"Маяк только один" – 3. "Таможня дает добро"

III

— Наконец-то! — Роман поднял ворот бушлата. — Не понимаю, о чём они только думают… Говорили, торопили — срочно, срочно, упустим! — а сами трижды задерживали! Собирались отойти с утренним бризом, потом сдвинули на три пополудни, и в итоге дотянули до вечера!

Дзирта — нет, капитан зурбаганского таможенного крейсера «Латр» — нахмурилась.

— Полагаю, повода для беспокойства нет. Я справилась в Лоцманской Гильдии — обратно «Гриза» пойдёт с грузом ценной древесины, тоже транзитом. А это значит, что им понадобится время на погрузку и пополнение припасов, да и команде нужен отдых. Ведь Зурбагане они на берег не сходили, на Земле, судя по тому, что вы рассказывали, тоже — а значит, задержатся там, никуда не денутся!

Они стояли на мостике рядом, едва ли не касаясь друг друга локтями.

— Ну, хорошо… — Роман поглядел на солнце, едва не касающееся линии горизонта. — Но как же маяк? Уже смеркается, зеркала бесполезны без солнечного света…

— Вы что же, разве не видели здешнего ночного неба? Обычно на нём не меньше двух лун, и каждая — не чета вашей, земной, или той, что светит по ночам у нас, в Зурбагане. На закате их свет смешивается с последними лучами солнца… да что я говорю, скоро сами всё увидите!

— Пока что ничего нет. — Роман навёл подзорную трубу на маячный утёс. — Башню вижу, домик смотрителя маяка тоже, хотя и с трудом, а отсветов зеркал что-то не заметно! Может, это потому, что Казакова там нет?

— Да, он сейчас на «Квадранте». — девушка кивнула. — За маяком присматривает помощник, толковый парень, из ваших, с Земли. Да вы не переживайте — она тронула собеседника за плечо. — Мне случалось проходить Фарватером в его дежурство — и, как видите, жива, и судно в порядке!

Роман кивнул. Непостижимая магия Фарватеров, перемещающая корабли между мирами, требовала ориентиров. Ими и служили маяки — любые, в любом уголке любого из миров — от башен, высящихся на берегах Ла-Манша и Скагеррака до скромных проблесковых фонарей на речных и озёрных бакенах. И все они светили отражённым светом одного-единственного Маяка — самого главного, возвышающегося над гаванью Зурбагана. А вот видеть этот свет, водить, ориентируясь по нему, корабли, мог далеко не каждый — лишь тот, кто прошёл обучение и умеет пользоваться устройством, называемыми «астролябия». И это тоже была магия — Роман понял это, едва взяв в руки принадлежащий Дзирте прибор. От бронзовых колец, от дугообразных, испещрённых незнакомыми символами шкал астролябии, исходила энергия — она светилась в глубине хрустальных линз, покалывала подушечки пальцев, вызывала зуд по коже, заставляла глаза слезиться. Когда он рассказал Дзирте об этих ощущениях — девушка недоумённо вздёрнула брови, задумалась и заявила, что он, вероятно, особо чувствителен к силам, управляющим Фарватерами, тем самым, которые улавливает астролябия. «Вам надо учиться, друг мой, — добавила она. — Расскажите об этом мастеру Сержу, он подскажет, что делать — как когда-то ему самому подсказал мастер Валуэр…»

На утёсе возникла оранжевая точка — мигнула, сменила цвет на зелёный, снова стала оранжевой, и наконец, вспыхнула белым. Дзирта улыбнулась.

— Ну вот, а вы волновались! Прекрасно всё видно, даже лучше, чем днём. А цветные вспышки — это из-за лун, сегодня все три на небосводе… Так что приготовьтесь, осталось совсем чуть-чуть!

— На Фарватеры уйдём по очереди? — спросил Роман. — Сначала «Квадрант», потом, какое-то время спустя, и мы?

— Можно и по очереди. Капитанов зурбаганского флота ещё в Морском Лицее учат прокладывать курс по Маякам и пользоваться астролябией. Вот и нынешне плаванье зарегистрировано, как учебное — по освоенному маршруту с целью отработки навыка самостоятельного перемещения по Фарватерам.

Девушка говорила как по написанному, словно читала вызубренную назубок инструкцию. Роман насмешливо хмыкнул.

— А на самом деле?..

— А на самом деле мы пойдём за «Квадрантом». Подобный групповой переход — довольно деликатная операция, требует сосредоточенности и точности. Зато мы гарантированно выйдем на той стороне вместе, и не придётся потом друг друга разыскивать.

— Ясно. — отозвался Роман, и тут же понял, что ничего ему не ясно. — Погодите… а разве суда не появляются всегда в одном и том же месте, в кругу бакенов? Я полагал…

Дзирта нахмурилась.

— А мастер Серж вас не предупредил?

— Предупредил? О чём?

Ответа не последовало. Идущий впереди «Квадрант» вильнул, приводясь к ветру, накренился и пошёл быстрее. На корме вспыхнул и замигал фонарь Ратьера, лампа с подвижными шторками, с помощью которой передавали сообщения условным кодом из точек и тире.

— Всё, пора! — крикнула Дзирта. — Всем стоять к повороту оверштаг! Если хотите, можете спуститься в каюту. — добавила она, обращаясь к Роману. — Хотя, когда караван ведёт мастер Серж, опасаться нечего…

Штурвальный завертел отполированные тысячами прикосновений рукоятки своего колеса. Бушприт покатился в сторону, целя в корму «Квадранта», над головой громко хлопнул парус. Ни с того ни с сего зачесалась левая бровь — словно от укуса неведомо как залетевшего сюда комара; Роман хотел устранить докучливую помеху и даже поднял руку к лицу — но не успел. Маяк вспыхнул запульсировал, и вдруг пропал — исчез, растаял в беззвучном призрачном вихре, поглотившем окружающий мир вместе с островом, «Квадрантом», «Латром», идущим в кильватере шхуны, и людьми, стоящими на его мостике.

В первый раз, когда «Серая Чайка» (она же «Гриза Мево» по-зурбагански) совершала переход между мирами, Роман всю дорогу провалялся без чувств под брезентом, и пришёл в себя, лишь когда пароход вынырнул с Фарватера в виду зурбаганского Маяка. Во время второго перехода — из гавани Зурбагана на остров Валуэр — Врунгель отправил всех пассажиров в низы, и пришлось ему торчать в кают-компании, беседовать о том, о сём с Казаковым (приказ капитана распространялся и на него), рассматривая крышки наглухо задраенных иллюминаторов и прислушиваясь к ударам волн в борта «Квадранта».

Но сейчас он мог любоваться Фарватером без помех, собственными глазами, с мостика таможенного крейсера. Дзирта оказалась права — переход прошёл спокойно, никаких штормов, ураганов и прочих погодных катаклизмов не случилось. Задувало, правда, крепко, за шесть баллов, на что указывал свист возле натянутых тросов стоячего такелажа, но оба судна шли ровно, без толчков, и даже качки серьёзной не было — ветер дул с кормы или, как говорят моряки, «в фордевинд». Несколько раз в вихревых стенах по бокам тоннеля возникали гигантские разрывы, в которых мелькали чужие небеса и море — то зеркально-гладкая, без единой морщинки водная гладь, то вспененное, сплошь в барашках штормовых волн.

Научившийся в бытность свою репортёром определять время без часов с точностью до нескольких минут, Роман не мог сказать, сколько они находились на Фарватере — минуты, десятки минут, может, часы? Сознание попросту отказывалось фиксировать временные интервалы, и когда «Латр» вслед за «Квадрантом» вынырнул на той стороне меж-мирового тоннеля, Роман осознал, что прошло всего несколько минут — бровь чесалась точно так же, как до перехода, да и рука стоящий рядом Дзирты всё так же лежала на леере, не сдвинувшись ни на сантиметр.

Окружающий пейзаж ничуть не напоминал тропические воды вокруг острова Валуэр. Серо-свинцовое море, низкие, свинцово-серые дождевые тучи быстро бегут над головой. Короткая злая волна валяла таможенный крейсер, а на берегу, до которого на глаз километра три, мигал жёлтый огонёк. Роман поднял к глазам бинокль (он ещё утром позаимствовал его у Казакова) — и вдруг замер, поражённый неожиданной мыслью.

Ещё в самый первый день Сергей объяснил ему правила перемещения между мирами по Фарватерам. Они были основаны на одном-единственном, но непреложном факте: маршрут из одного мира в другой может быть проложен только через Маячный Мир, и никак иначе. Выглядело это так: сначала Лоцман прокладывал курс до него по одному Фарватеру; судно оказывалось в знакомом круге из бакенов, обозначающем «зону прибытия», и уже оттуда по другому Фарватеру отправлялось к пункту назначения. Зурбаган же, лежащей на этом перекрёстке миров, извлекал из своего ключевого положения все возможные выгоды.

Сергей особо напирал на то, что это не было связано с каким-то запретом, со стремлением зурбаганских властей сохранить статус-кво — дело было в неких законах мироздания, которые, как уяснил Роман, никто толком не понимал. Люди просто знали, что все пути ведут в Зурбаган — и действовали, исходя из этой аксиомы.

И вот, вместо знакомой бухты и города на её берегах — низкий скалистый берег, тянущийся, сколько хватает глаз; вместо величественной башни на утёсе — едва видная в бинокль вышка с тусклым фонарём на верхушке. И ни следа «зоны прибытия» с её бакенами, волнолома с проходом на внутренний рейд, у которого бессмертно дежурит броненосец «Хассавер», флагман зурбаганского флота. Ни леса мачт у пристаней и черепичных острых крыш припортовых кварталов, за которыми должна прятаться таверна «Белый Дельфин» и её владелица, тётушка Гвинкль…

Роман покосился на Дзирту. Она стояла на том же месте и рассматривала берег в подзорную трубу.

— Можно поинтересоваться, мадемуазель капитан, где мы находимся?

Если девушка и уловила заключавшуюся в этих словах иронию, то предпочла сделать вид, что ничего не заметила. Она опустила трубу — длинную, составленную из раздвижных латунных секций, как у географа Паганеля из «Детей капитана Гранта» — и повернулась к Роману.

— Там, куда отправилась «Серая Чайка» — если, конечно, верить оставленной в Гильдии Лоцманов заявке. Но не думаю, что они сообщили ложные сведения — это легко обнаружить, и тогда прощай лицензия, что у Лоцмана, что у капитана. Никакая контрабанда не стоит такого риска.

— Да чёрт с ней, с «Серой Чайкой»! — молодой человек едва сдержался от матерного комментария. — Сколько раз мне говорили, что что все пути ведут в Зурбаган — а это, по-вашему, что?

Он обвёл рукой окружающий пейзаж. Дзирта молчала, и это молчание окончательно вывело его из себя.

— Выходит, есть и другие дороги, в обход, а мне попросту морочили голову — и вы, и Казаков, и мастер, мать его, Серж? Думали, я дурачок, и ничего не пойму? Спасибо, конечно, за столь лестное мнение — но можно всё же узнать, мадемуазель капитан, зачем всё это понадобилось?

Дзирта посмотрела на собеседника в упор — и не отводила взгляда, пока тот не опустил глаза.

— Вам говорили правду. Но из любых правил случаются исключения, и хорошо бы вам это запомнить. И… хотите совет?

— Совет? — такого Роман не ожидал. — Ну, попробуйте…

— Сделайте вид, что ничего не заметили. А лучше — забудьте. Всё равно ничего не поймёте, только себя изведёте.

— Парус! — раздалось за спиной. — Парус, милях в двух на зюйд-ост-тень-ост!

Роман обернулся. Сигнальщика на мостике не было — вместо него сигнал подал матрос-штурвальный. Он кричал, тыча пальцем в далёкий берег, на фоне которого, и правда, белел крошечный завиток. Направление матрос определил, заглянув в стоящий перед штурвалом узкий, дубовый, застеклённый сверху ящик — каким бы не был мир, где они оказались, магнитное поле здесь имеется, и воздействует, как положено, на картушку, чувствительный элемент скрытого в нактоузе компаса.

— Все наверх! — крикнула Дзирта. — Руль лево два, сообщить на «Квадрант»: «Обнаружено парусное судно, иду на сближение, собираюсь досмотреть!»

Командовала она по-зурбагански. Роман уже немого понимал это наречие — в нём, в самом деле, много было от эсперанто, латыни и других европейских языков. Да и догадаться было несложно — какие ещё слова могут звучать на палубе военного корабля в подобный момент?

В ответ по трапам застучали башмаки, на палубу высыпали матросы( во время перехода по Фарватеру девушка приказала всем, кроме штурвального, укрыться под палубой) и разбежались по своим постам. «Латр», подчиняясь вращению штурвала, вышел из строя и двинулся наперерез неизвестному судну.

На грот-мачту поползла гирлянда сигнальных флажков. В ответ на «Квадранте» взвился сигнал, и шхуна, описав широкую дугу, направилась вслед за таможенным крейсером.

— Ну, вот вам и аборигены. — Дзирта опустила подзорную трубу и удовлетворённо кивнула. — Можете радоваться: не пройдёт и часа, как мы выясним, куда делась ваша «Серая чайка»!

Роман собрался, было, возразить, что пароход не его, и вообще, у него ничуть не больше поводов для радости, чем у прочих участников маленькой экспедиции — но тут сигнальщик (он, наконец, занял своё место на правом крыле мостика) вскинул руку с биноклем и неразборчиво что-то прокричал.

— Меняют курс. — перевела Дзирта. — А хорошо идут, быстро…

Роман призвал на помощь все свои знания в морском деле, заимствованные, по большей части из кино и художественной литературы.

— А если там, под берегом, отмели? Знаете, песчаные такие, на них ещё ракушки съедобные собирают… Осадка у этого корыта небольшая, вот и рассчитывают удрать по мелкой воде!

Дзирта покачала головой.

— Отмелям, тем более песчаным, у скалистого берега взяться неоткуда. А вот подводные камни запросто могут быть. Они-то в отличие от нас свои воды знают, если погонимся — запросто можем выскочить на каменную гряду и проломить днище. Не-ет, это нам не подходит…

— И что же, дадим им уйти?

— От снарядов не уйдут. — Роману показалось, что Дзирта озорно подмигнула. Прозвучала команда «По местам стоять!». Канониры у баковой шестифунтовки уже вертели штурвальчики горизонтальной наводки, расчёт картечницы со скрежетом загонял в приёмник патронный короб. Под гафель пополз синий, с силуэтом маяка, и парой длинных белых косиц, вымпел — таможенный крейсер зурбаганского флота «Латр» готовился к бою.

Первый снаряд — «практическая» чугунная болванка без порохового заряда, как пояснила Дзирта, — лёг метрах в ста пятидесяти, точно по курсу неизвестного судна. Огонь открыли с дистанции в два километра; беглецы сделали попытку прижаться к высокому, обрывистому берегу, у которого опасно пенились на подводных камнях буруны — но после третьего снаряда, провывшего над самыми мачтами, смирились с неизбежным и повернули навстречу преследователям. Расстояние между судами быстро сокращалось, и вскоре можно было разглядеть «добычу» во всех подробностях.

— Рыбаки. — уверенно определила Дзирта. — У нас таких посудин полно, по всему побережью — в любой деревушке от Зурбагана до Каперны.

Действительно, вдоль бортов судёнышка были развешаны сети. Тупоносое, с пузатыми бортами, с парой мачт и длинным бушпритом, в длину оно имело метров двенадцать-пятнадцать и обликом до чрезвычайности напоминало промысловые шхуны, ходившие по Чёрному морю ещё в прежние времена, так называемые «дубки». Модель одного из них Роману довелось увидеть в Феодосии, в музее Александра Грина — с пояснением, что на такой посудине писатель однажды совершил путешествие из Одессы в Херсон.

Вскоре стали различимы и другие детали: дощатая будка на корме и длинный румпель, в который вцепился бородатый мужчина в рыбацком плаще и шляпе-зюйдвестке — похоже, подумал Роман, такой «гардероб» является универсальным у моряков любых миров. А вот механического двигателя на дубке, похоже, не было — ни парового, ни какого-нибудь ещё. На палубе он насчитал пять человек, кроме рулевого — четверо суетились с парусами и ещё один, видимо, капитан, стоял, опершись на фальшборт, и смотрел на приближающийся «Латр», откуда прямо в лицо ему уставился ещё дымящийся ствол шестифунтовки.

Вода под кормой вспенилась — винт заработал на реверс, тормозя судно. Матросы, подгоняемые окликами боцмана, расшпилили чехлы висящей над правым бортом шлюпки и, взявшись за канаты, спустили её на воду, после чего один за другим спустились в шлюпку и расселись по банкам. Вёсла они поставили вертикально, лопастями вверх, зажав между коленями — «на валёк».

— Ну что, господин таможенный маршал, — Дзирта повернулась Роману, у глазах у неё прыгали лукавые чёртики. — Не желаете возглавить досмотровую партию? Пора оправдывать жалованье, которое идёт вам от властей города Зурбагана. Они, правда, об этом ещё не догадываются, но не беда — вот вернёмся, сдадите в Таможенное Управление отчёт, и получите всё, что причитается!

Окончание фразы прозвучало откровенно глумливо, и молодой человек счёл за лучшее этого попросту заметить. Он коротко кивнул (едва удержавшись, чтобы не изобразить щелчок отсутствующими каблуками), спустился на палубу и в сопровождении вооружённого револьвером боцмана направился к перекинутому через фальшборт трапу. «Эх, пистолет не прихватил… — мелькнула запоздалая мысль. — Так и валяется в каюте, в чемоданчике, вместе с прочим барахлом. Ну да ладно, обойдусь как-нибудь… вон, у боцмана какой самопал на боку, ствол длиной в локоть, не меньше…»

Он уселся на указанное место — на кормовую банку, рядом со старшиной-рулевым — и принялся озираться. «Латр» замер на воде, слегка покачиваясь и постукивая работающей на холостом ходу машиной, дубок стоял в полутора кабельтовых крейсера. Мористее, кабельтовых в пяти, подходил, дымя единственной трубой «Квадрант», и оттуда семафорили что-то сигнальными флажками. Роман хотел спросить боцмана — что именно? — но не успел. Матрос оттолкнул нос шлюпки длинным багром, боцман каркнул что-то командное, четыре весла вспенили воду и шлюпка весело полетела к дубку. Роман обернулся — Дзирта с мостика улыбалась и делала на прощание ручкой, будто барышня прощалась на пристани с кавалером, а не командир военного корабля отправлял на задание своих подчинённых.