Профессор Амлетссон

Глава 12

Товарищ Хьюстон замолк, и сделал это многозначительно: видимо, ощутил неуместность зарождающегося конфликта и решил его, конфликт, погасить. Впрочем, возможно, что и первое, и второе, не считая третьего, мне просто показалось.

Принесли напитки.

Инженер заказал какое-то местное пиво, отличающееся совершенно непроизносимым названием: лично я сдался на первом звуке, одновременно звонком и шипящем согласном.

Девушке Анне Стоговой достался кофе, мне — миска воды. Некоторое время пили (лично я, конечно, лакал) почти в тишине, каждый думал о чем-то своем.

Молчание нарушил американец: видимо, бесцеремонность оказалась частью его характера… Как, впрочем, и в случае с каждым мне знакомым выходцем с земли звезд и полосок.

- Скажите, профессор, а вот то, что вы пьете воду… Это как-то связано с особенностями Вашего вида? - инженер, обращаясь ко мне, одновременно махнул рукой кому-то, скрытому за моей спиной.

- Вид мой ровно тот же, что и Ваш, Хьюстон. Человек разумный. Только Вы — хомо сапиенс, предположительно, сапиенс, а я — хомо сапиенс канис, но это мелочи, не стоящие внимания. - Я почувствовал, что завожусь, но сделать с этим уже ничего не мог, да и не хотел. - Воду я пью потому, что она мне нравится. Из миски — потому, что мне так удобнее. Еще вопросы?

Вопросов, к счастью, не оказалось: видимо, мой оппонент внезапно решил, что выяснил обо мне достаточно, и не стал развивать неприятную тему. Вместо этого он показал пустой бокал очень кстати подошедшему официанту — тот кивнул, забрал посуду и очень скоро вернулся с желаемым, потом снова ушел и вернулся еще раз: принес набор чего-то такого, что в Союзе, видимо, принято считать закуской и подавать к пиву.

Заметил, кстати, разницу: в любом пабе Антлантики тебе, выполняя нехитрый заказ «что-нибудь к пенному», принесут гренок, луковых колец, сырных шариков, куриных, наконец, крыльев в остром соусе, то есть — что-то горячее или совсем недавно горячим бывшее.

Советское представление о должном отличается от атлантического самым разительным образом: подбирать сравнение мне оказалось лень. Тарелка — довольно большая, но вот то, что на ней лежало… Кусочки подсушенного серого хлеба, полоски соленой — тоже сушеной — рыбы, еще какие-то хлебные изделия, твердые на вид и выполненные в форме мелких колец, и, наконец, порезанные на одинаковые половинки (поперек) куриные яйца, щедро сдобренные то ли сметаной, то ли каким-то соусом на основе последней: запах уксуса я ощутил явственно.

В общем, сам я такое есть бы не стал и раньше, не то, что сейчас, ни в виде отдельной еды, ни в качестве закуски, американцу же все было нипочем.

Закуски кончились быстро: инженер грыз их, как не в себя, будто компенсируя чудовищно голодное детство. Возможно, кстати, что детство и вправду было не особенно сытым — в относительно благополучных САСШ люди очень редко становятся коммунистами без особой на то причины.

- Что? - второй мужчина в нашей компании неверно понял мой, слегка уже осуждающий, взгляд. - Пиво безалкогольное! Белый день за окном, ни в одном ресторане не продадут ничего крепкого… - инженер наставительно поднял вверх указательный палец. - Закон! И, кстати, я уже все. Сыт.

Вдруг встрепенулась девушка Анна.

- Теперь, когда все поели и мы никого больше не ждем… Предлагаю отправиться в гостиницу.

- Мы разве не сразу на место? - удивился инженер. - Мне писали, что... В общем отличные условия, почти как в гостинице второй категории, - и, заметив мой слегка недоумевающий взгляд, товарищ Хьюстон пояснил - это как четыре звезды в Хилтоне.

- Прилично! - я присвистнул бы, но кинокефалам довольно тяжело дается свист, анатомия, знаете ли. - Четыре звезды… В таком номере я жил всего один раз, когда принц Монако, известный околонаучный сумасброд, организовал у себя в княжестве конференцию по вопросам глобального потепления… Номер был роскошный, конференция — так себе, так что эта ваша вторая советская категория должна быть очень неплоха.

Девушка Анна Стогова вздохнула: тяжело, и, как будто, напоказ. Я вдруг понял, что ритуальные пляски двоих взрослых кобелей стали заметны… И успели изрядно утомить сопровождающую — то ли, по-прежнему, мою, то ли уже нашу.

- Перед тем, как отправиться на место, - пояснила она, - вам, уважаемые товарищ и господин, требуется ознакомиться с официальными документами, а также подписать некоторые из них. Еще нужно обязательно встретиться с начальником проекта, Егором Петровичем Бабаевым — он уже немолод и редко сам выезжает на раскопки, предпочитая квартировать в городе. Приобрести, за счет работодателя, разумеется, некоторое снаряжение и спецодежду. На все это отводится четыре рабочих дня.

- Логично, - согласился я. Американец просто кивнул, принимая ту же точку зрения.

- Тогда идемте! - заявила, вставая, девушка Анна. - Машина уже ждет.

Что такое «машина», я догадался сразу: все-таки, применение одинаковых латинских и греческих корней во всех странах герметической традиции, здорово облегчает межкультурное общение.

Это действительно оказался эсомобиль: неожиданно габаритный, размером точь-в-точь, как университетский максивэн — иногда, когда одному профессору лень пройти пару миль пешком, он дожидается служебной развозки.

Так вот, в привычный университетский транспорт свободно влезает пятнадцать взрослых мужчин, в представленном же монстре советской эсомобильной промышленности мы должны были ехать вчетвером! Ну, или втроем, если среди несомненных и многочисленных достоинств девушки Анны вдруг обнаружилось бы умение ловко крутить баранку.

Внутри машина оказалась еще больше, чем представлялась снаружи. Это утверждение в равной степени можно отнести и к салону, и к отсеку для вещей: моя поклажа, два чемодана, саквояж и портплед, заняли от силы десятую часть багажного отделения — я сам их размещал, и сумел оценить объем пустого пространства. Советский американец, кстати, оставил багаж при себе, в салоне: он обошелся небольшим атташе-кейсом, похожим на показанный в недавней кинопостановке про шпионов. Увидь я цепочку наручников, соединяющую запястье инженера и ручку чемоданчика — честное слово, ни капли бы не удивился.

- Да, последняя модель, советская, конечно, - по-своему понял проявленный интерес товарищ Хьюстон. - Заклят на уменьшение веса и на расширение объема. Тут, - он похлопал по блестящему черному боку кейса, - навскидку почти кубический метр и полцентнера разных вещей. Очень, очень советую приобрести такой же!

Мы удобно расселись в салоне, девушка Анна действительно заняла место шофера. Я, привстав, присмотрелся к приборной панели, и вдруг понял, что именно показалось мне по-настоящему странным в этом максивэне. Эслектрическая повозка начисто была лишена капота, и я ожидал, что мотор окажется в салоне — под охлаждающим кожухом, справа от водителя, ну, или как это делается в Британии, слева. Искомого двигателя в салоне не оказалось, и принцип движения потому остался совершенно непонятным.

Недоумение мое было, видимо, столь заметным, что Девушка Анна Стогова немедленно обратила на него внимание.

- Это, товарищ профессор, Йорт-мобиль, или, если переводить на бритиш с орочьего, Машина-дом, - как-то даже привычно начала переводчик: я тут же укрепился в мысли, что выступать в роли гида по советской действительности ей и вправду не впервой. - Разработан в Научном Автомоторном Институте, главный конструктор — Михаил Башжырчыев. Двигателя в привычном смысле здесь нет: в каждое колесо призван малый даймоний электричества, по пять младших демонов в каждом. Управление электрическое, аккумулятор, генератор, преобразователь электричества в эфирные силы и обратно, а также основной контур управления вынесены на ближайший эфирный план, поэтому в салоне так много места.

Мне снова захотелось присвистнуть, уже во второй раз за этот неожиданно долгий день. Еще мне захотелось похвалить суть и полноту ответа сакраментальным «Садитесь, оценка Эй Плас», но это было бы еще менее уместным, чем свист в моем исполнении. Ощущение складывалось, и было оно таким: моя переводчица готовилась конкретно к моему приезду, готовилась очень тщательно и обстоятельно. Подумалось еще, что девушка, возможно, готова дать такую же полную справку буквально по всему тому, что меня окружает и непривычно глазу, слуху и нюху.

Еще вдруг, снова и еще сильнее захотелось съездить лапой по уху самодовольно улыбающемуся американо-советскому инженеру: периферическим своим зрением я отчетливо видел, как сально и вожделенно пялится на девушку Анну Стогову член коммунистической партии с 2030 года.

Поймите меня правильно: мы, псоглавцы, народ довольно верный, если вы понимаете, о чем я. С Рыжей-и-Смешливой нас не связывали тогда ни эслектронные ключи базы данных мэрии, ни старомодные записи в книгах католического прихода, но приударять за другой человеческой женщиной я бы не стал никогда и нипочем, даже окажись она моего народа: межвидовый барьер, кстати, стал бы второй причиной верности в данном конкретном случае — случись в ней, второй причине, минимальная необходимость.

Бить никого по уху я, конечно, не стал — просто уселся обратно, и удобный диван принял меня в свои велюровые объятья. Мы поехали.

- Мне казалось, что площадь этого города намного меньше, - я решил нарушить неловкую тишину, и вполголоса, чтобы не отвлекать шофера, обратился к попутчику. - Меж тем, мы едем уже почти полчаса, и, кажется, проедем еще столько же. Вы ведь уже бывали в Архангельске, Хьюстон?

- Бывал, и не раз. Город и в самом деле небольшой, около полутора миллионов населения, но мы с вами в него, строго говоря, еще не въехали: это пригород. У нас, советских так принято — размещать аэровокзалы на отшибе, чтобы не подвергать опасности жителей города в случае аварии дирижабля. - Инженер прервался на несколько секунд, и вдруг продолжил о другом. - Профессор, - просительно заметил он, - я бы предпочел, чтобы Вы называли меня не по фамилии, а по имени. Тут, в Союзе, фамилия — штука крайне официальная, да и то, в рабочих коллективах и в качестве обращения не очень принятая.

Несмотря на мое, уже вполне сформировавшееся, негативное отношение к инженеру, резон в его словах был. Может, и стоит вести себя менее рафинировано, может, и в его, инженера, поведении негатив появился, как реакция на то, как себя держу я?

- Договорились, Денис. Ты тоже зови меня по имени: Локи. - Я протянул лапу, которую инженер сразу же пожал. Установилось хрупкое равновесие.

- Ехать еще сорок минут. Можете посмотреть маршрут. - То ли девушка Анн Стогова успела немного поколдовать, не отрываясь от рулевого колеса, то ли управляющий числодемон йорт-мобиля владел семантическим анализом, но чаемый маршрут появился сразу на лобовом стекле и в воздухе между мной и инженером: мы, кстати, сидели лицом к лицу на противоположных диванах, и места для вытянутых ног хватало обоим.

Маголограмма оказалась непрозрачной: с противоположной стороны, видимо, показывалось то же самое.

Я присмотрелся. Видно было, что от точки старта нас отделяет чуть большее даже расстояние, чем от пункта назначения — очевидно, в самом городе ожидалась несколько большая плотность транспортного потока, чем в пригороде.

В этот момент картинка, обозначающая наш мобиль и нас в нем, пересекла синюю пунктирную линию: мы въехали, наконец, в черту города Архангельска.

- Профессор… То есть, конечно, Локи! - американец посмотрел на меня со значением. - Предлагаю сегодня, раз все равно воскресенье и выходной, а все рабочие вопросы начнутся только завтра, укрепить, так сказать, международное научно-техническое сотрудничество!

- То есть выпить? - прозорливо уточнил я.

- То есть — выпить, - согласился оппонент.

- Извини, Денис, не могу. - Я действительно искренне расстроился, и постарался сделать так, чтобы собеседник понял меня верно. - И не принимай на свой счет: просто я совсем не пью алкоголя. Мне нельзя, да и не нравится.

Некий профессор, конечно, наполовину лукавил, но посвящать американского инженера в особенности нынешнего моего состояния не было ни желания, ни необходимости. Мне казалось, и казалось правильно, что такую информацию лучше держать при себе, и уж тем более не разбалтывать всем подряд, особенно, когда все подряд лично тебе непонятны и немного неприятны.

- Удивительное дело: непьющий исландец! Прости, Локи, действительно удивительное! - Хьюстон, против ожидания, был совершенно искренен в своем удивлении: ни капли иронии, ни искорки сарказма. - Везде, абсолютно везде и все, утверждают, что исландцы обгоняют по уровню потребления алкоголя всех, даже финнов! И тут чудо чудное: взрослый исландец-трезвенник!

Мне было, что ответить, я и ответил.

- Ну, ты ведь в курсе, что про советских говорят и пишут то же самое, и даже более того. Образа вечно пьяного исландца в мировом фольклоре нет, а вечно пьяного советского… Строго говоря, когда говорят «эти советские», немедленно представляется мужчина средних лет, одетый в ushanka и vatnik, с бутылкой vodka в руке…

- И buryi medved’ на поводке, конечно! - искренне расхохотался мой собеседник. - Думаю, туше, и счет сравнялся!

- Если же совсем серьезно, - решил, все же, уточнить я, - статистика не врет. Мы действительно потребляем в огромных количествах spiritus vini, но только не в качестве напитка, а исключительно для протирки оптических осей!

- Оптическая ось — штука условная, воображаемая и протирке спиртом не подлежит, - американец решил, что понял шутку. - Значит, все-таки, пьете…

- И снова нет. - Я стал непреклонен. - Оптическая ось в нашем случае — штука вполне реальная, это световод, вокруг которого построен преобразователь из энергии, что электрической, что тепловой, в эфир. Такой, знаешь ли, длинный и прочный кристалл, искусственный, разумеется. Кожух преобразователя — штука прочная, но совершенно не герметичная, поэтому этот самый кристалл, который ось, нужно ежедневно протирать от пыли. Если этого не делать, возможен энергетический пробой, и прибор надолго выйдет из строя.

- Преобразователь питает генератор климатического купола, а куполов у вас много, потому, что очень холодно, и генераторов много тоже, это я в курсе. - Инженер проявил неплохое знание вопроса, логичное, впрочем, для профессионала его квалификации. - И электричества тоже много, оно геотермальное, и, кажется, даже бесплатное для населения?

- Бесплатное, верно, но только в городах. Но да, поскольку любая ферма, как правило, располагается на муниципальной территории города — даже когда до собственно городских домов миль тридцать... - Я позволил себе на несколько секунд предаться ностальгическим размышлениям, - Мне это точно известно, ведь я, в общем, вырос на такой ферме!

- Слушайте, Локи, а я ведь что-то такое действительно припоминаю! - обрадовался товарищ Хьюстон. - Еще была какая-то статья расхода этилового спирта, только я запамятовал, какая именно.

- Еще, кроме протирки осей, - продолжил я, внутренне страшно радуясь возможности наладить если не совсем личный, то, как минимум, рабочий контакт с местным специалистом, - сам преобразователь запускается при помощи маленького спиртового движка, и делать это, то есть, перезапускать преобразователь, надо ежедневно, сразу после профилактики оптической оси. Поэтому… - я пожал плечами. - В общем, спирта потребляем много, а количество алкоголиков на сотню жителей относительно невелико. Меньше, чем в той же Скандинавии, в ее атлантической части, конечно. Про Шведскую Советскую Республику мне, в смысле потребления спиртных напитков, известно довольно мало.

Еще говорили о разном: о погоде и видах на нее, о том, как тут кормят и питаются, об особенностях менталитета советских ученых (Денис решил, что мне непременно надо знать, как ухаживать за советскими девушками). От темы ухаживаний американец перешел к совсем откровенным скабрезностям, и ушки слышащей наш пустопорожний треп девушки Анны краснели совсем уже как северные маки: я собрался уже прервать ставшую неприятной беседу, но тут, к счастью, наш маршрут закончился.

- Вот наша гостиница, - сообщила алеющая лицом девушка Анна Стогова. - Приехали, товарищи.