Союз-77. Книга 2. Мы одной крови

4. Часик в радость

Кто в наше время верит в совпадения? Наивные романтики. А что делают прожжённые практики? Лупят гопников? Возможно. В этот миг я вспомнил крылатое «меня терзают смутные сомненья»… И ещё кое-что из того же сборника цитат: «У Шпака — куртка, у посла — медальон»…

Ну а как можно было бы соединить воедино несколько событий, сложившихся в удивительную последовательность? Я со своей как бы девушкой Зоей пошёл на закрытый показ в кино. И именно там же появилась горячая и огненно-томная Элеонора, налево и направо пуляющая сексами, как говорили у нас на первом курсе. И, что характерно, моя ревнивая как бы девушка аккурат в это же время была отозвана злонравным шефом. Не иначе, как для подготовки празднования Дня конституции.

А после чудесного фильма эта самая Элеонора, прельщённая моими способностями и бицепсами, легко согласилась на прогулку, прекрасно осознавая, что лучше бы нас никто вместе не видел. Особенно, с учётом запутанности её служебных отношений. Наверное, она просто потеряла голову? Несомненно, несмотря на то, что была постоянно окружена вниманием мужчин всех достатков и достоинств, возрастов и наружностей.

И тут, как по щелчку факира появились двое из ларца с классической фразой про не найдётся ли закурить. Не нужно быть особо одарённым аналитиком и, тем более, Вольфом Мессингом, чтобы спрогнозировать дальнейшие события.

— Не курю, — ответил я. — И вам не советую.

— Спортсмен что ли? — с презрением уточнил один из хулиганов.

— Ты познакомиться хочешь, я не пойму? — усмехнулся я. — Что тебе ещё о себе рассказать? Отвалите, ребята. Правда.

— Чё сказал? — стандартно протянул тот, что спрашивал сигаретку.

Поздний вечер, дымка, рассеивающая свет фонарей, последнее тепло, тающее под натиском холодных фронтов, женщина с влажными глазами и тут вот эти.

— Какой неприятный диссонанс, — покачал я головой.

Лица разбойников было видно плохо, но для того, чтобы не промахнуться света хватало. Не говоря больше ни слова, я исполнил предначертанное и совершил вероломный удар ногой по бубенчикам тому, кто стоял ближе. Он заревел и согнулся, и я тут же довёл комбинацию до логического финала, притянув его за голову и дав коленом по морде.

Второй джентльмен удачи малость оторопел, не ожидая такого внезапного натиска, но не спасовал, а напротив, стал более агрессивным. Не тратя время на разговоры, он бросился на меня с ножом в вытянутой руке. Справа от меня стояла Элеонора, поэтому я отбил его руку влево и хорошенько засадил основанием ладони по уху. Он охнул и тут же пошёл в стремительное пике, а я вдогонку как следует лягнул его в брюхо.

Выбивать нож даже и не потребовалось. Кулак разжался и его кинжал загремел по асфальту. Тем временем первый поднялся, тряся головой и рукавом вытирая кровищу, хлещущую из носа. Он шатаясь двинулся ко мне, но сообразив, что подкрепления не будет, остановился и заревел, как раненый зверь.

— Извини, Эля, — улыбнулся я, поправляя куртку, — за эту правду жизни. К сожалению упыри водятся даже в сердце нашей столицы.

Гопник стоял и не сводил с меня бычьего взгляда исподлобья.

— Покажи, как древняя римлянка, что с ним делать, — предложил я Элеоноре.

Она была явно перепугана, но в глазах горел азарт и, вероятно, жажда крови. Впрочем, желая произвести хорошее впечатление, она закрыла глаза, перевела дух, прикрыла рот кончиками пальцев, покачала головой и, опасливо глянув в сторону стонущего на асфальте гладиатора, милостиво позволила побеждённым жить.

— Пусть уходят, — тихо сказала она.

— Великодушие украшает фемину, — усмехнулся я. — Тогда давай, раз уж нам с тобой теперь море по колено, перебежим улицу прямо здесь.

Мы подошли к краю тротуара, но тот, первый, вытирающий кровь рукавом, явно не успокоился. Соблазнившись тем, что мы повернулись к нему тылом, он ринулся на меня, как бронзовый таран. Я резко развернулся и с размаху рубанул ребром ладони по кадыку. Не прямо, а чуть сбоку. Он сразу сбросил темп и, схватившись за горло, упал на колени.

— Тебе не помешает немного смирения, — посоветовал ему я и, схватив Элю за руку, потянул на проезжую часть.

Мы влетели в фойе на кураже — весёлые и всесильные. Редкое чувство, для которого нужно либо бесконечное благополучие и счастье, либо здоровый философский пофигизм. Швейцар с дежурными тут же бросился наперерез, но узнав Элеонору приложил два пальца к козырьку и широко, во все тридцать два, разулыбался.

Фойе было большим, но низкий потолок, честно говоря, немного поддавливал, мог быть и выше. Впрочем, посетителей, входящих в круг избранных, это совершенно не смущало и не нарушало элитарности и даже сакральности этого места поклонения Западу.

Здесь сидели, развалившись в креслах, усатые и громогласные немцы, высокомерные бриты и элегантные итальянцы. Порхали русские бабочки, наслаждавшиеся космополитизмом и близостью запретных плодов. И шныряли ушлые молодые ребята. Фарцовщики, валютчики и прочие асоциальные элементы.

Мы вошли в лифт.

— Едем на шестой, — сказала Эля и сопроводила сказанное долгим восторженным взглядом. — Ты прямо избиение младенцев устроил. А вдруг они просто хотели покурить?

Я посмотрел ей в глаза, потом скользнул по чёрным бровям, перескочил на скулы, обтянутые смуглой, гладкой и чуть матовой кожей, и остановился на полных, ярко-красных, карминовых губах. Они были приоткрыты. Элеонора внимательно смотрела на меня, а я на её губы.

Лифт звякнул и двери разъехались.

— Хорошо здесь, да? — прошептала она. — Мы будто оказались за непроницаемой стеной, укрывшись от внешнего мира.

— Хм, — покачал я головой. — Какая ирония, психиатр прячущийся от мира.

Она хрипло хохотнула и легко ударила меня по груди, а её собственная грудь поднялась и опустилась, трепеща под дорогими импортными тканями. Эля тряхнула головой, и я снова почувствовал густой волнующий аромат её духов. Будет совершенно прискорбно, если весь этот перформанс она исполняет в пользу полковника МВД Сёмушкина. Это будет даже не прискорбно, а пипец, как херово.

Мы вошли в бар, оформленный в стилистической манере поздних шестидесятых, с их космическим вайбом и устремлением в большой космос.

— «Солнцедар»? — усмехнулся я.

— Что⁈ — она хрипло засмеялась и фирмачи разом повернулись к нам, а потом уже не отводили взглядов до самого нашего убытия. — Шампань-коблер! Ничего другого.

— Буржуазно, — подмигнул я.

— Ну, и пусть. Буржуи умеют красиво жить. Они понимают, что нельзя только работать, нужно ещё уметь наслаждаться. Вот ты, Гриша, умеешь наслаждаться?

— Конечно, — подтвердил я. — Я ведь студент, поэтому могу наслаждаться малым, например чёрным хлебом, килькой в томате и «Агдамом».

— Не-е-ет, — протянула она. — Это не наслаждение. Ты должен научиться получать удовольствие.

— Похоже, у меня появился учитель, знающий в этом толк, — покивал я с видом, мол, почему бы не взять пару уроков.

— Ну, нет, — мотнула она головой. — Я не учитель. Но вот психологическую установку сделать тебе могу.

— Ладно, я сейчас.

— Погоди, — заговорщицки подмигнула Эля и полезла в сумочку. — Тут рубли не принимают. Нужны доллары. Смотри, у меня есть чековая книжка «Интуриста».

— От пациента?

Она захохотала.

— Держи пока при себе, — ответил я и направился к стойке.

Выбрал молодого толстомордого бармена с маленькими бегающими глазками, и сказал, что у меня чековая книжка. Он пожал плечами, а я взял салфетку и показал на торчащую из его кармана авторучку. Он протянул, и я сделал короткую запись: «1 к 10».

Он воровато оглянулся по сторонам, оценивая публику.

— Я из иняза, — спокойно пояснил я. — С иностранкой, у неё всё включено.

— Так а зачем тогда…

Я многозначительно поднял брови, типа, не тупи. Он изобразил работу мысли, но я не стал дожидаться результата и быстро вложил два полтинника в салфетку. Сомневаюсь, что вся цепь сегодняшних событий была выстроена для того, чтобы подловить меня на скупке баксов, конечно. Но спокойнее было решить вопрос прямо с барменом, хоть и по завышенному курсу.

— У тебя что, есть валюта? — удивлённо прошептала Элеонора, когда я вернулся.

— Не беспокойся о деньгах, — усмехнулся я.

Она снова засмеялась, и все присутствующие мужики посмотрели на меня с ненавистью и завистью.

— Нет, правда… — не сдавалась Эля.

— Мы договорились, что я залезу в номер и обворую толстосума, а потом поделюсь с барменом.

Возможно, так и пришлось бы сделать, не согласись он на рубли.

Мы шарахнули по три коктейля, собранных из шампанского, коньяка, вишнёвого ликёра и ягод, и я всё ждал, когда же наступит продолжение. Но оно не наступало. Время было позднее, и мы засобирались. Вероятно, поедем к ней домой…

Моя спутница ушла в туалет, а я подсчитал чистый убыток и усмехнулся. С учётом стоимости по полтора бакса, коктейли мне обошлись в кругленькую сумму. Этак придётся брать подработку, сам себе усмехнулся я.

— А ты был здесь в номерах? — спросила, вернувшись Эля. — Видел, как они интересно оформлены?

— Нет, но всегда мечтал.

— Правда? — она многообещающе улыбнулась.

— Честное слово.

— У меня здесь одна пациентка работает, и если она на смене, она нам покажет. Пойдём? На тринадцатый этаж.

— Счастливый.

— Точно.

Пациентка оказалась в наличии, но была занята служебными обязанностями и просто дала ключ от свободного номера.

— Посмотрите сами, пожалуйста, а то у меня тут небольшой аврал с комплектами белья.

— Конечно, Наташ, не беспокойся. Мы быстро. Только… хозяева там не заявятся?

— Нет, номер пустой, завтра после обеда будет заселение.

Пузырьки шампанского бурлили в крови, выстреливая лёгкими электрическими разрядами. Мы оба знали, что интерьер нам, скорее всего, понравится, а упругость кроватей, и комфорт ванной комнаты окажутся на недосягаемой для большинства соотечественников высоте.

Элеонора закрыла дверь и повернула ручку замка. Ничего не нужно было говорить, намекать или неловко молчать в томительном ожидании. Слова остались в коридоре, а здесь я сразу приступил к делу. Молча и сильно прижал её к двери, и она глубоко и громко вздохнула, раскрывая губы, чтобы впустить мой язык. Ну что же, ты сама этого хотела, теперь не жалуйся, потому что меня, вероятно, хватит надолго.

Она была похожа на пламя. Сильная и яркая, метущаяся и не знающая пределов. Она обжигала и трепетала, вспыхивала и затихала, проявляя алчность и ненасытность. Не закончив одно, она уже хотела другого, прижимая меня к затвердевшей от неутолимого желания груди.

Она обнимала, горячо шептала мне в ухо, гладила и ерошила волосы на затылке и всхрапывала, как буйволица. А я не давал ей ни секунды покоя, отыгрываясь за то, чему не суждено было сбыться.

— Говори, кто тебя подослал, — прошептал я ей в самое ухо, чтобы невозможно было записать мой голос.

— Афродита, — хрипло ответила она и засмеялась, а потом начала покрывать поцелуями мою шею и грудь.

— Менты?

— Я думала ангелы, но какая разница? — горячо отдавала она слова. — Кто бы они ни были, я им благодарна. Погоди, не двигайся, я сама…

— Сейчас я выбью из тебя правду.

Она засмеялась. Я тоже…

Когда всё закончилось, пламя превратилось в мёд в её глазах.

— Ты чуть меня не убил, — довольно произнесла она. — Убийца… Сходи в бар и принеси воды, пожалуйста.

— Воды?

— Минералки. И ещё выпить.

— Позвони, пусть принесут в номер.

— Не будь лентяем. Мы здесь незаконно, нам ведь скандал не нужен?

— Почему бы и нет?

Я оделся и вышел в коридор. Спустился на шестой, зашёл в бар и попросил минералку. Шампанское с самого утра решил отменить.

— Минуточку подождать придётся, — не глядя на меня заявил тот же бармен, перелистывая тетрадь с записями и подбивая кассу. — Присядьте пока.

Я уселся у стойки, дожидаясь, когда он займётся моим заказом.

— Не занято? — практически сразу раздалось за моей спиной. — Вы позволите?

Черноволосый джентльмен присел на высокий стул рядом со мной. Лет сорок, глаза уставшие, волосы зачёсаны назад, костюм дорогой.

— Пожалуйста, — кивнул я и отвернулся.

— Виски, будьте добры, — произнёс он с небольшим акцентом. — Со льдом.

— Минуточку…

Пауза затягивалась.

— Простите, вы русский? — спросил сосед.

Я глянул на него и кивнул.

— Да.

— А я турок. Меня зовут Хакан. Я профессор, занимаюсь историей. Здесь в командировке, приезжал на конференцию.

— А я Григорий, очень приятно. Студент и просто прожигаю жизнь. По истории твёрдая пятёрка.

Он улыбнулся. Профессор в костюме по стоимости самолёта. Значит, турок. Понятно. На турка он действительно походил.

— Что же, неплохо. Вы живёте здесь, в Москве или приехали повеселиться?

— Живу и веселюсь в Москве. А вы откуда?

— Из Стамбула. Вообще, я родом из Анталии, но работаю в Стамбульском университете. Можно вас угостить?

— Благодарю, но меня уже ждут…

— Что же, понимаю.

Кажется, наступал момент, ради которого я здесь и оказался. И менты тут были явно ни при делах.

— Вы бывали за границей?

— За границей Московской области, — кивнул я.

Он понимающе улыбнулся.

— Хотели бы?

— Ещё Русь-матушку всю не объездил, а кроме неё у нас ведь имеются ещё четырнадцать самобытных и очень интересных республик. А вы? Путешествуете? Как Индиана Джонс?

— Простите?

— Был такой историк и любитель приключений.

— Не слышал.

Наверное, не сняли ещё, вот и не слышал.

— Да, я люблю путешествовать. Мир, знаете ли, очень интересен, и в путешествиях узнаёшь очень много о людях и народах. Я с детства бывал в разных странах. Родители часто путешествовали.

Подошёл бармен и выдал наши заказы.

— Был рад познакомиться, Хакан Бей, — сказал я, вставая.

— И я, товарищ Григорий.

Я вышел из бара и подошёл к лифту. Разговаривать там не было никакого смысла, все знали про прослушку. Так что, если он имеет желание продолжить… точно. Он торопливо шёл ко мне.

— Погодите, я тоже еду.

— Вам на какой?

— На тринадцатый.

Какое совпадение.

— Хорошо по-русски говорите, — кивнул я. — Наверное, вы шпион. Только вот чей?

Как говорится, я старый солдат и не знаю слов любви, так что сразу к делу.

— Так турецкий, получается, — с улыбкой ответил он. — Вообще-то, у меня мама русская. Так что я наполовину тоже.

Щас прям, турецкий…

— Как интересно.

— Это я к тому, что мне небезразлична судьба России.

— Приятно слышать.

— И всего мира.

— Как и всем советским гражданам. Тут мы с вами заодно. И вообще, хочу отметить плодотворное и всеобъемлющее сотрудничество между нашими странами. Строительство советскими специалистами современных заводов и фабрик…

— Хватит-хватит! — засмеялся он и в тот же миг лифт дёрнулся и вдруг остановился между двенадцатым и тринадцатым этажом. Мигнула лампа, но не погасла…

— Ого… — как бы удивлённо воскликнул он.

— Да, уж, ого.

— Я заметил, что вы купили доллары по очень высокой цене. Хотите, могу вам продать по номиналу?

— О, нет, спасибо. Я здесь случайно оказался. Знаете, страсть завела.

— Страсть — это хорошо. Даже очень. Я буду в Москве в течение нескольких дней. Вы не знаете кого-нибудь, кто мог бы показать мне её по-настоящему, без бравурных пропагандистских речей?

— Ну… сам-то я в техническом вузе обучаюсь, так что ничего особо креативного…

— Какого?

— Творческого. Ничего такого, боюсь не смогу предложить.

— Да, мне, собственно, хотелось бы чего-то простого, обычного. Посмотреть, где развлекается молодёжь, куда ходит, чем живёт. Простая московская жизнь. Неформальная.

— А не для того часом, чтобы потом обливать грязью СССР? — нахмурился я.

— Нет, конечно. Не для того. Так что, сможете помочь?

— Я сам-то не тусовщик, но у меня есть друзья. Они смогли бы, пожалуй…

— О, попасть в компанию молодых людей было бы прекрасно. Возможно, мы могли бы наладить какое-то общение, понимаете? Простое, человеческое. Я планирую часто приезжать в Москву. У нас с Академией наук совместные исследования начинаются.

— Почему бы и нет?

— Я уверен, что культурный обмен на базовом, человеческом уровне очень важен, для развития цивилизации и понимания, в какую сторону нужно двигаться. Ведь во всём мире у людей одинаковые чувства и эмоции, одинаковые радости и печали, понимаете?

О, как завернул. Будто передовицу в «Правду» шарашит. Лифт снова дёрнулся и медленно доехал недостающие двадцать сантиметров. Двери открылись.

— А ещё «Тиссен», — покачал я головой. — Вот вам ваша хвалёная заграница, лифты делать не могут.

— Так что, может, сегодня вечером сходим куда-нибудь с вашими друзьями?

— Давайте я вам позвоню ближе часам к трём. Надо поспрашивать, где и что.

— Конечно, — он вытащил из кармана маленький футляр и достал из него визитку, перевернул и, вытащив из внутреннего кармана «Монблан», написал снаружи: 1354. — Это номер моей комнаты. Для звонков. Не знаю, правда, удобно ли вам будет звонить… К тому же меня может не оказаться на месте.

Понимает, что разговоры пишутся, не тупой.

— Может назначим место встречи? Например у памятника Пушкину? Часиков на восемь?

— Что же… — пожал я плечами. — Почему бы и нет?

Мы попрощались, и я вернулся в свой номер. Элеонора спала. Раскинув в стороны и выпростав из-под одеяла ноги и руки, она лежала на спине и сопела. Я постоял, разглядывая её в предрассветной белёсой мгле, поставил на столик бутылку «Боржоми» и вышел за дверь.

Было без четверти шесть, метро ещё не работало, поэтому я шагал пешком по утреннему пустому и беззащитному городу, населённому, как казалось, лишь дворниками. Они лениво и сонно мели, прихорашивали и подготавливали улицу Горького к нашествию гостей и жителей столицы.

Я дошёл до Пушкинской, позвонил из автомата, закрывая номеронабиратель от любопытных глаз и потенциально возможных телеобъективов, и запросил встречу. Потом спустился в метро и без пересадок доехал до Планерной, а дальше уже на автобусе практически до самой общаги.

У входа стояли два милицейских бобика. Опять заваруха какая-то. Хорошо хоть на этот раз без моего участия. Я прошёл мимо и зашёл к себе.

— О, явился… — проворчал Славик.

— Ты чего не спишь? — кивнул я.

— Да как уснёшь? Всю ночь Зойка твоя прибегала проверять, вернулся ты или нет, а полчаса назад мильтон заявился. Где, говорит, Стрелец.

— Какой мильтон? Тебе приснилось, наверное?

— Поспишь тут с вами. Мне, между прочим, такое снилось, а он обломал. Сволочь.

Славик перевернулся на бок, а я расстегнул куртку, но не снял, остался в ней. С чего бы ко мне приходили менты, интересно… Пожалуй, нужно было где-то пересидеть. Но не у Зои. Можно попробовать в медпункте. Ладно, сейчас посмотрим. Я распахнул дверь и буквально врезался в двух ментов. А ещё двое стояли за ними.

— Стрелец? — хмуро и недовольно спросил лейтёха с красными от недосыпа глазами.

— Допустим. А что происходит?

— Доигрался ты, вот что происходит, — ответил он. — Вот постановление.

Он махнул перед моим носом бумажкой с машинописным текстом и кивнул соратникам:

— Выводим! В наручниках!

Ну, ёлки. Сопротивляться представителям власти при исполнении, да ещё и при свидетелях? Не стоило, пожалуй…

— Зоя! — крикнул я, и она почти сразу выглянула из двери, как раз в момент, когда на моих руках защёлкивались браслеты. — Что за хрень творится?

— Ты где был⁈ — накинулась она на меня, но сообразив, что тут происходит что-то серьёзное, осеклась. — Товарищ лейтенант, предъявите своё удостоверение!

— Чего-чего?

— Представьтесь и предъявите документы.

— Во девка даёт.

— Я юристка! — сердито отрезала она и внимательно изучила корки. — Ничего не понимаю.

— На месте разберёмся, — кивнул лейтёха и повёл меня к лестнице.

Я прошёл в сопровождение милиции вниз. Меня вывели и засунули в коморку для дебоширов с зарешеченными и непрозрачными окнами.

— Куда едем? — уточнил я.

— В тюрьму, — равнодушно ответил лейтенант.

Сказал и не соврал. Уже через полчаса я стоял с руками, сложенными сзади перед камерой с толстой металлической дверью. Без ремня, без шнурков и прочих опасных предметов. А ещё без малейшего представления о том, что происходит.

— Мне нужна бумага и ручка, — требовательно сказал я. — Буду жалобу писать.

Конвоир прогремел ключами и открыл тяжёлую железную дверь, выкрашенную зелёной краской. Потянуло хлевом, туалетом и поездом.

— Заходим! — гаркнул он. — Заходим, я сказал!

Я сделал шаг и оказался в тесной камере с двухярусными шконками. Посередине стоял стол, накрытый клеёнкой и вокруг него собрались местные обыватели. Судя по рожам, были это люди с богатым жизненным опытом.

— Утро в хату, граждане арестанты.

Ответом была тишина.