Ну конечно! Его лицо, чёрно-белое, как и сейчас в свете фонаря, как вспышка вырвалось из памяти. Я его узнал! Охренеть! Вспомнил, где видел эти наглые глаза. Это же он обнимал Люсю на фотографии. Капец! Жених, твою мать! А к Лизке с цветочками подкатывал. Я бы хер на кого посмотрел, если бы Люся была моей невестой.
Впрочем наверняка он действовал в рамках задания, потому что на том самом снимке он стоял в милицейской форме. Ну, охренеть, честное слово! Охренеть! А вот моей фотокарточки у Люси явно не было, так что этот хрен обо мне ни сном, ни духом, что называется.
Время будто замерло, а мысли летели с неимоверной скоростью, меняя друг друга. Мне захотелось взять и грохнуть его прямо сейчас. Просто так, из личной, сука неприязни! Потому что он мне не нравился, потому что он был мудаком, и потому что… Блин! Ну не мог быть такой конченый жених у Люси! Ну как так-то? Сука! Сука! Сука!
В правой руке у меня был кусок арматурины. Всего-то и нужно было, что воткнуть его хоть куда, хоть в глаз, хоть в шею, хоть в ухо. Ударить, выдернуть и вложить в руки Мурадяну и наглухо вырубить его самого. Я бы успел, я бы точно успел, потому что был сейчас на таком взводе, что луч света смог бы обогнать.
Да вот только… она же его типа… любила… Твою мать! Нахер она нужна, любовь ваша сраная! Я хотел, очень хотел причинить ему боль, как можно больше боли, но ей, Люсе — нет. Причинять боль Люсе мне совершенно не хотелось. Наоборот, хотелось, чтобы ничто не омрачало её жизнь, чтобы она была весёлой и беззаботной, радостной и счастливой.
Вдруг что-то изменилось и Волчонок резко полетел мне навстречу. А за ним мелькнул Мурадян. Дебил. Он с силой толкнул Волчонка на меня и рванул на выход. Побежал, топая и громко дыша. А там, хоба, навстречу ему вышел охранник по имени Свисток с фонарём в руке. Немая, нахрен, сцена. К нам приехал ревизор.
Мурадян остановился, затравленно покрутил башкой и рванул в единственную возможную сторону, туда где был открытый проход — к вольеру к озверевшим, некормленым и дико орущим свиньям.
— Э-э-э! — заорал Свисток. — Куда!
— Тихо, — прошептал я Волчонку. — Тут окно. Вылезай. Да не громыхай ты, как слон, сука…
Окно было просто щелью между стеной и крышей. Узкой и разделённой лагами. Он полез, долбанулся головой, замычал.
— Твою мать. Тише!
Я бросил арматурину на пол и помог Волчонку. Мне пришлось его подсадить и буквально пропихнуть в это отверстие. А с Мурадяном, похоже, происходило что-то ужасное. Он заорал нечеловеческим голосом, слившимся с жутким визгом свиней. Тут же раздался выстрел. И ещё один. Визгов меньше не стало, но Мурадян, кажется замолк. Свиньи в хлеву подхватили вопли своих оголодавших сородичей и находиться здесь стало совершенно невозможно.
Нужно было торопиться, потому что охранники в любой момент могли прибежать сюда, чтобы узнать, каким образом пленник покинул клетку. Уже кажется снова скрипела и хлопала дверь, впрочем, различить это в какофонии, царящей в свинарнике было невозможно.
Свиньи визжали и орали, а я карабкался наверх, чтобы пролезть в узкую щель. Вспыхнул свет. В этой части свинарника я оставался незамеченным, поэтому я поднажал и задёргал руками и ногами, как паук, подтянулся, схватился за доски крыши, выбросил ноги и, наконец, пролез сам, спрыгнув в сухую траву.
— Уходим, — скомандовал я и бросился к забору.
Мы лихо перемахнули через ограду и дёрнули в сторону дороги.
— Погоди…
Я остановился и прислушался. Свиньи всё ещё орали. Но и охранники тоже кричали, переругиваясь между собой. Я подтянулся и высунул голову. Внутри свинарника горел свет, но вольер с людоедами был не освещён. Я видел лишь тени людей и животных, тогда как сам оставался для них невидимым.
— Ты нахер ему мозги вынес! — орал один охранник.
— Да я не в него стрелял, а в эту тварь! Она его завалила в жижу!
— Ну, иди, доставай теперь, чё от него осталось!
— Чё там осталось-то? Ни от него, ни от неё нет ничего!
— Сука! Перестрелять их всех нахрен! Давай, тащи прожектор!
Я спрыгнул.
— Что там? — спросил Волчонок.
— Походу кирдык, — ответил я. — Охранник заколбасил. Пойдём.
Мы двинули вдоль забора к дороге.
— Всё, — сказал я, когда мы вышли на асфальт и подошли к фонарному столбу. — Расходимся.
— Подвезти? — хмуро спросил жених.
— Нет, — покачал я головой. — Я тебя не видел, ты меня не видел. На этом конец. Мы не друзья. И ничего в нашем поведении не поменялось. Ясно?
— Да, — кивнул он. — Это было бы слишком подозрительно. Слушай… ты хотел его устранить или отпустить?
Я ничего не ответил.
— Слушай, у меня есть вопросы.
— И у меня, — кивнул я. — Завтра встретимся часа в четыре.
Он назвал адрес. Я кивнул. Он ещё постоял немного, потом повернулся и пошёл к стоявшей вдали светлой машине, шестёрке судя по всему. Я не торопился. Дождался, пока он уедет и только потом направился к своему Шумахеру.
— Стреляли? — спросил он.
— Не в меня, — ответил я. — По свиньям лупили.
Он поджал губы, но ничего больше не спросил, хотя, кажется, ему очень хотелось. Я снял ботинки и бросил в канаву.
— Запах сильный? — спросил я.
— Выветрится через пять минут, — ответил он. — Окошко не закрывай.
— Завтра сможете меня в половине четвёртого примерно у Дома Быта забрать?
— Дня?
— Так точно.
— Смогу.
Мы снова пролетели по ночному городу, по не очень широким улицам Нахаловки и приехали туда, где встретились некоторое время назад. Я поблагодарил Шумахера и пошёл к дому Сармата. Нужно было вернуться обратно так же тихо и незаметно, как я выбирался отсюда примерно полтора часа назад.
Было по-прежнему темно и я не знал, находился ли дозорный в саду или уже мирно спал, привалившись к какому-нибудь кусту. Я обошёл дом по большой дуге, оставаясь всё время в тени, и посмотрел на окна КПП. Света не было. Вероятно, солдаты Сармата спали. Да и какого хрена они должны были всю ночь патрулировать тёмный сад? Какому идиоту пришла бы мысль грабить дом крутого мафиози? Существовали, конечно, конкуренты, но таких противоречий, чтобы нападать посреди ночи не имелось.
Я подошёл к тому месту, где сегодня перелезал через забор и быстро перебрался во двор. Спустился и затих, прислушиваясь и приглядываясь. Было тихо. Никаких движений, никаких теней, никаких подозрительных звуков.
Выждав пару минут я проделал всё в обратном порядке и оказался у кухонного окна. Я оставлял его открытым и… Всё было в порядке. Никто не пришёл и не закрыл его на шпингалеты, пока меня не было. Аккуратно, чтобы не ударить рамы друг о друга, я распахнул их внутрь кухни, подтянулся и забрался на подоконник. Тихонечко перекинул ноги, опустился на пол и закрыл окно, вернув всё в первоначальное положение.
Уф-ф-ф… Можно было выдохнуть. Я повернул кран и пустил холодную воду, набрал полный стакан и поднёс ко рту, но выпить не успел.
— Что делаешь? — раздался за мной тихий голос.
Эпическая сила! Да будет покой или нет уже когда-нибудь?
— Голова разболелась, — ответил я, доставая из кармана бумажную упаковку аспирина.
Щёлкнул выключатель и включился небольшой светильник на спине. Я медленно повернулся и показал Лизе таблетки и пытался понять видела она, как я влез в окно или нет.
— Ты прям в одежде улёгся что ли? — хмыкнула она.
— Ну да, — кивнул я. — Алкоголь вообще не моя тема.
Лиза выступила из тени. В отличие от меня, на ней была лишь тонкая короткая ночная сорочка из мягкой струящейся ткани с глубоким вырезом на груди. В сауне-то я плохо рассмотрел, вот теперь она мне давала второй шанс.
Она подошла ко мне и приложила ко лбу прохладную ладошку.
— Головка болит? — участливо спросила она.
— Есть немного, — кивнул я, вглядываясь ей в глаза и пытаясь понять, что она хочет.
Понять это было немудрено. В её широко распахнутых глазах не было ничего, кроме тёмной материи.
— Пойдём, — сказала она и взяла меня за руку. — У меня есть средство, я тебе дам. Там.
Она качнула головой и тёмные волосы, забранные на затылке, рассыпались, будто сообщая мне, что всё предрешено.
Лиза выключила свет и повела меня туда, где я разговаривал с Лысым, в комнату с камином и кожаным диваном.
— Здесь? — удивился я.
— Здесь конечно.
Она повернулась ко мне и приблизилась вплотную. Я почувствовал её запах и тонкий аромат восточных благовоний. В этот момент внезапно стало светлее. Это луна и звёзды вдруг вышли из-за облаков и плеснули холодного серебра прямо в окно.
Лиза положила руки мне на плечи и прижалась всем телом.
— Ну что, лучше? — спросила она.
— Ещё бы, — прошептал я и сомкнул руки у неё на спине. Наши губы встретились, и она задрожала всем телом.
Я стащил с неё сорочку и она стала похожа на серебристую статуэтку. Её руки протянулись к моему вороту и быстрые пальцы начали расстёгивать пуговицы рубашки.
Она отдавалась истово и с полной самоотдачей, а я пользовался этим бессовестно и недобро и использовал её. Для мести и для наказания. Я наказывал Волчонка, забирая у него то, к чему он стремился и Люсю, за то что она выбрала такого мудака, и самого себя за то, что почему-то никак не могу выбросить эту девчонку из головы.
А потом я перестал всех наказывать и начал просто любить вот эту живую и горячую, молодую и полную невысказанных желаний женщину. Я сжимал её полные груди и похожий на орех, зад, я скручивал и заворачивал её, кидая то на спинку дивана, то на подлокотники.
А она рычала, раскидав волосы, и прилипала к коже кресел. Она материлась, когда я делал то, что хотел я, а не она. Она стонала и заходилась в беззвучном смехе, когда получала то, что хотела сейчас больше всего. А потом нежно целовала, гладила и ласкала меня, будто я самое сладкое и желанное блюдо из всех, когда-либо попробованных ею.
— Бедный диван, — усмехнулся я, когда у нас уже не было совершенно никаких сил и мы не могли в изнеможении двигаться.
Она лежала, опустив голову мне на колени, а гладил её волосы, и нежную кожу, и мягкие груди, и плоский, покрытый влагой живот. За окном занимался белёсый рассвет. В коридоре скрипнула и тихонько стукнула дверь.
— Не бойся, — усмехнулась Лиза. — Это Айнура. Идёт заводить тесто.
Я провёл кончиками пальцев ей по губам и она, дрянная девчонка, прикусила мне палец. Тут же тихонько засмеялась, трясясь всем телом и села на диване.
— Надо идти, — прошептала она. — Будет не очень хорошо, если Сармат узнает. Сразу начёт сватать меня за тебя.
— А ты пойдёшь? — спросил я с усмешкой.
— Нет, — помотала она головой. — Не сейчас. Ты ещё слишком молод. Жизни не знаешь.
Я улыбнулся.
— Потом, — кивнула она и, обняв за шею, чмокнула в губы. — Когда-нибудь.
Мы, как разбойники, как тати в ночи, ступая неслышно поднялись по лестнице. Я хотел чмокнуть её, но она прижала палец к губам и чуть кивнула в сторону приоткрытой двери. Храпа не было.
Я подмигнул и пошёл в свою комнату. Забрался в постель и быстро уснул. Если и не с чувством выполненного долга, то с мыслью о том, что вопрос по Мурадяну снят с повестки.
Впрочем снят он был ещё не полностью.
— Да сколько спать можно! — прогремел надо мной голос Сармата.
На этот раз я слышал, как он вошёл в комнату. И то, как он уже несколько часов орал внизу на первом этаже, тоже слышал.
— Ты чего кричишь? — уселся я на постели и укутался в одеяло. — Напоил непьющего человека, а теперь куражится. Я ведь предупреждал, что мне пить нельзя. Реакция организма неадекватная.
— Знаешь, где Аджан? — прорычал Сармат.
— Да, — кивнул я. — Настоящий Аджан был убит и сколько-то месяцев пролежал в подвале загородного дома.
— Нет, не тот! — сердито воскликнул он. — Наш, этот петух загримированный, который всем сказал, что он и есть Аджан.
— Да ладно, — помотал я головой, сразу сбросив сон. — Он что, реально петух?
— Тьфу! — разозлился Сармат. — Какая нахер разница. Знаешь ты где он?
— Да! — повысил я голос, чтобы сбить его настрой. — И ты знаешь. Он в клетке в свинарнике. Ждёт, когда ты ему правилку устроишь.
— Какая ему в жопу правилка! Я просто хотел вопросы ему задать.
— Ну, поехали, чё? Я тоже задам парочку.
— Не задашь! — зарычал он. — Ты не задашь.
— Ну ладно, — пожал я плечами. — Как скажешь.
— Аджана свиньи сожрали.
— В клетке? — удивился я.
— Нет, потому что он каким-то чудным образом из этой клетки выбрался.
— Как он мог выбраться? Замок же там был нормальный такой. Подкоп что ли вырыл?
— Какой-то полоротый тюлень, — зловеще процедил Сармат, — не заметил, что в клетке находился кусок арматуры. Он этим куском сбил, сука, замок, и вышел. Свиньи от шума проснулись и заорали. Прибежали наши охранники, а он заменжевался и рванул в дверь, да не просёк видать и влетел к голодным хрюшкам. Они на него накинулись, а эти чмошники начали по свиньям херачить. И, короче, загасили и свинью и Аджана. А пока то да сё, остальные сожрали и свою хрюху и этого урода обожрали.
— Пипец, — покачал я головой.
— Чё?
— Жуткая, говорю, история. Ужасный конец фальшивого Аджана.
— Да этого пидора загримированного мне не жалко, в натуре. Но кто ему дал арматуру? Лысый клянётся, что не было там ничего такого.
— Ясен пень, не было, — покачал я головой.
— Да ты с ним снюхался, в натуре, с Лысым пнём.
— Нет, Сармат, просто Лысый всё тщательно проверил, я сам видел. Не было там никаких железяк. Если только под соломой было скрыто. Но если так, предъявлять надо тем, кто камеру готовил. Лысый же не должен был в параше этой рыться, правда?
— Ну, а я чё сказал! — возник вдруг Лысый с явным облегчением на лице.
Он стоял за дверью, но тут не выдержал и проявился.
— Я говорю, снюхались в натуре. Спелись, дохрюкались, сска, за моей спиной.
— Да хер с ним, с Аджаном этим, — махнул я рукой.
— А это уже я буду решать! — взвился Сармат. — А вы будете делать, что я решу, чтобы вы делали.
— Ладно, не пыли, босс. Ты начальник, тебе и решать.
— Пыли, не пыли! Вставай уже. Жрать пойдём. Айнура обед приготовила.
— О, уже обед что ли? — как бы удивился я.
— Обед, в натуре.
Обедали мы втроём, Лизы с нами не было и я, естественно о ней ничего не спрашивал. Сармат торопился. Поэтому ели мы быстро и молча. Не дойдя до чая, они с Лысым встали и уехали, а я пошёл к себе. Я решил, что мне надо смотаться в Москву. Поэтому хотел снова съездить в город и переговорить со своими кураторами. Пока только со Львовым и с Грабовским.
Я поднялся по лестнице. Одна из дверей, в которые Сармат не велел входить, была открыта. Там находилась Лиза, но комната эта была не будуаром, а рабочим кабинетом. она сидела за столом, заваленным бумагами, и делала записи в большой толстой книге. На столе я заметил счёты и калькулятор.
Я не стал её отвлекать и прошёл мимо, но из комнаты тут же донёсся её голос.
— Стрела, это ты?
Я остановился и обернулся. Она подошла и встала в дверях. Улыбнулась.
— Вроде я, — подтвердил я очевидное и тоже улыбнулся.
Улыбнулся, кстати, с теплом.
— Я обед пропустила. Пойдём со мной?
— Мы с Лысым и Сарматом перекусили уже.
— Я смотрю, вы подружились, — усмехнулась она.
— Сармат не в духе сегодня.
— Да, бегал полдня орал, — хмыкнула она. — Ладно, есть не будешь, чаю выпьешь.
— Давай, — согласился я.
Проходя, снова бросил взгляд через открытую дверь в комнату. Прямо рабочее место бухгалтера… Точно! Меня осенило. Она, наверное, вела подсчёты и всё записывала в этот гроссбух. Надо с ней дружить, глядишь, и финансовые секреты удастся подсмотреть.
Айнура засуетилась, угощая Лизу, а мне принесла чай и сладости.
— Ну, что? — усмехнулась моя любовница. — Чак-чак подкладывай. Давай. Я тебе сейчас накидаю самого вкусненького.
— А как же япошки?
— Всё ерунда про япошек, можешь мне поверить, — захохотала она. — Теперь я это точно знаю.
— А откуда этот Волчонок? — спросил я. — Напомнила мне про него с этими японцами. Он ваш, местный?
— Нет, не наш, точно не мой, — засмеялась она. — Скорее уж ваш, столичный. Из Москвы или из Ленинграда.
— Понятно. Скоро свататься придёт?
— Что⁈ — возмутилась она. — Не много ли охотников свататься?
— А что? — пожал я плечами. — Дело молодое. Цветочки, ягодки и всё такое. Как говорится, никуда не денется, влюбится и женится. Розы-то он неспроста носит.
— Он не по этой части.
— В смысле? — удивился я.
— Думаю, у него интерес… как объяснить… карьерный или даже ещё похуже.
— Это что же значит такое?
— Ай, — махнула она рукой. — Ну его в баню. Через меня хочет быть ближе к главарю, понимаешь?
— И его, значит, в баню?
Она опять засмеялась.
— Нет, не в этом смысле.
— Правильно. А то не баня, а вавилонское столпотворение будет.
— Вот смотрю я на тебя, Григорий Стрела, — прищурилась она, — и понять не могу.
— Да ладно, что там понимать? Вот он я весь, как на ладони.
— Не похож ты на остальных, тех кто вокруг братика моего вьётся. Вроде всё то же… но не то…
Я усмехнулся, глядя ей в глаза, но она в этот момент не улыбалась, а напротив, говорила очень серьёзно. И смотрела серьёзно и говорила. Серьёзно и задумчиво. Будто решала какую-то непростую задачу, связанную со мной.
— Надо за тобой понаблюдать, понять, чего хочешь, чего ищешь в этой жизни, — сказала она, наклонилась ко мне через стол и внимательно всмотрелась в глаза.
— А он не опасается, — усмехнулся я, — что вместо карьерного роста, братишка твой ему рога поотшибает? Рискованно ведь к сестре Сармата клеиться, наверное.
— Может и так, — пожала она плечами, возвращаясь назад и откидываясь на спинку стула, — да только мне всё равно, какой он, Волчонок этот. Не в нём дело… Ладно, надо идти. Мне ещё сделать кое-что нужно до вечера.
— Помочь? — предложил я.
— Да я уж сама.
В этот момент раздался шум и в комнату снова вошли Сармат и Лысый. Не вошли, а ворвались. Теперь ещё и с Башкой.
— Нет, Лысый, ты чё творишь! — бился в истерике Сармат. — Как можно было время перепутать? Я же говорил, вопрос важный! Ты чем слушал, вообще? Чё-то я тебя в последнее время вообще не понимаю! Косяк за косяком! То одно, то другое! С этим Аджаном вообще херня получилась! Кто ему эту фомку подкинул, а?
Лысый не знал, что сказать и не мог противостоять такому напору, а только хлопал глазами.
— Зашибись! — воскликнул Сармат. — Дело просрали и никто не знает, кто виноват, да?
— Почему никто? — хмыкнула вдруг Лиза и немного свысока глянула на меня.
— Что? — недовольно кивнул Сармат.
— Я знаю, — ответила она и улыбнулась…