Профессор Амлетссон

Глава 4

Ирландская медицина состоит из двух вещей: виски и чортова сострадания.Уолтер Тейлор аб Галуэй

Королевская медицина — в иных, не осененных милостью короны местах она именуется государственной — это, натурально, выставка всех возможных человеческих рас.

Я даже знавал пару бандитов, называвших ближайшую контрактную клинику не иначе, как Цирк Уродов — правда, называвших уважительно и с некоторым даже придыханием. Самих их, при этом, тоже сложно было назвать чистокровными хуманами.

Первый из них испустил дух на столе хирурга, второй — где-то поблизости, до самого стола не доехав.

Ни уважительность, ни придыхание им обоим так и не помогли: то ли сработали неумолимые кармические законы, то ли просто так совпало. Впрочем, люди их образа жизни и отношения к окружающим редко задерживаются на этом свете и без помощи королевских докторов.

Как раз в такую, ближайшую из доступных, клинику, я и направил сейчас свой неспешный ход.

Куда идет профессор университета в случае, когда у него что-то болит, или, как у меня сейчас, чешется? Особенно, если Королевский Университет Вотерфорда — организация старинная, приличная, и, не побоюсь этого слова, богатая, и при ней обретается не просто клиника, а самый настоящий госпиталь?

Новое здание госпиталя (есть еще и старое, но там мне делать было нечего — хотя и очень хотелось посмотреть на красивый старинный замок) выстроено у основания, если смотреть по карте, полуострова. Полуостров этот образован рекой Килкенни (слева и сверху), Королевским Каналом (сверху и справа: первая переходит во второй близ оконечности Малого острова), снизу же от остального города его отделяет широкий Данморский проспект.

Ну как, новое здание. Названный так когда-то комплекс — настоящая мешанина корпусов, строений и совсем уже домиков, одинаково покрашенных в цвет песчаника и крытый дурацкими коричневыми крышами из жести. Когда идет дождь, а в Ирландии он, скорее, идет, чем нет, стены становятся грязно-бурыми, крыши — черными, и говорят, что большего уныния не найти на всем Зеленом Острове, даже если как следует поискать.

Еще новое здание госпиталя отличается огромным количеством парковочных площадок, расположенных вокруг: площадки эти славятся организацией столь хаотичной, что при полной загрузке — а это почти тысяча эсомобилей — что выезд, что заезд становятся если не подвигом, то деянием неоднозначным.

Кстати, пешком я пошел еще и поэтому: до назначенного времени приема оставалось слишком немного времени, чтобы тратить его на такое нервное занятие, как правильная парковка.

Не то, чтобы это мне сильно помогло: в прошлый раз я оказался в госпитале почти год назад, по поводу незначительному и не стоящему упоминания, и о новых порядках, конечно, до того не слышал.

Новые порядки выразились в том, что почти все тропинки, бывшие до того прохожими и удобно проложенными, какая-то бестолочь решила засадить плотным и колючим кустарником — видимо, для того, чтобы посетители организованно шли по размеченным дорожкам, а не ломились напрямик.

В один из таких кустов я чуть не влетел: подвела привычка читать на ходу газету. Вернее, как: влетел, зацепился, но из противодействия выкидышу безумных друидических практик вышел с честью, тела не расцарапав и одежды не порвав.

Куст, правда, не пострадал тоже: у нас получилась боевая ничья.

И вот то ли друид, вырастивший кусок колючей изгороди, обладает изощренным чувством прекрасного, то ли очевидную лысую рожу вырезал секатором местный садовник… В общем, куст оказался в форме рожи, рожа вытаращила на меня зеленые буркалы, рожа погано ухмылялась.

- Ну и что ты мне сделаешь, псина? - как бы сообщала мне гнусная ухмылка.

- Да будь ты проклята, сволочь зеленая! - сообщил я в ответ. Правда, уже голосом, но не то, чтобы всерьез.

Засосало под ложечкой — примерно так, как в юности, когда я пытался колдовать, и эфирных сил применял больше, чем положено и даже чем имелось.

Зеленая сволочь вдруг побелела, зазвенела и рассыпалась на тысячу осколков. Получившаяся горка мелко колотого льда выглядела внушительно, но ее уже можно было перешагнуть — я так и поступил, порадовавшись по пути, что от всех очевидных мест установки визиокристаллов меня надежно прикрывает большой туристический эсобус, удачно случившийся на парковке.

И вот я, из всех сил стараясь не думать на предмет того, «а что это, собственно, было», уже со всех задних лап несся в сторону главного здания университетского госпиталя. Для начала следовало посетить регистратуру.

Регистратура — хотя бы в этом не случилось сюрприза — оказалась ровно на том же месте, на котором я ее оставил год назад: прямо напротив широких стеклянных дверей, через каковые двери посетителям положено было попадать в главное здание госпиталя.

Не изменилось не только расположение, но и форма, и, скорее всего, содержание.

Все та же слегка облезлая стойка, оставшиеся еще с недавних времен зубастой чумы целлулоидные экраны (половина из которых присутствовала частично, вторую же настоятельно требовалось вымыть), и даже уставшая пожилая русалка за стойкой, если не та же самая, то очень похожая на ту, предыдущую. Не было только очереди страждущих, хотя мне казалось, что в выходной день подобных мне должно было быть с избытком.

- Здравствуйте! - я подошел вплотную к стойке и, стараясь не улыбаться, поприветствовал русалку: заметив, кстати, тонкий ободок блокиратора на шее.

- Добрый день! - вымучено улыбнулась регистратор, и продолжила унылым сонным голосом. - Назовите себя и цель визита в университетский госпиталь Вотерфорда.

Я представился. Потом подумал, и представился полным именем. Подумал снова, и назвал номер полиса — подглядывая в бумажную копию, конечно.

Регистратор кивнула, отвернулась от стойки и принялась шуршать карточками, занимающими обширных габаритов деревянный ящик, установленный поверх столь же широкого стола. Видимо, постоянные рассказы офиса мэра о повсеместной цифровизации к этой клинике отношения, покамест, не имели.

- Профессор, - голос русалки неожиданно потеплел. - Я нашла Вашу карточку. Вы ведь у нас уже лечились, почти год назад, в связи с…

- Неважно, - я поспешил прервать монолог регистратора: к стойке подошли еще два посетителя, и в одном, точнее, одной из них, я узнал свою недавнюю студентку, ныне же — ассистента одной из кафедр. - Лечился и лечился.

И повод, и причину обращения стоило оставить неназванными ввиду незначительности… Кроме того, мне страшно не хотелось, чтобы в университете узнали о том, что профессор Лодур Амлетссон не просто алкоголик, а даже пробовал от своего алкоголизма лечиться.

- Хорошо, - русалка понимающе скосила взор на новых посетителей, и компрометировать меня не стала. - Вам, профессор, уже назначено, врач-иммунолог, доктор медицины Ричард Грейс, примет Вас в течение часа. До того, - она протянула мне пахнущий краской лист, только что вылезший из щели печатника, - Ваше направление на анализы.

Это было что-то новенькое, и не сказать, что неприятное.

И в прошлый раз, и до того, анализы назначал и отправлял на их сдачу уже доктор, и мне еще тогда казалось глупым такое положение дел: вместо одного приема получалось два, а доктору все равно сложно понять, что происходит с пациентом, не имея на руках хоть каких-нибудь данных!

Видимо, очередной эксперимент по оптимизации здравоохранения и условно-бесплатной страховой медицины принес пациентам не только новые сложности, но и что-то полезное.

Сдача анализов заняла несколько минут.

Сначала у меня взяли кровь.

- Будет неприятно, - сообщила медицинская гоблинша, принявшая меня среди белого кафеля и хромированной стали процедурного кабинета.

- Когда уже будет? - браво осведомился я, едва удержавшись от позорного обморока, чуть не настигшего меня при виде темной венозной крови, устремившейся в вакуумную ампулу, или как она там правильно называется.

- Повязку можно будет снять через три минуты. Результаты анализа сразу направлю доктору, - медсестра проигнорировала мою общительность и натурально выставила одного мохнатого профессора в коридор, противно потребовав следующего пациента.

На двери следующего кабинета красовалась табличка, сообщающая всем желающим о том, что внутри проводится магически-рекулятивное топографирование. Название было интересным, мне ни о чем не говорило, процедура же оказалась до крайности простой: еще одна одинаковая медсестра, на этот раз — карла, провела вдоль меня, лежащего на кушетке, вычурного вида жезлом.

Потом я сидел в приемной доктора. Сидел недолго: мягкое кресло даже не успело принять окончательно форму моего седалища.

Доктор медицины Ричард Грейс, чистокровный огр, и, по совместительству, тот самый специалист, правильное название которого я снова забыл, осмотрел меня всего со сложной смесью жалости, недоумения и интереса во взоре.

Меня это расстроило и даже немного напугало. Я — человек смелый, но когда дяденька, что ростом выше тебя в полтора раза, массой же превосходит раза, наверное, в три, смотрит на тебя подобным образом, начинаешь опасаться — не носит ли проявленный интерес гастрономического характера?

Чтобы немного отвлечься от неприятных ассоциаций, я принялся рассматривать кабинет врача. Не рассмотрел ничего особенного: комната стандартная, типовая, в меру светлая, пахнет то ли карболкой, то ли еще чем-то таким же, пугающим и знакомым еще с раннего детства. Кабинет и кабинет, обычная контрактная клиника, пусть и называется красиво и претенциозно.

- У Вас, профессор, очень хороший организм. Сильный, здоровый, что в Вашем возрасте и с Вашей любовью к выпивке, странная редкость. - Огр немного отодвинулся (вместе с креслом) назад, отчего перестал опасно надо мной нависать, и общение сразу пошло динамичнее и позитивнее. - Нет вообще никаких проблем ни с внутренними органами, ни с чем-то еще, включая кожу. Вот, и результаты анализов…

Огр повел рукой с зажатым в ней жезлом. Волшебная палочка в огромной ручище доктора показалась крайне неубедительной, напомнила, больше, кривоватую зубочистку, но сработала исправно. Над диагностическим столиком, стоящим по правую от меня руку, появилась большая и непрозрачная маголограмма, и в заглавной светографии я немедленно признал себя самого.

- Доктор, о том, что я здоровый, как собака, и на мне все, как на собаке, заживает, я знаю. - Я не то, чтобы огрызнулся, но очень хотелось перейти к сути дела. - Мне об этом, не поверите, регулярно говорят, все подряд и именно в таких выражениях. Кроме того, в конце вашего высказывания мне явственно послышалось слово «но»…

Теперь человек колоссальных габаритов рассматривал меня несколько иначе: в нем будто бы пробудился интерес не только гастрономический, но и энтомологический: вот, мол, как эта мелочь забавно трепыхается! Возражать он, при этом, не стал.

- Давайте сразу перейдем к тому, что идет после этого неприятного слова! - немедленно осмелел я.

Огр вздохнул, переложил с места на место жезл, зачем-то взял в руки совершенно чистый лист бумаги, вздохнул еще раз, посмотрел на меня с очередным, наполовину непонятным мне значением: положительно, этот джентльмен оказался настоящим мастером выразительных взглядов!

- У вас, господин профессор, наведенная магическая аллергия третьего порядка, сложная и структурная, - специалист развел руками. - То, что Вы перестали нормально воспринимать самые любимые напитки и продукты питания, прямо следует именно из этого неприятного обстоятельства. - Доктор нажал невидимую для меня клавишу, и изображение на маголограмме сменилось. Теперь всю поверхность морока занимали не светография и таблица с цифрами, а схематичное, но понятное, изображение хвостатого организма, очень похожего на мой. Поверх организма немедленно легла сетка, немного напоминающая криво нарисованный студенческий атлас эфирных лей-линий.

- Вот, смотрите, - доктор Грейс ткнул толстым пальцем куда-то в схему. - Здесь и здесь черно-красные образования, видите? - я, конечно, видел, и потому кивнул: пока все было более или менее наглядно. - Эти узлы формируют нечто вроде атопического дерматита на коже, а он свойственен, в основном, маленьким детям хомо сапиенс сапиенс. Вам такой диагноз нельзя поставить что в силу того, что Вы — очевидный сапиенс канис, что из-за Вашего, давно не детского, возраста.

- Далее, вот тут, - палец переместился в район того места, где я предположил наличие головного мозга, - кто-то прикрепил малую печать Пирке. Она отвечает за не-IgE-опосредованную чувствительность к аллергенам, которыми для вас сейчас являются почти все привычные Вам продукты питания. Следовательно, аллергия у Вас ложная. Кроме того…

Знаете, я давно заметил одну закономерность: чем меньше ты понимаешь в сути вопроса, в которой отлично разбирается твой визави, тем больше он, твой собеседник, пытается придать весомости своим речам. Делается это так: в целом понятная, культурная и грамотная, речь, пересыпается таким количеством специальных терминов, что из всего монолога понятными становятся только предлоги, союзы и междометия!

Признаться, я и сам так все время поступаю. Чем старше я становлюсь, тем больше мне нравится вот так, по-доброму, эпатировать людей: в самом деле, вольно же им быть настолько тупыми невеждами! Иногда даже возникает мысль, которую я от себя гоню: может, я и физику-то превзошел именно ради того, чтобы подобным образом самоутверждаться... С полным, кстати, на то основанием!

- Доктор! - решительно прервал я увлекшегося эскулапа, - я, конечно, профессор и доктор философии в области физики, но не врач, и даже не биолог! Моя специальность — гляциология, и о каком-нибудь реликтовом пагосе я бы с Вами подискутировал с огромным удовольствием, но сейчас половина того, о чем Вы говорите, мне непонятна полностью, а вторая половина — понятна интуитивно, и необязательно верно! Просто скажите, откуда оно взялось, как это лечить и когда оно пройдет само!

- Лечить это не надо никак, - мой визави вздохнул. - Такое состояние, к счастью, долго не длится, и относительно быстро проходит — месяца два, ну, много, три. Что-то сделать, наверное, можно, но все лечение в таком случае экспериментальное, результат не гарантирован. Однако… - доктор посмотрел на меня с некоторым сомнением. - Вы же контрактный пациент? - зачем-то уточнил он, игнорируя карточку, лежащую на столе. Мне с моего стула прекрасно была видна эфирная метка королевского страхового контракта, украшающая обложку неаккуратно собранной брошюрки.

Я решил не вдаваться в подробности — мало ли, у кого какое чудачество — и просто кивнул.

- Значит, - кивнул в ответ врач, - адрес вашей эфирной почты есть в регистратуре. Я подберу и пришлю Вам диету — благо, точно известно, что сейчас Вам есть можно, а от чего стоит воздержаться, и не надо будет пробовать все подряд.

- Может, есть другие методы, необязательно популярные, возможно, дорогостоящие? - решил уточнить я. Сидеть на жесткой диете, а я, почему-то, был уверен в том, что диета эта — жесткая, мне не понравилось, пусть с начала ее и прошло меньше трех часов. Продолжать эту занимательную практику желания не было: жрать хотелось уже совершенно зверски.

- Есть один метод, конечно, старинный, проверенный и крайне экстремальный, - доктор Грейс вдруг улыбнулся, как-то очень человечно и по-доброму, и тут же уточнил: - Правда, насколько мне известно, по законам Королевства за применение этого метода положено пять лет каторги.

- Дайте догадаюсь, - перебил я собеседника. - Отыскать и убить колдуна, наложившего печать?