Хотел в полёте отдохнуть, но не смог уснуть, так и просидел полчаса с закрытыми глазами, гоняя в голове мысли о предстоящем освобождении заложницы, о роли Весёлкина-Грабовского, об его «Артели» и Ивашко, который в ней работал и получил задание устранить меня. Ещё и братья эти лесные…
— Григорий, мы на месте, — легко толкнул меня Весёлкин. — Смотри. Сейчас будем садиться. Вон, глянь, четыре уазика и группа захвата из четырёх участковых.
Он ухмыльнулся, а вот мне смешно не было, тревога никак не проходила.
— Ситуация такая, — кивнул он. — Один из братьев заговорил, но знает он немного. Их бойцов в селе нет. Они наняли охрану из местных.
— Кто охраняет? — уточнил я
— Он не знает, говорит, что Матис договаривался. Это тот, которого ты подобрал.
Тьфу!
— Где держат заложницу?
— Старый совхозный гараж. Он заброшенный… на краю села, заросший весь. Но, судя по тому, что милиция тусуется у сельсовета, они этого ещё не знают. Летим прямо туда.
Вертолёт завис над большим черным полем, над тем самым, на котором я очнулся в первый день своего пребывания в новой жизни. Тогда этого гаража видно не было, а сейчас сверху он стал очень хорошо различим и лежал, как на ладони. Провалившаяся крыша, заросли, облетевшие деревья, кустарники. Машин рядом никаких не было. Вертолёт сделал несколько кругов над ним. Я пытался заглянуть через окно в пролом в крыше, но разглядеть что-то было невозможно.
Весёлкин дал команду на посадку.
— Парни, — обратился я к бойцам, которых прикомандировал ко мне Прокофьев. — Смотрите, главное для нас заложница. Цель номер один — сохранить её целой и невредимой. Тот или те, кто её охраняет или находится рядом, не так для нас значимы. Будут оказывать сопротивление, смело гасите. Но, если честно, я думаю, что они не вооружены. А если и вооружены, то каким-нибудь охотничьим ружьём или обрезом. Но ещё раз повторяю, главное… безопасность заложницы. То есть если будет какой-то риск для неё, направленный ствол, клинок, или любая другая угроза, мы не предпринимаем никаких действий которые могут привести к… скажем, к неприятностям. Понятно?
Парни угрюмо покивали своими касками.
— Вы когда-нибудь освобождали заложников?
Они покачали головами.
— Понятно. Ну, с почином вас.
— По праву старшинства, — вступил Весёлкин, — командование операцией я принимаю на себя. То, что сказал Стрелец, подтверждаю. Главное для нас — это здоровье и безопасность заложницы. Всё, пошли, ребята, вперёд!
На самом деле информацию, которую мы получили по радио, о том что это именно тот объект который нам нужен следовало бы ещё и проверить. Впрочем, сейчас подойдём и всё станет понятным.
Мы выпрыгнули из вертолёта и подбежали к зданию со стороны боковой стены, на которой заметили большие гаражные ворота.
— Даю позывные, — сказал Весёлкин, обращаясь к зелёным человечкам и указывая на каждого по очереди пальцем. — Второй, Третий, Четвёртый. Я Первый, он Стрелец. Вопросы? Хорошо. Второй к воротам, третий с обратной стороны, четвёртый подстраховывает второго. Пошли! Если видите, цель останавливаетесь и ждёте следующих команд. Стрелец, за мной!
Таких командиров я видал, конечно, в своей жизни… Ну ладно, ничего говорить не стал, пошёл рядом с Весёлкиным.
— Алексей Михалыч, — тихонько произнёс я, когда парни не слышали. — Давай с Третьим сходим, обойдём эту халабуду по кругу. Посмотрим, что там происходит.
Весёлкин бросил на меня недовольный взгляд, но возражать не стал. Мы двинулись за третьим, который зашагал к углу здания. Дойдя до угла, он остановился, заглянул, осмотрелся и двинулся дальше. Мы последовали за ним. С обратной стороны тоже были кустарники и сухая трава по грудь. Под крышей в кирпичном здании были встроены окна с решётками. Стекло было выбито, а решётки остались неповреждёнными, поэтому выйти с этой стороны вряд ли у кого-то получилось бы.
— Поглядывай по сторонам, — кивнул я Третьему. — Не только на окна.
Со стороны, противоположной полю, здание было окружено кустарниками. Сухие, облетевшие, но с застрявшими в ветвях листьсями, они выглядели неприветливо. И вообще, весь лес выглядел хмуро, будто замышлял что-то недоброе. Мы с Весёлкиным прошли дальше сделали крюк побольше и вернулись со стороны ворот. Здесь шла старая грунтовая дорога, по которой уже давно не ездили.
Со стороны ворот в здании имелось четыре окна. Стёкла оказались также разбитыми, но с внутренней стороны они были заделаны картоном и что там происходило было не видно.
Веселкин дал знак и Второй подошёл к воротам. За приваренную скобу он потянул створку на себя. Она не поддалась, снаружи никаких замков не нашлось и скважин для ключей тоже, то есть створки были закрыты изнутри, это было ясно. Я махнул рукой Четвёртому, чтобы он подошёл.
Если бы не серьёзность ситуации весь этот колхозный штурм колхозного гаража выглядел бы забавно. У шабашников не могло быть серьёзного оружия и не могло быть желания его применять, потому что они все-таки были людьми хоть и не абсолютно безобидными, но все-таки и не партизанами, тридцать пять лет воюющими с советской властью.
Послышался звук моторов. Мы остановились, прислушались. Звук приближался.
— Менты очухались, — сказал Весёлкин.
Скорее всего, он был прав. Наверняка, они увидели как вертолёт, кружил над полем и совершил посадку. Вот и рванули сюда. Вспомнили, что здесь находилось здание, подходящее для того, чтобы держать в нём пленников.
— Постучи, — скомандовал я, и Второй несколько раз стукнул по двери прикладом.
Створка загудела, завибрировала, и звук разнёсся на всю округу. Сначала вслед за этим ничего не последовало, а потом раздался недовольный, грубый голос.
— Что надо?
Акцент хорошо слышался даже через дверь, и сомнений больше не оставалось. Это действительно были шабашники.
— Открывайте! — потребовал Весёлкин. — Открывайте немедленно ворота!
— Ты кто такой, а? — раздался недружелюбный ответ.
— Смерть твоя, чучело. КГБ СССР! Открывай ворота, иначе мы их вынесем!
— Ну выноси, если такой умный, алкаш. КГБ придумал! Иди проспись!
На это Весёлкин ответил довольно просто, бессмысленно, но эффектно. Он вынул свой табельный ТТ и, махнув Второму, чтобы отошёл от двери, сделал несколько выстрелов по железу и пару раз по окнам. Ну, под таким углом, чтобы это было безопасно для находящихся внутри.
— Э, чё делаешь, а⁈ — тут же раздался голос и не один, а пара голосов. — Что делаешь?
— Повторяю приказ открыть ворота! — со льдом в голосе произнёс Весёлкин.
— Слышу-слышу! Ты что, участковый? Кто ты такой?
— Повторяю последний раз! — отчеканил Весёлкин.
В этот момент к гаражу подкатили все четыре уазика, что стояли у сельсовета.
— Что здесь происходит, граждане? — закричал Гуськов, пытаясь продемонстрировать, что он хозяин местной территории.
— Это у тебя, Гуськов, что тут происходит? — крикнул я. — Что за безобразие⁈ Заставляешь уважаемых людей из Москвы, специально лететь.
— Это… Стрелец, а ты чё здесь?
— А то, — пожал я плечами, — нам пришёл сигнал, что у вас здесь взяли человека в заложники. Какие меры предприняты? Что вы там стояли около сельсовета, лясы точили? Тут такое, а вы не знаете, куда бежать и что делать!
— Виноват, — насупился Гуськов. — Мы все проверили, ничего и никого не нашли.
— А вот этот объект проверили?
— Всё проверили, никого не нашли. Ждали дальнейших указаний.
— Я не пойму, вот этот объект вы проверили? Или что, я должен из Москвы специально прилетать, чтобы ваших недоделанных шабашников отсюда гонять? Что за служба, товарищ участковый? Боюсь, с таким рвением вы тут долго не продержитесь. Давайте, открывайте дверь.
— Так что её открывать? — пожал он плечами. — Она ведь открыта.
— Она закрыта изнутри. И там находятся преступники, которые незаконно удерживают человека. Весёлые и ухмылявшиеся поначалу участковые стали предельно серьёзными, получив такое неожиданное развитие сюжета с похищением.
Изначально он, должно быть, вызвал у них невероятное веселье, учитывая, что ничего подобного здесь никогда не случалось и вряд ли когда-то случится.
— Так это… ну… а как я открою-то?'
— Ну уж откройте как-нибудь. Вы четыре милиционера. Нихера не делаете! Целый день! Вам было задание дано когда? А вы чем занимались? Груши не известно чем околачивали? Быстро решайте вопрос.
— Э-э, чё там такое? — раздалось из-за двери. — Я сам открою. Тут нет никого. Чё вам надо? Ну-ка, я посмотрю сейчас… Этот, как его… ордер есть?
Шабашник отодвинул картонку, выглянул в окно и немного обалдел. Тут вам, пожалуйста, и 4 милиционера, и офицер в полевой форме пограничника, и три каких-то спецназовца, ну и меня я думаю этот человек узнал так же, как и я его. Это был Сэм, тот самый Сэм который хотел убить меня колом, и который за это хорошенько поплатился.
Увидев меня, он выпучил глаза и что-то сказал через плечо.
— Значит так, — показал на него стволом пистолета Весёлкин, — ты, обезьяна, иди сюда! Выходи сюда, я сказал, иначе мы сейчас взорвём всю эту конюшню, и тебя я лично на куски порублю. А что останется, поедет на кичу лет на пятнадцать
Он навёл на Сэма пистолет и выстрелил, положив пулю прямо над окном. Она ударила в кирпич, со звоном отскочила в небо, и этот самый Сэм, который не так давно выглядел таким грозным и непобедимым, присел, отпрянул от окна, и на лице его отразился лютый ужас.
— Сейчас, сейчас, сейчас, — запричитал он. — Сейчас, сейчас всё, всё откроем. Сейчас всё… Зачем, зачем стрелять!
— На участковых поступок Весёлкина тоже произвёл впечатление. Понятно, что они находясь на вольных хлебах и будучи сами себе хозяевами, в лесных просторах Тульской области, тоже могли вполне легко и свободно обращаться с огнестрельным оружием, но здесь они сразу поняли что ситуация нешуточная.
Дверь заскрежетала, ворота открылись и мы увидели Самвела, Сэма в грязных рабочих штанах и куртке, и ещё одного неизвестного мне шабашника.
Весёлкин смело шагнул вперёд, отодвигая этих вольных каменщиков в сторону, и направился вглубь гаража. Да, место было то самое, что и на фотографиях, полученных от Ивашки.
— Где девушка? — спросил я.
— Какой девушка? — развёл руки Самвел. — Нет никакой девушка. Мы здесь вдвоём зашли, от ветра спрятаться. А что, запрещено, да?
Я показал фотографию Весёлкину. Он молча взял, посмотрел на фото, огляделся и махнул Гуськову, чтобы тот подвёл Шабашников ближе. Где вот эта девушка, спросил Весёлкин и показал фотографию Сэму.
— Я не видел, я не знаю, — напрягшись, замотал он головой. — Зачем мне девушка? Я рабочий человек. Я девушку красть не могу, не буду. Мне жену не надо. Зачем такое, говоришь, начальник?
Весёлкин помолчал. Посмотрел на фото, посмотрел в сторону, посмотрел на Гуськова и его товарищей, глянул на меня и потом резко, внезапно выбросил руку, сжатую в кулак, вперёд и нанёс Сэму удар в солнечное сплетение. Тот был покрупнее Весёлкина и возвышался над ним, как молодой Кинг-Конг, но сейчас сложился, сломался, как спичка, закашлялся и задохнулся. У его спутника глаза на лоб полезли от ужаса. У Гуськова тоже, но он даже звука не произнёс.
— Где девушка? — медленно спросил у второго шабашника Веселков и развёл руками, ожидая ответ. — Ты по-русски понимаешь?
— Да.
— Тогда говори, где девушка которая изображена вот на этом снимке? Ты видишь, снимок был сделан здесь совсем недавно. Где она?
— Нет… я нет… не на-до…
Весёлкин продолжал свой допрос, а я прошёлся по гаражу. Так вот здесь она сидела, вот здесь с ней был сделан снимок. Никаких следов пиршеств и прочих разных дел я не обнаружил, и на том спасибо.
Услышав шаги, я обернулся, подошёл Гуськов.
— Ты это… Как здесь оказался, Стрелец? — тихонько спросил он.
— Да вот так, Гуськов. Я ж теперь в КГБ работаю, в отделе профессионального соответствия. Будем в ближайшее время милицию всю проверять. Начнём с участковых. К примеру, если обнаружим профессиональную непригодность, если, к примеру, кто употребляет на службе, пендаль под жопу и волчий билет, и нигде не устроишься. Будешь, вот как эти, самвелы, вольным каменщиком работать.
Тот сглотнул и пытливо на меня уставился, пытаясь понять шучу я или говорю правду?
— Ладно, Гуськов, не переживай, — сказал я, не глядя на него и продолжая осматривать помещение. — Тебе-то мы ничего не сделаем. По знакомству. Только ты старайся, работай хорошо и бухать кончай. А пока думай, где заложница. Ищи.
— Да где ж искать-то, заложницу вашу, — недовольно пробурчал Гуськов понуро побрёл в сторону стоящего в дальнем углу старого ржавого трактора, и когда уже подходил к нему, под ногой раздался звук, будто он наступил на металлическую бочку.
Я тут же подскочил к нему, сгрёб ногой сено и увидел крышку люка. Обернулся на каменщиков и по их испуганным лицам понял, что мы оказались на верном пути.
— Поднимай, — скомандовал я Гуськову.
Тот кивнул, наклонился, схватился за металлическое кольцо, вмонтированное в крышку, и потянул наверх.
Люк подался, открывая под собой яму с уходящими вниз ступенями.
— А ну-ка! — кивнул я Гуськову.
— Что? — не понял он.
— Руки вверх!
— А?
Я одним движением раскрыл кобуру и выхватил его Макаров.
— Смотри-ка! — подмигнул я. — А говорили, с огурцом ходишь.
— Э, ну-ка, ну-ка, ты хорош балдеть! Оружие давай-ка обратно!
— Отдам, не волнуйся. Поиграю и отдам! Пошли за мной.
Я спрыгнул вниз и спустился по лесенке, пригнул голову и вошёл в ход с низким потолком. Поскольку было темно, я касался рукой прохладной кирпичной стены. И тут чик, рука упёрлась в пластмассовую коробку. Выключатель. Щёлк, и случилось чудо, загорелся свет. Тусклый, но свет.
Мы оказались в небольшом проходе, ведущем под стену гаража. Он был коротким и служил когда-то для загрузки каких-то грузов с внешней стороны. Мы дошли до конца, и на потолке обнаружили ещё один металлический люк.
Потолок был невысоким, и я вытянул руку, чуть надавил, и люк подался, открылся. Он находился с той стороны, где стена полностью заросла кустарником. Это значило, что пока мы толпились у ворот, можно было подойти сюда, открыть этот люк и выбраться через него так, чтобы не попасться на глаза ни нам, стоящим перед воротами, ни бойцу с позывным Третий, тем, что находился за углом и контролировал окна гаража.
— Твою мать! — пробормотал Гуськов. — Полезли что ли?
— Я полез, а ты доложи Весёлкину.
Я выбрался наружу, встал, выпрямился и… в глубине за кустами мне показалось, будто мелькнуло платье, возможно то самое, что было на фотографии. И я рванул сквозь заросли как как обезумивший марал, с грохотом круша и ломая сухие ветви. Сделал три шага пробрался через кустарник и оказался на тропе, на которую мы не обратили внимание при обходе гаража.
Я снял пушку с предохранителя, передёрнул затвор и тихонько двинул по тропе. Не хотелось кричать, подзывая бойцов, и не хотелось терять время. Сейчас они все равно догонят, так что лучше было иметь временное преимущество. Я дёрнул вперёд, пробежал метров тридцать, услышал женский плач и тут же приглушенный мужской голос:
— Пошла, пошла, я тебе сейчас. Я тебе сейчас… Я тебе сейчас…
Он повторял это «я тебе сейчас», не в силах придумать, что именно сейчас он сделает. Вероятно, словарный запас не позволял ему активно применять словесное устрашение, поэтому он решил действовать иначе. Я услышал звук затрещины и жалобный стон.
— Заткнись, сука, заткнись, я тебя сейчас убью! — наконец, разродился он.
— Или я сейчас тебя убью — сказал негромко я, сделав три быстрых шага.
Человек вздрогнул, оказавшись в поле моего зрения, подскочил на месте и обернулся. Глаза его горели, как у зверя, были бешеными. Белки выделялись на тёмном лице. Это был не Мурадян, а неизвестный мне шабашник. В руках он держал обрез а девушка стояла перед ним на коленях, вероятно, запнувшись и не успев подняться.
— Я ему сейчас, — прохрипел он, приставляя ствол к голове своей жертвы, — я ему сейчас дырка в голове сделаю.
— Чудак-человек, — усмехнулся я. — Куда ты её тащишь вообще? Ты что с ней делать собрался? Ты что, думал, что тебя не найдут?
— Гришка! — ахнула жертва и завыла в голос.
— Или что? — не сдавался я. — Ну, ты и дебил, брат.
— Я сказал, — зарычал он, как раненый зверь, — я тебе сказал! Не подходи!
— Я тебе тоже говорю. Опусти. Опусти ствол незарегистрированного и незаконно переделанного оружия, и отойди в сторону. Или я тебя застрелю. Видишь, у меня, пистолет в руке? Милицейский. Знаешь, что это значит?
Кажется, пистолет он заметил только сейчас, но только крепче сжал свой обрез. Смотрите-ка на него. Закусил удила, жеребец.
В это время позади меня раздался шум шагов и приглушённые голоса. Это приближались наши сводные отряды. Злодей прислушался и на мгновение отвёл глаза, глянув в сторону, откуда доносились голоса.
Это была ошибка. Я мгновенно поднял пистолет и выстрелил. Не целясь, единым движением. Сотая доля секунды. Бах, и готово. Шмальнул в грудину. Сначала хотел по руке, но остерёгся. Оружие незнакомое, сноровка не та, в тир не хожу. В общем, грудь она большая, не промажешь.
Чудище лесное отбросило назад, а я ещё сделал один выстрел в воздух.
— Ты чё творишь, сука! — заревел Гуськов, и я даже заволновался, чтобы не лопнули его и без того выпуклые и как всегда красные глаза.
— Хорош пугать, — покачал я головой. — Вот, медальку тебе заработал и звёздочку на погоны. Ты только что опасного преступника обезвредил. Держи.
Я отдал ему пистолет и подошёл к жертве похищения.
— Гри-и-и-ша, — рыдала она. — Гри-и-и-шенька.
Я помог ей подняться и прижал к себе.
— Вот, Галка, скажи, как ты вечно находишь приключения на свою… попу, а?
— Да-а-а-а, я непутё-ё-ё-вая.
— Эх, Галя-Галя, горе луковое. Пошли уже! Смотри сколько народу тебя спасать приехало….
Суть оказалась в том, что Матис пообещал за охрану Галки тысячу рублей каждому участнику. Но тут лесные братья дали маху, конечно. Они узнали, что у меня якобы есть зазноба в деревне. В общаге слухи ходили разные, а тут Зойкины скандалы масла в огонь подлили.
Ну, братья сюда и приехали, а им все местные со знанием дела рассказали, что я за Галку дважды бился с Мурадяном. Вот она бедная и попала в передрягу. Через недоразумение, можно сказать.
— Гриш, приходи сегодня вечером в клуб, а?
— Ты шутишь, Галя? Мне же в Москву надо.
— Завтра уедешь, я тебя домой проведу, мать не увидит.
— Ну, Галина, ты меня под монастырь подвести хочешь. Мать твоя мне голову оторвёт. И не только, она уже пыталась, между прочим.
Шабашников запаковали, наскоро допросили и закинули в вертушку. Пока суд да дело, я попросил Гуськова подбросить до совхозной общаги.
— А чё там?
— Да, с девчатами надо парой слов перекинуться.
— Ну давай, ты теперь мне ближе, чем брат, — расплылся он в улыбке. — Ещё к председателю заскочим, он тоже обрадуется.
— Да он меня и не вспомнит, видел один раз в жизни. А вот твою дружбу я принимаю с радостью. Будешь в Москве, заезжай в гости. Если помочь чего, не стесняйся.
— Лады! — закивал он. — А ты нормальный парень, Григорий. Я ведь присматривался, чувствовал, будет толк из тебя.
— Ты смотри, в рапорте не напутай ничего.
— Не-не, я всё наизусть заучил.
Он высадил меня у одноэтажного здания из железобетонных блоков и сказал, что вернётся минут через пятнадцать.
Сердце немного завибрировало, застучало. Не так, как в метро, не так как в схватке. Иначе. Этот стук мне был хорошо известен. В бою я зол, яростен, но спокоен, а вот тут… Сладкая тревога разлилась по груди. Не пустота, а томление. Шёл поставить точки над «и», а получалось не пойми что.
Дело шло к вечеру и снова, как и тогда, после клуба, воздух делался влажным и холодным. Пахло точно так же, как тогда и ветерок был таким же…
Тьфу, старый дурак. Нужно пропить что-нибудь, для мозгов, сентиментальность признак плохого кровообращения. Всё же решил уже, зачем прусь? Я и сам не знал. Подошёл к двери и постучал. Никто не открыл. Тогда я толкнул дверь и вошёл в небольшую прихожую, в которую выходило ещё несколько дверей.
Одна из них приоткрылась и оттуда выглянула светлокудрая головка.
— Вы к кому?
— Да… я хотел спросить, Люся дома?
— А-а-а! Григорий! Я вас узнала! Люся, Люсь! Иди скорей! Гость у тебя!
— Какой ещё гость? — донёсся знакомый голос.
— А вот, посмотри сама. Хороший гость. Симпатичный.
Блондинка засмеялась и пропустила вперёд Люсю. Она вышла и увидела меня. Увидела и будто на невидимую стену налетела, встала, как вкопанная. Я улыбнулся, а она смутилась, покраснела и, от того что я увидел, что она смутилась, покраснела ещё сильнее. И, в конце концов, я и сам замер, будто кол проглотил. Единственное, что румянцем не покрылся.
— Привет, Люся…
— Привет, Гриша… Ты… Ты выздоровел?
— Да, — пожал я плечами… — Некогда болеть…
— Оно и хорошо…
— Ну, да… Я знаю, ты приезжала в больницу… с Алей…втиной…
Она снова покраснела.
— Ты знаешь, я сказать хотел. Объяснить как-то, чтобы ты не думала, что я… Сейчас, подожди… Я хочу тебе объяснить кое-что.
Она хмыкнула и это получилось у неё грустно и… в общем, сердце у меня сжалось…
— Одним словом, — продолжил я, — может, пройдёмся минут пятнадцать? Я тебе хочу сказать кое-что.
— Ну давай, — грустно пожала она плечами. — Я ведь тоже. Тоже хочу тебе что-то сказать. И знаешь, здорово, что ты сам приехал. Правда. Я сейчас, накину что-нибудь. Подождёшь?