Похоже, этот мир крутился вокруг Сомова.
— Эй! — воскликнул он. — Стрелец!
Но мне было не до Васи. Я торопился к Рае Шараповой. Как я мог забыть! Вихрем промчался по коридору и влетел в спортивный зал. Где вы, Сергей Сергеевич, где вы, штангисты с мощными ляжками и бицепсами, толще моей ноги?
Одна. Она была совсем одна. Рая лежала на скамье, ноги стояли на полу и были напряжены, спина выгнулась, а в руках у неё был гриф с охренительным грузом. И не хватало буквально пары сантиметров, чтобы положить скользкую и ставшую неподъёмной и убийственной железную палку на крюки.
Рая делала жим лёжа. Последний подъём не задался, и сейчас она была на гране, на самом краю, когда мышцы уже не справлялись и тяжеленный снаряд вот-вот должен был полететь ей на грудь и на шею. Травмы мышц, сломанные рёбра и прочие ужасные вещи, которые не просто вычеркнут её из спорта, но и причинят ужасные мучения.
Рая захрипела, понимая, что больше не может держать эту железную дуру и, что сейчас случится ужасное.
— Держи! — заорал я, ударом распахнув дверь и устремляясь к ней. — Держи! Давай! Жми! Ты можешь!
Я подлетел к ней, когда её левая кисть разжалась и рифлёный, мокрый от пота гриф сорвался и рухнул вниз. Не хватило буквально доли секунды. Но я успел. Успел вовремя. Схватил на лету. Она в изнеможении уронила руки, а я поднял штангу и положил на крюки.
— Рай, ну, ты артистка, — покачал я головой.
Она смотрела на меня снизу вверх разгорячённая, с растрёпанными волосами и вздымающейся грудью. А я, как лихой наездник замер над ней. Глаза наши встретились и:
— Отходи уже, — сердито воскликнула она. — Дай встать.
— Цела? — спросил я, перекидывая ногу. — Ничего не порвала?
Она молча уселась на лавке, опёрлась локтями об колени и опустила голову.
— Фу-у-ух…
Мы помолчали.
— Ты откуда взялся вообще? — хмуро глянула на меня она.
— Не поверишь, — усмехнулся я, усаживаясь рядом. — Сигнал твой поймал. Ты, видать, обо мне думала, да?
— Ага, — хмыкнула она. — Жму железяку, а сама думаю, где там Стрелец.
— И не зря, — кивнул я. — В сердце ка-а-а-к кольнуло, и сразу вспышка в голове: Шарапова! Хорошо, что я был неподалёку, успел добежать. А так бы… Впрочем, скорее всего, ты бы и сама справилась.
— Точно, — легко толкнула она меня локтем. — Рекорд мне сломал.
Я засмеялся. Самое удивительное было то, что действительно происшествие внезапно всплыло в памяти за пару минут до начала. Яркая вспышка, буквально озарение. Тогда со Леной, теперь вот с Раей… Интересно, можно ли сделать, чтобы память выталкивала эти воспоминания заранее?
— Ну спасибо, короче, — утомлённо махнула Рая золотистой копной.
— Грудные, поясничные норм? — спросил я.
— Нормалёк вроде, — ответила она и чуть пошевелила плечами.
— Ну, и хорошо.
— А вам чего? — повысила Рая голос.
Я обернулся. В дверях стоял Васёк.
— Да вот этого мне, Стрельца.
— К тебе?
— Вроде, — кивнул я. — Ладно, я пошёл.
— А ты чего приходил-то, меня спасти?
— Да просто так, Рай, не бери в голову, и в одиночку хрень эту не тягай. А кстати, забываю спросить, почему ты тяжёлой атлетикой занялась? Опасный спорт, не женский же.
— Чтоб фигура красивая была, — хмыкнула она.
Я засмеялся:
— Понял. Но тогда тебе пора остановиться. Бóльшую красоту придумать трудно.
— Ты мне язык не заговаривай. Если не придёшь на заседание комитета, получишь по полной.
Я встал и подошёл к двери.
— А ты, я смотрю, — тихонько сказал Сомов и сально улыбнулся, — тот ещё ходок, да? Девочки, девушки, дамочки так вокруг тебя и вьются.
— Тебе чего надо? — нахмурился я. — Пришёл мою личную жизнь обсудить? Я в принципе не против, только сначала…
Я схватил его за руку, дёрнул, вывернул, развернул и заломил за спину, заставляя Васю согнуться в три погибели.
— Э! — вскрикнул он. — Хорош-хорош-хорош! Я же поговорить. А-а-а! Сука!
— При девушке не выражаться!
— Отпусти, я извиниться пришёл! Отпусти!!!
— Сначала извинись, а там посмотрим. У меня, вообще-то на твой счёт есть план. Я даже человечка нашёл, чтоб сделал с тобой то, чем мне твои дружки шерстяные грозили.
Я поднажал и он завыл.
— Ты чего делаешь? — крикнула Рая.
— Да это я по просьбе Сергей Сергеича. В форму прихожу.
— А-а-а! — заорал Васёк.
— Как-то ты непонятно прощение просишь, — сказал я и загнул его руку ещё.
— Всё-всё! Извини! Ты чего такой злопамятный!
И то верно, чего это я такой злопамятный, даже странно.
— Чего ты хочешь? — спросил я, отпуская его руку. — Надо отдать тебе должное, ты самоотверженный тип, раз рискнул заявиться ко мне после всего, что между нами было. Говори, собака.
Он бросил взгляд на Раю. Я обернулся и тоже на неё посмотрел. Она наблюдала за этой сценой с удивлением.
— Друг старый зашёл, — пояснил я. — Не обращай внимания, это у нас шутки такие. Ладно, мы пошли. Пока.
— До завтра, — кивнула она и я вытолкнул Сомика в коридор.
Здесь было людно.
— Слушай, Григорий, — расправил он плечи и выпятил грудь, справедливо полагая, что без особых причин я не буду его валтузить на виду у честного народа. — Просто подумал, что надо нам всё с начала начать, с чистого листа.
— Ты вроде не баба, чтоб мне с тобой всё заново начинать.
— Да ладно тебе, все же живы, никто не пострадал, в конце концов. Отделались лёгким испугом.
— Нихера себе! Девушку похитил, меня в камеру со ссученными урками определил, а теперь типа всё нормально, никто же не пострадал? Слышь, у тебя как с головой дела, а?
— Стрелец, ну хватит уже наезжать. Я же не отрицаю, были недопонимания, несостыковки даже. Но я всё, больше ничего такого.
— Во как? И что с тобой случилось? Типа, проснулся сегодня и подумал, мол, чёт я накуролесил со Стрельцом, надо бы извиниться. Так что ли?
— Если честно, шеф надавал по башке и от дел отстранил…
— Так это его была идея, чтобы ты извиняться пришёл?
— Да почему? — замотал он головой. — Идея собственная, моя. Я просто мозгами пораскинул. Мы же практически вместе работаем, одну лямку тянем, так на кой хрен нам собачиться, правильно?
— Так-то да, но я ещё тебя не наказал. Не отметелил так, чтобы ты начал гадить, где попало. А мне очень хочется.
— Не, ну правда, не бери ты на понт. Не поладили поначалу, бывает. Так нам любовь и дружбу водить необязательно. Главное, не кидаться друг на друга и всё.
Он говорил, и ему самому было противно. Его прямо корёжило от этих слов, но, тем не менее, он не останавливался, а продолжал нести чушь про единую лямку и недопонимание. И что-то мне подсказывало, что дело здесь было не в Сёмушкине. Сдавалось мне, всё это унижение он терпел исключительно из-за Хакана.
— Мирное сосуществование, да? — прищурился я, типа взвешивал его предложение.
— Точно, — подтвердил он. — Вот прям в десяточку.
Очень хотелось взять и отвернуть ему голову. Прямо сейчас… Но дело было важнее. А поквитаться я успею, в этом я не сомневался.
— Ладно, — пожал я плечами. — Согласен на прекращение огня. Но если хоть один намёк, что ты жопой крутишь, тебе конец.
— Вот и хорошо, — с облегчением улыбнулся Васёк. — Жизнь длинная, мало ли что ещё случится, правильно?
— Ты понял, что я сказал?
— Да понял я, понял. Плохой мир лучше даже самой хорошей войны. Согласен?
— Ага, — хмуро кивнул я. — Точняк.
— Ну, и лады, значит… С этой минуты я подлянок от тебя не жду, да?
— Не жди, — пожал я плечами.
Зато сам я подлянки от него ждал, даже ещё большим вниманием.
— Ну, тогда, чао, бамбино, сорри.
— И тебе не хворать.
Он криво улыбнулся и пошёл на выход. Руки мы не пожали…
— Либо хочет высвободить ресурсы для подготовки новой каверзы, чтобы быть уверенным, что его никто не потревожит, — закончил я доклад о последнем контакте, — либо, что мне представляется более вероятным, получил инструкции от куратора, предположительно Хакана, нормализовать отношения.
— Мне тоже это представляется вполне вероятным, — согласился Львов. — Давайте посмотрим в целом, какая у нас вырисовывается картина. Сначала «Лесные братья» и Ивашко. То, что братья координируются из Штатов и Британии через Швецию — факт, не требующий доказательств, да? Что мы имеем? Ивашко получает «приказ» на ликвидацию Григория. Он утверждает, что является сотрудником некоей «Артели», структуры в рамках КГБ, находясь в действующем резерве. Леонид…
— Да, Николай Спиридонович, — кивнул Прокофьев. — Мы выяснили, что Ивашко в прошлом году был уволен со службы за пьянку. Часто выпивал и постоянно получал взыскания. Его выперли начисто. Списали. Но он абсолютно уверен, что после увольнения был зачислен в действующий резерв для выполнения специальных поручений. Но по отделу кадров он проходит, как уволенный. Он устроился на должность ночного сторожа на склад готовой продукции строительного управления. Зарплата мизерная, но ежемесячно получал наличные средства якобы от… Весёлкина. Не лично, конечно. Также он сообщил, что инструкции по ликвидации он получил от доверенного лица Весёлкина.
— А мог его нанять кто-то третий, якобы от Весёлкина?
— Для чего?
— Чтобы он думал, будто выполняет задания Весёлкина, а самим, соответственно, остаться в тени.
— Теоретически, могли, конечно…
— А при допросе специальные возможности применяли? — уточнил я.
— Применяли, но он действительно человек пьющий и пьющий крепко. Поэтому, что там правда, а что вымысел выяснить довольно трудно.
— Но если бы Весёлкин планировал меня устранить, зачем бы он вёл со мной все эти разговоры? Зачем бы что-то объяснял, рассказывал? Хлопнул бы и всё. Причём сразу, пока я ещё не разобрался, что к чему. Разве нет?
— Именно так, — кивнул Львов. — Я бы хотел заметить, что страна нашпигована агентами и шпионами всех мастей. Полагаю, вы это понимаете. Но КПК, на этом поле не играет и никогда не играла.
— Вероятно, Николай Спиридонович, — пожал я плечами, — пришла пора нам это дело поправить. Но сначала, нужно что-то предпринять, чтобы нас не влили в структуру КГБ. Возможно, пришло время использовать все наши возможности, чтобы потребовать пересдачу карт, накрапить колоду и по-тихому собрать все козыри.
— Считаю крайне важным, — кивнул Львов, — чтобы ты продолжал и по возможности углублял сотрудничество с Весёлкиным-Грабовским. С сегодняшнего дня мы начинаем работать по нему и присваиваем ему оперативное обозначение «Балагур». И, кстати, я не думаю, что это он стоит за покушением на тебя. Слишком громоздкая конструкция.
— Да почему! — недовольно воскликнул Прокофьев. — Вполне мог. «Братья» же теракт собирались устроить. Им так и так приехать надо было. Если он имел на них выход, мог всё соединить. Так что всё один к одному. Ивашко был у нас, его надо было отбить и чтобы не болтал, и чтобы дело доделал.
— А кто слил инфу Балагуру, о том, что Ивашко привезут на допрос?
— Разумеется, слил кто-то из наших, хорошо знающих ситуацию. И Элеонора не из их числа. Она точно об этом ничего не знала. Просто это демонстрирует, что в нашем огороде завелись кроты. И нужно их вывести на чистую воду.
— Дел у нас действительно много, — покачал головой Львов. — Но давайте закончим по Весёлкину… То есть по Балагуру.
— Балагур заявляет, — кивнул я, — что знает будущее и хочет предотвратить поражение России в холодной войне. Я предполагаю, что это может не соответствовать его истинной цели, но он хочет использовать меня втёмную. И конечные его цели могут существенно отличаться от наших. Думаю, он может использовать знания для того, чтобы занять лидирующее место во главе государства. Так что, пока мы не убедимся в его благонадёжности, нам нужно выстраивать работу по корректировке истории самостоятельно. Для этого необходимо сосредоточится на нескольких направлениях. Внутренняя безопасность КПК. Нужно найти и залатать все дыры и пробоины. Следующее. Нужно развернуть все решения по закрытию перспективных проектов, ОГАС, в первую очередь и всё, о чём уже говорили.
— Нужно выходить на Косыгина, — нахмурился Львов. — И на Суслова… либо Андропова. Использовать проект как козырь в их противостоянии.
— Косыгин уже всё зарубил разок, — покачал я головой. — Предлагаю продумать и начать формировать новое ядро политбюро. Нужно проанализировать кандидатуры. У вас же имеются материалы, я думаю?
— Есть кое-что, — уклончиво ответил Львов.
— У кого, как не у вас, — усмехнулся я. — Нужно проработать каждую фигуру. Кулаков, Романов, Машеров, Гришин. Может быть, Алиев, Кунаев, но эти не поддержат административную реформу.
— Щербицкий? — спросил Прокофьев.
— Ни в коем случае, — покачал я головой. — Он там у себя заигрывает с национальной идеей и подозрительными элементами, реабилитирует, кого не надо. Он, Шеварднадзе, Горбачёв — точно нет.
— Романов консерватор, — нахмурился Львов. — Гришин тоже. Это то же самое, что Суслова заставить внедрять что-то новое. Алиев, Кунаев преданы генсеку. Машеров… можно, конечно, попробовать… Кулаков теряет поддержку, может оказаться в опале.
— Консерваторы нам и помогут. Надо завернуть всё в упаковку борьбы с идеей конвергенции. Кулаков, насколько я знаю, активно внедрял новые методы.
— Да-да, только ни к чему это не привело, урожайность ниже всех мыслимых уровней…
— Что ты говоришь, Лёня! Ему не дали провести реформы!
Мы просидели ещё часа два, накидывая идеи и углубляясь в детали по всем важным вопросам. Но потом все засобирались. Львову нужно было на совещание, мне тоже надо было идти. Сегодня должна была состояться встреча с Хаканом, так что нужно было ещё и какую-то программу готовить, а то пришлось бы водить его за ручку по улицам, как у них в Турции принято.
Нужно было найти Юрку Радова, поскольку без него вечер оказался бы безвозвратно потерян. У общаги не было никаких подозрительных машин, не было неотложек и милицейских бобиков. Я прошёл и сразу двинул на поиски Юрки. Надо было, конечно, поискать его в институте, но не срослось, как говорится.
К счастью, он оказался в своей комнате.
— Здорово, Юр!
Я завалился в его комнату. Он был один, лежал одетый на кровати, прямо в ботинках и курил, глядя в потолок.
— Юрик, привет.
Он лениво выпустил струю дыма и повернулся ко мне.
— Привет, Гришка, — меланхолично сказал он.
— Ты чего, в тоске что ли?
— Нет, — тоскливо ответил он.
— Умри тоска, читай МК.
— Это ещё что за МК?
— «Московский Комсомолец»
— Понятно, — кивнул он. — Да откуда тоске взяться? Просто устал, вот отдыхаю. Сам-то как?
— Тоже устал, — усмехнулся я, — только не отдыхаю. И тебе не дам. Я сегодня ночью познакомился с одним человеком.
— С человеком? Или с девицей?
— С человеком. Турецкоподданным.
— Неужели это Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей?
— Нет, не Бендер. Учёный, говорящий по-русски.
— Не продолжай, я уже знаю. Хочет настоящей культурной жизни? Не лакированной и напомаженной, да? Хочет подлинной, истинной, чтобы лучше понять непостижимую русскую душу?
— Ну… да… Насчёт души не знаю, а в остальном верно.
— Не охота, Гриш. Это ж всю ночь опять не спать.
— На пенсии выспимся, это все знают.
— Если доживём, да?
— Доживём, не переживай.
В общем, после пяти минут уговоров Юрка согласился. Мы договорились, что я за ним зайду, и мы вместе двинем.
— Ладно, посплю сейчас часик, — сказал он и затушил бычок в консервной банке.
— Не проспи только, смотри.
— Хорошо.
Я вышел и поднялся к себе на этаж. Славик был дома.
— Слав, ты на дистанционное обучение перешёл что ли?
— Это как, типа как Никола Тесла?
— Это значит заочно, — усмехнулся я. — Постоянно в комнате сидишь.
— Только пришёл. Пять минут назад. А к тебе, кстати, Зоя приходила.
— Зоя?
— Да, только я появился, она тут как тут. Ты говорит, Гришу не видал моего? Какая-то она не такая, на себя не похожая.
— Причёску что ли сменила? — усмехнулся я.
— Нет… тут знаешь… — он не договорил, потому что дверь раскрылась и Зоя за ней появилась собственной персоной.
— Зой, привет, — кивнул я.
— Я уж думала ты всё, не вернёшься уже, — хмуро бросила она и замолчала.
— Ну, куда же я от тебя денусь? — попытался разрядить я обстановку.
— Не знаю, Гриш, не знаю, — покачала она головой. — Можно тебя на минуточку?
— Конечно. Сейчас вернусь, Слав.
Мы вышли в коридор.
— Зайдём ко мне, пока соседка не вернулась, — сказала она и толкнула дверь.
— Чего так накурено? — нахмурился я, войдя к ней в комнату. — Соседка курящая?
— Нет, это я курила.
— Серьёзно? Зачем? Ты же не куришь! Что-то случилось что ли?
— А ты сам не понимаешь, что случилось? — прищурилась она.
— Нет, — помотал я головой. — Не понимаю, поясни.
— А ты где был сегодня ночью? — спросила Зоя и упёрла руки в бока.
— О! — усмехнулся я. — Ты же не из прокуратуры вроде.
— Ты не крути, ответь на простой вопрос. Где ты был ночью сегодня?
— Погоди, радость моя, что за претензии? Я от тебя не убегал, не прятался, ты сама из кино ушла. Тебя же на работу вызвали. Так что сами виноваты, дёрнули тебя от объекта, теперь нечего пенять, что ты не знаешь, где я пропадал. Или что? Так не пойдёт? Ну, напиши, что провёл ночь в своей комнате.
— Да причём здесь! — не сдержавшись повысила она голос. — Причём здесь отчёт⁈
— А что тогда причём? Я вообще не понимаю. Если приказ не нарушен, о чём ты переживаешь?
— Правда? Всё с тобой понятно. Конечно! А может, ты думал, что я с тобой переспала тоже по приказу?
Что?!! У меня аж в голове загудело.
— Думал, что я такая вот блядь в погонах, да? Давалка на зарплате, да? Мне приказали переспать, и я перед тобой ноги вот эти раздвинула? Так, да? Какой же ты всё-таки…
Она вдруг прижала обе руки к лицу и заплакала. Тихо, беззвучно, но плечи её задёргались.
— Зоя… — как можно более мягко сказал я и попробовал приобнять, но она отскочила от меня, как от огня.
— Как у тебя всё просто, да? Захотел, залез девушке под юбку, раз-два и готово, а завтра к другой, а послезавтра к третьей. Я ведь так и знала, так и знала, что у тебя вообще ничего доброго в сердце нет!
Тон её с обвинительного сбился на жалкий девчачий и она просто причитала.
— Зой, ну погоди… Ну, не плачь. У меня никогда таких гадких мыслей о тебе не было. Я к тебе очень хорошо…
— А у тебя вообще мыслей обо мне нет. Подумаешь, дура какая-то не спит всю ночь, прислушивается, не пришёл ли Гриша. А может, его мусора опять схватили или застрелил кто, или зарезал? Нет, тебе же пофигу. Всё пофигу и все пофигу. Залез на бабу, подрыгался, спустил и всё. День прожит не зря, так да? Как животное какое-то! Даже звери и те… вон львы, например…
Я стоял и просто хлопал глазами, как дурак.
— Зой, ты что влюбилась? — изумлённо спросил я.
— Дошло! — сердито воскликнула она. — Нет, что ты, я же по всей общаге хожу и даю всем подряд с утра до вечера. Просто так, от нечего делать! Ещё и по приказу.
— Ты когда успела-то? — покачал я головой. — Иди сюда.
— И не подумаю! — с совершенно детской обидой и отчаянием бросила она.
Я сам подошёл и притянул к себе. Она завозилась, пытаясь вырваться, как дикий дворовый котёнок. Но с котёнком-то я справлюсь.
— Ну… всё-всё, не плачь, не расстраивайся, не надо. Я здоров, ничего не случилось. Попал на тусовку киношную, вот и пробалдел всю ночь. Ну, всё, Зой, не плачь, пожалуйста. Ты очень хорошая, нежная, красивая…
Она начала успокаиваться, но ещё пыхтела, уткнувшись мне в плечо.
— Ты добрая, ласковая, самбо опять же знаешь…
— Дурак… — тюкнула она меня кулачком и всхлипнула.
— Ну всё, давай мириться. Где там твой мизинчик? Мирись-мирись и больше не дерись.
— Я тебе что, вообще не нравлюсь? — прошептала она.
Ну эпическая сила! Ну ёлки-палки!
— Ты что такое говоришь! — покачал я головой. — Как ты кому-то можешь не нравиться? Ты… ты… ты такая прекрасная, что…
Я не договорил. В этот миг дверь резко распахнулась, и на пороге появилась… Эля. Твою мать! Да вы что, сговорились все? Тоже влюбилась? Глаза у неё были по полтиннику, волосы растрёпаны, в руках она сжимала сумочку.
— Григорий! — полным трагизма голосом произнесла она. — Случилось что-то ужасное!
— Что такое, Элеонора?
— Не замечая Зою и того факта, что я, как бы был немного занят, она вбежала в комнату и низким, немного хриплым голосом заявила:
— Нам надо срочно поговорить! Немедленно!