Профессор Амлетссон

Глава 25

Мне всегда нравилась моя работа.

Более того: если взрослому серьезному мужчине, состоявшемуся и признанному профессионалу, не нравится то, чем он занимается — он, мужчина, свернул куда-то не туда. С некоторой долей вероятности, свернул давно: лет двадцать назад, если не все тридцать, для отдельных, долгоживущих народов — от ста до тысячи.

Не открою страшного секрета, если напомню: от любой работы, даже любимой, нужно обязательно отдыхать. Правила этого я придерживаюсь неукоснительно, иногда даже с перехлестом… Вернее, так было немного раньше — когда ваш покорный слуга еще активно употреблял алкоголь.

Сейчас отношение мое к отдыху поменялось в частностях, но осталось неизменным в целом: отдыхать — надо.

Первый свой выходной день на новой, пусть и временной, работе, я, профессор Амлетссон, решил потратить с толком: съездить развеяться в ближайший крупный город. Целью моей поездки оказалась столица местной территориальной единицы, то есть — город Мурманск.

Кроме собственно отдыха, в Мурманске меня ждало дело, и весьма важное: пора было начинать то, ради чего я и согласился на безумную свою эскападу, местами имеющую признаки откровенной авантюры, то есть — поездку в СССР.

Путь сегодняшний должен был привести меня в ближайшее крупное логово хтонического чудовища, имя которому — советская медицина. Я собирался лечиться и мне нужен был доктор.

Однако, сначала надо было отыскать не медикуса, мне покамест незнакомого, но особу куда более близкую во всех смыслах, кроме подозреваемого Рыжей-и-Смешливой: девушку Анну Стогову.

О необходимости ее участия меня предупредили практически сразу.

- Если Вы, профессор, - предупредила меня администратор Наталья Бабаева буквально в первый же день моей работы на Проекте, - соберетесь куда-нибудь вовне, за пределы, во всяком случае, дальше, чем за тысячу шагов от охраняемой территории, непременно берите с собой Анну. Она тут не просто так, а конкретно для помощи Вам — в том числе, и в делах подобного рода.

- Подобного чему? - немного напружинился я.

- Например, Вам потребуется посетить доктора, - Наталья посмотрела на меня со значением несколько ироничным: мол, некоторые тайны мои уже и не представляют секрета вовсе. Положительно, о главной причине принятия мной заграничного контракта осведомлены были уже буквально все непричастные!

Раз уж разговор зашел о подобном, требовалось прояснить еще один важный момент.

- Анна… Она ведь не только переводчик, верно? - я посмотрел собеседнице прямо в глаза, имея во взгляде вопрос, неудобный из высказанных. - Она нужна… Скажем так, чтобы за мной присматривать?

- Именно, профессор, - нимало не смутившись, согласилась администратор.

Роль Анны, таким образом, проявилась более чем конкретно: помощник, гид, в меньшей степени, но все же — надзиратель. Однако, Наталья была права: совершенно не понимающему местных реалий мне действительно не стоило соваться в большой и незнакомый город совершенно без ассистента, с таковыми реалиями отлично знакомого.

Мне предстояло получение нового опыта — если считать за таковое применение знания, каковым знанием тоже требовалось еще овладеть.

Посудите сами.

Сначала требовалось понять, как вообще попасть в тот самый ближайший город.

Транспорт: способ и место отправления, расписание, оплата, какие-то обязательные правила, с молоком матери впитанные советским человеком и совершенно непонятные атлантическому мне.

Город: эфирный путеводитель, или, на крайний случай, бумажная карта. Маршрут и его главные точки, снова транспорт, только уже городской, опять правила поведения.

Непосредственно медицина: форма и способ получения услуг, необходимые документы, банальное « как пройти в больницу » и прочее, и подобное, nec plus ultra!

Будь я сейчас моложе и глупее лет на тридцать — непременно создал бы поле авантюры и немедленно в нее ввязался: устремиться неизвестным способом в непонятном направлении ради выполнения совсем уже неясных действий по достижению неопределенного результата… Любим, умеем, практикуем!

Во всяком случае, поступать таким образом мне уже доводилось: новые места, интересные люди, потрясающе запутанные истории… Кроме разницы в возрасте и социальном положении между мной тогдашним и мной же нынешним, имелся еще один важный фактор: все приключения моей молодости происходили в краях, население которых хотя бы говорило на понятном мне языке!

В общем, не в этот раз. Я храбрюсь, конечно, нечеловечески, но ситуация сложилась — серьезнее некуда, и, если и стоило проявлять иногда некоторую бесшабашную удаль, то сейчас момент представлялся откровенно для того неподходящим.

Поэтому — решено: спешим воспользоваться всеми благами цивилизации и правильно оформленных деловых отношений: конкретно в этом случае напрягаем тех, кого можем напрячь.

Оставались еще некоторые сомнения относительно того, стоит ли призывать себе на помощь человека, у которого тоже, как и у меня, официальный выходной день… Однако, некий профессор решил наступить на горло собственной деликатности, и, собственно, наступил.

Тогда я не очень хорошо понимал еще, как именно в Советском Союзе организованы выходные дни. Чутье подсказывало, что общий смысл происходящего схож с привычным мне атлантическим укладом, но одно дело чуять, другое — доподлинно знать.

Поэтому к утреннему субботнему поиску девушки Анны Стоговой я подошел со всей серьезностью и даже основательностью: видимо, именно поэтому устремления мои и увенчались незамедлительно успехом. Своего переводчика, гида и государственного надзирателя я нашел там же, где и каждым предшествовавшим утром — в гимнастическом зале.

Я уже теоретически знал — благодаря чтению все той же подробной инструкции — что всеобщая утренняя гимнастика обязательна не для всех и каждого, в выходной же день — только для дежурной смены Проекта…

Сам я, как выяснилось почти сразу, вообще мог бы пренебречь посещением гимнастического зала. Каково бы ни было на этот счет мнение числодемона, управляющего домашними системами моей служебной квартиры, решение оставалось за мной.

Оказалось, что я, во-первых, сотрудник временный, во-вторых, отношусь практически к небожителям: гражданам высокого, по местным представлениям, ранга. Относительно последнего было совсем интересно: в СССР считалось, что специалисты моего уровня умеют управлять собственным рабочим временем и без применения к ним, специалистам, принудительного распорядка дня. Как это сочеталось с контрактом, в каковом та же гимнастика, и не только она, были прописана в качестве обязательных процедур, я понять так и не смог.

Получается, что теоретически гимнастический зал должен был оказаться почти совершенно пуст…

Однако, то теория, на практике же я кивал все тем же женским лицам и пожимал все те же мужские руки, как и утром любого буднего дня из числа предыдущих.

Девушка Анна Стогова занималась утренним спортом не в одиночестве: паче чаяния, вокруг нее ужиком увивался коллега, увидеть которого я ожидал, по ленности его и громко декларируемой любви к утреннему сну, менее всех прочих.

Встал поодаль и довернул в сторону знакомцев бархатные свои уши: не то, чтобы направив их прямо в нужную сторону, а так, чуть-чуть. Подумаешь, стоит себе псоглавец, и стоит.

Может, думает о чем-то своем собачьем.

Девушка Анна Стогова занималась делом, в девичьем исполнении категорически непривычным: таковым оно, дело, было и оставалось, по крайней мере, для меня.

Переводчик, невероятно притягательно выглядящая в женском гимнастическом купальнике, сейчас поднимала над головой штангу, один вид которой заставлял меня критически задуматься о пределах уже собственных физических возможностей. Попросту говоря, спортивный снаряд выглядел откровенно более тяжелым, чем следовало бы тягать девушке… И чем мог бы, без риска опозориться, поднять я сам.

Американский инженер спортом не занимался и даже не был сообразно одет: просто находился рядом, всем своим видом представляя деятельное раскаяние в неизвестных мне грехах. Не начни некий профессор уже немного понимать странноватую инженерскую суть, он, профессор, мог действительно поверить в то, что товарищ Хьюстон извиняется искренне.

Девушка Анна Стогова, впрочем, была в своей уже реакции непреклонна: кремень, а не девушка. Говорили они по-британски: американский коммунист изучил советский язык досконально, но со всеми, кто был к тому готов, старался использовать британско-американский: по его же, инженера, словам, чтобы не забыть окончательно родную речь.

- Вам, товарищ Хьюстон, должно быть стыдно не за Вашу, якобы, оговорку, - интервалами, на выдохе, сообщала девушка. - Все Ваше поведение в тот день было откровенно вызывающим. Особенно мне не понравилось то, как Вы общаетесь с профессором!

Я немедленно понял, что речь идет о тех, не до конца мне понятных, высказываниях инженера — озвученных американцем в день нашего прибытия, конечно.

- О моей шутке, каковую я признал уже глупой и неуместной, - немедленно оппонировал инженер, - Вы, Анна, напоминаете мне сейчас в юбилейный десятый раз! Я ведь уже извинился и обещал такого больше не допускать! Вы же понимаете, характер мой формировался в принципиально иных условиях… Привычка резко и неуместно шутить — часть североамериканского менталитета, и я с ней, этой привычкой, постоянно борюсь!

- Хорошо, допустим, - согласилась девушка. - Действительно, извинились. Вправду, обещали. Что же до Вашей пикировки с профессором Амлетссоном…

- Анна, слушайте! - вскинулся инженер. Раскаяние его, и без того казавшееся мне сомнительным, растворилось окончательно: сейчас товарищ Хьюстон был полностью уверен в слове своем и праве. - Профессор Ваш тоже тот еще тип! - на этом моменте я, уже собравшийся было нарушить уединение этих двоих — насколько таковое вообще возможно посреди тяжело дышащего, гремящего снарядами и активно двигающегося населения — решительно притормозил и даже вернулся на исходную позицию: сделал вид, будто бы придирчиво выбираю гантели. Те лежали аккуратно, в ряд и на полу — для выбора подходящих мне пришлось наклониться, и я надеялся, что так меня спорщики если и заметят, то не сразу. Послушать о том, что против меня имеет инженер, причем так, чтобы тот не знал о моем присутствии, было, как минимум, интересно, как максимум — полезно.

Анна водрузила штангу на стойку и принялась делать наклоны. Американец, тем временем, продолжал, принимая молчание за знак согласия слушать.

- Он же бесконечно меня провоцирует! - откровенно уже жаловался товарищ Хьстон. - Он ведет себя, ведет, как…

- Как Вы? Так, как обычно ведете себя Вы? - девушка прекратила свои полезные упражнения, и воздвиглась во весь рост, румяная и прекрасная. - Вы же потому и беситесь, товарищ инженер, что профессор Вас сразу же раскусил — Вашу манеру поведения, Ваше отношение к окружающим, Вашу злую иронию и неуместные шуточки… В конце концов, не знай я досконально Вашу историю, ни за что не поверила бы, что настоящий коммунист может вести себя именно так!

Инженер открыл рот, собираясь, видимо, перебить свою визави. Потом закрыл рот обратно, не произнеся ни единого осмысленного слова. Потом снова открыл.

- Профессор — умнейший человек, и, видимо, отличный педагог! - продолжала неостановимая в своем обличительном порыве Анна. - Спорить с Вами бесполезно, увещевать — тоже, остается одно: поставить Вас на место! Сделать это можно единственным способом!

Мне вдруг подумалось, что девушка Анна Стогова или ловко пользуется моментом для того, чтобы урезонить распоясавшегося хама, или относится ко мне несколько теплее, чем положено в рабочем коллективе, или сразу и то, и другое.

- …ненадолго показал, как именно Ваше обычное поведение ощущают окружающие, - продолжила девушка между тем. - Это ведь Вы постоянно всех провоцируете, неумно и пошло шутите, в конце концов, попросту нарываетесь на крепкую взбучку!

Судя по выражению лица, положению корпуса и громкости голоса — на Анну уже начали оглядываться другие ранние физкультурники — американец не просто нарывался, то есть, был в некоем процессе, а уже нарвался, и конкретно сейчас был готов получить девичьим кулачком прямо в холеное лицо. Результат приложения кулачка был бы предсказуем: особенно, с учетом явленной девушкой Анной Стоговой физической силы.

Такая спортивная ассоциация немедленно включила почти что рефлекс: во всяком случае, привычку. Годы судейства, пусть и в области любительских единоборств, да и в качестве не работы, но хобби, даром не проходят, знаете ли.

Дальше действовал так, как привык.

- Бойцы, по углам! - я вклинился между спорщиками, почти касаясь обоих разведенными в стороны руками. - Коллеги, вы ведете себя неприлично! На вас уже смотрят! И вообще, о чем спор? - я изобразил полное отсутствие понимания: впрочем, если инженер и принял мой вопрос ровно так, как тот прозвучал, обмануть девушку Анну Стогову я, кажется, не смог — то была еще одна монетка в копилку общего понимания места моего переводчика в непростой структуре советского социума. Девушка очевиднейшим образом замечала и понимала куда больше, чем я сам мог бы в ее предполагаемом возрасте.

- Ни о чем, - на голубом глазу соврал инженер. - Анна превратно поняла мое поведение. Решила, что я к ней пристаю, а я, как Вы, профессор, можете понять, этого не делаю.

- Отчего же? - я решил, с одной стороны, изобразить, будто подыгрываю американцу, с другой — дать Анне время выдохнуть и собраться с мыслями. - Будь я лет на двадцать моложе, и на столько же баллов менее волосат по Ферриману-Галлуэю, вполне мог бы и сам...

- От того, профессор, что мы с Анной коллеги. Приударять за коллегами никак нельзя, это прямо осуждается в обеих знакомых мне системах рабочих ценностей, - пояснил инженер. - Поэтому, пока Анна не сломала мне нос за приставания, которых не было и нет, я, пожалуй, удаляюсь. - Я сделал вид, что поверил, инженер сделал вид, что так и надо: немедленно ретировался.

Девушка Анна Стогова вновь принялась брать неизведанные еще вершины по части смущения: щеки переводчика алели столь ярко, что в гимнастическом зале, казалось, стало можно экономить на яркости освещения.

- Да он! Да я! Да никогда! - возмутилась переводчик.

Последняя фраза прозвучала несколько громче, чем следовало: на прерванную мной ссору и без того оглядывались, сейчас же интерес окружающих стал явным, и грозил превратиться в действенный: я решил подобного не допустить.

- Анна, успокойтесь, - я искренне понадеялся, что слов моих окажется достаточно. - Я подслушивал.

- Профессор? Вы? - переводчик выглядела человеком пораженным, и пораженным неприятно. Пришлось вильнуть хвостом: в обоих смыслах, и прямом, и переносном.

- Во всяком случае, с момента, как Вы принялись откровенно стыдить нашего коллегу, - уши на моей мохнатой голове шевельнулись, немедленно привлекая внимание переводчицы, и, наоборот, отвлекая это же внимание от остроты текущей проблемы. - Видите, какие у меня локаторы? Представляете, какой, благодаря их форме и размеру, слух? Тут не захочешь, а будешь в курсе происходящего окрест!

Анна согласно кивнула и уставилась на обозначенные органы слуха с нездоровым каким-то энтузиазмом. Мне даже показалось, что сейчас она протянет руку и совершит немыслимое: погладит чужого мужчину, да еще и пусть временного, но коллегу, по ушам и голове. Девушка, однако, движение сдержала и интерес во взгляде притушила.

- Так что и не думайте переживать, - продолжил я, убедившись, единственно, в том, что уши мои, равно как и моральный облик, пребывают в равной безопасности. - Я все прекрасно понимаю. Товарищ Хьюстон… Думаю, что таков уж он, и не переделать. Главное, - я неопределенно повел взглядом, - что специалист — просто отличный, уже был повод оценить. И вообще, здравствуйте.

- Здравствуйте, - девушка Анна Стогова явно обрадовалась возможности сменить тему. - Вы, профессор, просто подошли поздороваться, или искали меня по какому-то вопросу?

- Начнем с того, Анна, - ответил я несколько смущенно, - что я не совсем уверен в том, рабочий ли сегодня у Вас день…