Союз-77. Книга 2. Мы одной крови

26. Спящая красавица

Ах, ты ж моя милая. Я улыбнулся. И, честно говоря, немного удивился, но виду не подал, разумеется. Сразу вспомнил, что говорил Грабовский. Отец Дориш занимался геологоразведкой и имел связи с Банком Ватикана. Вот всё и сложилось. И если и были какие-то сомнения относительно целей операции в Африке, то все они немедленно развеялись. Правда, оставался один неясный момент — знал ли Хакан о её связи с Грабовским.

Честно говоря, о встрече с ней придётся Грабовскому рассказать, потому что если я не скажу, а она доложит, получится не очень красиво. И в плане взаимного доверия появится никому ненужное напряжение.

— Синьора, — склонился я с улыбкой над протянутой рукой. — Вы так прекрасны.

Мои губы коснулись её кожи, и я ощутил, как по её телу пробежал электрический разряд, заставляя топорщиться тончайшие шёлковые волоски. Дориш искрила.

Она поднялась с кресла и посмотрела так, будто никого, кроме нас здесь и не было, так, словно отдавалась мне прямо здесь, как тогда под огромной жёлтой луной племени Химба.

— Ну вот, — кивнул я с усмешкой, — хотя бы что-то приятное и радостное происходит в этом мире.

Подошёл официант с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. Дориш поднялась с кресла и потянулась за одним из них. Признаться, выглядела она сумасшедше — невероятно красивое платье, полностью открытая спина, красивый изгиб шеи, светлые тяжёлые волосы, забранные на затылке и руки, изящные и голые и приглашающая улыбка. Сделав глоток, она взглянула на меня.

— За интересное знакомство, — улыбнулась Дориш.

— Думаю, нам надо поговорить, — сказал я. — Чтобы познакомиться поближе.

— О, быка за рога, — засмеялась она. — Ну, конечно, да. Почему бы не поговорить, а можно и потанцевать.

В это время как раз звучала довольно громкая музыка.

— И хорошенько выпить шампанского, — закончила свою мысль Дориш и облизала губы, как это делают обольстительницы в кинофильмах.

— Поговорить, — сказал Хакан, — это отличная идея, это прямо то, что нам нужно. Но только, наверное, не прямо сейчас. Здесь, честно говоря, не самое подходящее место для деловых разговоров.

— Пожалуй, — повела острыми плечами Дориш, — я совершенно не настаиваю на том, чтобы мы оставались здесь. Думаю, мы вполне можем отправиться куда-то в более подходящее место.

— Ну что же, наверное, мы можем вернуться в гостиницу, — ответил я.

— Думаю, — возразил Хакан, — уходить отсюда ещё рано. Неплохо было бы познакомиться с какими-то интересными людьми.

— Кажется, самые интересные люди уже оказались в фокусе нашего внимания, — подлил я масла в разгоравшийся внутри Дориш огонёк.

Она, откинув голову и, поведя виртуозно, чуть небрежно и невероятно элегантно заколотыми волосами, засмеялась низким грудным голосом. И, конечно, в тот же миг я вспомнил низкое звёздное небо Африки, озеро, окутанное таинственной мглой, и блеск её глаз в ту единственную ночь, которую мы провели в племени Химба.

— Грегорио! — раздался позади меня радостный возглас.

Я повернулся и увидел подходящего к нам Джорджио Паллавичини.

— Пойдём, мой друг, я хочу представить тебя своему отцу! — воскликнул он. — Дамы, господа, прошу прощения, я украду у вас брата Грегорио на несколько минут.

Он безо всяких церемоний взял меня под руку и потащил по анфиладам комнат, богато украшенных залов с лепниной, резьбой, золотом, с древними портретами семейства Паллавичини, с которых взирали рыцари и прекрасные дамы.

В большом зале с огромной люстрой из муранского стекла, стоившей целое состояние, находилось несколько немолодых уже людей. Здесь были джентльмены в смокингах и дамы в вечерних платьях.

— Папа! — подошёл к высокому седовласому старцу Джорджио. — Я хотел представить тебе этого молодого человека. Это наш брат Грегорио Первый, о котором я тебе рассказывал.

Папина спутница, похожая на немолодую Маргарет Тэтчер, и все остальные присутствующие повернулись в мою сторону. Они перестали смеяться, и лица их сделались серьёзными. Паллавичини-старший поставил бокал шампанского на большой круглый стол, уставленный всевозможными яствами и протянул мне руку. Сухую, длинную и сильную. Пожатие оказалось крепким и энергичным.

— Рад приветствовать вас в своём доме, господин Стерлиц, — сказал он. — Джорджио рассказал мне вашу историю, и мы даже обсудили вашу персону, вы уж простите, что без вас, с моими близкими друзьями.

Он обвёл рукой зал, показывая на присутствующих. Все они уважительно закивали, оставаясь серьёзными. Паллавичини-старший представил их. Все они были князьями, маркизами и принцами. Впервые в жизни я видел живьём такое количество титулованных особ.

— Мне нравится, что вы молоды, — сказал старик. — Это вселяет в нас всех некоторый оптимизм. Понимаю, что говорить сейчас о возвращении российского престола было бы смешно и нелепо, но мне хочется верить, что в скором будущем… В очень скором будущем в России наступят серьёзные, значительные перемены.

Надо же, какой осведомлённый дедуля. То есть он только что ненавязчиво, но вполне определённо дал мне знать, что осведомлён о некоторых, имевших место, путешествиях во времени и о недалёком будущем, которое ждёт человечество. Силён…

— Вы живёте в Москве?

— Да, в Москве, — согласился я и едва сдержался, чтобы не сказать «граф».

Хотя он как раз был не графом, а принцем. Но, всё равно. Ну как дела, граф? Не достают ли крепостные?

— В любом случае, — продолжил он, — я хочу, чтобы вы знали, что всегда можете рассчитывать на поддержку. Мою и поддержку всех присутствующих здесь. Мы с вами одной крови, как говорится в одной не самой простой сказке. И в наш век это дорогого стоит. Ведь мы вопреки современным нравам и повсеместному либерализму и даже социализму, остаёмся именно на той высоте, которую предназначил нам Господь Бог.

Он ещё поболтал минут десять в таком же высокопарном духе, а потом отправил Джорджио знакомить меня со своими друзьями, банкирами, пивоварами, ювелирами и прочими королями сегодняшней жизни.

Джорджио оказался сыном дисциплинированным и подвёл меня практически каждому из присутствующих. Надо отдать должное его широкому кругозору и невероятной памяти — почти всех он помнил по именам. Были там далеко не только итальянцы — целая куча французов, англичан и американцев. Попадались испанцы и даже одна португалка, по имени Дориш.

— Ну, теперь-то мы точно можем идти, — заявил я, когда примерно часа через полтора после начала концерта Боуи я, вырвавшись из гостеприимных рук Джорджио, нашёл Дориш и Хакана. — Я познакомился со всеми, — сказал я Хакану. — Вообще со всеми.

— И как тебе?

— Прекрасно. Теперь мне есть на кого опереться.

— Опереться? — переспросила Дориш.

— Ну да, я планирую произвести монархическую революцию в России. И здесь я нашёл большое количество энтузиастов, готовых финансировать или, по крайней мере, поддерживать морально мои усилия.

Дориш засмеялась:

— Монархическая революция — это оксюморон.

— Посмотрим, — ответил я, взглянув на Хакана.

Тот хранил непроницаемый вид.

— Ну что же, — Заявила Дориш. — Значит, можем возвращаться в гостиницу?

— Да-да, — подтвердил я. — Все съедено, все выпито, все песни спеты.

— О нет, — кокетливо улыбнулась Дориш. — Было бы желание остаться. Песни ещё далеко не все закончились. И другие развлечения тоже. Будет ещё кое-что интересное.

— Даже боюсь представить, — покачал я головой. — Лучше, наверное, мне и не знать.

Дориш игриво засмеялась.

— Я отойду на одну минуту, — сказал Хакан. — Подождите меня здесь, пожалуйста.

Он ушёл, вероятно, в уборную. Или дать кому-то сигнал, передать распоряжение, сделать звонок, кто его знает.

Дориш встала на цыпочки, прильнула ко мне, дотянулась до моего уха и прошептала:

— Не будем его ждать. Зачем нам Хакан? Поговорим тет-а-тет.

— Действительно, — усмехнулся я. — Третий, как известно, в таких делах лишний.

— Как правило, — подтвердила Дориш и засмеялась. — Как правило, лишний. В конце концов, он и сам доберётся. Ведь он же не маленький и знает, где находится гостиница. Но только мы не поедем в гостиницу.

Вот это поворот, какая неожиданность…

Мы спустились по широкой лестнице и подошли к чернокожему чуваку в ливрее, руководившему выдачей автомобилей. Дориш открыла сумочку, достала маленькую карточку и подала ему. Он лучезарно улыбнулся, кивнул и исчез, а мы вышли на крыльцо. В тёплую римскую ночь.

В небе тревожно кричали чайки и звезды, хоть и не были так низко, как в тот раз в Африке, но тоже выглядели тревожно, намекая на романтику и всякие такие дела, которые хорошо проворачивать в их мерцающем электрическом свете.

Подали автомобиль, и я засмеялся, это был серый «Астон Мартин».

— Дориш, — покачал я головой, забираясь внутрь. — Между советским пленом с жёсткими допросами в Анголе и вот этим автомобилем, намекающим на культурное наследие британской разведки, пролегает невероятно глубокая пропасть. Я так думаю.

— Согласна, — довольно улыбнулась она, усаживаясь за руль и включая передачу. — Но и ты согласись, что путь от грубого спецназовца, сокрушающего черепа и силой берущего не только врагов, но и приглянувшихся девушек, до принца крови, кажется не менее фантастическим. Я бы сказала, совершенно невероятным.

— Кажется, во всей Италии не осталось ни единого человека, который ещё не слышал бы этой чуши, про принца крови.

— Какой скромный человек, — усмехнулась она и положила руку мне на колено.

Чуть пожала, провела по внутренней стороне бедра. Наклонила голову, изогнул лебединую шею, глянула и улыбнулась.

— Хочешь посмотреть на римские красоты? — спросила Дориш.

— Кажется, главную римскую красоту я вижу прямо сейчас, — ответил я, и она снова засмеялась.

— Мы сейчас проедем мимо Форума и Колизея, — сказала она. — И по площади Венеции

— А-а-а, площадь Венеции. Там, где это здание, как же оно… вставная челюсть Рима? Которое построил Муссолини.

— А ты неплохо осведомлён о местных достопримечательностях, — удивилась она.

— Советское образование лучшее в мире.

— Вижу, впечатлить тебя не так-то просто, — хмыкнула Дориш и ударила по газам.

С ветерком и рычанием мы понеслись по улицам Рима.

— О, наша гостиница уже рядом, — кивнул я, узнавая парк виллы Боргезе.

— Мы едем не в гостиницу, я же сказала. У меня есть квартира в Париоли.

Мы обогнули парк и поехали вдоль ряда красивых, невысоких и небольших четырёх-пятиэтажных домов, с кованными оградами и с пальмами во дворах, с подсветкой и фонтанами. Выглядело это дорого и буржуазно. Дориш подъехала к воротам одного из домов, и они начали медленно открываться. Газанув и влетев во двор, она подкатила к двери, ведущей внутрь, и заглушила двигатель.

Навстречу уже торопился швейцар.

— Буона нотте, синьора, — разулыбался он и, придержав дверку, помог ей выйти.

Мы прошли через отделанный светлым мрамором холл и вошли в лифт. Я закрыл наружные деревянные дверки, а потом прихлопнул внутреннюю дверь и обернулся к Дориш. Она пристально, немного хищно, немного растерянно и смятенно смотрела мне в глаза и глубоко дышала. Блестящие губы были чуть приоткрыты.

Соблазнительная. Выверенно соблазнительная. Каждая чёрточка, каждая деталь, каждая нотка этой симфонии обольщения были на своём месте и служили общей драматургической концепции.

Я приступил к ней ближе, буквально вжал в стенку лифта, наклонился и поцеловал в шею. Она дёрнулась и сладко застонала.

— Милая, — хрипло прошептал я. — Прежде, чем мы войдём в твой чертог, я бы хотел понимать суть твоих отношений с Весёлкиным и с Хаканом. Ты уж извини за такую прямолинейность, но у меня нет времени исследовать этот вопрос самостоятельно.

— А если я скажу, что природа моих отношений и с тем, и с другим разительно отличается от тех отношений, которые успели сложиться у нас с тобой, этого будет достаточно?

— Это будет хорошее начало, Дориш, — едва слышно произнёс я. — И нет, этого будет совершенно недостаточно. Хакан знает, что именно ты предоставляешь финансовые услуги Весёлкину?

— Возможно, он о чём-то догадывается, но пока ещё не имел возможности задать настолько прямой вопрос как ты.

— Но Хакан хочет чтобы ты брала мои деньги и отправляла их куда я скажу?

— Да, — прошептала она так, будто мой вопрос касался совсем других материй.

— Спасибо, милая.

Я отступил, открыл двери и вышел. Она достала из сумочки ключи, подошла к двери, открыла замок и толкнула высокую тяжёлую дверь. Мы оказались в темной прихожей, пропитанной тяжёлыми, дурманящими ароматами Востока.

Дориш взяла меня за руку и провела в большую гостиную с мраморным полом и хрустальной люстрой. Правда, люстру включать не стала. Зажгла красивую настольную лампу с красным шёлковым абажуром. Из неё полился красный тусклый возбуждающий свет

— Ну что, выпьем шампанского? — предложила Дориш. — Подожди минуту.

Она исчезла из комнаты и вернулась меньше, чем через минуту. Несла в руке бутылку «Круга» и два бокала.

— Открывай.

Я открыл довольно неплохо. Без громкого хлопка и без фейерверка брызг.

— Браво, — промурлыкала она. — Я вижу, ты можешь не только выпускать кишки врагам.

— Ну да, — согласился я. — Могу и ещё кое-что.

Она засмеялась. Я налил ей и себе, сделал глоток.

— Прекрасное шампанское. Просто великолепное.

— У меня есть красная икра. Хочешь?

— Лучше займёмся делом.

Мы уселись на большой, обитый бархатом, диван, оказавшись в пол-оборота друг к другу. Дориш повела плечами, подняла руку и выдернула из причёски булавку, усыпанную бриллиантами.

Тяжёлые локоны рассыпались, упали на плечи. Она качнула головой, расправляя свою гриву, а потом подалась вперёд и исподлобья посмотрела на меня.

— Итак, — чётко и довольно громко сказал я, — если можно, Дориш, поговорим о деньгах.

Интересно, запись, которая велась прямо здесь и сейчас… кто будет её прослушивать? Этот сценарий с побегом из дворца без Хакана наверняка был спланирован им самим. И запись, по всей вероятности, тоже делалась по его инициативе. Он явно был хитрованом, считающим себя наголову выше противника.

— Значит, ты будешь, брать мои деньги и перечислять их туда, куда я скажу, верно?

— Да, это возможно, но, разумеется, не бесплатно.

— Я понимаю, что не бесплатно. Бесплатно в этом мире мало что можно найти. И каков процент, твоей комиссии?

— Я буду делать это за двадцать пять процентов.

— За сколько? — обалдел я.

— За двадцать пять.

— А ты разбойница и пиратка.

— Ну прекрати. Нельзя быть скупым, когда речь идёт о больших деньгах. Тем более не совсем твоих. Зато я буду отмывать твои деньги через Банк Ватикана. У него прекрасная репутация.

Я засмеялся:

— Да, да, да. Банк Ватикана — это точно единственная финансовая организация с совершенно безупречной репутацией. Скажи, вы можете распределять средства таким образом, чтобы часть из них шла в советские заграничные банки, а часть отправлялась… более сложным путём, чтобы невозможно было отследить, в сторону Пакистана?

— Разумеется, — пожала она плечами. — Это входит в стоимость комиссии, причём там будет и твой персональный гонорар в Банка Кариме в Калабрии. В размере двух процентов.

— Об этом я ещё подумаю, — кивнул я.

— Ну что же, значит по рукам. Деньги я буду получать наличными от твоих друзей, они будут привозить их в Банк Ватикана. Окей?

— Окей.

— Ну что, тогда будем считать, что официальная часть закончена, — улыбнулась Дориш и сделала длинный глоток из бокала.

— Полагаю, да, — ответил я и встал с дивана.

Она восприняла это по-своему, и тут же положила руки мне на ремень и начала его расстёгивать.

— Послушай, Дориш, — тихо и даже немножко печально, сказал я.

Она была такой соблазнительной, такой доступной. И вообще вся эта обстановка, вся эта звёздная пыль, бриллианты, брызги шампанского, мягкий диван и дурман восточных ароматов, роскошь и ощущение нереальности — всё это безусловно действовало, как афродизиак, и заводило, и настраивало на вполне определённую волну.

Да только ещё когда она положила руку мне на колено в машине, когда мы неслись по римским улицам, я поймал себя на том, что… что сегодня ничего у нас не выйдет, а может быть и вообще никогда не выйдет.

Вместо всей этой прелести и роскоши, внезапно окружившей меня, я вдруг вспомнил убогую комнату со старым покривившимся диваном в тепличном хозяйстве Красноперниково, чай со смородиной или с чем он там был и ту ночь, которую провёл с Люсей. И вдруг вся эта фантастическая картинка сегодняшней ночи показалась мне фальшивой, дешёвой и пошлой.

А уж заниматься любовью под прицелом микрофонов, а может быть и камер показалось мне совершенно безответственной затеей.

— Не нужно, Дориш, — сказал я. — Извини, ты видишь… ты сама чувствуешь, как мне хочется повторить то, что между нами когда-то было. И мы обязательно с тобой сделаем это. Но не сегодня. Мне нужно лететь.

— Прямо сейчас? — немного капризно и сердито спросила она.

— Прямо сейчас. Разве Хакан не сказал тебе, что у меня будет очень мало времени?

— Ну, — возразила она, оценив физическую готовность моего тела, — просто скажем, что разговор затянулся, вот и все.

— Мы же не дети, он узнает. И у нас обоих будут неприятности.

Она убрала руки, обняла себя за плечи и сердито откинулась на спинку дивана, отвернулась и замолчала.

Я сделал шаг, наклонился. Легко поцеловал куда-то в район ключицы, провёл кончиками и пальцев по её руке и прошептал:

— Не сердись, все будет хорошо.

После этого встал и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Утром, сразу после завтрака, Хакан представил меня покупателю. Не самому покупателю, но его доверенному лицу. И лицо это очень походило на героя гангстерского кинофильма. Выглядело немного карикатурно, но… принесло дипломат набитый долларами

— В этот раз, — сказал я Хакану, — я увезу наличные а потом будем работать по схеме.

— Ты уверен что это правильное решение? — нахмурился он.

— Да, не сомневаюсь. Я скажу Весёлкину, что его схема провалилась и мне пришлось выстраивать всё самому с итальяхами, которые сами вышли на меня. Если у меня на руках будут деньги, причин для сомнений не будет. Деньги же будут. Ну, а если я начну говорить, что передал их Дориш… Сам понимаешь, да? Кто, что, почему? Врубаешься? Вот то-то.

На этом и порешили.

Предложение Хакана… возвращаться снова через Югославию я отмёл и, попрощавшись с калабрийским мафиози и с ним самим, отправился в советское посольство на виллу Костагути. Там я подошёл к будке охранника и сказал, что я гражданин СССР, попал в сложную ситуацию, и мне нужна помощь.

Охранник велел подождать, и через 15 минут ко мне вышел человек, представившийся консулом. Я сообщил ему, что мне необходимо передать информацию помощнику товарища Андропова.

— Вы с ума сошли, молодой человек! — воскликнул лысеющий консул с выпуклыми глазами, хлопающими за толстыми линзами очков в роговой оправе.

На это я ответил, что нахожусь при памяти и в добром разуме. Он проводил меня внутрь. Меня завели в комнату без окон и практически без мебели. Перед этим тщательно обыскали и забрали чемоданчик с деньгами.

Расчёт был сделан на то, что Грабовский, узнав, что потерянный и наглухо проваленный агент появился в римском посольстве, захочет немедленно вернуть меня обратно. Предположения оправдались.

Примерно через полтора часа ко мне вошёл консул в сопровождении явно не штатского человека в штатском. Мне вручили дипломатический паспорт с действующей визой и вернули чемодан. Примерно через три часа после этого я был уже во Фьюмичино. Выпил там чашечку замечательного эспрессо и прошёл на посадку в первый класс самолёта авиакомпании «Аэрофлот». Ещё через три часа я вышел из самолёта и сел на заднее сиденье чёрной «Волги», подъехавшей прямо к трапу.

А ещё через полтора часа находился уже в кабинете полковника Грабовского, рассказывая ему о своих приключениях. Ему была предложена несколько урезанная версия реальных событий, произошедших со мной.

Хакан, Ми-6, наркотики, деньги, Дориш и даже приём во дворце Паллавичини. Всё это я сообщил Хакану. При упоминании о Дориш он удовлетворённо кивнул, обрадовавшись тому, что завербованный им агент оказался встроенным именно в ту часть цепочки, которую решила использовать, британская разведка. Впрочем, уверенности в том, что Дориш ничего не сказала англичанам у меня не было. Верил ли в это Грабовский, я не спрашивал.

— Ну, Гриша, а ты неплохо поработал! — сказал он радостно. — Напиши это всё на бумаге, пожалуйста. Каждую деталь, каждую мелочь. Отрази все буквально поминутно и хочу тебя поздравить с успешным возвращением. Не зря я сделал ставку именно на тебя.

— Служу Советскому Союзу, товарищ полковник, — усмехнулся я.

— А ты напрасно усмехаешься, мой друг, — потёр он руки. — Ведь теперь получается, что хвалёная Ми-6 будет как миленькая работать на КГБ и отрабатывать свою комиссию. Как тебе это нравится? Причём не просто работать, а зарабатывать нам денежки.

— Кому нам, Алексей Михайлович?

— Нам? Самому справедливому в мире государству рабочих и крестьян.

— Ну тогда, — развёл я руками, — дайте-ка мне одну пачку из этого чемоданчика, чтобы я мог наконец снять себе квартиру.

— Квартиру? Мы тебе уже подготовили квартиру, — усмехнулся он.

— Прекрасная новость.

— Да-да, хорошая квартира в центре, недалеко от института.

— Дом-то, наверное, старый, с тараканами и жуками?

Он захохотал.

— Нет, никто тебя слушать не будет, никаких жучков. Успокойся. Всё там чисто.

— Ну ладно.

Квартира, в которой я был как блоха под микроскопом, конечно, мне не особенно была нужна, но пригодится, как говорится, воды напиться. Ночь я провёл в ней, а утром отправился на встречу со Львовом и Прокофьевым. А вот, им-то я рассказал все.

— Ну что, Гриша, молодец, — после долгой паузы сказал Львов. — Молодец, задумчиво повторил он. Готовь дырку на груди для ордена. И напиши, пожалуйста, отчёт.

— Да вот он, я уже всё написал, — сказал я, протягивая пачку из писаной бумаги. — Ночь была. Не спать же, в конце концов, в такую чудесную ночь.

Он засмеялся.

— Молодец. Значит, что, ты возвращаешься во Фрунзе?

— Да.

— Хорошо, нам нужно больше материала, на Грабовского и на Сёмушкина. Понимаешь, то, что ты принёс сейчас, это… Настоящая бомба, глубинная, которая сносит всё, опустившись на дно и рванув там. Но сейчас, на этом этапе, нам нужно просто показать вовлечённость структур КГБ и МВД в работу преступного синдиката. Понимаешь меня?

— Понимаю.

— Поэтому нужно сконцентрироваться на тех вещах, которые покажут нам непосредственную связь Грабовского с Башкой, а Сёмушкина с Волчонком.

— Волчонок не человек Сёмушкина.

— Значит, найти того, кто его человек. И времени у нас остаётся очень мало, потому что если сейчас мы это не успеем, напоминаю, нас сольют с конторой, и всё. Дальше мы уже ничего не сможем. Нас просто всех выпотрошат, всю нашу службу. И меня точно выпнут на пенсию, а Леонида Борисыча переведут в постовые. В общем, для того, чтобы продолжить работу по этой теме, которую ты нарыл, и для того чтобы выдернуть всё это кубло с корнем, нам нужно срочно предоставить Воронцову какие-то рычаги мелкие но необходимые для того, чтобы сохранить нашу независимость. Значит ты когда возвращаешься в Киргизию?

— Да сегодня вечером. Сейчас после вас поеду встречусь с Сёмушкиным и в аэропорт.

— Хорошо. Мы там организовали что-то. Небольшой опорный пункт. Там будет три человека, на помощь которых ты можешь рассчитывать. Это что Воронцов распорядился. Потому что понимает, о чём идёт речь. Не в целом, но в той части, где речь идёт о сохранении независимости КПК. Так что дерзай. У тебя появляется отряд из троих ребят и кое-какое материальное обеспечение. Так что, давай, дружище. Вся надежда на тебя.

— Там, кстати, — добавил Прокофьев, почти всё время молчавший. — Машину тебе отремонтировали. Она в гараже стоит. Можешь взять сейчас.

После встречи со Львовым я поехал к Сёмушкину. Его на месте не оказалось и мне пришлось полчаса сидеть в приёмной. Наконец он появился.

— О, ты откуда?

— Оттуда, — кивнул я.

— Ну давай, давай, заходи, — он торопливо посмотрел на часы. — Давай, давай, давай, что там у тебя? Рассказывай!

Бульдожка явно куда-то торопился. Поэтому разговор у нас получился коротким и не особо обстоятельным. Да, собственно, знать ему из того, что со мной произошло, мало что было нужно. Ни о каких заграничных путешествиях и приключениях, естественно, я его не информировал. Но в общих чертах обозначил контроль и точки контроля чекистами трафика.

Он загорелся и принял моё предложение по… попытке завербовать Волчонка.

— Почему у вас своего-то там нет человека? — спросил я.

— Так ты мой человек!

— Ну, знаете ли, я у вас не в штате, и вы меня в любой момент можете списать со счетов. Это для меня не секрет, так что, когда вы придёте к Щёлокову и скажете, мол, у меня там есть Гриша Стрелец, понятно, как это будет выглядеть. Почему вы не внедрили человека?

— Человека, твою мать, умный какой. Грамотей! Ты делай то, что тебе велят и сначала собери информацию, а мы потом агента внедрим. Знаешь, сколько везде навнедрено? Людей не хватает внедрять. Так что, Стрелец, всё, давай, мне нужно к начальству.

— Ладно, понял вас.

— Держи меня в курсе.

— Хорошо. А что с Зоей? Она ещё в больнице?

— Да, она в больнице, — неохотно ответил Сёмушкин.

— Пришла в себя? Как она себя чувствует?

— Нет, она пока в коме. Доктора не знают ничего. Охрана предоставлена. А мне за эту охрану уже все остатки волос вырвали. И ты должен понимать, долго так продолжаться не будет. Если она в течение следующей недели не придёт в себя, охрану будем снимать.

— Так её убьют сразу.

— Кто?

— Так Сомов, кто ещё!

— Да? — усмехнулся он. — А у меня есть все материалы, из которых следует, что это ты её.

— Ну, отлично. И что теперь?

— Что теперь? Ничего теперь. Иди работай. Не будешь работать, запустим эти материалы в дело. Все, давай.

Вот рожа ментовская! Я так поработаю, что не обрадуешься.

— На вот, кстати, — кивнул он и достал из верхнего ящика паспорт гражданина СССР. — Твой. Еле выцарапал. Если бы ты знал, чего мне стоило все это дело провернуть, понял бы, что мне сейчас по гроб жизни обязан.

— Спасибо, — кивнул я. — А то без паспорта, как без рук. Но с Зоей требую решить вопрос по защите.

— Занимаюсь я, занимаюсь. Ты тоже делом займись.

До вылета ещё было время, и я решил навестить Зою. В киоске у метро купил розы. Целых два букета. После этого сразу направился в больницу. Поднялся на нужный этаж и подошёл к ординаторской. Оттуда как раз выходила медсестра.

— Так, а это что у нас ещё такое? — нахмурилась она. — Вы почему здесь? Кто разрешил?

— Милая девушка, — обратился я к ней, хотя она, конечно, была раза в два старше меня нынешнего. — Это вам, сказал я ей, вручая белые цветы.

— Ой, — обалдела она, смягчаясь. — А чего ты хочешь-то?

— Зою хочу повидать, — ответил я.

— Да она даже не реагирует на раздражители. В коме девушка, да и к тому же как ты пройдёшь-то? Там же сидит мордоворот, охраняет. Милиционер, вроде.

— А вы можете поставить ей в вазочку цветы красненькие?

— Это я могу, конечно, это без проблем. Ты кто ей?

— Жених.

— А это не ты её так уделал?

— Простите, вас как зовут?

— Наталья Дмитриевна.

— Наталья Дмитриевна, вы шутите, что ли. Я если найду того, кто это сделал… Дайте мне халат, пожалуйста, и… можете позвать охранника этого, к телефону?

Она сочувственно покивала и, опустив нос в цветы, сделала глубокий вывод.

— Да, к телефону можно, — кивнула она. — Ему звонят время от времени. Ладно, так и быть, стой вон там. Я пойду позову, он придёт сюда, но у тебя будет не больше минуты, парень. Так что смотри

— Наталья Дмитриевна, спасибо вам большое, вы мне очень помогли.

Я встал за шкаф, куда она и показала. Когда мордоворот в накинутом на плечи халате прошагал борцовской походочкой по коридору, не глянув туда, где я стоял, я тут же нырнул в коридор и подбежал к нужной двери. Приоткрыл и проскользнул вовнутрь.

Цветы оставил сестре, чтобы не нервировать охранника. Зоя лежала бледная, с закрытыми глазами, подключённая к какой-то штуковине, с капельницей, и ни на что не реагировала. Бедная девчонка, пострадала ни за что. Ну, как ни за что, собственно, за меня. Сомов, паскуда. Ну, ладно, попадёшься ты мне, разберёмся мы с тобой.

Времени было мало, время поджимало. Пока Зоя была в безопасности, но нужно было решать с продолжением охраны. Если Сёмушкин снимет своих, нужно будет обратиться ко Львову. А сейчас нужно было уходить.

В общем, я наклонился и поцеловал её в лоб. И вдруг… или это мне только показалось? Нет, не может быть… Зоя вздрогнула и пошевелилась. Я отпрянул и вгляделся в её лицо. Глаза забегали под веками, будто она не спала, а только притворялась. Она снова вздрогнула, и глаза её распахнулись и уставились прямо на меня.

— Зоя… — прошептал я и услышал звук открывающейся двери.