, сам?.. А что — Магелланов пролив, Огненная Земля, скалы эти заснеженные, романтика!

— Вот уж хрен! — Пётр положил последний стежок, затянул узел и извлёк из кармана складной матросский нож. — Мне и на Валуэре неплохо, а туда моего нынешнего помощника определим. Парень в курсе, с зеркалами обращаться умеет. Я с ним поговорю, если согласится — отправим в Зурбаган, получать лицензию Маячного мастера. Рекомендацию-то дашь?

— Куда я денусь… — ответил я, в свою очередь отрезая болтающиеся кончики ниток. — Нам ещё подрядчика надо найти, приводить маяк в порядок и оборудовать, как ты наметил. Это на Бесовом Носу просто, а в такой заднице мира придётся помучиться. А ещё надо с чилийскими властями решить вопрос с арендой — есть у меня кое-кто на примете, только для этого надо вернуться на Землю…

— Успеется. — Пётр нашёл галсовый угол и принялся крепить его к стаксель-гику. — Кстати, ты о Тиррее не забыл? Хотел ведь, как вернёмся, выяснить, что ему от тебя было тогда нужно?

Тиррея на острове не было. Стоило нам сойти на берег, как ко мне подвалил один из его малолетних приятелей — из числа наших, земных переселенцев, отправившихся с новый мир с родителями, — и вручил старательно запечатанный конверт. 'Тиррей предупредил, чтобы лично вам в руки, мастер Серж, — сообщил он с таинственным видом. — Он и в Зурбаган-то отбыл тайно, никого не предупредив, договорился с Сан Санычем, и тот его спрятал в своей каюте…

Я кивнул. О дружбе, связывавшей нового механика буксира с начальником моей персональной разведслужбы я знал, и не удивился, что тот пошёл на нарушение, скрыв «зайца» от шкипера. Тиррей вообще обладал удивительной способностью налаживать отношения с людьми, на чём, собственно, и держались его успехи на новом поприще. А они были, да ещё какие — в чём я убедился сразу, как только ознакомился с содержимым конверта.

Незадолго до нашего с Казаковым отбытия с острова Тиррей получил от своей оранжеворубашечной «агентуры» целый ворох донесений. Обычно первичной обработкой данных занимался один из его ближайших помощников там, в Зурбагане — систематизировал, выделял главное и вместе с собственно сырыми материалами пересылал своему боссу краткий отчёт. Мне же оставалось ознакомиться с этой выжимкой, удивляясь попутно, как чётко этот пятнадцатилетний пацан сумел организовать и отладить такую непростую работу — такая задача далеко не каждому из моих взрослых знакомых под силу…

Но на этот раз материалы — уж не знаю, по какой причине — пришли без обычной «сопроводиловки», и Тиррей потратил сутки с лишним на то, чтобы подготовить для меня выжимку. И, наткнувшись в процессе разбора на некое сообщение, сразу оценил его важность и кинулся ко мне — но успел только помахать рукой нам вслед покидающему лагуну «Ланиферу».

Если вкратце — один из фитильщиков, наблюдавший за неким морским офицером, которого мы подозревали в причастности к налёту на дом мастера Валуэра, подслушал его разговор с приятелем — тоже выпускником Морского Лицея и однокашником Дзирты. Из разговора (увы, услышать удалось лишь обрывки) стало ясно, что один из собеседников должен вскорости покинуть Зурбаган, имея при себе бумаги, крайне важные для заговорщиков.

Как и куда собирался ехать бывший гардемарин — выяснить не удалось. Но Тиррей сразу понял, что информация эта может представлять особый интерес, а потому не стал дожидаться моего возвращения а отправился в Зурбаган с намерением заняться этим вопросом самолично. В приписке к тексту он сообщал, что «клиент» отбывает через неделю и если письмо вовремя попадёт ко мне — имеет смысл поторопиться и включиться в процесс. Если, конечно, добавил он, уважаемый мастер Серж заинтересован в том, чтобы заполучить упомянутые бумаги…

Он, то есть я, был очень даже заинтересован. Давняя история с заговорами, погонями, нападениями и поджогами несколько потеряла актуальность — однако это не означало, что мы вовсе потеряли к ней интерес. Подобные вещи склонны вылезать на свет в самый неподходящий момент, когда уже поздно что-нибудь предпринимать, и чтобы этого не произошло, Тиррей с его малолетней агентурой ни на миг не оставлял известных нам участников тех событий без внимания. Наблюдения длились почти год, и почти ничего не принесли — за исключением нескольких адресов и фамилий людей, то ли замешанных в этом деле, то ли нет. Я уже подумывал свернуть слежку — может, заговорщики и в самом деле угомонились, направив нерастраченную энергию в мирное русло? — и тут наконец-то в деле наметился сдвиг. Если, конечно, я не буду щёлкать клювом и отправлюсь как можно скорее вслед за Тирреем…

«Клевер» (с некоторых пор он курсировал между островом Валуэр, Зурбаганом и Бесовым Носом с регулярностью пригородной электрички) уходил завтра, с утренним бризом. Сгоряча я потребовал, чтобы Валдис бросил всё и отправился немедленно, но выяснилось, что это невозможно — крышка блока цилиндров снята, и для того, чтобы поставить её на место и привести движок в работоспособное состояние, потребуется не меньше четырёх часов. Так что у нас с Петром (он и слышать не хотел о том, чтобы отпустить меня одного) образовался свободный вечер, который решено было целиком посвятить тому, что мы взяли на маяке бедняги мастера Гивса.

— Убей, не пойму, как это работает! — я отложил отвёртку. — Множество линз, шестерней, кулис, вращающихся дисков с символами и без, грозди каких-то камешков… Ни малейшей технической логики тут не просматривается, стойкое впечатление, что какой-то сумасшедший мастер соединил всё это вместе, имея единственную цель — сделать так, чтобы результат выглядел как можно загадочнее и нелепее!

Казаков крутанул пальцем одно из зубчатых колесиков. Другие, сцепленные с ним, заветрелись, во внутренностях макета задвигались какие-то рычажки, заблестели, поворачиваясь на оси, разноцветные то ли стёклышки, то ли зеркальца

— А всё-таки они вертятся… — задумчиво сказал Пётр. — Я вот что думаю: все эти блестючие потроха должны находиться во взаимодействии друг с другом — и не просто механическом, а ином, нам непонятном…

— Пятом. В смысле — в пятом взаимодействии они. Неужто забыл? Сам ведь в своё время его выдумал…

Когда-то, сочиняя фантастические миры, Казаков ввёл это понятие для силы, порождающей магию.

— А что, вполне может быть и так. — согласился он. — Вот, скажем, внутренности ЭВМ, старой ещё, советских времён, на микросхемах и лампах — они должны были бы казаться Леонардо или, скажем, Кулибину, полнейшей бессмыслицей. Как и нам вот эта хреновина. А пока ясно одно: Лоцман, создатель этой штуки,, пытался изготовить новый Источник с невиданными ещё свойствами. И вовсе он не потерпел неудачу — просто не довёл дело до конца. Что-то ему то ли помешало, то ли чего-то не хватало…

— И чего же?

Пётр развёл руками.

— Неясно. Кстати, на бумагах тоже имеются наколки в виде созвездий…

И он показал на стопку листов, лежащих на столе. Их мы извлекли из двойной стенки макета — того, который Казаков пытался вскрыть при помощи болгарки. Сейчас мы обошлись без радикальных методов, отыскав хитро запрятанным запорные штифты. Когда я по очереди утопил их отвёрткой (дзинь-дзинь, провернуть до характерного щелчка…), внешняя стенка с лёгким скрипом откинулась на пружинах, открывая нашим взором содержимое тайника — нетолстую пачку пожелтевших от старости листов бумаги.

— Думаешь, это недостающая часть шифра? — осведомился я. Казаков пожал плечами.

— Понятия не имею. Будем разбираться. Мне бы только до записей добраться, тех, что в Зурбагане остались — по памяти много ли я восстановлю? Мы же не предполагали, что тут застрянем, я и взял их с собой…

Я усмехнулся.

— Выкрутился-таки! Сказал бы прямо, что торопишься к своей ненаглядной Вере Павловне!

К моему удивлению возражать он не стал.

— Ну да, и это тоже. Ты, небось, по своей сахарной вдовушке тоже соскучился?

Я кивнул.

— Есть такое дело. А сейчас — давай-ка запакуем всю эту тряхомудию понадёжнее, и спрячем.

Пётр с сомнением обозрел разложенные на столе колёсики, рычаги и прочие детальки совсем уж непонятного назначения.

— Может, обратно прикрутить, как было?

— Не лучше. Во-первых, провозимся до утра, и не факт, что всё на свои места поставим. Как было, то есть. А во-вторых — ради чего корячиться-то? Потом всё равно придётся разбирать, если конечно, хотим понять, как устроена эта королевская печать и каким её концом удобнее колоть орехи. Я у тебя на складе видел крепкий дубовый ящик из-под оборудования и пару мешков с опилками — вот в него всё и сложим, а опилками пересыплем. И каждую шестерёнку в бумажку завернём, и в опись внесём, а я её потом собственноручно на внутреннюю сторону крышки приклею — потому как, порядок должен быть!

— Я что, спорю? — сказал Казаков. — Конечно, надо завернуть. А помощники, которые на маяке без меня останутся, за ящиком присмотрят, особо их предупрежу…

Я сощурился.

— А что внутри — скажешь?

— Зачем? Умножая знания…

— Умножаешь печали, да. Только, уж прости, но ящик я гвоздями заколочу, а для верности ещё и запечатаю.

И продемонстрировал массивный перстень с печаткой, обязательный аксессуар Лоцмана. Подобно мастеру Валу и другим коллегам, я носил его на шее, на крепком шёлковом шнурке.

— Не то, чтобы я твоим помощникам не доверяю, но так будет спокойнее.

— Согласен.