Союз-77. Книга 2. Мы одной крови

17. На нервах

Я подскочил к окну и глянул наружу.

— Ты не понял меня? — повысил голос мент в штатском, и в тот же миг его стая кинулась на меня.

Внизу перед зданием стояло несколько машин — «Волга» и два уазика. Даже если я смог бы уйти вот от этих…

— Собаки сутулые, — прохрипел я, потому что они навалились и начали ломать руки — Помощь человеку окажите!

Молодцы оказались очень даже подготовленные, просто так раскидать их было невозможно и выскользнуть не получилось. Я попробовал и тут же получил по почкам.

— Скорая уже в пути, — усмехнулся штатский, когда меня одолели и держали, будто готовили подвесить на дыбу.

А Зоя выглядела очень плохо. И произошло всё только что, буквально несколько минут назад. Сука! Кроме Сомова было некому. Он мог узнать, когда я приду от Сёмушкина. И Зое, скорее всего, именно он дал команду не выезжать из общаги, ждал момента, урод. Дождался, тварь.

— Вы хотя бы пульс проверьте!

Какое там, меня выволокли из комнаты и протащили по всей общаге. Народ вывалил из комнат и стоял, разинув рты, глядя, как комсомольца, активиста и отличника тащат на убой. Такого кошмара здесь сроду не бывало.

— Он за хулиганство пятнадцать суток отсидел, — говорили рядом с лестницей.

— А она с Царьком спуталась… — шептались на вахте.

И только менты ничего не говорили, а делали свою работу молча и остервенело, будто превратились в кромешников Малюты Скуратова. На душе было погано. И даже не столько из-за ложного обвинения, от которого теперь хер отобьёшься, а из-за того, что Зоя ни в чём не виновата была. Славная девушка, хорошая, добрая, по большому счёту, и наивная.

Ну, сука, Сомов! Я ведь тебя на куски порву! Доберусь только!

Меня закинули в клетку и повезли по знакомому маршруту. В прошлый раз напрямую в камеру, а сейчас всё чётко и грамотно, согласно УПК. И даже отвели в комнату для допросов. Там было уныло и паскудно. Тёмно-зелёные стены давили на мозги, нагоняли тоску.

Следак тоже выглядел уныло. В потасканном, лоснящемся на локтях и коленях костюме, похожем на мятый мешок, он походил на уставшего от жизни неудачника. Впечатление усугубляли толстые стёкла очков, маленькие кротовьи глазки и огромный рот с блестящими влажными губами.

— Что с девушкой, вы мне можете сказать? — сразу спросил я. — Она жива?

— Раньше надо было думать, — тусклым голосом произнёс он и уселся за стол напротив меня.

Пошли обычные вопросы — имя, фамилия, дата рождения и всё такое прочее. Когда пришёл, да когда ушёл, что сказал, да что сделал.

— Вы мне сообщить можете? Жива она или нет?

— Значит, вы расстроились, когда узнали, что к вашей знакомой приставал с ухаживаниями местный хулиган Царёк?

— Нет.

— Почему?

— Потому что он слабак, а у Зои разряд по самбо. Да и вообще, это не моё дело было.

— Поясните.

— Нас связывали исключительно деловые отношения. Она сотрудник МВД.

— Да, ещё и на сотрудника напали. М-да… Вам, молодой человек, не позавидуешь.

Следак покачал головой и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Адвокату можно позвонить? — спросил я.

— Можно, конечно. Но только не сейчас. Потом. Да и чего звонить? Государство обо всём позаботилось. И тепло, и сухо, и неголодно. Всё тебе дало, и адвоката даст. Позже только. Наверное. Давай, рассказывай. Что? Поссорились? Или в чём дело-то?

— Я бы тоже хотел узнать, как это так быстро ваши сотрудники оказались на месте преступления?

— Это милиция, не наши сотрудники, я-то следователь прокуратуры. Просто хорошо сработали ребята, взяли преступника по горячим следам.

— Вот, как прокурорский работник подумайте сами. Они что знали, что будет совершено преступление? Почему они были там сразу, как я вошёл в комнату?

— Да не придумывай, Стрелец, и не выкручивайся. Вот, у меня отчёты и протоколы. Не сразу. Соседи успели милицию вызвать. Твои соседи в общежитии слышали, как вы там ругались, как шумели. Из-за чего ругались-то?

— Я не ругался. Спросите на вахте, когда я пришёл, во сколько, уточните у соседа по комнате.

— Спросили, уже всё спросили и уточнили, не ломай комедию. Сосед твой сообщил тебе, что видел, как Артур Цесаревич по кличке Царёк проявлял к жертве знаки внимания. Вот ты и завелся, да?

Всё было подготовлено и срежессировано, подогнаны протоколы так, что комар носу не подточит. Следак, сто процентов, был не в курсе. Он что-то писал и писал. Писал и писал… Опера, бляха, всё подготовили. Ну и кто бы это мог сделать? Только Сомов.

— Нет, это неправда. Сопоставьте время.

И всё в таком духе. По кругу, раз за разом, вопрос за вопросом. После долгого допроса меня снова засунули в машину и повезли. Только машина была уже специальная, для перевозки зеков. И повезли не в общагу, а в тюрьму. Позвонить не дали. Изъяли деньги, ремень и шнурки и повели по коридорам, где шаги превращались в гулкое эхо, взывая к душам замученных сидельцев.

Толстая железная дверь открылась нехотя и со скрипом. И я снова за небольшой период времени оказался в душной и вонючей камере. И, что характерно, именно в той же, где уже довелось побывать совсем недавно. Сомнений в том, что это Сомовские дела не осталось.

— Здорово, честной компании, — поморщившись, сказал я.

Они молча уставились на меня и ничего не говорили.

— Стрела! — с явной иронией воскликнул, наконец, седой жилистый Гапон. — А мы слыхали ты на воле уже. Ну, ты подумай, снова встретились.

— Ага, — кивнул я. — Соскучились тут без меня?

— Принёс чё? — спросил он. — Грев есть?

— Нет, — ответил я и двинул прямиком к той самой шконке, на которую претендовал в прошлый раз. — Я на свою постельку, никто не против?

Все те же сидельцы, правда без узбека, проводили меня тяжёлыми взглядами, и только Макака смотрел в сторону и потирал горло. Я бросил матрас и раскатал его на железных полосках.

— А Султан чего? — спросил я. — Откинулся?

— Султанчик в больничке, — с юродивой печалью ответил Гапон. — Ты же его покалечил, от теперь под себя гадит. Калека до конца дней. Да, Валера?

— Ага, — кивнул жирный боров Валера. — Нехорошо получилось, не по-людски.

— Это точно, — согласился я. — Думаю, урок он надолго запомнит.

— Да, — улыбнулся старший, — истину глаголишь. Истину.

Метла, сидел насупившись и молча переводил взгляд с одного своего дружка на другого.

— А Метла чего понурый? — спросил я, подходя к столу и усаживаясь на лавку. — Язык проглотил?

— Точно, — кивнул Гапон. — Я ему отрезал. Не весь, самый кончик только. Чтоб думал, чего молотит. Заживёт. Ну, шепелявить теперь будет, но понять-то можно, чего хочет.

Метла отвернулся. Валера заржал, и пацан повернулся, бросил на него испепеляющий взгляд. Надо полагать, Валера держал, а седой пахан резал. О, времена, как говорится, о нравы.

— Ужин-то всё, мил-человек. Не знали мы, что ты вернёшься, притырили бы чего-нибудь. А так не обессудь. Чифирок с конфетками могу предложить.

— Благодарю, Гапон. Чайком не увлекаюсь.

— Точно-точно, ты уже говорил, — ухмыльнулся он. — Извиняй, запамятовал. Ты же как ясное солнышко пришёл и ушёл. Осветил лучиком и спрятался.

Валера заржал и как-то слишком уж плотоядно на меня посмотрел, будто примерялся. Видать ждали меня сволочи. Ждали. И не просто же так, а с целью. И цель эта довольно понятна. В лоб они больше не полезут. И со спины тоже, как Макака в прошлый раз. А вот ночью, скорее всего нападут. Пока спать буду. Хотя… я на втором ярусе место занял, для них не так удобно.

Валера этот бегемот конкретный, если навалится, я и не пикну. Но, поскольку койка наверху, наваливаться несподручно. Значит, могут дать по чайнику. Оглоушат спящего и привет. А могут просто заточку воткнуть. Макака же пытался в прошлый раз. Я, конечно, постараюсь не спать, да только им особо торопиться некуда. Я здесь, похоже, надолго. Так что ночь не посплю, вторую, а там…

Значит… значит надо самому что-то делать. Что только, интересно? Глотки им перегрызть и сказать, что они типа сами?

— Ну, — подмигнул Гапон, — чего натворил-то? Опять ничего?

— Опять, — усмехнулся я.

— Хорошо за тебя взялись, — покачал он головой. — Значит, будут ломать. Ну, чтоб ты раскрутился, сечёшь? Раскололся, значит. А они такие штуки творят, мама дорогая. Кодексом по темени херачат, лупят по-чёрному, током е**шат, хрящи на ушах ломают, опускают на раз. Ручку от швабры в очко забьют тебе, на что угодно согласишься.

Валера слушал с улыбкой. Наверное, такие разговоры доставляли ему удовольствие. Он здесь на сегодняшний день был самым опасным, судя по всему. До этого главным бойцом считался, вероятно, Султан. Значит, нужно вырубать и подчинять Валеру. Метла и Макака хоть и не представляли из себя ничего особенного, но в коллективном замесе тоже были опасны. Макака мог и подкрасться, как в прошлый раз…

На душе было хреново. Не из-за подобных разговоров, хотя эти уроды-сокамерники бесили и совсем мне не нравились. Я даже и не слушал толком их тупые речи. Мысли крутились вокруг Зои. Разум отказывался верить в то, что случилось и закипала злость, гнев и ярость.

До отбоя ничего не произошло. Да и после — тоже. Я влез на шконку и закрыл глаза. Попёрла химия. Мелатонин пришёл, кортизол ушёл, спать захотелось. Появилась апатия, глаза стали склеиваться, а руки и ноги налились тяжестью. Я даже вырубился на мгновенье, но тут же представил Сомова.

И сразу взбодрился. Сука. Нахера он приходил в институт? Что вынюхивал? Помириться, блин хотел. Мирись-мирись и больше не дерись, сука! А потом всё вот это.

Так и шло — я то проваливался в глубокую дремоту, то находил в себе силы взбодриться. То проваливался, то всплывал на поверхность и вдруг… Не услышал, а скорее, почувствовал. Будто кто-то толкнул и шепнул в самое ухо: «Гриша!»

Я открыл глаза, резко выбросил руку и схватил Макаку за ухо. Второй рукой я готовился отбить возможный удар.

— Ы-ы-ы… взвыл он и отпрянул в сторону.

— Тебе мало, примат краснозадый? — рыкнул я, не разжимая руки. — Оторву нахер!

Для устрашения я дерганул его за ухо и только после этого отпустил:

— Пшёл на…

Он отскочил, как побитая собака и подвывая вернулся на своё место. Я посмотрел на остальных. Делали вид, что спали. Но больше никто этой ночью ко мне не подходил. Сегодня проверили, что я не пустил слюну, как лошара, но будут ещё ночи.

Значит придётся поступать, как, по слухам, делала будущая Железная Леди Маргарет Тэтчер. Говорили, что она вообще не спала, как обычные люди. А вместо этого кемарила урывками по пять-десять минут в любой подходящий момент в течение дня. Скорее всего, враньё, но попробовать надо будет.

— Ну чё, Стрела, с добрым утром, в натуре? — заржал Гапон, когда я спустился со шконки. — Как спалось на новом месте-на? Обезьяны не снились?

— Нормально, — ответил я и начал разминаться.

Решил делать каждое утро зарядку.

— Нормально, — передразнил меня пахан. — Чё нормального? Сегодня не спал. Завтра не будешь. Послезавтра. Нервы тратятся.

— Я вообще не сплю никогда, — пожал я плечами. — С детства.

— Ну, молоток, фраерок. Сейчас харч принесут. Метла! Метла! Ну-ка иди сюда!

Но харч мне отведать снова не удалось. Открылась тяжёлая скрипучая дверь и меня вызвал вертухай:

— Стрелец, на выход!

— Куда это в такую рань? — удивился Валера.

— В карцере сдох кто-то, место освободилось, — заржал Гапон. — Возвращайся, Стрела, мы тебе каши манной оставим.

Я не ответил и вышел в коридор. Как и ожидал, это был Сёмушкин. Правда, я полагал, что он появится ближе к обеду, а он вот примчался ни свет, ни заря.

— Оставьте нас, — раздражённо кивнул он конвойному.

Я огляделся. Это была небольшая пустая комната, похожая на ту, где меня допрашивали вчера.

— Ты чё творишь, ирод⁈ — набросился на меня Сёмушкин.

— Что с Зоей? — спросил я. — Мне никто ничего не сообщил.

На самом деле, с Зоей всё было предельно ясно. Просто голова отказывалась верить в то, что ей конец.

— А как ты думаешь? После такого-то удара… Скажи мне, какого хера? Ведь всё же нормально было! Работа пошла! А сейчас всё коту под хвост.

Сегодня бульдожка был явно не в своей тарелке. Весь на нервяке, глаза красные, не спал наверное всю ночь.

— Скажи, ты больной? Или что?

— Иван Трофимович. Почему она оставалась в общежитии после моего отъезда в командировку? Командировка длительная ожидается.

— Ты чё, вопросы мне будешь задавать? Совсем уже охерел?

— Погодите строжиться, это дело нехитрое, всегда успеется. Просто ответьте, кто принял такое решение?

— Я принял! — рявкнул он. — И что?

— А почему.

— Сомов разумно заметил, что если командировка сорвётся, можно будет продолжать с точки, где остановились.

— Не пойму, — покачал я головой. — Вы меня завербовали ради этой командировки. И если она сорвётся, какой вам от меня толк?

— От тебя и так толку никакого. Вместо того, чтобы работать, сидишь здесь, нихера не делаешь.

— Значит Сомов предложил, — кивнул я. — А вот такой ещё вопрос. От вас я поехал напрямую в общагу. Зашёл ещё в гастроном на «Планерной», купил пельмени. Пришёл в общагу, отдал пельмени соседу, чтобы он сварил. Тот сообщил, что несколько дней не может найти нож.

— Зачем нож, чтобы пельмени варить?

— К слову пришлось, наверное. Ещё сказал, типа Зоя без меня не сильно грустила. Всё. Сколько я был в комнате? Максимум пять минут. Я пошёл сразу к ней. Дверь была открыта, играло радио. Вошёл. Она лежала с ножом в боку, на губах ещё пузыри кровавые лопались. Я закричал соседу, чтобы звонил в скорую и хоба! Ваши с пистолетиками нарисовались и перед общагой куча машин. Американские копы прям, тушите свет. Как такое возможно?

— В протоколе иначе написано, — нахмурился бульдожка.

— Правда? Ну вы поговорите с моим соседом сами, без Сомова и его деревянных солдат.

— Может, ты сначала к ней заглянул, а потом уже к соседу своему.

— Ну-ну.

Я опустился на стул и нахмурился.

— Зойку жалко, — покачал головой. — Вся жизнь впереди, а тут.

— Ты хочешь сказать, он всё подстроил, чтобы отомстить за то, что ты ему пару раз рыло начистил?

— В том-то и дело, что не из-за этого. Но Мурадяна он зачем прислал? С вами не согласовывал. Всю ведь операцию под угрозу срыва поставил. А прислал заранее, до моего приезда ещё.

— Ну, это ещё надо проверять, — помотал головой Сёмушкин. — Ты конечно мне сказал об этом вчера, но…

— А как проверять будете? У Сомова спросите, мол, Васёк, а это не ты гадишь на каждом углу? В прессуху меня в ту же самую поселили. Кто организовал?Вам что ещё надо? Приведите его сюда и я с ним поговорю. В вашем присутствии. Только, чтобы посторонних никого не было. И всё узнаем. Из первых рук, так сказать. Короче. Вы меня вытаскивать будете отсюда или мне к Весёлкину обращаться? Или в ЦК письмо писать?

— Ну, это ты… — он махнул рукой и покачал головой. — Эх Зоя-Зоя…

— Вы же понимаете, кто-то знакомый был. Ведь ни шума, ни криков, ни борьбы! Зою убил Сомов. Сто процентов!

— Ну, допустил пока рано…

— Что? — поднялся я.

— Да, говорите, коль уж начали!

— В общем, в коме она.

У меня будто… я не знаю, будто камень с души упал, будто взорвалось что-то внутри и… Я сел на стул и помотал головой.

— Прооперировали ночью и…

— Ф-у-у… Сразу сказать нельзя было?

— Ждём пока… Тревожимся… Доктора ничего не говорят. Но операция вроде нормально прошла…

— Нормально… А вы вместе с Сомовым ждёте? Он-то точно тревожится. Вы понимаете, что это значит?

— Да нет, — махнул рукой бульдожка. — Прекращай.

— Ни нет, а да! Поставьте охрану, чтобы ни одна душа к ней проникнуть не могла. Если она в себя придёт Сомову конец.

— Да не сам же он, даже если его рук… Вообще, бред какой-то…

— Сам, конечно! Короче, Иван Трофимович, вы меня будете отсюда вытаскивать или нет?

— Да как я тебя вытащу-то⁈ — рявкнул он. — Прокуратура, все дела, всё по правилам. Я что сделать-то могу?

— Всё вы можете. Не вы, так Чурбанов. Не Чурбанов, так Брежнев.

— О, какой умный. Даже Леонид Ильич не может. Он что позвонит и скажет, мол, освободите подозреваемого? Не в Америке живём!

— Не в Америке, точно. Пошутил я. Но надо брать Сомова и колоть. Тащите его сюда. Вместе допросим.

— Нет, нужно выяснить, что он за игру ведёт.

— Тьфу! Хотите посмотреть, кого он следующего грохнет?

— Ладно, — кивнул Сёмушкин. — Пора мне. Тебя сегодня в прокуратуру повезут на допрос. Я постараюсь подъехать. Не вляпайся никуда.

— Дайте ключ от наручников.

— Чего? — округлил он глаза.

— Блядь! Сёмушкин, сука, ты контрразведчик или хер моржовый⁈

Он аж рот открыл.

— Давай ключ! Не можешь меня вытащить, сам о себе позабочусь. А то и на хер сесть и рыбку съесть охота, но чтоб ничего самому не делать, да? Тут дела, бляха, серьёзные. Это не «Следствие ведут знатоки». Это «От заката до рассвета» в полном объёме!

— Ты чё, Стрелец?

— А то, что у вас, простите за резкость, сотрудницу чуть не убили и агента сто раз пытались, а теперь в тюрьму законопатили. И здесь уже ночью пытались. А агент, между прочим весьма ценный.

Он молча похлопал по карманам и вытащил ключик.

— Дайте машину, пусть надёжный, не связанный с Сомовым человек ждёт, когда меня повезут. И пусть едет следом, будет начеку. Когда вырвусь, чтобы подхватил сразу. Если не получится по дороге туда, значит на обратном пути.

— Сука… подведёшь ты меня под монастырь…

— Вы-то тут причём? Сбежал да и всё. Про вас даже не подумает никто. У вас что, кроме меня надёжных людей нет? Аналитический, сука, отдел.

— Ладно, — стал он вдруг жёстким и решительным. — Хорошо. В Киргизии тебя искать не будут.

— Сомов будет. Поэтому главная цель — это он.

— Сядешь в машину, тебя отвезут на явочную квартиру. О ней никто не знает. Будешь сидеть там, пока не объявлюсь.

— Ну вот, товарищ генералиссимус, совсем другое дело.

Когда я вернулся в камеру, там появился ещё один персонаж. Здоровый, как Кинг-Конг, и с такой рожей, просто ужас. Он встал прямо передо мной, выпятив вперёд пузо.

— Кто тут у нас такой сладенький? — скорчив жуткую рожу прохрипел он.

— Алё, ты рамсы что ли попутало, чучело?

Валера смотрел с интересом, ожидая развития сюжета. Понять человека можно бы было. Сидит взаперти, ни книг, ни кино. Ни интеллекта. Впрочем, Гапон решил растянуть удовольствие. Посмаковать.

— Кузнец, остынь, — кивнул он. — Сейчас не стоит. Потом побазарите, если охота не пройдёт. Вечерком. Проходи, Стрела, не менжуйся.

Валера, лишённый развлечения, разочарованно поджал губы, а Кузнец ощерился.

— Я тебя сегодня на кол посажу, сладенький, — прорычал он и ткнул в меня жирным, как сарделька, пальцем.

А я такие вещи всегда недолюбливал. А сейчас, честно говоря, был на взводе. За Зойку переволновался, не спал, не жрал. Да и вообще, невинно в тюрягу загремел. Ну… не сдержался. Перед поездкой к прокурору надо было тише воды, чтоб ни в карцер, ни куда ещё, а тут вот… Да, залёт, товарищ полковник. Ну, какой есть, такой есть. Горячий финский парень.

В общем, я этот палец схватил и резко вывернул. Хоба! Одним движением. Ррраз! Хррусть! Валера даже рот открыл. А Кузнец заревел, как нефтяной танкер. Заревел и завыл.

— Во даёт, — заржал Валерик.

Дверь открылась и в камеру влетели вертухаи, как у нас на киче говорят.

— Что происходит⁈ — заорал старший.

— Да вот, гражданин начальник, — заржал Гапон. — В носу ковырялся, палец сломал.

Валера и Метла заржали, а Макака даже не повернулся в нашу сторону. Кузнеца увели в санчасть. Он сказал, что сам пострадал, типа с шконки спрыгнул, а пальцем зацепился. Похоже у охраны приближался пересменок, поэтому раздувать они не стали.

Часа через два Кузнец вернулся с загипсованным пальцем.

— Теперь ты не Кузнец будешь, а Перст, в натуре, — заржал Гапон, разжигая в пострадавшем злобу и жажду мести.

— Перст! — заржал Валера и даже метла растянул губы в улыбке.

— Перст указующий!

Кузнец ругался матом и рычал.

— Конец тебе, Стрела! — грозил он. — Доска, амба! Урою! Разорву нах!

Я не реагировал, спокойно сидел и ждал. И вскоре за мной снова пришли.

— Стрелец, на выход!

Смена была уже действительно другая. Мне защёлкнули наручники за спиной и вывели во двор. Загрузили в автозак на базе зилка и повезли. Я сидел в клетке, напротив меня находился конвойный и ещё один человек был за рулём. Спокойно и почти по-домашнему. Сразу видно, лихие, дерзкие и безбашенные девяностые ещё даже и не обозначились за горизонтом.

Ехать было по моим расчётам минут двадцать-тридцать, так что прохлаждаться было некогда. Минут через пять, после того, как отъехали мне как-то «поплохело».

— Сержант, — позвал я слабым голосом.

— Чё тебе надо?

— Что-то худо мне… У меня же сердце больное.

— Чё ты несёшь! Заткни пасть!

— Расстегни ворот, будь человеком.

— Не положено.

— Ой, плохо… не доеду… Посмотри, я белый стал, как мел… Да?

Он настороженно подошёл и посмотрел на меня.

— Чё с тобой?

— Говорю же, худо мне. Зачем тебе проблемы?

— Расстегни пуговицу.

— Да не положено!

— Да ты прям через решётку. Что будет? У меня же руки скованы!

Я повернулся и показал наручники, защёлкнутые на запястьях.

— Помоги, братишка…

Подошёл к решётке и прижался к ней лицом.

— Расстегни, как человека прошу…

— Ну нахрен, — бросил он и замер в нерешительности…