В тени арок вспыхнули алые глаза. Один за другим в зал шагнули вампиры. Дамиан, выросший прямо из мрака, за ним спокойный и смертельный Люсиан. Вслед ворвались Меро и Селис, их движения были быстрыми, как рваный порыв ветра.
– Вампиры! – закричал один из охотников, и капеллу взорвал крик тревоги.
Щёлкнули арбалеты, болты свистнули в воздухе. Двое вампиров рухнули, пригвождённые к стенам, но Дамиан даже не замедлился. Он сорвал арбалет из рук охотника и тем же болтом проткнул ему горло, пригвоздив тело к колонне. Кровь брызнула на камень, оставив чёрные разводы.
Меро ринулся в гущу, его клинок полыхнул в тусклом свете свечей, прорезая плоть и броню. Металл встретил плоть с влажным хрустом, но в ту же секунду чужой клинок вошёл ему в бок, глубоко, почти до позвоночника.
– Грх! – вырвалось у него, и кровь фонтаном хлынула на камни.
Меро пошатнулся, глаза закатились, на губах показалась алая пена.
– МЕРО! – крикнула Аделин, рванувшись вперёд так, что цепи взвились натянутыми струнами и врезались в запястья, разрывая кожу до крови.
Охотник занёс клинок, намереваясь добить Меро, но Селис оказался рядом раньше. Он буквально вырвал его из линии удара, схватив под руки, а сам бросился вперёд. Его когти, выдвинувшись, вонзились прямо в горло врага. Селис рванул, и трахея вырвалась с влажным чавкающим звуком. Тело рухнуло, забрызгав пол алыми каплями.
– Живи, ублюдок, – прошипел он Меро, удерживая его, чтобы тот не рухнул. Его глаза горели яростью, а губы скалились.
Охотник справа метнулся с топором, но Селис перехватил удар голыми руками, и кость хрустнула, топор вместе с рукой противника ушёл вбок. Селис навалился, перегрыз ему шею, оставив ошмётки мяса и костей на камне.
Меро кашлянул кровью, слабо ухмыляясь сквозь боль.
– Вечно… лезешь не в свои драки…
Селис держал его, а второй рукой, всё ещё в крови, рвал животы охотникам, кидая их на каменный пол, где они бились в предсмертных конвульсиях. Его движения были хищные, звериные, неотвратимые, как сама смерть.
Капелла наполнялась визгом и хрипами умирающих. Кровь растекалась по полу, смешиваясь с воском свечей и каплями святой воды, превращая камень в скользкое месиво.
Аделин, закованная в цепи, чувствовала, как жажда рвётся наружу. Запах крови и смерти сводил с ума, в горле пересохло так, будто её собственный рот полыхал пламенем. Она дёрнулась, напрягая цепи, пока железо не впилось до кости.
В центре капеллы Торн кинулся на Дамиана с ревом зверя. Клинки взревели, искры брызнули от удара в камень, металл пел, рассекая воздух.
Дамиан двигался легко, выверенно, словно тень, отполированная веками боёв. Его движения были хищно–изящны, почти танец. Торн же бил грубо и яростно, с силой закалённого зверя, каждое движение, как удар молота, ломящий, бескомпромиссный.
Их удары сотрясали пол, камень под ногами трещал, кровь от других тел уже впиталась в швы плит, и бой двоих рождал ощущение конца света.
– ПРЕДАТЕЛЬ! – прорычал Торн, и его клинок рванулся вбок.
Аделин заметила долю секунды заминки в движениях Дамиана. Он будто нарочно… не уклонился. Лезвие вонзилось в его бок глубже, чем должно было. Сухой скрежет металла по кости, всплеск крови, алый фонтан брызнул на камень, на руки, на лицо врага.
– Нет! – крик Аделин взорвал капеллу. Голос сорвался, стал звериным, наполненным отчаянием. Её сердце сжалось, готовое разорваться. Взгляд приковался к Дамиану, его силуэт качнулся, он едва не упал.
Но он выпрямился и поймав её взгляд, ухмыльнулся, дерзко и насмешливо, так, будто всё это было частью какого–то кошмарного замысла. Его собственная кровь стекала по его груди, но он словно не замечал её.
Торн взревел и занёс клинок для финального удара. Дамиан резко сблизился, перехватил его руку, железной хваткой удерживая.
В этот момент Аделин сорвалась. В её груди вспыхнула вся ярость, вся боль, накопленная за годы: разрушенное поместье, мёртвые родные, издевательства, кандалы, холодный камень под спиной. Всё разом прорвалось наружу.
Цепи, удерживавшие её, рванулись, металл скрежетнул, и одно из колец вылетело из стены. С диким рыком она подскочила сзади к Торну. Её руки сами нашли его шею, цепь захлестнула глотку. Она дёрнула и металл врезался в плоть.
– Сдохни! – вырвалось из её горла.
Торн захрипел, его глаза расширились, лицо покраснело. Он стиснул пальцы на рукояти меча, дёргаясь, но воздух уже не входил в лёгкие. Сухой треск позвонков прорезал шум битвы.
Дамиан усилил хватку, сжал его горло второй рукой, а потом рывком повалил врага к полу. Они вдвоём навалились на охотника, как две хищные тени.
Меч Торна выпал с глухим звоном. Дамиан выхватил его же клинок и с силой вогнал в тело, пригвоздив к камню. Его крик оборвался на полуслове.
Алтарь окрасился кровью, густой и чёрной в отблесках свечей. Камень словно жадно впитывал её, испивая до последней капли.
Аделин тяжело дышала, сжимая цепь на его шее, пока он уже не перестал дёргаться. Её руки тряслись, грудь вздымалась, зубы скрежетали. Она сама не заметила, как начала рычать, как животное.
И лишь когда Торн замер, мёртвый, её пальцы разжались. Цепь соскользнула, упала на пол с глухим звоном.
Дамиан опустился на колено, рука его дрожала и, вытащив из сапога кинжал, протянул его Аделин. Тот самый, с гербом Левантеров на рукояти.
Взгляд Аделин вцепился в Девалье, как клыки в добычу. Он не дрался. Он просто ждал. Стоял, скрестив руки за спиной. Его лицо оставалось спокойным, как у наблюдателя в театре, а не у участника бойни.
Аделин сорвалась, будто её толкнула сама ярость. Клинок в руке хищно блеснул.
Сталь вонзилась в его грудь. Девалье согнулся, захрипел, кровь фонтаном хлынула на камень, брызнула ей на руки, на лицо. Он рухнул на колено, судорожно хватая воздух ртом, словно утопающий.
побелели костяшки.
– Это ты?! – её голос сорвался в крик, рвущий горло. Он звенел под каменными сводами капеллы, раскалывая тишину между ударами мечей и предсмертными стонами. – Это ты придумал убить мою семью?!
Клинок дрогнул в её руках, вонзаясь глубже в его грудь. Девалье захрипел, алые брызги сорвались с его губ и горячими каплями упали на её лицо.
– Скажи мне! – Аделин почти захлёбывалась, слова были уже не голосом, а рыком. Её глаза горели, как два угля. – Скажи, что это был ты! Что ты послал их! Что ты вырезал Левантеров!
Слёзы, пот и чужая кровь стекали по её коже, липли к губам. Она вцепилась в его ворот, дёргая так, словно могла вырвать вместе с куском ткани правду, признание, хоть что–то, что заглушит гул боли в груди.
Девалье… усмехнулся. Даже сейчас, с клинком в груди, он нашёл в себе силы ухмыльнуться ей прямо в лицо.
– Я?.. – прохрипел он, слова вырывались вместе с пузырьками крови. – Эту идею… мне подкинул твой новый друг. Дамиан. Его извращённый разум способен на большее, чем ты думаешь.
– Я тебе не верю! – сорвалось у неё, так резко и отчаянно, что собственные слова отозвались в её висках молотом.
– Твоё право, – он снова кашлянул, кровь потекла по подбородку, но усмешка осталась. – Но признаю, в действие план привели мы. Да, мы убили твоих родных. Каждый их крик, каждый взгляд… я помню. Кто ж мог подумать, что ты, как таракан, сумеешь выползти живой даже из той бойни?
Мир вокруг поплыл, всё сжалось в один миг, в одно воспоминание: тёмный коридор, её дыхание в пыли и копоти, гобелен, за которым она пряталась, и крики, которые рвали сердце на части. Всё это ворвалось обратно с такой силой, что Аделин застонала, сжимая клинок.
– Вы уничтожили мою семью… – её голос был низким, сиплым, но в нём звучала сталь. Она занесла руку для последнего удара. – А я уничтожила ваш мир.
Кровь на её лице блестела в свете факелов. Она занесла кинжал снова, ещё один рывок, и его сердце было бы разрублено, и он навсегда перестал бы ухмыляться.
Но чья–то ладонь сомкнулась на её запястье.
– Достаточно, – голос Иссиль был ровным, почти мягким.
Аделин дёрнулась, вырываясь, хрип сорвался с губ. Вены пульсировали, глаза горели алым, клыки сверкали. Внутри рвалась звериная ярость, голод и месть. Но взгляд Иссиль холодный, бездонный, как зимнее озеро, сковал её сильнее железа.
– Пусти! – Аделин захрипела, пытаясь ударить, но не могла пошевелиться.
Девалье, тяжело дыша, поднял голову. Кровь стекала с его губ, грудь подрагивала, но в уголках рта мелькнула издевательская усмешка. Даже умирая, он смотрел на неё снизу вверх так, будто всё ещё мог что – то контролировать.
– Он должен сдохнуть! – прорычала Аделин. Её голос был звериным, сломленным.
Иссиль склонилась к ней, провела холодными пальцами по щеке. Кожа под её прикосновением немедленно покрылась мурашками, будто ледяные иглы вошли под кожу.
– Ты получишь свою кровь, малышка, но позже, – её голос был ласковым, как у матери, и в то же время смертоносным, как клык.
Она выпрямилась. Её тень легла на Девалье. Чёрная, вытянутая, словно приговор, готовый поглотить его.
– Заприте её, – произнесла Иссиль спокойно.
– Нет! – Аделин взревела, рванулась к Девалье, но чьи–то сильные руки сомкнулись на её плечах. Люсиан шагнул вперёд, его движение было точным, без лишних жестов.
Он перехватил её так, что кости в плечах жалобно затрещали.
– Спокойно, – прошипел он в ухо, и от этого шипения её кожу будто обожгло.
– Пусти, Люсиан! – она забилась, выгибаясь всем телом, но его хватка только крепла.
Он лишь усмехнулся, в его глазах плясала злая искра. Аделин билась, царапалась, кусалась, её крики срывались на рычание. Эхо катилось по капелле, смешиваясь с гулом боя, с треском ломающихся стен, с ревом горящих факелов. Её кровь смешивалась с чужой, на губах горела жажда, но цепкие руки тянули её прочь.
На последнем повороте она успела оглянуться. В центре валялся Торн, его тело распластано, меч пригвоздил его к алтарю. Дамиан стоял над ним, чуть сгорбившись, кровь струилась из его бока. Он едва держался на ногах.
Спокойная Иссиль, будто вся бойня происходила ради её развлечения, склонилась над Девалье. Он был для нее фигурой в шахматной партии, которую Иссиль ещё не сыграла до конца.
Двери захлопнулись.