Повисла тишина. Возможно, замедлилось время, или вообще остановилось, а может быть, обострились реакции или, пока мы здесь разыгрывали сцену из кино, исчез весь мир. Я ни в чём не был уверен, пока не почувствовал дуновение ветерка. По телу электрическими искрами пронёсся холодок, защёлкали, топорщась волосы на затылке, скрипнула тусклая лампа, болтающаяся под потолком на цепи, заорала свинья в загоне, и её отчаянный вопль подхватили оголодавшие товарки и товарищи.
Я резко дёрнулся, повернулся всем корпусом и направил ствол в лицо Сармату. Даже воздух засвистел
— Ты… — захлебнулся он от возмущения.
— Успею, в любом случае, — твёрдо обозначил я свою позицию.
Решение пришло мгновенно. Главное, единственно верное и абсолютно правильное.
— Пусть опустят пушки, — кивнул я Сармату. — Повторяю, я по-любому успею, даже если в меня сто пуль вгонят. Тебе крышка.
— Мусор, сука… — прошипел Сармат, вмиг покрывшись испариной.
Он повёл головой и крепче сжал рукоятку своего пистолета.
— Я за Волчонка ручаюсь, — твёрдо заявил я. — А вот, кто эту бучу замутил, тот и есть ментовский стукачок, а точнее, гэбэшный. Чекист в натуре.
— Ты не выкупаешь, — просипел Сармат. — Тебе хана, крышка, амбец…
— В таком случает, — хмыкнул я, — нет причин оставлять тебя живым. Скажи, чтобы все опустили пушки и поговорим. Спокойно, как разумные люди.
— Сука, тебе хоть как конец. Ты на кого руку…
— Ты не въехал? Опустите все пушки я ему…
Башка дёрнулся и… Бах! Хлопнул выстрел. В холодном и сыром ангаре он прозвучал как гулкий тугой, слегка звенящий шлепок. Повисла тишина. Звенящая, абсолютная, космическая. Было слышно, как с кончика носа Сармата упала капля пота и разбилась на миллионы микроскопических частиц, ударившись о шлифованный бетонный пол. Вместе с этой каплей взорвалась тишина.
Тут же раздались ещё выстрелы, и я рухнул на пол.
Со всей высоты своего роста. Упал, как подкошенный, будто мне перебили ноги. Не замедлился, а просто полетел вниз и сделал стремительный кувырок.
Никакой пули во мне не было, но реакция пошла. А Сармат палил, как сумасшедший, не успевая за моей траекторией. Я поднялся, вырастая перед ним, долбанул лбом по носу, крутанул, как даму в темпераментном аргентинском танго и выставил перед собой, будто щит.
— Брось пушку, — прошипел я ему на ухо и с силой вдавил ствол в висок.
Он послушно выполнил приказ, отшвырнув пистолет подальше от себя. Лысый стоял разинув рот и не понимая, что делать, стрелять или не стрелять, а если стрелять, то в кого. А Волчонок и один из тех, кто секунду назад держал его на мушке, валялись на полу и истекали кровью.
— Не стрелять! — заорал Сармат.
Две пушки были направлены на него — Башки и того второго чувака.
— Спокойно, парни! — крикнул я. — Остыньте! Не наделайте глупостей. Босс не должен пострадать!
— Стреляй! — гаркнул Башка чуваку рядом с ним.
— Сука! — проорал Сармат, а я выстрелил.
Ну, просит же человек. Выстрелил в того кента, которому дал команду Башка.
— Сука! — голосил босс, поражённый вероломством своего консильери.
Из головы чувака брызнул красный фонтанчик, а Башка, повторил мой финт. Он рванул в сторону Лысого, упал перекувырнулся и два раза бабахнул из своей пушки, прямо в полёте. Сармат дёрнулся, захрипел и обмяк.
— Гаси Башку, Лысый! — гаркнул я, и Башка саданул ещё дважды в мою сторону, разрывая плоть Сармата.
В зал вбежали охранники, дежурившие на воротах, и, охерев, замерли, как вкопанные. Вместе с ними появился и мой водитель. Он ждал меня в машине, а когда я поехал с Лысым на склад последовал за мной. Молодец.
Пока Лысый щёлкал клювом, Башка провернул с ним то же, что и я с Сарматом, собираясь закрыться, как щитом. Он разхерачил ему нос, но крутануть, превращая в непробиваемый барьер не успел.
Я нажал на спуск раньше и послал девять раскалённых и заражённых смертью грамм ему в позвоночник. Он моментально переломился, сложился и смялся, как промокашка, а потом глухо стукнулся об пол и завыл.
Я отпустил Сармата, завалившегося, как мешок картошки и упавшего на бетон в совершенно нелепой позе. Глаза его были широко распахнуты, а изо рта струился чёрный ручеёк.
— Стрела! — в отчаянии завыл Лысый, но я, не обращая на него внимания, бросился к Башке.
Тот был жив. Пока жив. Но полностью обездвижен.
— Сука… — прохрипел он, и из его глаз брызнули слёзы. — Сука…
— Ты ещё можешь сохранить свою никчёмную жизнь, — кивнул ему я. — Либо… можешь превратиться в дерьмо в желудках тех голодных тварей. Слышишь, как они визжат? Чуют зратву. Ты жратва, Башка, или тот, кто жрёт?
— Сука… — морщась и пуская пузыри, выдавил он. — Сука… Ты всё испортил…
— Что ты тут устроил, брателло? — прищурился я. — Хотел занять место Сармата?
— Он тупой, — оскалился Башка. — Ему давно было пора… И тебе… и этому мусору… Волчонку…
Волчонок застонал.
— Ты думал, что займёшь место босса? — усмехнулся я.
— Так хорошо всё рисовалось… — не слыша меня просипел Башка. — Не чувствую ничего… Ног не чувствую…
— Лысый, посмотри, что с Волчонком! — распорядился я и повернулся к охранникам. — Хер ли стоите? Тащите трупы в вольер! Сармата не трогайте!
Они вышли из ступора и начали выполнять приказы, а я наклонился к самому уху Башки.
— Ты на Грабовского работал? — прошептал я.
— Пошёл ты…
— Отправлю к свиньям. Он приказал меня убрать?
— Нет… — с ненавистью ответил он. — Не приказывал, да только кому ты нужен… Ты же всё портишь… Сука… Я ног не чую…. И рук…
— Сармата он велел?
— Идиот! Никто не велел, но такой случай нельзя было упускать…
— Какой-то хреновый у тебя экспромт получился, да?
— Лысый дебил… — простонал Башка. — Я знаю, что ты Банкира расколол…
— А кто ещё знает?
— Он мне всё рассказал… Но ничего… больше никому не расскажет… Всех вас тварей… Всех вас тварей… Под ноль… сука… вырезать… Алексей Михайлович, он всё испортил, этот выскочка… товарищ… товарищ полковник… я… я всё… я всё исправлю… Я ему… печень врага… так точно… Сармат… Сармат, он же мент… я отвечаю… он мент и Стрела тоже… Сармат…
Башка отрубился. Я подскочил к Волчонку, тот тоже был без сознания.
— Потащили к тачке, — кивнул я своему телохранителю. — Лысый, Башку в больницу. Бери этих двоих и прите его в машину. Не разговаривать с ним, ясно? Он Сармата завалил, сука. Нужно его живым оставить. Ты понял меня? Понял, я спрашиваю?
— А кто же теперь… — растеряно произнёс он. — Кто теперь шеф?
— Теперь ты служишь Королеве гор!
— Кому? — округлил он глаза.
— Елизавете, баран. Давай, не хлопай зенками. Тащи это козлище!
Мы залетели в приёмный покой, как вихрь.
— Срочно! Пулевое ранение! Да скорее же!
Персонал всполошился. Захлопали двери, забегали санитары. Как из-под земли выросла каталка. Волчонка осторожно погрузили на неё и повезли по коридору. А он… а он вдруг открыл глаза и отыскал меня.
— Стрела, — чуть слышно произнёс он и потянулся во внутренний карман. — Стрела…
На губах его лопались кровавые пузыри.
— Да здесь я, здесь. Всё нормально, не переживай. Выкарабкаешься. Сармата больше нет, Банкира, по ходу тоже, а Башка не жилец.
— Стрела… — не обращая внимания на мои слова, прохрипел он. — Мне кранты…
— Да ты гонишь, братан. Всё путём будет. Сейчас тебя подлатают, и станешь, как новенький. Ещё и с гарантией.
Я подмигнул и изобразил весёлую непринуждённость. Он смотрел на меня безо всяких эмоций, а в глазах его мелькали блики от ламп дневного света, расположенных на потолке.
— Вот… — протянул он мне помятую фотокарточку. — Позаботься… о моей сестре… Обещай… Стрела…
— Какой сестре? — махнул я рукой. — Ты сам скоро позаботишься. Не паникуй, брат. Всё хорошо!
— Возьми, — прохрипел он.
Я взял, глянул вскользь и… И внутри всё оборвалось. Я остановился и уставился на фото. Это была Люся. Та же самая карточка, которую она показывала мне, когда назвала Волчонка женихом. Я рванул с места, догоняя каталку.
— Кто это? — воскликнул я. — Это твоя сестра?
— Да… — прошептал он. — Сестра…
— Люся твоя сестра⁈
— Люся… — повторил он. — Сестра… Она… Она…
Больше он уже ничего не смог добавить и снова отрубился. Люся сестра Волчонка. Вот и всё, что я запомнил. В ушах гудели барабаны.
— Всё молодой человек, — раздался строгий голос медсестры. — Дальше вам нельзя. Вы можете подождать в санпропускнике, но я вам советую ехать домой. Тут будет нужна операция. Утром всё узнаете.
В санпропускнике уже находился Лысый.
— А где? — кивнул я. — Где Башка?
— В машине, — покачал он головой.
— Ну, а чего ты ждёшь-то?
— Он это, — замялся Лысый и наклонился к моему уху. — Сдох он, короче…
— Ясно. Тогда вези его обратно.
— На свинарник?
— Ну, а куда же ещё!
— Понял тебя.
— Как закончишь, приезжай к Королеве. Думаю, ты можешь ей сегодня понадобиться.
Лиза восприняла новость не совсем так, как я ожидал.
— Я знала, — прищурилась она, — что на тебя можно положиться. Ты молодец, Стрела.
— Ну, собственно, так вышло. Это ведь Башка замутил всю канитель.
— А ты смог придать его замуту нужное направление. А это дорогого стоит. Ты молодец. Правда Башку нужно было оставить живым. У него в руках слишком много ниточек было.
— Нужно было, но там, видишь ли, было слишком мало времени, чтобы хорошенько прицелиться.
— Ладно, я же не злюсь, просто заметила, что было бы целесообразно оставить его в живых.
— Он бы и тебя попытался устранить. У него была установка на собственное воцарение, так что…
— Ладно, всё нормально. Ты красавчик, Стрела. Я тебя отблагодарю.
— Слушай… Ты теперь здесь босс и не пристало тебе такие разговоры водить. Отблагодарю, ты молодец и всё подобное. Поняла? Ты теперь должна быть просто каменной и с огромными стальными яйцами.
— Да, я поняла.
Вскоре появился Лысый.
— Королева, чё делать? Собирать братву?
— Какая ещё королева? — нахмурилась она.
— Так это… — опешил Лысый. — Стрела сказал, что у тебя теперь такая погремуха будет, Королева гор…
Лиза бросила на меня недовольный взгляд и вдруг рассмеялась.
— Ну да, — кивнула она, — есть такое дело. Так меня и называй…
Лысый ушёл.
— Я хочу, чтобы ты занял место Башки, — сказала она. — Будешь моим помощником.
— Куда уж мне, — усмехнулся я. — Если пострелять, это пожалуйста, а быть новым Башкой, нет уж, сорян. Вот Волчонок поправится бери его. Да и от Лысого тоже кое-какой прок будет. Если его подхвалить, да одарить доверием, он за тебя кому хочешь горло перегрызёт. Точно говорю. А меня ведь Лазарь вызывает. Думаю, у него на мой счёт планы поменялись. Но приезжать буду часто. Не надейся, что избавишься от моей персоны.
— Гриш… И откуда ты такой взялся, а?
— Из будущего, ваше величество. Из будущего…
На входе в здание в ЦК на Старой площади стояли квадратные гэбэшники. Они тщательно изучили удостоверение и паспорт Воронцова и мой паспорт.
— А ваше удостоверение есть? — нахмурился один из них, возвращая мне паспорт.
— Оформляется, — недовольно ответил за меня Воронцов. — Что за вопросы!
Охранник не ответил и отошёл в сторону, пропуская нас вперёд. Мы прошагали по холлу, зашли в гардероб и оставили пальто, затем вышли в длинный коридор с ковровой дорожкой. В глаза бросились белые стены и отсутствие стиля. На лифте поднялись на третий этаж, а там снова прошагали по коридору и остановились у полированной двери с красивой табличкой: «Председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Пельше Арвид Янович».
Воронцов осмотрел свой элегантный импортный костюм и глянул на меня. Немного поморщился, но ничего не сказал, лишь поправил узел моего галстука. Затем без стука открыл дверь и шагнул в приёмную. Она оказалась просторной. На стульях сидело несколько посетителей, ожидая, по всей видимости приёма.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, Игорь Сергеевич. Арвид Янович вас ожидает. Проходите, пожалуйста.
Ожидающие скользнули по нам неприязненными взглядами, но ничего не сказали. Воронцов, толкнул дверь и зашёл в кабинет. Я последовал за ним.
— Разрешите, Арвид Янович?
Сухой морщинистый старик, за огромным столом из орехового дерева посмотрел на нас светлыми рыбьими глазами и ничего не ответил. Мы двинулись к нему.
Кабинет был отделан деревянными панелями, впечатляя строгим партийным шиком. На стене над председателем висел портрет строгого, но доброго генсека.
— Садитесь, — указал на приставной стол для заседаний Пельше.
Мы уселись. Хозяин кабинета внимательно посмотрел на Воронцова и перевёл глаза на меня. Долго и пристально рассматривал меня и, наконец, кивнул:
— Давайте, Игорь Сергеевич. Добычу свою.
Воронцов кивнул мне и я встал, и протянул председателю толстую папку.
— Здесь все материалы, о которых я вам говорил, Арвид Янович. Это расшифровки показаний высокопоставленного банковского служащего из Киргизской ССР, а также иностранных граждан, вовлечённых в работу системы.
— Давайте, в двух словах напомните мне, — кивнул Пельше.
— Существуют преступные сообщества, действующие в промышленных масштабах и на международном уровне. Помимо подпольных производств текстильной и алкогольной продукции они занимаются выращиванием и импортом наркотических веществ с целью дальнейшего сбыта на территории СССР и за рубеж. Одна из схем движения описана вот здесь.
Воронцов кивнул мне, и я снова встал. Потянулся через стол, наклонился над папкой и нашёл нужную страницу.
— Средства, вырученные за наркотики, — продолжил Воронцов, — частично идут на приобретение новых партий, а частично возвращаются в страну в виде валюты. Сначала они поступают в виде наличных представителю Банка Ватикана, а затем через Совзагранбанки, а именно, Ост-Вест-Хандельсбанк, Евробанк, Московский народный банк и Русско-Иранский банк поступают на различные счета в Госбанке. Вот здесь список сотрудников республиканских ЦК партии и высокопоставленных сотрудников КГБ и МВД, вовлечённых в различные операции, связанные только с Киргизией. Но щупальца этого заговора опутывают все республики и некоторые ключевые фигуры нам уже известны.
— Это кто нарыл, ты? — кивнул мне Пельше.
— Это коллективная, командная работа, Арвид Янович, — ответил я.
— Скромный, — кивнул он. — Это хорошо.
— Мы находимся в самом начале расследования. Но уже на основании полученных фактических материалов и показаний участников можно говорить о широкой вовлечённости в процессы КГБ и МВД, а также партийных деятелей и руководителей народного хозяйства. Это говорит о том, что доверять проведение дальнейшего расследования одному из этих ведомств представляется нецелесообразным.
— А прокуратура?
— Работники прокуратуры тоже фигурируют в списке, хоть и в значительно меньшем количестве. В любом случае, оперативная работа прокуратуре явно не по плечу.
— И чего мы хотим?
— Собранные материалы говорят о том, что Комитет партийного контроля является единственным органом в стране, способным проводить расследование и оперативную деятельность, включая работу под глубоким прикрытием. А стало быть подчинение аппарата КПК Комитету государственной безопасности является нежелательным и попросту опасным.
— Он захочет комиссию ЦК создать.
— Это можно, но, учитывая, что некоторые факты указывают на участие в преступном сообществе ответственных сотрудников Международного отдела, это может привести к срыву расследования.
— Хорошо, — кивнул Пельше. — Ладно, пойдёмте. Будете сидеть в приёмной. Если мне что-то понадобится, я позову. Ясно?
— Вполне, — кивнул Воронцов. — Вот ещё, Арвид Янович, приказ. Подпишите, пожалуйста.
— Что ещё за приказ? — нахмурился он.
— О назначении Стрельца начальником оперативной группы в подчинении у Львова.
— О как… не слишком ли для начала?
— Считаю это целесообразным, учитывая круг задач, которые мы планируем возложить на товарища Стрельца. И с учётом уже проделанной работы. Думаю, это разумное решение. Нам предстоит значительное расширение работы, причём в большой степени на внешнем контуре. Мы вводим дополнительную единицу в штатное расписание, специально созданную для Стрельца. Работа у него будет полевая, если так можно сказать, а должность даст ему доступ к необходимым ресурсам и расширит возможности оперативного манёвра.
Воронцов всего не знал, но даже то, что мы со Львовым довели до него, было подобно атомной бомбе. Глаза его сразу загорелись, он учуял большую кровь и надежду на сохранение и укрепление своей службы.
— Ладно, если вы всё взвесили и считаете, что это будет правильным решением…
Пельше поставил закорючку и поднялся из-за стола. Вслед за ним мы прошли к приёмной генсека. Там пришлось подождать минут пятнадцать. Пельше с нашей папкой зашёл в кабинет, а мы остались ждать под суровыми взглядами службы охраны. Минут через десять дверь приёмной открылась и в неё вошёл Андропов. А следом за ним появился… Грабовский.
— Здравствуйте, товарищи…
Твою мать. Он даже бровью не повёл, увидев меня в приёмной Брежнева, да ещё и в компании Воронцова.
— Юрий Владимирович, у Леонида Ильича сейчас товарищ Пельше. Присядьте, пожалуйста, подождите несколько минут.
Вновь прибывшие уселись, ни на кого не глядя. Через некоторое время из кабинета вышел Пельше. Он поздоровался с Андроповым, разулыбался.
— Ну что, Юрий Владимирович, Леонид Ильич решил пока оставить нас в том виде, в котором мы есть. Не будет оперативную службу вам передавать. Так что можете выдохнуть с облегчением. А то, небось, и не знали, куда нас пристроить, да?
— Вот и славно, — делано улыбнулся Андропов. — Я даже рад. Правда решение должно будет политбюро принять. Но голос Леонида Ильича самый весомый, разумеется.
— Ну, он уже со всеми товарищами переговорил, так что все его предложение поддержат.
Грабовский глянул на меня волком, но тут же изменил выражение лица, притворившись нейтральным и индифферентным.
— Вот так, — кивнул Пельше, когда мы вышли в коридор. — Такие дела. Поздравляю, товарищ Воронцов, пока вас трогать не будут. Так что давайте, действуйте, ройте, переверните и перетряхните всё и всех. Теперь вы новая опричнина. Товарищ Брежнев дал добро. Только работайте как можно более скрытно и незаметно. Ясно вам?
— Конечно, — уверенно кивнул Воронцов.
— Ну, тогда действуйте. А вам, товарищ Стрелец, от меня лично благодарность, а вы Игорь Сергеевич, поощрите его как-то, придумайте что-то хорошее.
В два часа дня я встретился в «Арагви» с Грабовским.
— И как это понимать? — спросил он, стаскивая с шампура сочные и румяные кусочки баранины.
— Ну, ты же сам легенду для КПК придумал, чтоб я туда внедрился. Информацию подготовил и всё такое.
— Это да, но я смотрю, ты прямо доверие высшего руководства смог завоевать. Как? Андропов мне чуть горло не перегрыз, мол, как это твой Стрелец оказался в приёмной у генсека, что это значит? А действительно, Гриша, что это значит?
Он говорил спокойно и дружелюбно, но в глазах его я видел колючие льдинки. Лёд недоверия.
— Меня Воронцов притащил к Пельше, — пожал я плечами, — чтобы согласовать приказ о назначении, а тому было некогда, он к Брежневу спешил по своим делам. Ну, то есть, вероятно по вопросу объединения с конторой. Это уже потом я понял. Вот. Короче, он нас с собой к генсеку потянул, чтобы выслушать на ходу. У них всех сотрудников лично председатель утверждает.
Грабовский покривился. На доверие это совсем не походило. Ну, и версия, если честно действительно была так себе.
— Потащил к Пельше? А тебя на какое место, если не секрет приняли?
— Место опера.
— Понятно, — усмехнулся он, и я прочитал в его глазах скрытую угрозу. — Стало быть, я в тебе не ошибся, в твоём опыте и шпионском даре. Не правда ли?
Я пожал плечами.
— Вот смотрю я на тебя, — покачал он головой, — и думаю, что такого хитрого и изворотливого агента как ты, лучше всего иметь в числе друзей, а не врагов.
Это прозвучало, как заявление. Будто он провозгласил, что отныне мы с ним лютые враги и при первом же удобном случае он оторвёт мне башку.
— И я рад, что мы друзья, — улыбнулся я, и он в ответ тоже расплылся в улыбке.
— Ладно, оставим любезности. Теперь ты состоишь в штате КПК, и я должен знать, о каждом шаге Львова и Воронцова.
— Будешь, — пожал я плечами. — Как договаривались.
— Надеюсь.
Он внимательно и пристально меня разглядывал.
— Не выходит у меня из головы Башка… Всё никак понять не могу, с чего он вдруг слетел с катушек, решил тебя устранить? И Сармата…
— Я тоже об этом думал, — кивнул я. — Возможно, он на кого-то работал. На конкурентов, на контору, не на тебя, а на какую-то другую службу. В этом случае он мог просто выполнять инструкции
— На другую службу? — прищурился Грабовский. — На какую? Нет, это глупости.
— Если честно, я думаю, он просто решил возглавить организацию. Устранить Сармата и всех подозрительных, подмять Лизу и стать боссом. Он же был в курсе всех дел.
— Был, да. А теперь такого человека в банде нет.
Мы встретились глазами. Я постарался придать взгляду спокойствие, хотя подозревал, что это именно Грабовский мог передать приказ о ликвидации меня и Сармата. Но это была лишь одна из версий, которую не стоило проговаривать вслух.
— Нет, тут что-то другое, — задумчиво помотал головой Грабовский. — Ладно, не волнуйся, разберёмся. Всё тайное, рано или поздно, становится явным. И тому, кто решил перейти мне дорогу, я сумею сделать больно, ты уж поверь. Очень и очень больно. Это мы умеем на высочайшем уровне мастерства. А сейчас просто немного подождём. Ты ешь-ешь шашлык. Наслаждайся пока.
Прозвучало это довольно зловеще, но Грабовский улыбнулся, вложив в улыбку все свои артистические умения. Ну, что уж тут поделать, пока избавляться от него было рано, значит нужно было работать дальше.
— А что было в папке у Пельше? — поинтересовался он.
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Ну, ладно, — повторил он, пристально глядя на меня. — Ну, ладно… Скоро будет отгрузка. На этот раз большая, понимаешь?
Я об этом уже знал, мне звонила Лиза и дала понять, что принимающая сторона ждёт именно моего приезда. Эта информация пришла, как ни странно из Пакистана. Львова я уже проинформировал. А он сообщил, что в Москву приехал Хакан.
— Понимаю, — кивнул я. — Мы же к этому и стремились, не правда ли? Нужно будет всё запротоколировать, а по возможности снять на плёнку. Нужен миниатюрный фотоаппарат. И диктофон. Обложим гадов со всех сторон, точно?
— Рискованно, можно погореть на этом деле.
— Мы на всём можем погореть, — пожал я плечами.
— Ты прав, — слишком быстро согласился он, словно всё это уже не имело никакого значения, и его сговорчивость заставила меня насторожиться и подумать, что, возможно, в поездке могут возникнуть дополнительные сложности.
Как если бы он решил, что больше от меня не стоит ждать ничего хорошего и взвешивал, оставить ли меня в игре или вычеркнуть из числа живых… Ну, что же, если так, наши отношения превратятся в поединок. Посмотрим. Посмотрим…
Сегодня утром Волчонка доставили в Москву, а назавтра запланировали повторную операцию. Помог всё это организовать Львов. Я убедил его, что мы сможем использовать Волчонка, как собственного агента у Лизы, и он выбил всё необходимое.
Волчонок был в сознании, и я поехал его навестить в Главный военный госпиталь имени Бурденко. В Красноперниково я ещё не ездил. Хотел сначала разобраться с делами, ну, и чтоб Волчонок немного окреп, а потом уже… В общем, я заехал на рынок и купил груши и яблоки, а после рванул в больницу.
Посещение мне выхлопотал тот же Львов. Я взял халат, накинул на плечи и двинул вслед за медсестрой.
— Посещение пятнадцать минут, — предупредила она. — Волновать пациента нельзя, говорить только на спокойные темы и постараться не утомлять.
— Как скажете, так и будет, — улыбнулся я ей.
Она окинула меня хмурым взглядом и ничего больше не сказала.
— Вот палата, — махнула она на дверь, а сама, не останавливаясь пошла дальше по коридору.
Я потянул дверь, перешагнул через порог и встал, как вкопанный. Этого я никак не ожидал… У постели Волчонка сидела девушка и кормила его из ложечки бульоном.
Я узнал и тяжёлые тёмные волосы, и изящную фигуру, и голос.
— Женя, ещё ложечку, — сказала она и резко повернулась.
Наши глаза встретились и сердце моё заработало, как мотор. Дёрнулось, завелось и мгновенно набрало обороты.
— Ну, как ты тут, жених? — постарался придать я своему голосу насмешливое звучание, но получилась какая-то нечёткая каша.
— Чего? — слабо протянул Волчонок.
— Женишок-то поправляется? — глупо усмехнулся я.
Люся подскочила, пролила бульон, покраснела, вздрогнула, будто хотела отступить… но потом замерла, вглядываясь в меня и, наконец, смущённо улыбнулась.
— Поправляется, — тихо произнесла она и помолчала. — Только он не…
— Да, я уж знаю, — перебил я и шагнул к ней.
Я практически бросил авоську с фруктами в ноги Волчонку, а сам… А сам подошёл к Люсе вплотную, обнял и крепко прижал к себе. А она подняла голову и заглянула мне в глаза.
— Сердишься? — прошептала она.
— Эй! — воскликнул Волчонок.
— Нет, конечно, — прошептал я в ответ.
— Эй! — повторил Люсин брат. — Вы не забыли, что здесь человек при смерти вообще-то?
— Так, больной бузит, значит, выздоравливает, — усмехнулся я.
— Нет, вы гляньте, брат родной еле дышит, — тихонько и очень слабо засмеялся Волчонок, а они… Вы когда успели-то?
— Да погоди ты, — махнул я рукой, — жених. Не до тебя пока…