Профессор Амлетссон

Глава 11

Девушка Анна Стогова раскраснелась еще сильнее, чем обычно — во всяком случае, чем мне до того приходилось видеть.

Всем своим видом несгибаемая советская коммунистка — или как они здесь правильно называются — демонстрировала неодобрение моей бестактности. Надо же, мужчина спросил девушку о том, где находится уборная!

- Вы превратно меня поняли, - ваш покорный слуга бросился, как в омут с головой, в решение непростого вопроса понимания между представителями разных культур.

- Я чудовищно пугаюсь необходимости летать, но пришлось: находился в воздухе двое суток, боялся и совершенно не хотел есть. Теперь я на земле, мне больше не страшно, и весь аппетит за эти два дня ко мне вернулся разом. Я, прошу меня простить, зверски голоден!

Если когда-нибудь мне придется составлять справочник по прикладной колористике, я обязательно включу в эту работу «самый красный цвет», в качестве же эталона упомяну кожные покровы лица девушки Анны Стоговой, два раза подряд попавшей в неловкую ситуацию.

- Такого рода вопросы решаются легко и очень быстро! - зримое смущение, все же, не помешало переводчику взять себя в руки и заняться работой, ради которой ее, очевидным образом, и наняли. - Здесь неподалеку недавно выстроили неплохой ресторан… В здании их, кстати, даже не один, а три — на любой вкус.

- И кошелек? - усомнился я. - Анна, так вышло, что у меня при себе совсем нет советских денег, только еврофунты. Значит, неплохо бы найти отделение банка — на предмет обмена вторых на первые.

- В Советском Союзе никогда не было банков, господин профессор, - девушка построжела и даже перестала смущаться. - Только отделения сберегательной кассы. И нам те, кстати, не понадобятся — подобные вопросы как раз по моей части.

- Простите, я не смогу позволить барышне оплатить счет, - повинился я, немного даже прижав уши. - Это противоречит… Считайте, что моим принципам. Мне будет очень неловко, понимаете?

В следующую минуту я понял, что девушка Анна Стогова или действительно офицер специальных служб, или слишком юная и непосредственная особа, или отличная актриса: возможно, первый и третий пункты сразу. Сам я решительно не способен на столь быструю смену настроения, и завидую тем, кто так умеет… В общем, моя сопровождающая рассмеялась, мило и естественно.

- Профессор, Вы ведь, наверное, слышали о Сверхновой Экономической Политике? - уточнила Анна. - У вас, на западе, ту еще могут называть «Пакет Аркудина», по фамилии товарища генерального секретаря.

Слышать-то я, конечно, слышал, но и к слухам, и к сообщениям официальных информационных агентств относился предвзято: примерно с тех пор, как двадцать лет назад осознал себя обитателем мира постправды. Врут все, вопрос только в том, что иногда — очень редко — говорить правду бывает выгодно.

В любом случае, огромная страна, полтора года назад внезапно и полностью отказавшаяся от денег в расчетах между гражданами, оставив таковые только для промышленности и внешней экономики… Верилось в такое с трудом, подвох ожидался незамедлительно, вот только сути подвоха этого я пока не понял.

- Я ведь не коммунист и даже не гражданин Союза, - возразил я. - Скорее всего, советские государственные льготы на меня не действуют, меня просто откажутся обслуживать!

- Все значительно проще, профессор, - уже совершенно спокойно ответила переводчик. - Вам ведь уже выдали эфирный дубликат внутреннего паспорта иностранца?

Упомянутый дубликат представлял собой вещественный морок небольшой книжечки о восьми страницах — считая форзац, на котором тоже было написано что-то важное. Внутренний документ мне выдали сразу же: таможенный майор, правда, предупредил, что нужно будет получить еще и твердую копию паспорта, и сделать это требуется не позднее, чем через четырнадцать дней после прибытия в Союз.

В общем, документ, пусть и в виде эфирного слепка, у меня был уже при себе.

- Да, вот он, - мне стало лень лезть во внутренний карман пиджака, поэтому я предпочел сформировать, так сказать, дубликат дубликата — почти прямо перед лицом девушки Анны Стоговой. Документ, разумеется, был сразу открыт на странице, украшенной моей мужественной мордой анфас.

- Вы довольно сильный волшебник, профессор, - то ли девушка восхитилась, то ли мне было приятно так думать. - Мне для подобных манипуляций обязательно нужен жезл…

- Я просто значительно Вас старше, - ответил я. - Ну, если только сама Вы, случайно, не числите родственниками высоких эльфов… У меня было время и на учебу, и на тренировку. Кроме того, я ведь профессор физики низких температур, что Вам, конечно, и так известно. Физик, которому для каждого эфирного воздействия требуется концентратор… - Я покачал головой, как бы показывая свое отношение к подобного рода псевдоученым.

В итоге, девушка Анна Стогова извлекла откуда-то собственный эфирный прибор: тот то ли лежал внутри сумочки, то ли был пристегнут к предплечью и прикрыт рукавом, но вот, оказался в руке.

Я присмотрелся. Гражданскую модель советского концентратора до тех пор мне видеть не приходилось — не считать же за таковые совершенно одинаковые жезлы, напоказ демонстрируемые и применяемые советскими чиновниками и офицерами?

Устройство оказалось выполненным с выдумкой: вместо ожидаемого, этакого толстенького карандаша, только без грифеля и стирательной резинки, моим глазам предстала модная в этом сезоне в Европе модель «хвост дракона» — спираль, обвивающая основу, очень на этот самый хвост похожая. Более того, мне было известно и о том, что заметные чешуйки, покрывающие «спираль», на самом деле, носят утилитарный характер — каждая из них предназначена для нанесения особой руны, и, по таковому нанесению, начинает почти незаметно светиться.

Если судить по тому, как сверкал концентратор моей переводчицы в эфирном зрении, чешуйки оказались задействованы все: передо мной был не модный аксессуар, но инструмент, универсальный и мощный.

- Скажите, Анна, - решил, все же, поинтересоваться я. - У нас, на западе, принято считать, что советские граждане в быту пользуются только отечественными изделиями, у Вас же я вижу…

- Советское — значит, лучшее! - немедленно отреагировала вопрошаемая. - Что именно Вы у меня увидели, профессор?

- Жезл. Ну, концентратор, - пояснил я. - Очень, очень модная на севере Атлантики модель, стоит баснословных денег — лично я отступился, увидев цену в пять тысяч еврофунтов…

- Эта модная модель, - улыбнулась Анна, - продается у нас не на каждом, конечно, углу, но в специализированных магазинах. Всего-то и требуется, что партийный стаж не менее двух лет — чтобы мощный инструмент не попал в руки подростков и совсем уж детей.

- Мне даже интересно стало, - я, как смог, изогнул бровь. - Кто у кого скопировал, наши у ваших или наоборот?

- Профессор, когда окажетесь дома, пойдите в ближайший магазин маготроники, и посмотрите на пяточку любой из упомянутых модных новинок. Если внимательно вчитаться — например, у Вас просто хорошее зрение или найдется увеличительное стекло — Вы наверняка прочитаете нечто вроде «17 рублей 42 копейки. Сделано в СССР».

Тем временем, кончик жезла, направленный на раскрытую страницу паспорта, блеснул зеленым.

- Я отлично вижу, а значит, увидит и официант, - принялась пояснять свои действия Анна Стогова, что Вы — профессор, преподаватель учебного заведения, заведующий кафедрой, имеете срочный контракт с Советским Государством, то есть — занимаете одиннадцатый социальный ранг. В табели научной службы выше Вас находятся только обладатели высшего, двенадцатого, ранга, действительные члены академии наук СССР.

- Ого, - обрадовался я. - Высокий уровень, большая честь, серьезное доверие!

- Вам обязаны предоставить, - девушка будто не обратила внимания на то, что я ее перебил, явно цитируя нечто вроде служебной инструкции, - три приема пищи в сутки в ресторанах не ниже второго государственного или первого коммерческого рангов, а также неограниченное количество таких приемов в любом кафе третьего ранга и ниже. Все это, разумеется, безо всякой оплаты.

Анна поместила жезл обратно туда, где он находился — этот момент я снова упустил — и сделала приглашающий жест. - Прошу Вас, профессор, проследовать за мной, - девушка вновь перешла на архаичный британский, - по направлению к ближайшему ресторану!

Во все время разговора мы стояли на месте: благо, нас можно было легко обойти, и потому профессор со спутницей никому особенно не мешали. Теперь же настала пора устремиться к цели.

Я двинулся следом за переводчицей. Багаж мой левитировал рядом — при этом я совершенно не ощущал расхода эфирных сил: очевидно, удобное транспортное заклятье было завязано или на саму товарища Стогову, или на какой-нибудь накопитель.

- Анна, один момент, если позволите, - уточнил я прямо на ходу. - У меня, видите ли, очень своеобразная диета. Мне совсем нельзя хлеб, и ем я, в основном, рыбу. Это принципиально, поскольку связано с требованиями медиков. Найдется ли в местном меню что-то такое, чтобы с рыбой, но без муки?

- Профессор, мы с Вами в Архангельске, - ответила девушка Анна Стогова, даже не сбавив шага. - Как и везде в Союзе, хлеб здесь ценят, уважают и постоянно едят, но Вас это делать заставлять никто и не подумает. Что же до рыбы, то места эти, как Вы могли заметить, относятся к советскому северу. Тут море, и его много, а значит…

- Значит, - перебил я понимающе, - и рыба должна быть буквально на каждом шагу.

Мне сразу показалось, что девушка Анна Стогова должна прекрасно владеть новобританским — так оно и вышло.

- Анна, предлагаю вот что. Мы с Вами заключим некое соглашение, - взмолился я, слегка устав продираться через бесконечные «не могли ли бы Вы быть так добры, чтобы любезно…». - Я ведь уже понял, что новобритишем Вы владеете ничуть не хуже, чем архаичным диалектом. Давайте, мы и дальше будем говорить на современном британском, можно даже с вкраплениями восторженных советских позитивизмов… Сделайте одолжение, пожалуйста! - я прижал уши и искательно заглянул в глаза собеседнице. - В свою очередь, обещаю, что никому ни о чем не скажу!

На том и порешили, и это было хорошо.

Выбранный девушкой ресторан располагался недалеко — идти до нового трехэтажного здания, выстроенного, как и все виданные мной в Союзе постройки, из стекла, бетона и стали, пришлось около десяти минут.

По дороге я вертел головой: у Советского Союза не было второго шанса оставить первое впечатление, и он, Союз, старался изо всех сил.

Мне нравилось покрытие тротуара: это оказался какой-то камень, очень похожий на природный, но в ноль стесанный сверху. По этой причине, покрытие пешеходной зоны было почти зеркально гладким, хоть и замечательно сцеплялось с подошвой, ни капли не скользя.

Мне нравилось начисто выметенное, и, кажется, еще и вымытое, покрытие проезжей части: впрочем, возможно, недавно прошел дождь.

Нравились и чистые до блеска автомобили, пусть их было немного что в смысле количества штук, что в части разнообразия моделей.

Почти не было видно прохожих — их или всех выгнали в другую часть города, чтобы не демонстрировать мне затрапезного вида и затравленных взглядов, или граждане СССР действительно оказались заняты на работах, идущих где-то в промышленной зоне.

Дома мне понравились не очень — казалось, что все они будто сделаны из разного количества типовых блоков… Впрочем, примерно подобного я от советской архитектуры и ожидал: очень чисто, очень одинаково, предельно утилитарно.

Ресторан оказался почти неплох, пусть и совсем пуст: даже выглядел внутри куда приличнее и интереснее, чем все здание снаружи. Слегка футуристический дизайн мебели — такие вот, треугольно-округлые, формы, вышли в Атлантике из моды лет тридцать назад — дополнялся цветами-химероидами вечного цветения, разного рода розо-орхидеями и тюльпано-незабудками… Впрочем, некоему профессору скоро стало не до цветов: его, профессора, наконец принялись кормить.

Кормили профессора вкусно, с учетом всех его пожеланий и даже требований, но он, профессор, отказывается описывать сам процесс кормежки: ему стыдно. Слишком силен оказался, знаете ли, налетанный аппетит и закономерно последовавший за тем голод, чтобы удалось вовремя вспомнить о пристойных приличиях: говоря попросту, все принесенное профессор сожрал.

После утоления первого, самого зверского, голода, выяснилось, что ресторан оказался назначен еще и местом некоей встречи. Именно поэтому моя провожатая привела меня не просто за столик у стены, но в отдельную кабинку, рассчитанную на семь персон — это я догадался пересчитать стулья.

Вторым — сразу после меня — явился еще один господин. Передо мной он предстал опрятен и элегантен — той самой элегантностью, которая вызывает стойкое отвращение у любого нормального человека мужского пола. Просто потому, что мужчины так аккуратно не одеваются, так не следят за ногтями и бровями, так, в конце концов, не пахнут!

Принюхивался я, конечно, исподтишка, а видом своим старался излучать дружелюбие и хорошее отношение: чутье подсказывало мне, что с господином этим нам еще прилично работать вместе, и ссориться с порога не стоит, особенно — по причине разного отношения к моде и внешнему виду.

Господин оказался товарищем, о чем и заявил — буквально, с порога.

- Моя фамилия Хьюстон, зовут меня Денис Николаевич — на правильном, хоть и немного американском на слух, бритише, заявил вновь прибывший. - Можно и просто Денис, или даже Дэн, или, если официально, то товарищ Хьюстон.

Протянутую руку я, конечно, пожал, девушка Анна поступила точно так же. «Точно — офицер!» - немного обрадовалась непонятно чему нежно взлелеянная внутри меня паранойя. Еще она же (паранойя, не девушка) немного подивилась удивительному несоответствию имени, фамилии, otchestvo и лощеного внешнего вида пополам со слишком хорошим для установившегося образа советского гражданина иностранным языком.

- Товарищ Хьюстон — американский коммунист, - поспешила пояснить Анна. - Родился и вырос в САСШ, потом приехал в Союз и попросил политического убежища. Прошел все проверки, получил гражданство и вступил в партию в две тысячи тридцатом. Надежный, проверенный... ой. - девушка вдруг поняла, кому, о ком и что именно она рассказывает.

- Вы, профессор, ничего такого не подумайте. Товарищ Хьюстон — в первую очередь, отменный специалист. Не профессор, но в своей отрасли и умел, и признан.

- А я ничего такого и не думаю, - я поспешил успокоить собеседницу. - Специалист так специалист, я рад, только удивился немного в самом начале. Кстати, специалист… В какой конкретно области?

Обращался я к девушке, но ответил мне сам советский американец.

- Я инженер. Энергетик. Не ученый, нет, просто неплохой, смею надеяться, ремесленник. Если надо, - лицом своим говорящий показал, что это самое надо, скорее, не «если», а «когда», то есть — вопрос одного лишь времени, - подать питание на прибор или контур, завести на контакт эфирные силы или электрическую энергию — это сразу ко мне.

Товарищ Хьюстон настолько лучился самодовольством, что невидимая шкала, собравшаяся в моей ментальной проекции и обозначавшая отношение к новому знакомцу, продолжала стремительно терять пункты, подбираясь уже к нулю.

- А! Это иностранный специалист по всему, что связано со льдами и низкими температурами, профессор… - девушка сообразила, что представлять будущих коллег стоит взаимно. Впрочем, инженер-энергетик поспешил ее перебить.

- Все знают профессора Амлетссона, крупнейшего гляциолога современности! - вновь прибывший обозначил кивок на грани поклона куда-то в мою сторону. - Ваше решение по поводу туннеля под Ла-Маншем лично мне представляется и крайне логичным, и единственно возможным!

- Положим, решал тогда не я один, - я все никак не мог определиться: то ли меня действительно хвалят, то ли тонко издеваются. Рвущаяся вверх шерсть на загривке прямо намекала на второе, но отвечать на издевку было пока нельзя.