"Маяк только один" – 3. "Таможня дает добро"

VII

Казаков ожидал, что копия Источника окажется действительно копией, макетом, который, подобно прославленному Ильфом и Петровым творению слесаря-интеллигента Виктора Михайловича Полесова «очень похож на настоящий, но не работает». И ошибся: предмет, составляющий гордость собрания мастера Гивса, имел не так много общего с тем, что прятался в бетонном основании маяка на острове Валуэр — габариты, материал корпуса ( тёмная, чуть зеленоватая бронза), да общая манера исполнения, наводящий на мысль о модном на оставленной ими Земле стиле паропанк. Он был скорее опытным образцом, пробой сил, от которого создатель отказался в пользу более продуманного решения.

О паропанке, как и о родственном стиле клокпанк, поклонники которого вдохновляются пружинами, часовыми механизмами и прочими хитроумными устройствами эпохи Леонардо, напоминали и другие экспонаты коллекции — секстаны, буссоли, градштоки, амиллярные сферы и другие хитроумные приспособления, названия которых Казаков не знал. Все они располагались в многочисленных ящиках и стеллажах вдоль стен зала; копия же Источника занимала почётное место в центре, на приземистом дубовом пьедестале. Всё это великолепие освещалось полудюжиной масляных ламп, дававших тусклый оранжевый свет; окон же в зале Коллекции не было вовсе, и все это вместе помещению ему облик то ли лаборатории сумасшедшего учёного, то ли сокровищницы местного Али-Бабы то ли средневекового склепа.

Что ж, как это ни обидно, экскурсию придётся отложить… Серёга гарантировал полтора, максимум, два часа, и за это время предстоит отыскать и вскрыть тайник. А когда его содержимое окажется в рюкзаке — ликвидировать следы взлома так, чтобы владелец ничего не заметил, хотя бы на первый взгляд. Потом — пусть поднимает шум, «Ланифер» будет уже далеко, на другом конце Фарватера…

Здесь таилась проблема — обнаружив покражу, мастер Гивс вполне может сообщить об этом в Зурбаган, и тогда им обоим придётся отвечать на массу неудобных вопросов. Но — не убивать же старика ради каких-то бумаг, пусть и очень ценных? «Не настолько мы ещё озверели, не превратились окончательно в монстров, готовых лить кровь по любому поводу — сказал Казаков, когда Сергей, вроде бы не всерьёз, в шутку, но всё же предложил этот вариант. — Будем решать проблемы по мере их возникновения, а значит — на очереди взлом тайника, по возможности, скрытный, но уж никак не устранение свидетеля…»

Казаков посмотрел на часы — из отпущенных ему двух часов прошло уже семь минут — закурил, подтащил к пьедесталу лавку и стал раскладывать на ней извлечённые из рюкзака инструменты. О том, что стоило бы запереть ведущую в зал дверь, или хотя бы подпереть её парочкой сундуков, он не подумал.

Следующие полчаса ясно продемонстрировали — о незаметном, не оставляющем следов вскрытии, можно забыть. Щели на бронзовом корпусе оказались такими узкими, что в них не влезал даже кончик ножа; нажатия на многочисленные кнопки и рычажки тоже ничего не дали. Ни головок винтов, ни штифтов, которые можно было бы утопить, чтобы снять одну из боковых панелей, он не нашёл, хотя и осмотрел каждый квадратный сантиметр поверхности в сильную лупу. Оставался крайний вариант — шумный, хлопотный, не оставляющий ни единого шанса на то, что вторжение останется незамеченным.

Что ж, нет, так нет, не очень-то и хотелось… Казаков выкурил сигарету — надо было унять дрожь в руках, — выбрал подходящий участок на боковой панели так, чтобы не зацепить один из отчеканенных на бронзе значков. Надвинул на глаза очки-гогглы с кожаными, плотно прилегающими к лицу наглазниками, и потянулся за лежащей на лавке болгаркой.

Пронзительный визг механической пилы забивал все звуки, и потому Казаков не услышал, как с треском распахнулась дверь, и обернулся только на гневный рык мастера Гивса. И повернулся ровно в тот момент, когда Маячный Мастер ворвался в зал Коллекции — багровый, свирепый, готовый рвать, метать и сокрушать наглеца, покусившегося на святая святых. На миг в зале повисла тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием да жужжанием электромотора; Пётр открыл рот для сакраментального «Это совсем не то, что вы подумали!..» — и не успел. Гивс рванул с шеи «собачий» медальон — цепочка лопнула, звенья со звоном покатились по каменным плитам, — вскинул кулак с зажатой в нём безделушкой над головой и каркнул что-то на незнакомом языке. Сквозь пальцы сверкнула красная вспышка, зал наполнился низким звоном, в стенах открылись четыре ниши, и из-за отодвинувшихся дубовых панелей выбрались четыре очень странных существа.

…Или… не существа? Морды, бока составленные из клёпаных бронзовых пластин, лапы блестят гидравлическими цилиндрами и витками мощных пружин. В глубоких прорезях, заменяющих глаза, светит багровым, и отблески отражаются на бронзовых полированных клыках, отчего те кажутся покрытыми кровью. Поначалу механические псы — именно такой термин сразу пришёл Петру в голову, — двигались несколько замедленно, неуклюже, со скрипом, словно разминая свои металлические сочленения, слишком долго пребывавшие в неподвижности. Но с каждым шагом твари — механизмы? — восстанавливали утраченную гибкость; вот они разошлись полукругом, охватывая нарушителя с боков. Пётр, наконец, сообразил, что целью готовящейся атаки станет именно он, отшвырнул болгарку и заскрёб ногтями по крышке маузера. Гивс снова каркнул что-то неразличимое — в голосе явственно угадывалось злорадство, — и тут на него со спины обрушился Сергей. Рукоятка зажатого в кулаке пистолетика ударила Маячного Мастера сверху, согласно заветам лейтенанта Таманцева, чуть правее макушки. Богомоловский герой не подвёл — Гивс мешком осел на пол, медальон из разжавшейся ладони полетел к ногам Казакова.

Позже, когда он в сотый раз восстанавливал в памяти этот эпизод, то так и не смог понять, почему ствол– длинный, с широкой мушкой на кончике — дёрнулся не навстречу механическим тварям, а в сторону катящегося по полу медальона. Но факт есть факт — знаменитое изделие «Маузерверке» трижды плюнуло огнём, затвор трижды отскочил назад, выплёвывая дымящиеся гильзы 7,63 × 25 мм — и первая же пуля угодила в точности в центр безделушки, в оскаленную собачью пасть. Пуля пробила бронзовый кругляш насквозь и с визгом срикошетила от гранитных плит; простреленный кругляш взлетел на полметра и канул за сундуками с экспонатами.

Следующие три пули Казаков выпустил в ближайшего пса, но те, к его удивлению, не оказали на того особого действия –разве что высекли снопы искр из, покрывающих морду металлических пластин. Все три механические твари замерли, словно разом превратились в бронзовые статуи, и даже кровавый отсвет в щелях-глазницах потускнел. В зале повисла тишина, и только над срезом ствола курился прозрачный дымок, сливаясь с плавающими под потолком слоями голубого дыма. Ковыряясь с копией источника. Казаков выкурил не меньше полудюжины самокруток, и запах «Ури Бельграва» смешивался с пороховой вонью сгоревшего пороха и запахом горелого металла.

— Вроде, жив… — я перевернул лежащего ничком Гивса и положил ладонь на шею, нащупывая пульс.– Боялся, не рассчитаю, череп проломлю…

Казаков сел прямо на разложенные по скамье инструменты. Ноги, внезапно сделавшиеся ватными, не держали.

— Какого рожна вы припёрлись? Обещал же– полтора часа…

— Так полтора и прошло! — Я продемонстрировал циферблат извлечённых из кармана часов. — Удерживал, как мог, не вязать же его было! Ты лучше скажи — как догадался стрелять по медальону? Я, как эти твари повылезали, чуть не обделался от страха!

Казаков посмотрел на неподвижных механических псов.

— Понятия не имею. Вижу — светится, ну и пальнул… А это вообще что такое? Они живые?

— Спроси чего полегче. Мастер Валу, вроде, упоминал о мире, где таких то ли делают, то ли выращивают. Но вывозить их оттуда запрещено правилами Гильдии, это я точно помню.

— Значит, контрабанда?

— Или экспонаты коллекции. Может, они тут уже лет двести стоят?

— Может, и так… Я поднялся с колен и подошёл к Источнику, стараясь держаться подальше от механических псов.

— Как у тебя-то с дела-то? Нашёл что-нибудь?

— Нет, только начал вскрывать боковую стенку, когда вы…

Остаток фразы заглушил протяжный скрип. Одна из собак — та, в которую стрелял Казаков, — повернула металлическую башку и уставилась на обидчика. В щелях глаз разгорались кровавые огоньки, блестящие поршни, заменявшие мускулатуру, втянулись в цилиндры.

Гр-р-ах!

Гр-р-ах!

Гр-р-ах!

Гр-р-ах!

Пётр, так и не успевший спрятать маузер в коробку, четыре раза подряд нажал на спуск. Собака присела на задние лапы, грудных бронзовых пластинах одно за другим возникли четыре тёмных отверстия. Из одного брызнула струйка ярко-зелёной жидкости, тварь со скрежетом сдвинулась — и снова замерла.

Вторая собака только начала двигаться, но тут уж я не стал теряться. Шагнул к ней, вложил в выемку бронзовой башки стволы «дерринджера» и выстрелил. Две пули немаленького калибра вынесли заднюю стенку металлического черепа, разбрызгав по залу подозрительно-зелёное содержимое. Отшвырнул бесполезный пистолетик и подхватил тяжеленную дубовую скамью.

— Пётр, вали остальных! Мы их сейчас…

Но новой атаки не последовало. Две уцелевшие собаки развернулись на месте и одновременно бросились на Гивса. Две пули, оставшиеся в магазине казаковского маузера, их не остановили — одна скользнула по боку и ушла в потолок, вторая вообще прошла мимо, — и твари с двух сторон вцепились в лежащего. Я с размаху снёс одну скамьёй — собака отлетела к стене и с лязгом ударилась о гранитную кладку. Но бронзовым суставам это было как слону дробина — тварь вскочила и снова бросилась на свою жертву, даже не повернувшись в мою сторону. Похоже, мы Петром были ей больше не интересны — как и её товарке, как раз вырвавшей горло у несчастного Маячного Мастера.

Тело Гивса содрогалось в предсмертных конвульсиях, из разодранного горла фонтанировала алая артериальная кровь. Петр клацал затвором, в попытках вогнать новую обойму. Вогнал, вскинул маузер, и…

Ещё десять выстрелов, ещё три или четыре взмаха лавкой — и последняя механическая псина превратилась в груду металлолома. Пётр, оглядев дело рук своих и опустился на пол. Меня хватило лишь на то, чтобы поставить на пол так хорошо послужившую мне лавку и усесться на неё верхом.

— Что это было, а? — сипло спросил он.

Я судорожно сглотнул, справляясь с тошнотой — смотреть на растерзанное тело Гивса не хотелось.

— По ходу, медальон давал ему контроль над этими созданиями. Когда я его прострелил, твари на время вырубились, но потом… перегрузились, что ли? — и набросились на того, кто был ближе. Прежняя-то связь уже не работала, вот они стали рвать кого попало. Опять же — он, единственный из нас троих не сопротивлялся. Лёгкая добыча, даже примитивная программа способна это распознать…

— Ты всё же думаешь, что это машины?

Я пожал плечами.

— А тебе, прости за мой французский, не по болту? Подумай лучше, как спрятать труп…

Казаков подошёл к телу. Я заметил, что он как-то сразу сгорбился, сник — будто в одночасье добавил к своим шестидесяти с хвостиком ещё лет пятнадцать.

— Ещё один… — горестно пробормотал он. — И снова коллега! Это что же, карма у меня такая?

Я хотел, было, осведомиться, когда это он успел грохнуть Маячного Мастера, да ещё и скрыть этот незаметный пустячок — но вовремя прикусил язык. Не в том Пётр сейчас состоянии, чтобы отвечать на вопросы, совсем не в том… Придёт время — сам расскажет, а сейчас есть заботы и понасущнее.

— Право два с половиной!

Я поднял к глазам трубку визира — пламя, отражаясь в его стёклах, дрожало, словно огонёк свечи на ветру.

— Хорошо, что мы пришли сюда на «Ланифере» — крикнул Пётр. Он стоял в кормовом кокпите, положив обе руки на тонкое блестящее колесо штурвала. — Глядишь, никто и не узнает…

— То-то… я глянул на лимб и на два деления передвинул ползунок. Астролябия в моих руках отозвалась лёгким музыкальным звоном, словно говоря — «всё в порядке, всё правильно, можно…» — А кто убеждал, что надо было нанять? Хороши бы мы были сейчас!

— Ну да, на нанятом судне пришлось бы идти напрямую из Зурбагана, а значит — регистрировать рейс в Гильдии. — согласился мой спутник. — Тгда нас бы за пять минут вычислили.– если честно, я и сейчас не понимаю, как ты собираешься скрыть всё это?

— Как-как… каком к верху! — огрызнулся я. — Регистрационные записи мы уничтожили, видеть нас никто не видел, разве что издали, доказать, что мы здесь вообще были, невозможно. Отпечатков пальцев здесь не снимают, наследить мы не успели — как узнать-то?

— Скажи, а обязательно было сжигать маяк? Неужели не стало жалко, хоть самую малость?

Я хмыкнул — похоже, у моего спутника взыграла профессиональная солидарность.

— А самого Гивса тебе не жалко? Между прочим, это ты его убил… чисто технически, во всяком случае. Не раскурочь ты медальон — собачки бы его не тронули!

— А нас?

— Порвали бы в клочья.

— Ну, вот тебе и ответ! Чистая самооборона, он первый начал.

— Так и поджог мера вынужденная! Или ты хочешь предстать перед Трибуналом Гильдии?

— Не хочу. А вот как с другими судами, которые собирались уйти по Фарватерам? О них ты подумал?

— Уйдут… рано или поздно. Башня каменная, что ей сделается, фонарь тоже починят. А что нет правильных зеркал — небольшая беда. Кто-нибудь из Лоцманов, поопытнее, сходит в Зурбаган и доставит новый комплект.

Казаков не ответил. Я его понимал — у самого сердце было не на месте, когда я открывал краны на баке с маслом, как заливал им верхние этажи башни, а потом поджигал — издали, при помощи сигнальной ракеты.

— Ну, хорошо, ну, ладно… — Пётр вздохнул — Наверное, ты прав. А труп?

— А что — труп? Заигрался со своими экспонатами и пострадал — ну так и сам виноват, будет другим наука привозить их других миров такие опасные игрушки… К тому же — запрещённые. Нет, с этой стороны я опасности не жду.

— А с какой ждёшь?

— Да в общем-то, ни с какой, если не будешь болтать лишнего.

Пётр поперхнулся от возмущения.

— Это я-то? Скорее уж, это ты расскажешь своей Тави в тёплой постельке!

— Язык-то прикуси! — я старательно изобразил возмущение. — Ладно, насчёт болтовни — это я, положим, перегнул. На самом деле, если мы хорошенько спрячем копию Источника, то никто нас уличить не сможет.

— Так может его… того? — Пётр ткнул пальцем за борт. — Не сейчас, конечно, когда вскроем тайник.

Я покачал головой.

— А вот этого делать никак нельзя. Где гарантия, что в этой штуке нет ещё каких-нибудь секретов? Не тайников, нет — скажем, штучки эти, не пойми зачем прикрученные… а вдруг это запчасти к настоящему Источнику? Или, скажем, символы на корпусе — ты знаешь, что они означают?

— Понятия не имею. Есть, вроде, несколько знакомых…

— То-то! И записки Лоцмана мы ещё не до конца разобрали. А если он часть ключа к шифру закодировал как раз в этих символах?

Казаков задумался — впрочем, ненадолго.

— Да, он, пожалуй, мог. Тогда где прятать эту штуку?

— Два варианта: на острове Валуэр, в твоем домике. Туда никто без спросу не заглядывает, помощники твои присмотрят…

— А второй вариант?

— Тоже у тебя, в московской квартире. На Бесовом Носу хоть и редко, но бывают гости из Зурбагана, но до Москвы им точно не добраться.

— Пожалуй… — Пётр кивнул. — Заодно и домой загляну, посмотрю, что там и как. Сколько уж не был — года полтора?

Налетевший порыв ветра накренил «Ланифер» так, что фальшборт зарылся в волны. Пётр выругался и завертел штурвал, приводя судно к ветру. Костёр на верхушке маячной башни поплыл влево от нацеленного в горизонт бушприта.

— Эй, куда? — возмутился я. — Пять минут до входа на Фарватер! Если не хочешь болтанки — правь точно на огонь… рулевой!