Вспоминая, как его учили ходить по лесу, попаданец крался не хуже индейских следопытов, осторожно ступая и выбирая не прямой путь, а скользя от раскидистого дерева к зарослям кустарника, пригибаясь, вертя головой во все стороны, вслушиваясь в ветер и принюхиваясь. Лишь отойдя на четверть мили от дома, он перешёл на бег, не забывая, впрочем, об осторожности.
Под ногами чёрт те что: грязь, лужи, местами ещё покрытые ледком, островки грязного снега, сырая пожухлая трава, местами достаточно высокая, чтобы промочить брюки выше колена. Как ни старайся, а следов остаётся уйма…
Ко всему, страшно хочется пить, да так сильно, что глотка, кажется, потрескалась и время от времени накатывает дурнота, последствия отравления эфиром. Он на ходу, по чуть, снимает губами с веток сырой подмёрзший снег, стараясь не частить, но помогает плохо. Время от времени приходится останавливаться, хотя отдых выходит такой себе, вперемешку с тревожностью.
— Сукины дети, — пробормотал он, осторожно снимая губами с ветки льдинки и медленно их рассасывая.
В голове сто тысяч мыслей — кто, как… пока ещё сыро, но есть несколько кандидатур на должность Иуды, и все…
— А казалось бы, друзья, — выдохнул он, снова начиная шагать.
Получасом позже Георг услышал где-то вдалеке лай собак, и сердце сразу заколотилось с удвоенной силой.
— Скорее всего это фермеры охотятся, — нервно сжимая обмотанную тряпками железяку, пробормотал он, вслушиваясь в лай, который поднявшийся ветер, порвав звуки на части, гоняет по лощинам и перелескам, — браконьерствуют, сукины дети!
Но проверять, так это или нет, не хочется. Даже если фермеры… Одежда у него, издали видно, дорогая, хотя и несколько измазанная в грязи. Да и видно, что человек не местный, попавший в неприятности.
А дезертиров и разного рода сволочи сейчас столько, что на них можно списать что угодно! Даже в самом Вашингтоне могут ограбить, а то и убить, и случаи подчас куда как резонансные…
Ну а здесь… пуля в спину, одежду отстирать и продать, и вот у уважаемого фермера появились деньги на породистого коня или пару коров. Не каждый устоит…
… а тем более, что даже если и найдут тело, то спишут, вернее всего, на дезертиров.
Чертыхнувшись негромко, он продолжил путь, не зная толком куда идти, лишь бы подальше. Пока так…
Вряд ли его увезли очень уж далеко, а места в окрестностях Вашингтона не то чтобы безлюдные. Рано или поздно он найдёт дорогу и сориентируется… если его не найдут раньше.
Чихнув, Георг снова ругнулся, и, подняв повыше ворот, постарался опустить пониже рукава пальто. Шляпу у него при похищении не то не взяли, не то потом затрофеили, как и перчатки, так что сейчас зябко… и ко всему, ещё и ноги сырые!
Лай тем временем стал ближе. Опытный охотник, он прислушался и понял, что собаки встали на след. От осознания этого накатил сперва страх, а потом, вместе с выплеском адреналина, пришло озлобление…
… и острое, навязчивое желание вспомнить всё, чему он научился в бытность казачком, в Севастополе и позже, на индейских территориях.
Опытному скауту он, пожалуй, уступит… но право слово, не слишком много! А уж если дойдёт до ближнего боя, то пережуёт и выплюнет едва ли не любого! Да и собачки… вот уж кого, а собак он, знакомый с псовой охотой с самого детства, не боится, и повадки знает хорошо.
Выдохнув, Шмидт сплюнул и криво усмехнулся, пару раз взмахнув железкой и пошёл дальше, на ходу приглядываясь, что можно сделать. А сделать он может немало… и пару раз, чуть задержавшись, он сделал несколько нехитрых вещей, которые, конечно, не остановят погоню, но заставят преследователей идти осторожней…
… если, конечно, собаки пущены по его следу.
Мелочи, право слово! Но отогнутые ветки с заострёнными сучками, прилетевшие в морду собакам, уже осложнят преследование. А уж человеку…
Впрочем, вскоре на его пути попалась укрытая густым кустарником узкая каменистая лощина с быстрым, но неглубоким ручьём на дне, и попаданец несколько успокоился. Пробежавшись вдоль неё, продираться через кусты не стал, а, примерившись, залез на невысокое деревце и с него уже прыгнул на пологий каменистый склон едва удержавшись на ногах.
Едва ли эта нехитрая уловка остановит преследователя надолго, но несколько минут, пожалуй, можно выгадать!
Спустившись вниз по мокрым местами обледенелым камням, он осторожно пошёл вниз по течению, внимательно вглядываясь по сторонам, вслушиваясь и даже принюхиваясь. Сейчас, сбросив оболочку цивилизованного человека, он снова на войне, на вражеской территории…
На ходу подобрав несколько крепких веток, он заострил их, прихватив с собой. И когда беглец увидел подходящий выход из лощины, долго он не думал.
Быстро поднявшись, оставив чуть больше следов, чем мог бы, он пробежался, ломая кусты и приминая траву, создавая впечатление паники, бегства. По его замыслу, преследователи, вольно или невольно должны поддаться азарту и рвануть на ним…
… именно так он думал, установив несколько ловушек, и на этот раз — вполне серьёзных.
Ну а потом, по возможности заметя следы, Георг повторил старый трюк — низкое деревце у края оврага осторожный прыжок на склон лощины, и опасная пробежка по скользким камням, закончившаяся падением в ручей. Впрочем, всерьёз промокнуть он не успел, и, вскочив, пошёл дальше.
Ввязываться в серьёзное противостояние желания всё ж таки нет, хотя это, пожалуй, скорее рассудочное… Но рассудок победил тёмное, глубинное, и в Рэмбо он играть не стал. Осторожно ступая по камням, стараясь лишний раз не промочить ноги, он то и дело наклонялся, зачёрпывая мутноватую ледяную поду из ручья и утоляя жажду, стараясь не думать о возможных последствиях. Глистогонное он потом пропьёт… а для холеры и тифа сейчас не время. Да и вообще, обо всё этом он будет думать потом!
Через некоторое время он услышал вдали выстрел, и, остановившись, прислушался. Но больше никто не стрелял, разве что лай собак стал вовсе уж отчаянным, злым… и губы попаданца растянулись в злой усмешке. Картину целиком он, разумеется, увидеть не может, но варианты произошедшего, чёрт подери, греют душу!
Вскоре поднялся сильный ветер, и на короткое время из-за туч выглянуло бледное солнце, но вскоре оно снова спряталось, и разразилась настоящая непогода — с ветром, хлопьями сырого снега вперемешку с ледяным дождём и темнотой. Очень быстро беглец замёрз, но отчаиваться не стал: погода сейчас играет ему на руку, следы быстро заметёт и размоет, и ни собаки, ни скаут с индейских территорий, его след уже не возьмут. Да и по солнцу он успел кое как сориентироваться.
Выбравшись из лощины, Георг нашёл дерево повыше, залез, огляделся, и в полумиле от себя увидел тонкую нитку дороги. Получасом позже он вышел на обочину укатанной дороги и пошёл вдоль неё, на ходу отряхиваясь и по возможности приводя себя в порядок. Получилось, конечно, так себе, но даже так он выглядит как джентльмен, попавший в неприятности, а не бродягой или, упаси Бог, дезертиром.
Дождь к этому времени почти затих, хотя ветер, пронзительный и злой, только усилился, пробирая без малого до костей.
Ещё чуть погодя, заметив повозку, едущую в нужную сторону, он отбросил железяку и махнул рукой, останавливая её. Возница, немолодой фермер с неряшливой, давно нестриженой пегой бородой, чуть натянул поводья, настороженно глядя на путника и положив одну руку на дробовик, всё ж таки остановился, близоруко щурясь. Но разглядев-таки, что перед ним явно не бродяга, остановился.
— Доброго дня, достопочтенный, — учтиво поздоровался Шмидт.
— Хм… для кого-то не очень доброго, — захихикал фермер, показав пеньки гнилых зубов, — Что, мистер, лошадь сбросила?
— Вроде того, — согласился Георг, сделав вид, что поражён проницательностью старика, но как бы не желая признаваться в отсутствии у себя должных кавалерийских навыков, — Так что, достопочтенный, подвезёте до города?
— Хм… — возница усиленно зачесал бороду, — до Города…
— Немного денег у меня есть, — сказал попаданец, поняв его опасения и ничуть не кривя душой — доллара полтора мелочью он наскрёб в подкладке, — кстати, — я Джон, Джон Смит.
— Иезикия, — кивнул старик, кажется, окончательно успокоенный, — Ну садитесь мистер Смит.
— Благодарю вас, достопочтенный Иезикия, — не стал чиниться попаданец, влезая в повозку и с благодарностью принимая сперва кусок провонявшего лошадиным потом старого войлока, в который он тотчас укутался, а потом, с не меньшей благодарностью, дрянной, но крепкий виски и погрызенную трубку, в которой оказался на удивление приличный табак. Хотя Георг и бросил курить, отказываться в данной ситуации он не стал — некурящий, если это только не какой-нибудь квакер или методист проповедник, сейчас белая ворона, а он и так…
— Скажите, достопочтенный Иезекия, — сделав пару глотков и раскурив трубку, попаданец начал разговор, перехватывая инициативу, — я вижу, вы человек поживший, опытный, и, наверное, уважаемый в здешних краях. Раз уж вышла такая оказия, не просветите ли меня, как обстоят дела в здешних краях? А то знаете ли, торговые агенты, это одно, но разговор с местным, тем более понимающим, пожившим человеком, это совсем другое. Я, пока всю картину в целом не пойму, не люблю вкладываться.
— Это да! — важно сказал фермер, охотно принимая на себя роль уважаемого и понимающего, — Всякие хлюсты из города, они порой лезут, не понимая важного,и такого наворотить могут, что потом не разгребёшь!
Шмидт подкинул Иезекии несколько невнятных фраз, согласно которым попаданец выходил торговцем средней руки, изучающим рынок, и дальше ему оставалось только слушать деревенские премудрости, изредка вставлять комментарии, да отпивать из бутылки виски, постепенно согреваясь и успокаиваясь. Гнедой мерин, такой же немолодой, как и его хозяин, если лошадиные годы перевести на человеческие, неторопливо рысил по знакомой дороге, отмеряя шаги и мили, с каждой минутой приближая его к Вашингтону.
— Убежал, сукин сын! — сидя в убогой, разномастно обставленной гостиной, носящей следы неустроенного быта, злобно бубнил хозяин дома, прижимая окровавленную тряпицу к лицу, — Обыскали его плохо ваши люди, мистер Мортимер! Кандалы у меня, сами видели, надёжные, ни один раб не убежал, так что прохлопали ваши люди, как есть прохлопали!
Он на мгновение оторвал от лица тряпку, щедро плеснул на неё домашнего виски, и снова приложил её к длинной, неглубокой, но рваной ране, находящейся в опасной близости от глаза. Не выпуская бутылку, мужчина сделал несколько длинных глотков, дёргая кадыком.
— Видите? — он оторвал тряпицу от раны и повернулся к наёмнику, злобно ощерившись редкими жёлтыми зубами, — Его работа! А Грету, лучшую суку, из-за него пристрелить пришлось, а мне за неё двадцать долларов давали! Я с индейцами воевал, так он, скажу я вам, им фору даст! Вы бы меня хотя бы предупредили, мистер Мортимер!
— А может, он и в сговоре был! — озарило хозяина дома, — Ну… этот ваш! Долго ли пару слов шепнуть? Небось пообещал что, вот и…
— Н-да… — качнувшись на носках, протянул мужчина, которого в этих краях знали как мистера Мортимера, а других краях под десятком других имён. На его лице, совершенно ничем не примечательном, не отразилось никаких эмоций, лишь в глубине глаз мелькнуло что-то нехорошее, чуть ли даже не дьявольщина какая-то.
— Точно вам говорю! — воспрял хозяин дома, видя в этом молчании поддержку своим словам, — Ваш человек виноват! Он обыскивал, он и в кандалы заковывал, а я туда и не заходил даже, вот ей Богу!
— Супруга моя, — он кивнул на жену, возящуюся, скособочась, у печки, — против меня не пойдёт! Я её, дуру, поспрашивал уже, так что нет, мистер Мортимер, ваша то вина, ваших людей!
— Н-да? — всё то же слово, но с другой интонацией, и мистер Мортимер перевёл взгляд на женщину, — Вижу, как же…
Женщина, стыдясь заплывающего лица, отвернулась, но и увиденного оказалось достаточно.
— Вижу, мистер Сайли, — согласился наконец мистер Мортимер, — нет в случившемся вашей вину. Ну что ж…
Он обмахнулся шляпой…
… и сделал неуловимое движение рукой из-под шляпы. Миг… и мистер Сайли захрипел, хватаясь за торчащий из горла нож, пуча глаза и оседая на пол. В следующую секунду мистер Мортимер метнулся к женщине, ещё не понявшей ничего, и, на ходу одев на руку тяжёлый кастет, нанёс ей несколько ударов в голову.
Присев рядом с ней, он пощупал шею, и, для большей наглядности, с силой сдавил её, продержав так некоторое время. Затем мистер Мортимер деловито подтащил тело убитой женщины поближе к супругу, ещё живому, хрипящему, пускающему кровавые пузыри и пучащему бессмысленные, ничего не видящие глаза.
— Так… — чуть приподняв тело женщины и закрывшись им, он выдернул нож, и кровь брызнула на неё, а мистер Сайли засучил ногами, отходя. Затем, всё так же прикрываясь телом женщины, он нанёс умирающему несколько слабых беспорядочных ударов и вложил окровавленный нож в руки убитой женщины.
Отойдя в сторону, он полюбовался на картину с видом художника Эпохи Возрождения и удовлетворённо кивнул.
— Неплохо, — с чувственной хрипотцей похвалил себя мистер Мортимер, чувствуя приятное, но увы, несколько недостаточное возбуждение, после чего обтёр руки тряпкой и кинул в её в печку. В комнате завоняло палёными тряпками, но убийца не обратил на запах никакого внимания, случалось ему обонять куда как более неприятные вещи.
— Вот как знал, — вздохнул он, достав сигару, скусывая кончик и прикуривая, — Лучше честные грабители, чем всякие там джентльмены, ищущие справедливости там, где её отродясь не было. Аванс, конечно, знатный, но… нет, надо было настоять и сделать всё по своему или отказаться. В глаза ему захотелось заглянуть, понимаешь ли!
Он усмехнулся едва заметно и задумался. Ситуация вырисовывается не то чтобы скверная, но неприятная. Шмидт, конечно, джентльмен, но это скорее позиция, убеждения, а никак не часть натуры.
Справки о нём он наводил, и знает, что отвечать, а то и бить на опережение, этот чёртов немец умеет. В грязные игры он играть не любит, что правда, то правда… но умеет, и получше многих. И мстительный, сукин сын! Этот запомнит… и будет искать, непременно будет, и вероятнее всего — долго, не жалея денег.
— В том и разница между джентльменами, которых судьба временно забросила на самое дно, и людьми, мнящими себя джентльменами, но не получившими должного образования и воспитания, — вздохнул он, — А Шмидт… не знаю, где он получил образование и каким образом он потом оказался в трущобах, и в каких именно, но опыт, видно есть, а такие самыен опасные. Поднялся заново, построил бизнес, и…
… Мортимер не хотел себе признаваться, но неудавшийся «клиент» вызывал у него нешуточную опаску. Собственно, он и не хотел браться за дело, но аванс был достаточно значимым даже для него. И пожалуй, не последнюю роль сыграла опаска… именно из-за этого он закусился, вроде как доказывая самому себе, что является сильнейшим хищников. Но… нет.
— Ладно, — докурив сигару, постановил он, — Неприятно, конечно, но ничего страшного, на Западе хваткие люди всегда найдут, где сделать капитал.
— А может… — заколебался он, — в Канаду на пару-тройку лет? Или в Латинскую Америку? Да нет… в Латинской Америке свои тонкости, да и эти… латиносы, ну их к чёрту?
О том, чтобы затеряться в армии, наёмник даже не думал. Да, с его талантами он может быстро стать офицером, но… а на черта⁈ Денег там не заработаешь, а ходить в атаку на картечь, голодать, преодолевать трудности лишения только потому, что дельцы и политиканы Севера и Юга что-то не поделили?
Ну так это они не поделили, его интересов в этой войне нет!
— На Запад, — постановил он, — для умных людей там открыты все дороги.
Себя он, безусловно, причислял к таковым, а наёмничество… ну, каждый зарабатывает, как может! Право слов, ничуть не хуже, чем воевать с индейцами, только денег куда как побольше.
Да и если работа приносит удовольствие, то уже хобби, не так ли?