Погода стала портиться на подходах к Зурбагану. С норд-оста наползал дождевой фронт; гавань и город он грозил зацепить лишь краешком, но «Суану», как и следующему за ним, словно собачонка на длинном поводке, «Латру» досталось по полной. Роман и Дзирта стояли на мостики, ежась от стылой сырости, и время от времени протирали линзы биноклей, безнадежно всматриваясь в туманную мглу, затянувшую горизонт. Где-то там, в нескольких милях впереди дымил своей трубой «Суан», но разглядеть его в этой в дождливой круговерти не было ни малейшей возможности, и Дзирта держала курс, ориентируясь по изломанному контуру берега, который нет-нет, да и проглядывал милях в трёх по правому борту.
— Одно хорошо… — заметил Роман, кутаясь в наглухо застегнутый дождевик с затянутым капюшоном. — Раз мы их не видим, то и они нас тоже не заметят…пока, во всяком случае. Скажи… — он помедлил. — ты, правда, думаешь, что они замыслили атаковать «Хассавер»?
Дзирта согласно кивнула.
— Похоже, так, но, Боюсь, дело этим не ограничится. Ясно, что мичман, в каюту которого ты залез, и его друзья, что а Аламбо, что в Зурбагане, составили новый заговор. И атака «Суара» на броненосец — лишь часть их плана.
— И ты, конечно, догадываешься, в чём этот план состоит?
Вопрос прозвучал иронически и девушка, конечно, это уловила. Она покосилась на собеседника из-под затянутого капюшона.
— Не можешь без подколок, да? Представь себе — догадываюсь, только тебе это не понравится. Как и мне, впрочем.
— И что же они затеяли?
— Захватить Маяк, как я понимаю, это главная ценность не только в городе, но и во всём нашем мире. Если затея выгорит — они перекроют всю навигацию по Фарватерам и предъявят властям условия капитуляции. И тем придётся согласиться, слишком многие заинтересованы в том, чтобы суда продолжали ходить, перевозя товары из мира в мир. Ну и заодно заговорщики обезопасят себя — ведь как минимум, треть зурбаганского флота в каждый отдельный момент находится за пределами Маячного Мира, и если они появятся вдруг в гавани Зурбагана, это разом изменит весь расклад.
— А другие две трети?
— Часть кораблей стоит в Зурбагане — на плановом ремонте, переборке машин, просто в резерве, без команд. Эти можно не брать в расчёт, достаточно быстро ввести в строй их не получится. Остальные все в разгоне — в Гель-Гью, в Лиссе, в других портах. Но всем им, чтобы добраться до Зурбагана, нужно время. Да и узнать о перевороте командиры смогут только по телеграфу, а заговорщики, если они, конечно, не совсем идиоты, займут его в первую очередь.
— Где-то я это уже слышал… — пробормотал Роман. — Вокзалы, почта телеграф — классика вооружённого мятежа, всё, как учил Ленин…. и что же дальше?
— А дальше — у мятежников с гарантией несколько будет дней, чтобы объяснить муниципалитету, что в городе новые хозяева.Ну и с Лоцманской Гильдией договориться — им, по сути, всё равно, кто командует в Зурбагане, лишь бы действовал маяк, и суда ходили через Фарватеры.
— И что, власти города так просто уступят власть?
— А куда они денутся? Корабельные калибры — это, знаешь ли, серьёзные аргументы, и вряд ли горстка солдат гарнизона, инвалиды из Национальной гвардии и полиция Зурбагана решатся и возражать!
— Погоди! На «Суане» ведь пушек нет, только несколько картечниц!
— После того, как «Хассавер» выйдет из игры, явятся и другие корабли, хоть из того же Аламбо! У их береговой охраны имеется ещё парочка канонерок и старый винтовой корвет. Деревянный, конечно, и пушки старые, дульнозарядные — но чтобы натворить бед на берегу и их хватит. Да и кроме Аламбо найдутся ещё корабли — в том числе, и в других мирах.
Роман нахмурился.
— Нет, не получается. Сама же говорила, что они, заняв Маяк, в первую очередь перекроют Фарватеры!
Дзирта пожала плечами.
— Я не слишком разбираюсь в том, как действуем Маяк, но, сдаётся мне что своих-то они пропустят.
Н-да… — роман покачал головой. — То есть мы прямо сейчас направляемся в самый эпицентр военного переворота.
— Ты что же, до сих пор этого не понял… господин таможенный маршал? — она невесело усмехнулась. — Ну ладно, с этим позже разбираться будем, когда придём в Зурбаган — а то вдруг нам с тобой это всё привиделось, причудилось, и никакого переворота у них и в мыслях нет? А пока — видишь, распогодилось, и ветер попутный…
Она вскинула латунный, ярко начищенный (вестовой постарался!) рупор.
— Все наверх, паруса ставить! Стаксель, фок, фор-марсель и контр-бизань!
Засвистали боцманские дудки, матросы вскарабкались по вантам, разбежались по пертам и повисли, сверкая босыми пятками, над волнами, перегнувшись через толстое бревно рея. Огромное четырёхугольное полотнище фока — нижнего, самого большого паруса на первой от носа мачте — освободившись от притягивающих его к рею горденей, упало с рея тяжёлыми складками, и с громким хлопком развернулось, поймав ветер, несколькими секундами позже поймал ветер и фор-марсель, выгнулся упруго на штаге треугольник стакселя. Дзирта потянулась к кожаной пробке, закупоривающей амбушюр переговорной трубы.
— Мостик — машинному. Держите три четверти оборотов и будьте готовы в любой момент дать полные!
Из раструба невнятно прохрипело что-то вроде «принято, готовы, дадим…» Дзирта удовлетворённо кивнула.
— Сигнальщикам — смотреть в оба, как только «Суар» прибавит ход — докладывать сразу! Мы должны подойти к Маячной Гавани одновременно с «Суаном»!
— Собрались, называется, покататься под парусами… — ворчал Пётр. — Того гляди, польёт. Может, отменить, пока не поздно? Посидим вчетвером в ресторане, музыку послушаем, дамы наши порадуются. А торчать в каюте и страдать от качки — велика ли радость? Ладно бы ещё «Квадрант» — а у тебя теснота, и низко, не выпрямишься!
Ну да, с твоими метром девяносто приходится пригибаться. — согласился я. — А Тави, да и Вера Павловна всё же не такие… рослые.
Возражал я исключительно из принципа. Казаков прав, конечно — не успели мы подняться на борт «Штральзунда», чтобы подготовить его к запланированной морской прогулке (после визита к мессиру Дваркелю прошло пять дней, и всё это время мы провели за разгадыванием загадок, подкинутых старым гномом) — как ветер переменился на северо-восточный, на город и гавань поползли серенькие тучки, чреватые дождём.
— Подождём, глядишь, и распогодиться. А чтобы им не сидеть в низах — давай-ка прямо сейчас натянем над кокпитом тент — на ветерке, на свежем воздухе качка всё же легче переносится. Ну а если зарядит всерьёз — что ж, ничто не мешает повернуть и отшвартоваться возле «Морской звезды». Кормят там отлично, и винный погреб выше всяких похвал…
— Винный трюм, хочешь сказать? — ухмыльнулся Казаков. Ресторанчик «Морская звезда» размещался на барже-дебаркадере, отшвартованной со внутренней стороны брекватера, и служил излюбленным местом зурбаганцев после морских прогулок. Лодки, яхты, катера швартовались к устроенным возле него пристани, а тем, кто не хотел покидать своё плавсредство, блюда и напитки подавали прямо на борт.
Я вытащил из кармана хронометр.
— До назначенного срока ещё полчаса, отменить прогулку всегда успеем. Только не хотелось бы — Тави на меня и так дуется- никак не может простить, неожиданного отбытия из Лисса, паче того — что я не хочу объяснять, что за муха тогда меня укусила. Я и сегодняшнюю прогулку затеял, чтобы как-то загладить вину… хотя, если подумать — вчём я виноват-то?
— Своим фактом своего существования. — глубокомысленно сказал Пётр. — Я вот тоже рассчитывал, что нас с Верой Павловной наконец с места сдвинется. А то я уж и так, и эдак, и намекал, что мол, могу снять премиленький домик, не хуже чем у мамаши Спуль, а она всё делает вид, что не понимает, о чём я…
— Да, брат, я человек завистливый, но тут завидовать нечему. — я постарался изобразить сочувствие. — Она ведь, как я понимаю, даже замужем не была?
— Вот именно. — уныло отозвался Казаков. — Воспитане, вишь, ей не позволяет сдаться так быстро. Но ничего, дай срок…
— Бери! — великодушно согласился я. — А пока — расскажи-ка, что у тебя с шифром, продвигается?
— Потихоньку. Разобрал ту часть, где говорится о возникновении их «заговора». Мы были правы — они с Грином познакомились в Санкт-Петербурге, куда лоцман прибыл, чтобы покопаться в архивах Императорского Географического общества. И, судя по всем, что-то он там нашёл — и на основе этих сведений и затеял возню со вторым Источником.
— А Грин тут с какого боку?
— Их познакомил один моряк — тот, что на фото. Лоцман, видимо, понимал, что без помощников ему не обойтись, вот и составилась эдакая четвёрка: он сам, моряк, Грин и его сводный брат.
— Это тот, который прадед твоей… э-э-э… пассии?
— Да, Павел Дмитриевич Борецкий, его мать была второй женой отца Грина. Так вот, видимо, Лоцман ещё тогда рассказал Грину много чего о своём мире -вот и появился «Зурбаганский стрелок».
— А что, звучит правдоподобно. Но это никак не объясняет, почему Лоцман именно на Земле искал сведения об устройстве Источника.
Пётр развёл руками — в правой у него была зажата свайка, которой он как раз пытался расковырять задубевший узел на грота-шкоте.
— К сожалению — да, не объясняет. Но приличный кусок текста остался ещё нерасшифрованным. Может — там?
Я собрался, было, ответить, но тут на пристани застучали копыта, заскрипели по доскам пирса железные шины.
— Серж, Пьер! — Тави, стояла в экипаже, держась держалась за плечо Веры Павловны. Та предпочла дождаться, когда коляска остановится и вслед за Тави сошла на пристань — в руках она несла большую плетёную корзину, прикрытую полотенцем. — Ну что, мужчины, вы готовы? Отчаливаем?
К вечеру, наконец, распогодилось. Низкая волна шла с норд-оста, едва заметно раскачивая таможенный крейсер. В линзах апризматического бинокля — Роман из сугубо эстетических соображений пользовался продукцией местных мастеров в виде пары раздвижных медных трубок — уже вырисовывался на горизонте утёс, на верхушке которого ярко светилась вечная звездочка. За этим утёсом — он знал это наверняка, — раскинулась Маячная Гавань, по берегам которой раскинулся Зурбаган.
Ветер упал до двухбалльного, и Дзирта, не видя смысла в экономии угля и не желая лишний раз марать парусину ткань жирной угольной копотью, скомандовала убирать паруса. Теперь голые мачты не так выделялись на фоне неба — впрочем, добавила она, рассчитывать на это не стоит. Если на «Суане» и вправду, задумали недоброе, то смотреть они будут во все глаза, во всю имеющуюся на корабле оптику — и уж конечно, не пропустят следующий в пяти милях за кормой «Латр». К тому же, самый нерадивый сигнальщик вряд ли пропустит хвост густого чёрного дыма, который извергала высоченная труба таможенного крейсера.
«Суан» тем временем вильнул влево, намереваясь укрыться его тени возвышающегося на западе скалистому берега. Уловив этот манёвр, Дзирта распорядилась его повторить, и теперь оба судна шли в полудюжине кабельтовых от линии прибоя. С ракурса не было ни малейшей возможности разглядеть бурун у таранного форштевня, изменение размеров которого много сказало бы внимательному наблюдателю- так что сигнальщики не отрывали биноклей от идущего впереди корабля, боясь пропустить момент, когда броненосный таран сбросит, или, наоборот, ход.
— Они сбросили ход до минимума… — Дзирта опустила бинокль и вынула пробку из амбушюра трубы-переговорника. — машинное? Держать полтора узла, и будьте готовы по команде сразу дать реверс!
Она обернулась к Роману.
— Хотела бы я знать, почему они остановились. Может, дожидаются кого-то?
— С берега? — предположил он. — Собираются взять кого-то на борт, но не хотят, чтобы об этом знали в Зурбагане?
Дзирта ещё раз обвела взглядом скалистый обрыв, буруны на камнях у его подножия.
— Нет, это вряд ли. Тут на шлюпке не подойдёшь, размолотит в щепки. Да и вплавь я бы не рискнула, опасно… Скорее, они тянут время, чтобы ударить одновременно.
— Одновременно? С кем?
— Понятия не имею. Но если они пройдут дальше вдоль самого берега и обогнёт Маячный Мыс — то окажутся в двух с половиной милях от стоянки «Хассавера». И если предположить, что в это же самое время броненосец подвергнется атаке с противоположной стороны, то «Суан» вполне успеет выйти в таранную атаку. На «Хссадаре» дурного не ждут, пушки зачехлены, вахтенные мышей не ловят — да и зачем, в мирной-то гавани! — остальная команда отдыхает после ужина… Парадный ход у «Суана» пятнадцать узлов, и если разогнаться ещё до того, как обогнуть мыс, то эти две мили он пройдёт меньше, чем за четверть часа. Боюсь, за это время на броненосце не только снаряды подать из погребов к орудиям — даже боевую тревогу сыграть не успеют…
Роман поднял бинокль и некоторое время рассматривал замерший впереди корабль.
— Что будем делать? Пойдём вперёд, предупредим команду «Хассавера»?
Дзирта покачала головой.
— И что мы им скажем? Что «Суан» притаился в тени берега и выжидает момента для атаки? А если у них просто поломка и они подошли к берегу, чтобы починиться? Да они нас на смех подымут!
— А если они, и правда, атакуют? Даже если «Латр» их и догонит — наши пукалки их броню даже не поцарапают!
— Можно ударить тараном под корму, чтобы лишить хода. — задумчиво сказала Дзирта. Хотя — если они успеют принять воду в балластные цистерны и перейти в боевое, полупогружённое положение, это вряд ли поможет. Но ты прав, ждать больше нельзя. Лучше уж ошибиться, чем…
— Смотри! — Роман схватил её за рукав, другой не опуская бинокля. Нет-нет, не на «Суан», а вон туда — мористее и дальше, милях в полутора, за мысом!
Сумерки ещё не сгустились, но лодочки мальчишек-фитильщиков уже замелькали возле бакенов «зоны прибытия», зажигая по одному фонари на их острых верхушках. И лишь благодаря этому Роман успел увидеть, как из призрачного, едва различимого на фоне далёкого берега вихря возник чёрный, массивный, похожий на утюг силуэт корабля.
Тави перепорхнула по сходням на борт «Штальзунда». Я совсем собрался помочь идущей за ней Вере Павловне, но Казаков не позволил — оттеснил меня плечом и сам протянул ей руку — на которую она и оперлась, одарив его милой улыбкой. Мне оставалось только забрать из экипажа их багаж — несколько невесомых свёртков и пару цилиндрических картонных коробок, при виде которых мне пришло в голову полузнакомый термин «шляпная картонка». Всё это я передал в каюту, дверь которой приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить поклажу внутрь — и тут же захлопнулась, отсекая серебристый смех Тави и негромкие фразы её спутницы. Я постоял немного, представляя себе то, что происходит внутри, вздохнул и направился в кормовой кокпит, к румпелю. Казаков перебросил на пирс швартовый канат с петлёй на конце, я двинул ручку газа; под палубой затарахтел дизель и «Штральзунд», волоча за собой длинные пенные «усы» побежал к выходу с внутреннего рейда.
Женщины вновь появились на палубе, когда мы только-только поравнялись с «Морской звездой» — совершенно преобразившимися, в лёгких шёлковых платьях, складками спадающих до щиколоток — Тави в светло-сером с жемчужным отливом, казаковская пассия — в медно-оранжевом, словно облитом отсветами закатного пожара, разливающегося над бухтой. На головах у обеих были соломенные шляпки — всё же я оказался прав насчёт загадочных коробок! — украшенные атласными чёрными лентами, почти одинаковые, если не считать того, что у шляпки Веры Павловны поля были слегка приопущены, а у Тави — наоборот, загнуты с одного бока вверх.
Казаков за моей спиной издал невнятный звук — то ли кашель, то ли вздох восхищения; дамы в ответ одарили его лучезарными улыбками, отвернулись и, встав возле вант, принялись с упоением махать платочками, адресуя это приветствие проходящим мимо гоночным яхтам зурбаганского яхт-клуба. Из афиш, которыми были облеплены стены домов припортового квартала, мы уже знали, что как раз сегодня на рейде проводится заключительный этап многодневной регаты на приз Таможенного управления Зурбагана. На наших глазах одна из яхт, гафельный тендер, обогнала другую, несущую на единственной мачте огромные треугольники бермудских парусов, и с сильным креном прошла мимо террасы плавучего ресторана. Оттуда взлетели одна за другой три сигнальные ракеты, раздались, заглушая оркестр, восторженные крики, и к верхушке стоящей на крыше сигнальной мачты взвился вымпел Таможенной службы — устроители регаты в лице чиновников этого почтенного ведомства приветствовали удачливых яхтсменов. Я усмехнулся, подумав, что Роману с Дзиртой тоже следовало бы сидеть там, за столиками. Он — на правах таможенного маршала (ну не могу я без иронии вспоминать этот пышный титул!), она же — как капитан таможенного крейсера, отмеченный недавно наградой за успехи на этом поприще.
Яхты тем временем закончили поворот оверштаг и легли на курс к финишным воротам на другой стороне гавани. Я успел подумать, что яхтсменам кроме поворотных буёв, расставленных по замкнутому маршруту гонки, приходится обходить и многочисленные парусники, пароходы, лодки и лодчонки, которыми забита вся акватория — и в этот самый момент над гаванью, где-то за брекватером, за чернеющей возле прохода на внутренний рейд тушей броненосца «Хассавер» гулко раскатился пушечный выстрел.