Старые недобрые времена 3

Глава 1 Нью-Йорк

Нью-Йорк, май 1860-го.

Полуденный свет, проникая через оконное стекло, отмытое до нестерпимого сияния, падал на тёмную полированную поверхность письменного стола, многоцветно ломаясь в гранях хрустальной пепельницы и будто утопая в лезвии обсидианового ножа для бумаг, подарке одного из братьев. Ковёр испятнан солнечными лучами так, что кажется шкурой экзотического зверя, добавляя уюта и щепотку мистики, намекающей на что-то необыкновенное, на приключение, которое начнётся, стоит только открыть дверь и выйти из квартиры.

Сквозь приоткрытое окно слышен привычный, чуть отдалённый шум улиц, неизбежный в большом городе — назойливый, пронзительный фальцет мальчишки-газетчика, стук колёс по булыжной мостовой, неистовый лай собак, не иначе как загнавших кошку на дерево, и беснующихся теперь внизу, не в силах достать её. Приглушённо, под самыми окнами, на южном «чёрном» диалекте разговаривают слуги, посмеиваясь над чем-то, малопонятным, да и неинтересным человеку непосвящённому.

Лёгкий ветерок доносит запахи угольной золы, спутника прогресса в этом времени, лошадиного пота, жареного мяса, и всё это приправлено почти неуловимым, но всё ж таки явственным запахом моря. Временами это разбавляется восточными ароматами, тонким шлейфом тянущимся из лавки пряностей на углу.

Стоя у окна с чашкой крепкого кофе, Георг задумчиво смотрел в окно, меланхолично созерцая дома на противоположной стороне улочки. Сюда он переехал всего пару недель назад, прельстившись относительной престижностью, дешевизной и спокойствием Южного Мидтауна, поселившись в доме по адресу 23 Irving Place, в скромной холостяцкой квартире на третьем этаже, над галантерейной лавкой.

Сказать по совести, можно было бы найти варианты и получше, но Георг, увидев резной деревянный фасад, тяжёлые, основательные входные двери и небольшой балкончик из кованого металла, украшенный горшками с цветами так, что казалось, они прорастают из металлических корней и деревьев, не удержался и зашёл, просто из любопытства. Оказалось, что внутри ещё лучше, квартира из небольшой гостиной, спальни и кабинета отделана и обставлена с отменным вкусом, и уходить он не захотел, почти сразу же, после символического торга с домовладельцем, выписав чек.

Сейчас он обжился в квартире так, что кажется иногда, что здесь он если и не родился, то вырос и прожил долгие годы.

В книжном шкафу и на полках книги, выплеснувшиеся из кабинета. Сенека соседствует со справочником по металлам, университетский учебник по химии с Шекспиром, и везде закладки. Книги лежат и на столе, на диване, на одном из кресел.

Кабинет завален бумагами и чертежами, и это почти всё — один большой амбициозный проект!Механический чертёжный стол, пока ещё сырой прототип, но уже сейчас это много больше, чем имеют современные инженеры. Закреплённые на шарнирах под углом подвижные линейки, встроенный в систему полудуговой транспортир и прочие изобретения, естественные для недоучившегося архитектора, но пока не существующие в природе.

А пружинный циркуль с микрорегулировкой? Чертёжный угольник с фиксатором? Рулонная подача бумаги с зажимом?

В университете приходилось использовать куда как более примитивные инструменты… ну да патентная система ныне несовершенна! А в США, где в каждом штате свои законы, и правообладателю нужно самому следить за их исполнением, патентовать такие вещи имеет смысл только в том случае, если ты достаточно силён и богат, иначе можно разориться на судах.

Работать над ударно-сверлильной дрелью, доводя её до ума, ему пришлось летом, сняв мастерскую и обеспечив её надёжной охраной. В противном случае университет получил бы порядка 75% дохода с патента, и уж как бы там им распорядились, Бог весть! В любом случае, об акциях Du Pont ему пришлось бы забыть.

Зато чуть позже, когда он займёт более прочные позиции, всё это и многое другое, запатентованное должным образом, объединённое под одной крышей, может подмять рынок США, да и не только! Да, это не нефть, не металлургия, не железные дороги и не промышленная химия, деньги будут на два порядка меньше, но это будет его и только его детище.

Впрочем, это потом… как и многое другое, а пока — связи!

Старые знакомства из университета Пенсильвании работают, и неплохо, стартовые условия у него много лучше, чем можно было бы ожидать. Но пока Георг Шмидт воспринимается как вчерашний студент, пусть даже многообещающий и состоятельный, удачно капитализировавший свои знания.

Но вот как делец, как промышленник… нет, пока нужно осторожничать, пока к нему приглядываются, каждый шаг рассматривается со всех сторон, пристрастно, и случись ему оступиться — сожрут.

По крайней мере, попытаются. Обкусают. Оспаривание патентов, затягивание судов, махинации с акциями, физическое насилие… вариантов много.

А университетские связи… очень может быть, что рвать его, при случае, будут родственники, а то и родители его друзей и приятелей, потому что — ничего личного, это бизнес! Пока он не проявит себя самостоятельным игроком, с которым не стоит связываться — только так! Да и потом…

Сделав глоток уже остывшего кофе он поморщился и оставил чашку на журнальном столе.

— Надо позвонить, — пробормотал он, тут же опомнившись и усмехнувшись чуть кривовато. Проект телефона, пока существующий лишь в его голове, уже разросся так, что кажется почти реальным.

— Идей — уйма, — вздохнул он, — если я реализую хотя бы часть…

Не договорив, он замолчал, не доверяя даже стенам в собственной квартире. Уши, как известно, бывают и у стен, а привычка говорить вслух может сработать в самый неожиданный момент.

Чертёжные инструменты, скрепки… телефон, наконец! Но… прогресс ради прогресса? Спасибо, но нет!

А тем более, скрепками или даже телефонами нельзя осчастливить человечество, это не лекарство от холеры и не дешёвый способ получения удобрений. Это просто деньги!

А патентовать, чтобы потом что? Закончить как Тесла, в нищете? Спасибо, нет… Да и деньги после определённой отметки, это уже не комфорт или даже роскошь, а инструмент, и ему, чёрт подери, такой инструмент нужен!

— Связи, — пробормотал он сквозь зубы и снова замолк, — связи… а пока хотя бы мастерскую организовать.

— А может, — засомневался он, — всё-таки в магистратуру?

Собственная мастерская — это возможности, свобода, деньги… но и большая уязвимость. Магистратура в Университете Нью-Йорка — престиж, контакты… но идеи, овеществлённые в Университете, станут собственностью кафедры! Да и воруют там, надо признать… поизящней, чем в порту, но, чёрт подери, воруют.

Легко может статься так, что в итоге патент окажется оформлен на какого-нибудь почтенного профессора, непременно седовласого и заслуженного. Наслышан, знаете ли… не так, чтобы очень уж часто, но оказаться числе немногих исключений желания нет.

— Нужно всё, — мрачно постановил он спустя несколько минут мучительных размышлений, — и мастерская, и магистратура, пусть последняя хотя бы для связей. Да и проще будет найти нужно специалиста, когда он понадобится.

— А ещё нужна лаборатория, и, пожалуй, целая сеть мастерских… или всё-таки завод? Всё зависит от первого шага, от последующих действий партнёров и конкурентов, и ещё множества переменных, предугадать которые можно лишь пытаться.

— Вот только время… — вздохнул Георг, потерев подбородок, — хроноворот бы изобрести! Эх, мечты…

Со временем у него проблемы… с одной стороны, вроде и невелика разница, годом раньше он запатентует и пустит в оборот одно из изобретений, или позже.

С другой — приближается война, а это не только трагедия, но и, как бы это цинично не звучало, возможности!

Во время войны правительство платит не скупясь… иногда. А иногда и выкупает патенты по доллару. Принудительно!

Конкретных примеров попаданец уже не помнит, но на одной из лекций эта тема всплывала, притом именно в контексте Гражданской Войны в США, и это надо иметь в виду.

А ещё, помимо патентов, придётся заниматься производством, заниматься поставками, и, наверное, бывать в действующей армии. Обойтись без всего этого можно, но тогда выхлоп от изобретений будет меньше как минимум в разы, если не на порядок.

Да и меньше шансов, что какое-то изобретение правительство выкупит за доллар, пусть даже и «на время войны», если ты лично знаком с генералитетом. И уж точно больше шансов получить выгодный контракт, если новинку представляешь лично, а не через представителя. Генералы, они такие… понимают субординацию. По-своему.

Ещё спорт… и нет, ему нравиться и фехтование, и верховая езда, и…

… хотя, пожалуй, борьбу, бокс и греблю можно, а скорее нужно отставить в сторону. Ну, насколько это вообще возможно… по ситуации!

— Спортивный клуб, — протянул он, — ну да, ну да… маскулинность, запах пота и тестостерона… и связи, которые вот так, на боксёрском ринге или фехтовальной дорожке, образуются куда как быстро! Надо будет выбрать… попрестижней.

— Опять, — пробурчал Георг недовольно, уже зная, что не откажется от планов, — Опять аскетизм, и никаких, чёрт бы их побрал, излишеств! Знать бы ещё, что это такое… и что такое — отпуск!

На мгновение он замер, оглядев гостиную свежим, пристрастным взглядом, оценивая количество дел и свои возможности, потом слегка усмехнулся. Настроение, хотя и ставшее несколько меланхолическим, выправилось, перестав скакать во все стороны разом, делая какие-то заячьи петли. Ну да, придётся работать… а когда было иначе? Да и интересно ли — иначе?

Пройдя на кухню, скептически погляделна газовую плиту, настоящий хай-тек этого времени. Массивная, тяжелая даже на вид, угольно-чёрная, с латунными, полированными кранами и решётками, синеющей полоской огня.

Покрутив вентиль, чиркнул спичкой и поставил на огонь старую медную турку с потемневшей ручкой и ещё более тёмной историей. Вскоре густой, тяжёлый аромат с лёгкой горчинкой заструился по кухне, напомнив, внезапно, о походных лагерях, утреннем тумане, индейских стрелах и боевом кличе краснокожих, желающих прорваться в лагерь.

Составив турку, провёл пальцем по краю плиты, машинально, в который уже раз, прочитав инструкцию, выгравированную на латунной пластине. Хай-тек… но пока очень несовершенный, и, он знает это точно, перспективный!

Ещё лет десять, и такие плиты перестанут быть редкостью, а через двадцать редкостью станут угольные и дровяные печи. Правда, и конкурентов… впрочем, пока он только думает в эту сторону.

Налив себе наконец кофе, он захватил утреннюю газету, забытую было на кухонном столе, и прошёл в гостиную.

Шапка New York Herald кричит о решении Верховного Суда, принятого по делу Дреда Скотта, политики спорят о рабстве, о правах штатов, о балансе в Сенате. Всё это пахнет войной…

… но не все верят.

Политика США сложная, нервная, и сколько было таких политических кризисов. Бог весть! Казалось, что вот-вот…

… но нет, очередной кризис разрешался спорами в Сенате, или захватом индейских территорий, или стычками на мексиканской границе.

Обыватели, в большинстве своём, не верят, что вот-вот заговорят пушки, да и среди политиков таких хватает.

Metropolitan Club — недавно отстроенное здание в колониальном стиле, с неизбежной колоннадой, бронзовыми львами у входа, мраморным фасадом и тяжёлыми дверьми из английского дуба, мужской в самом его полном смысле, пропитанный запахом табака, выделанной кожи, алкоголя, почти неуловимо — больших денег, и, на уровне инстинктов — кровью.

Это клуб для джентльменов — тех, кто не нуждается в представлении.

Чернокожие слуги, отменно выученные и выдрессированные, в строгой дорогой униформе, и каждый знает себе цену. Буквально…

Цена их работы, цена жизни, много выше чем жизнь десятка-другого белых бедняков, работающих в доках и живущих где-то в трущобах, и… они этим, пожалуй, гордятся! Это несколько странная, непривычная гордость, которую попаданец может понять лучше многих…

… но не принять.

Но в этой гордости — броня, и лакей, подающий сигару, бесшумно возникающий по необходимости, и исчезающий, словно его и не было, по выучке, образованию и интеллекту стоит иного офицера. И возможно, где-то в другом мире он и стал бы офицером.

Около получаса Георг потратил на то, чтобы обойти залы и переброситься приветствиями со всеми знакомыми, которые, в свою очередь, порой представляли его кому-то ещё. Рукопожатия, обмены визитками, улыбки, от которых уже сводит скулы.

Говорил он мало, предпочитая слушать, задавая наводящие вопросы, интересуясь прежде всего хобби собеседника, зная уже не только по книгам, но и по личному опыту, что иногда важнее выслушать о заболевшей лошади или дать совет по воспитанию породистого щенка, а не выспрашивать подробности о политических пристрастиях и капитале. Кто бы что ни говорил о дельцах Нью-Йорка, но личные отношения важны, и когда тебя считают не просто многообещающим инженером и удачливым инвестором, но и просто приятным, воспитанным молодым человеком, строить бизнес становится намного проще.

Да и куда спешить…

… ну то есть спешить, на самом-то деле, стоит, но вот так, сходу, нырять в это нью-йоркское болото, где концентрация хищников превышает все разумные пределы, всё ж таки не стоит. Сперва нужно разобраться, кто есть кто, с кем и против кого дружит, узнать о политических пристрастиях и религиозности, хобби и фобиях, и вот потом уже начинать действовать.

А пока… разговоры, тягучие, как сироп, и крепкие, как виски! Словечко там, словечко здесь…

— Георг! — заспешил навстречу округлый, несколько одышливый, не старый ещё джентльмен, с толстой сигарой в прорези рта, и бокалом хайбола в пухлой руке, — Всё ж таки пришёл!

— Гораций, — улыбнулся молодой человек, делая несколько шагов навстречу и пожимая протянутую руку, — рад видеть тебя!

— Пошли, составишь компанию в покер, — Гораций Бартон потянул его за собой, — нам не хватает сильного игрока!

— И свежих ушей, я полагаю, — весело вздёрнул бровь попаданец. С Бартоном, дядюшкой одного из братьев, он знаком года два как, и, несмотря на разницу в возрасте, отношения у них вполне приятельские.

— В точку! — захохотал Гораций, — Ну да ничего, тебе наши байки пока интересны, ты их пока по десятому разу не слышал! Пойдём, пойдём! Познакомлю тебя с моим другом, судьёй Эмсли, очень, знаешь ли, интересный человек, собирается в конгресс выдвигаться, тебе, полагаю, такое знакомство не повредит.

Подхватив его под руку, Гораций бесцеремонно, но весело потащил его за собой, щедро жестикулируя, и навешивая на уши развесёлые байки из своей молодости вперемешку с рассказами о судье. Сценка получилась достаточно забавная, так что Сеймур, известный в городе юрист, даже рассмеялся негромко, отсалютовав Георгу бокалом и подмигнув.

Представив Шмидта судье, высокому сухощавому человеку, ещё не старому, но несколько мумифицировавшемуся, Гораций Бартон в нескольких крайней лестных предложениях описал его как безусловно выдающего инженера и очень интересного молодого человека. Эмсли суховато кивнул, сказал несколько положенных по такому случаю слов, и вернулся к разговору о политике с одним из игроков.

Партия в покер началась тривиально, игра идёт на сущую мелочь…

… с точки зрения человека состоятельного, разумеется.

Азарта ещё нет, игроки только разогреваются, и пока скорее ведут беседу, мешая в ней карты, политику, бизнес и хобби.

— Шмидт, — судья нахмурил лоб, — Это, случаем, не ваша статья в Scientific American? О водяном насосе?

— Да, — склонил голову Георг, — за февраль.

— Как же… толково, — судья уже куда благосклонней посмотрел на молодого человека, — Очень необычный стиль, к слову — написать научную статью так, чтобы её понял даже человек, далёкий от инженерного дела, не каждый сможет.

— Благодарю вас, судья, — польщённо улыбнулся попаданец, — не скажу, чтобы это было легко, но я считаю, что если речь идёт не вовсе уж о высоких материях, то научные статьи писать надо так, чтобы их понимал всякий образованный человек.

— Очень талантливый инженер, — вмешался в разговор Гораций, — и цепкий делец!

— Ну… нет, — не согласился с ним Георг, не забывая поглядывать в карты, — до звания дельца мне ещё далеко. Несколько удачных сделок, это ещё…

— Удачных⁈ — Гораций пыхнул сигарой и негодованием, — Да это было эталонно!

Присутствующие, разумеется, заинтересовались подробностями, и, узнав, что у молодого человека, только-только закончившего университет, уже есть достаточно солидный пакет акций одной из ведущих корпораций Америки, стали вести себя заметно теплее.

Менее чем за час он получил с полдюжины приглашений — взглянуть на перспективный проект, поучаствовать в организации типографии, вложиться в телеграфную линию до Луисвилля,купить долю в хлопковой плантации. Всякий раз он отвечал обходительно, но уклончиво, ссылаясь на большую занятость.

— Время, господа, время… — вздыхал Георг, просчитывая карты, и, не думая долго, выдал им, без излишних подробностей, свои размышления по поводу магистратуры и мастерской.

Элси, услышав это, быстро моргнул и замер, а несколькими секундами спустя переглянулся с одним из джентльменов…

… и если бы попаданец не прошёл жесточайшую лакейскую муштру, он вряд ли заметил эти взгляды. А так… они сказали ему, пожалуй, больше, чем самим джентльменам.

Не сегодня, и быть может, не завтра, но в самом скором времени ему предложат ему инвестиции, и он, быть может, и согласится…

… хотя ему нужны не их деньги, а связи, а ещё — личная заинтересованность.

Легко, конечно, не будет. Но… а куда деваться?

Партия продолжилась, неторопливая, размеренная, перемежаемая разговорами о, казалось бы, несущественных мелочах, и только человек, в совершенстве владеющий языком и контекстом, понял бы всю многогранность, многослойность этих, казалось бы, незначительных реплик. Но…

… пожалуй, не всё!

Здесь играют не в покер, а в людей, а это мало понять, нужно осознать, проникнуться, и стать таким же, как они. Игроком.

Подкинув карту, Георг сдержанно улыбнулся, отразив в этой улыбке ту толику эмоций, которую хотел подать, и которую не испытывал. Он чувствовал, как в клубы табачного дыма вплетаются предвкушения, чаяния, интерес…

Каждый из присутствующих здесь носит маску, и у кого-то она уже приросла так, что снять её можно — только с кожей!

На их стороне опыт, и…

… нет, образование есть не у всех, некоторые проросли в большие деньги, во Власть, прямо из грязных улиц. Тоже образование…

А у него опыта куда как поменьше… или вернее, он совсем другой. Но выучка…

Светский этикет, умение читать по лицам, в лакеев вбивается! А потом была недолгая, но очень экстенсивная практика…

… и кто кого, покажет только время. А пока здесь, за столом, он делает свои ставки.